е  жить,  что  делать,  как  чужие  грехи  искупать,  а  тут   ко   мне
контрразведка  добровольческая  привязалась.  Если  старичок  тот  на   мне,
полумертвом, крахмальный воротничок разглядел, то этим я, наоборот, чуть  не
красным шпионом  показался.  И  как-то  они  меня  убедили  сюда  ехать,  на
?Пестеля? посадили, и -  прощай,  Россия?  Как  я  теперь  догадываюсь,  они
посмотреть хотели, что я здесь делать буду, куда побегу. У них  со  здешними
властями  связь  налаженная,  сюда  из  Крыма  приезжают,  здешние  за  ними
присматривают и добровольцам быстренько  доносят?  А  не  поставите  ли  мне
косушку, как  русский  русскому?  Как  мытарства  свои  вспомнил,  так  душа
запылала, будто хутор в степи - только водкой можно тот пожар загасить.
   Борису сразу стало скучно:  как  он  и  подозревал,  вся  душещипательная
история  была  рассказана  случайному  человеку  с  одной  только  целью   -
выклянчить на выпивку? Он дал соседу одну лиру и по радостному  изумлению  в
его глазах понял, что дал много. Однако он считал эти деньги потраченными не
зря: случайный собеседник  подтвердил  собственное  его  предположение,  что
Горецкий неспроста устроил ему побег в Батум. Значит, Горецкий ему не верит,
подозревает в нем убийцу и шпиона? Ну что ж, Борис ему тоже не верит.

***

   День пошел на вторую половину - в южном  городе  время  течет  незаметно.
Борис Ордынцев шел по Мариинской, спрашивая кофейню. И  хоть  все  обитатели
города - грузины, армяне, греки,  персы,  англичане,  итальянцы  -  понимали
по-русски, никто не мог указать ему дорогу. Наконец попался соотечественник,
которого Борис угадал по выражению решительного недоверия ко всему,  что  он
видит перед собой. Услышав про  кофейню,  русский  сделал  пренебрежительную
гримасу и ткнул пальцем в сторону. Дом и верно стоял на Мариинской, но дверь
кофейни выходила в маленький тупичок. Кофейня располагалась в полуподвале, и
когда Борис спустился по каменным ступенькам, выщербленным тысячами  подошв,
ему почудилось, что он оказался не то в трюме пиратского корабля,  не  то  в
преддверии  мусульманского  ада.   Полутемное   помещение   было   наполнено
сладковатым туманом, в котором смешивались запахи кофе,  коньяка  и  опиума.
Кофейня была  полна  разномастного  разноплеменного  люда  -  персы,  турки,
итальянцы. Все они говорили по-русски, потому что каждый  попавший  в  Батум
иностранец начинал разговаривать на этом языке через два  дня.  И  столь  же
общим языком был язык турецкой лиры. Турецкая лира была кровью этого города,
его воздухом, главным предметом торговли. Курс лиры знал каждый мальчишка на
улице, каждый чистильщик сапог, каждый разносчик газет. Объявляли курс  лиры
ранним утром булочники - вежливые спокойные турки. Откуда они узнавали его -
одному Богу известно, однако в каждой булочной утром сообщался один и тот же
новый курс.
   Не успел Борис спуститься, как к нему подлетел какой-то скользкий  тип  и
промурлыкал на ухо:
   - Могу предложить четыре вагона английской тушенки! Очень, очень  дешево!
Сказочно дешево! Прямо с военного склада!
   В ту же минуту счастливого обладателя  тушенки  оттер  рыхлый  желтолицый
коротышка и хрипло прокаркал:
   - Не верьте, не верьте! У  него  и  тушенки-то  этой  нет,  у  него  одни
накладные. Вам нужна тушенка на бумаге? Вот я вам могу предложить  транспорт
настоящего сенегальского индиго!
   Увидев недовольство в глазах Бориса, коротышка мгновенно перестроился.
   - Впрочем, если вас интересуют только накладные, я вам этого тоже сколько
угодно достану? на накладных тоже можно сделать очень хорошие деньги?
   Борис с трудом вырвался из цепких лап коммерсантов и, пробившись к худому
смуглому официанту, негромко его спросил:
   - Где я могу найти Исмаил-бея?
   Официант шарахнулся так, будто перед ним вдруг из шляпной коробки вылезла
гремучая змея. Борис пожал плечами  и  стал  оглядываться  в  поисках  менее
нервного  информатора.  Официант,  опомнившись  и  испугавшись,  что  Борис,
продолжит свои расспросы, осторожно взял его за плечо, прижал палец к  губам
и указал на дремавшего в углу с кальяном  старого  турка.  И  хоть  все  это
начинало Борису сильно не нравиться, он подошел к старику  и,  наклонившись,
повторил свой вопрос. Турок поднял к нему изрезанное морщинами смуглое  лицо
и открыл глаза.  Борис  отшатнулся  от  неожиданности:  глаза  старика  были
закрыты бельмами, он был совершенно слеп. Рука турка  приняла  красноречивое
положение, и Борис вложил в Нее лиру. Ощупав бумажку  и  одобрив  е„,  турок
щелкнул пальцами. Рядом с ним в стене  открылась  маленькая  дверка,  оттуда
высунулась огромная волосатая лапа и втащила Бориса в  темный  коридор.  Его
куда-то поволокли, толкая, и наконец втащили в маленькую полутемную комнату.
   Если кофейня показалась Борису преддверием ада, то здесь был уже сам  ад.
Более разбойничьих физиономий ему ещ„  не  приходилось  встречать,  хоть  он
сталкивался и с красными, и с зелеными, и с черноморскими пиратами.  Тусклый
свет коптилки, освещавший комнату, вырывал  из  темноты  то  чей-то  черный,
беззубо  усмехающийся  рот,  то  глаз,   закрытый   грязной   повязкой,   то
провалившийся от дурной болезни нос.
   К ногам Бориса подкатился  пузатый  рыжий  карлик  с  непомерно  большими
руками и спросил отвратительно писклявым голоском:
   - Ну, золотой-серебряный, ты хотел увидеть Исмаил-бея?
   - Уж не ты ли это будешь? - насмешливо ответил Борис вопросом на вопрос.
   Ему было очень неуютно. Эти дьяволы могут  зарезать  просто  так  или,  к
примеру, потому что понравились им его английские ботинки. Комната между тем
затряслась от дружного хриплого хохота.
   - Черевичка - Исмаил-бей! - раздавались отдельные голоса. - Ну, уморил!
   - Да, я - Исмаил-бей! - надменно пропищал карлик  и  встал  в  горделивую
позу, высоко задрав уродливый дегенеративный подбородок.
   Но долго так не простоял, потому что сам залился отвратительным визгливым
хохотом.
   - Ладно попусту языком трепать, - раздался в  глубине  темного  помещения
глухой повелительный голос, - заприте этого в подвале, Исмаил-бей  придет  -
разберется. Черевичка, проводи гостя.
   Рыжий карлик выкатил белки глаз, издевательски хихикнул  и  чувствительно
ткнул Бориса узким ножом под ребро:
   - А ну, золотой-серебряный, пошел вперед!
   Борис двинулся по очередному темному коридору.  Коридор  изгибался  самым
непредсказуемым  образом,  темнота  была  несусветная,  Борис  то   и   дело
спотыкался и утратил уже всякое представление о том, куда его ведут. Если  б
не злобные окрики топочущего сзади  карлика  да  не  постоянные  покалывания
ножом, Борис давно бы остановился. Наконец они  оказались  в  тесной  пустой
каморке, слабо освещенной  масляным  светильником.  Всю  обстановку  каморки
составляла грубая деревянная скамья. Карлик указал на скамью:
   - Сиди, жди Исмаила. Он придет, с  тобой  разберется.  Если  ты  зря  его
побеспокоил? - Черевичка закатил глаза и выразительно провел рукой по горлу.
   Борис сел на скамью, привалился спиной к холодной сырой  стене  и  закрыл
глаза. Карлик выскользнул из комнаты, закрыв за собой дверь. Лязгнул засов.
   Усталость взяла  свое,  и,  несмотря  на  неудобства  и  волнение,  Борис
задремал. Ему снился огромный восточный базар, полный самого фантастического
сброда: вокруг сновали индусы  в  белых  чалмах,  негры,  цыгане,  махновцы,
красный командир в папахе с  саблей?  Какой-то  смуглый  человек  в  костюме
опереточного пирата схватил Бориса за рукав и проникновенно зашептал:
   - Не хотите приобрести пароход натуральных восточных одалисок? Или четыре
вагона отрезанных человеческих голов?  Или  не  изволите  проснуться?  Нашел
время спать!
   - Нашел время спать! - повторил мужской голос.
   Борис понял, что с ним разговаривают наяву,  и  проснулся.  Рядом  с  ним
стоял лощеный щеголь в шляпе-канотье, лайковых  перчатках  и  белых  гетрах.
Тоненькие - в ниточку -  черные  усики  над  плотно  сжатыми  узкими  губами
довершали портрет.
   - Ты хотел видеть Исмаил-бея? - спросил щеголь.
   Борис сделал вид, что ничего не соображает со сна. Он очумело  глядел  на
человека, склонившегося над ним, а сам внимательно его рассматривал. С  виду
- совершенно опереточный тип, амплуа неудачливых  злодеев,  таким  обычно  в
финале герой-любовник дает пинка в зад под хохот  зрителей,  но  глаза  были
явно не из оперетты. Глаза у Исмаил-бея были как две бритвы.
   По его угрожающему виду было ясно, что если он сочтет причину, по которой
Борис добивался с ним встречи, недостаточно серьезной,  за  жизнь  Ордынцева
никто не даст и ломаного гроша.
   - Я прибыл из Крыма, - по возможности спокойно  начал  Борис.  -  Там,  в
Феодосии, я сидел в тюрьме. Попал туда совершенно случайно,  по  пустому,  в
общем-то, делу. И там я встретил одного человека по фамилии Махарадзе.
   Произнеся эту фамилию, Борис кинул быстрый взгляд на  Исмаил-бея,  но  ни
один мускул не дрогнул на лице его собеседника.
   - Его взяли по нехорошему делу. В гостинице  где  он  ночевал,  случилось
убийство. И подозрение пало на него, потому что номера  у  того  человека  и
Махарадзе находились рядом.
   - Что за человек был убит?
   - Подробности я не знаю, какой-то коммерсант из Киева, - продолжал  врать
Борис.
   Ему показалось, что при последних словах  Исмаил-бей  ослабил  напряжение
плотно сжатых губ.
   - Делом занималась уголовная полиция, - продолжал Борис, -  но  Махарадзе
почему-то очень боялся, что его переведут в контрразведку.
   - Он объяснил, почему? - отрывисто спросил Исмаил-бей.
   - Нет, меня такие вещи не интересуют, - невозмутимо ответил Борис.  -  Он
сказал только, что у него при себе ничего нет.
   Исмаил-бей огляделся, как будто здесь,  в  крошечной  каморке,  мог  быть
кто-то кроме них двоих. Затем он открыл дверь и убедился, что  за  ней  тоже
никто не подслушивает. После этого он подошел к Борису ближе и  дал  понять,
что заинтересован разговором.
   - Он сказал, что при себе ничего нет, - повторил Борис, - что он  спрятал
это - он не уточнял что, - в надежном месте, но если его  будет  допрашивать
контрразведка, то он не будет запираться и расскажет, где он спрятал это.
   Глаза Исмаил-бея засверкали, ещ„ больше напоминая две бритвы.
   - Ближе к делу, - прошипел он.
   - Куда уж ближе? - удивился Борис. - Итак, ещ„ раз повторяю,  меня  взяли
за нарушение паспортного режима, а проще говоря - украли у  меня  паспорт  и
все деньги, да ещ„ и избили. Вон, видите синяки  заживают?  -  Борис  поднял
коптилку к лицу. - Никого я в Феодосии не знаю, и за меня  никто  поручиться
не может, думал уже, что помру там в тюрьме с голоду. А потом  прошел  слух,
что будут тюрьму чистить, потому что переполнена она, много  всякого  сброда
сидит. И тогда Георгий решил обратиться ко мне, очевидно,  у  него  не  было
другого выхода. Он дал мне денег -  немного,  все  что  удалось  пронести  в
тюрьму, велел после того, как меня отпустят,  ехать  в  Батум  и  найти  там
Исмаил-бея, то есть вас. И  ещ„  он  дал  мне  вот  это,  -  Борис  протянул
Исмаил-бею карточку Махарадзе.
   Исмаил поднес карточку к свету и внимательно осмотрел ее:
   - Да, это мой почерк. Я сам  писал  это.  Так  что  вас  просил  передать
Махарадзе?
   - Чтобы вы любым способом вытаскивали его из феодосийской  тюрьмы,  иначе
та вещь, что он вез для передачи,  никогда  не  найдет  своего  адресата!  -
единым духом выпалил Борис.
   - Вот как? - Исмаил-бей поднял брови. - И больше ничего? А скажите, какой
вы сами делаете из  всего  этого  вывод?  И  почему  вы  согласились  помочь
Махарадзе?
   - Не почему, а за что, - поправил Борис. - За  деньги.  Махарадзе  обещал
мне, что вы дадите мне денег и поможете с документами. Видите ли, в Феодосии
мне не к кому было обратиться.
   Борис подумал немного и решил рискнуть.
   - Махарадзе намекнул мне, что вы  работаете  на  англичан  и  у  вас  тут
довольно большие возможности.
   - Кое-какие возможности у меня есть, - согласился Исмаил-бей. - Махарадзе
был моим агентом, он вез очень важную вещь для передачи  в  Феодосии  одному
человеку. По моим сведениям, человек этот ничего не получил, стало быть, тут
вы  говорите  правду.  Теперь  ещ„  один  нюанс.  Вы  производите  на   меня
впечатление  достаточно   образованного   человека.   Стало   быть,   умеете
анализировать обстановку.
   - В некоторой степени, - согласился Борис.
   - Тогда скажите мне, вас  не  насторожило,  что  человек,  работающий  на
англичан, так боится  деникинской  контрразведки?  Ведь  англичане  всемерно
помогают  Добровольческой  армии.  Такова  тактика  Антанты,  а   английское
правительство в особенности заинтересовано в стабильности положения в  Крыму
и на Кавказе, потому что британские капиталовложения в этих  регионах  очень
велики. По логике вещей, деникинцы должны быть очень благодарны англичанам и
всячески привечать их сотрудников.
   - Еще раз вам повторяю, меня это мало интересует, - ответил Борис. -  Мой
интерес в этом деле - чисто коммерческий.
   - А вас не удивляет, что я с вами так откровенен? - продолжал Исмаил-бей,
как бы не слыша ответа  Бориса.  -  Посудите  сами,  вы  приходите  ко  мне,
показываете кусочек картона, который вы, конечно, получили от Махарадзе,  но
вот каким способом? Я вам скажу, почему Махарадзе так боится  контрразведки.
По нашим сведениям, кто-то там работает на турок? Так хотите знать, почему я
с вами так откровенен? Дело в том, что  это  помещение  очень  подходит  для
того, чтобы разбираться с лишними людьми.
   От этих слов могильный холодок пробежал по спине Бориса. Исмаил-бей  явно
и недвусмысленно дал понять, что считает его ?лишним человеком?.
   "Конец! - пронеслось в голове. - Попал я, можно сказать, как кур в  ощип.
И главное: сам, своими ногами, притащился в это  ужасное  место?  Теперь  уж
никто не спасет?.
   - Но вы же сами убедились, что я говорю правду, что адресат  не  получил?
той вещи, - от страха Борис чуть не ляпнул про список. - И потом, если бы  я
представлял какую-то организацию? турок, например, то  неужели  вы  думаете,
что они не снабдили бы меня подходящими документами? Ведь я здорово  рискую,
расхаживая по городу без паспорта.
   - Каким образом вы добрались до Батума? - отрывисто спросил Исмаил-бей.
   - Меня доставили контрабандисты.
   -  Не  понимаю?  -  задумчиво  пробормотал  Исмаил-бей,  -  турки   могли
выколотить из Махарадзе всю правду, да и не нужен им? не нужна эта вещь.
   Внезапно  он  замер,  прислушиваясь.  Борису  тоже  послышалось  какое-то
движение за дверью. Исмаил-бей что-то сделал со своей тростью, и вот  уже  в
руках у него был тонкий стилет.
   - Ты их навел, сволочь, - прошипел он.
   Внезапно  потянуло  сквозняком,  тусклая  и  без  того  чадящая  коптилка
погасла, и в комнате наступила кромешная тьма. От неожиданности Борис застыл
на месте. В стороне Исмаила слышалась возня,  потом  стон,  падение  тела  и
хриплое шипение ?Шейс-с-с?. Звук напоминал шипение рассерженной змеи.  Потом
все  стихло.  Когда  глаза  Бориса  привыкли  к  темноте,  он  заметил,  что
Исмаил-бей как-то странно скорчился за столом. Борис подошел к нему, чиркнул
спичкой и в свете крошечного дрожащего язычка пламени увидел, что  из  спины
Исмаил-бея торчит рукоятка ножа. Стилет у него в руке тоже был в  крови.  За
дверью  проскрежетал  задвигаемый  снаружи  засов.  Ситуация  была  до  боли
знакома.
   "Хорошо хоть не в горло!? - мелькнула мысль, хотя что тут хорошего, и сам
Борис затруднился бы объяснить.
   Борис понял, что вот теперь-то дела его  действительно  плохи.  Тот,  кто
убил Исмаил-бея, сделал это  намеренно  и  именно  здесь,  чтобы  опять  все
свалить на Бориса, и к тому же Борис ничего не сумел выяснить про  список  и
про то, кто работает на турок в деникинской контрразведке. И  отсюда  он  не
сможет выбраться незамеченным. Он отсюда  вообще  не  сможет  выбраться.  Он
будет сидеть здесь рядом с трупом Исмаил-бея и ждать. А когда придет  жуткий
карлик и увидит, что случилось, вот тогда-то и  наступят  для  Бориса  адовы
муки. Ему послышался легкий шум, как будто кто-то отодвинул засов на  двери.
Одним прыжком Борис приблизился и приложил ухо к щели. Ему  показалось,  что
он слышит звук легких удаляющихся шагов. Он открыл маленькую  дверцу,  через
которую они прошли  сюда  вместе  с  Исмаил-беем,  и  осторожно  выглянул  в
коридор. Никого не было, очевидно, убийцы ускользнули другим ходом. В  конце
небольшого коридорчика вдруг возник гибкий силуэт. На женщине была  турецкая
длинная рубашка из белой кисеи, из-под которой виднелись шаровары и туфельки
с загнутыми носками. Турчанка подняла выше фонарь, что  держала  в  руке,  и
широкий рукав рубашки упал, оголив руку до плеча. Другую руку она прижала  к
губам, показывая Борису, чтобы молчал. Он и не собирался кричать и звать  на
помощь. Стараясь идти не топая, он приблизился к женщине, заметив,  что  она
молода - кожа на плече была хоть и смуглая, но нежная, а сама рука  красивой
формы.
   - Идем со мной, - прошептала женщина и пошла вперед, легко ступая.
   Борис без колебаний отправился за ней, потому что выбора у него не  было.
Они прошли мимо того помещения, где собирались бандиты. Там какой-то громила
дергал карлика за уши, тот страшно  визжал,  остальные  гоготали.  Это  дало
Борису и женщине возможность пройти незамеченными. Они  свернули  в  боковой
проход, поднялись по узкой лесенке несколько ступенек,  а  потом  Борис  уже
потерял способность ориентироваться. По  его  предположениям,  они  шли  под
землей через смежные подвалы.  Женщина  погасила  фонарь,  поставила  его  в
небольшую нишу над дверью,  обитой  железными  скобами,  и  толкнула  дверь.
Открылся довольно широкий коридор,  покрытый  вытертой  в  некоторых  местах
ковровой дорожкой. Доносились пьяные выкрики и женский визг.  Борис  ощутил,
что женщина вдруг вся напряглась, схватила его за руку и потянула  за  собой
куда-то вбок.  Мимо  них  по  коридору  проковылял  пьяный  в  феске.  Опять
поднялись по шаткой лесенке и вошли в крошечную  комнатку  под  крышей.  Там
стояла  продавленная  кушетка,  столик  с  флаконами  и  баночками,  в  углу
притулился умывальник. Женщина закрыла дверь  на  щеколду  и  повернулась  к
Борису. Лицо е„ было сильно нарумянено, глаза  подведены  и  губы  накрашены
красным.  В  комнате  пахло  дешевыми  духами,  странного   пряного   запаха
папиросами и ещ„ мужчинами. Десятки, если не сотни мужчин  побывали  в  этой
комнате, лежали на этой кушетке и оставили на ней свой запах.  Борис  понял,
что находится в увеселительном заведении и в комнате пахнет пороком. Женщина
глядела на него молча.
   - Почему вы мне помогли? - начал Борис, только чтобы что-то сказать.
   - Здравствуй, Борис, - ответила она тихо, - вот и встретились?
   Он с изумлением вскинул голову: по голосу и по  речи  е„  он  понял,  что
никакая она не турчанка, а русская. Голос был удивительно ему знаком.
   -  Ты  не  узнаешь  меня?  -  она  подавила  всхлип,  потом  бросилась  к
умывальнику и уткнулась в несвежее полотенце.
   Борис отвернулся - как и все мужчины, он не выносил вида плачущих женщин.
Но девушка не плакала, она умывалась.
   - Ну вот, - теперь голос е„ был спокоен, она глядела  на  него,  улыбаясь
очень знакомо.
   Борис почувствовал, что сердце поднялось и забилось где-то у  горла.  Где
же и когда он видел эти замечательные темно-карие глаза?
   - Лиза? - прошептал он хрипло, не веря своим глазам, - Лиза Басманова?
   Это была она,  подруга  его  сестры,  бойкая,  неистощимая  на  всяческие
выдумки Лиза Басманова. Теперь, когда она смыла с себя всю краску, он  сразу
е„ узнал. Он вспомнил, как мать в детстве часто бранила Варю за то,  что  та
поддается на Лизины уговоры и участвует в е„  сомнительных  проделках.  Лиза
обожала всяческие представления с переодеваниями и на святки  наряжалась  то
цыганкой, то арабской принцессой,  потому