энс!
   - Вы сами назвали это имя, - негромко произнес Борис.
   Теперь бандиты смотрели на него благожелательнее, чем прежде.
   - У меня есть к вам деловое предложение, господа бандиты, - сказал Борис,
но, начав свою речь обращением ко всему воровскому сходу, он  выделил  среди
окружающих его физиономий  самую  зверскую,  внутренним  чувством  определив
лидера, и обратился уже непосредственно к нему:
   - Нельзя ли переговорить с вами с глазу на глаз?
   - У меня от ватаги секретов нету! - отрезал бандит, но в  ответе  его  не
чувствовалось враждебности.
   - Упаси Боже, никаких секретов! Просто вопрос тонкий и отчасти  денежный,
так что удобнее было бы именно с вами его обсудить.
   Борис знал по опыту последних страшных лет,  что,  столкнувшись  с  любым
опасным сообществом - будь то толпа пьяных матросов, или шайка зеленых,  или
разбойничья ватага, или даже стая одичавших и  озверевших  с  голоду  собак,
нужно выделить в этой банде лидера -  обычно  это  просто  самая  угрожающая
личность -  и  разговаривать  уже  только  с  ним,  стараясь  польстить  его
самолюбию, подчеркивая свое к нему  уважение  и  отличая  его  от  остальной
злобной массы, - они, мол, тупая сволочь,  но  мы-то  с  вами,  умные  люди,
знаем, чего хотим? Обычно такое срабатывало,  и  сейчас  тоже  звероподобный
бандит  с  огромным  животом  и  длинными  волосатыми  лапами  мигнул  своим
соратникам и уединился с Борисом в укромном уголке.
   - Так об чем речь? - спросил бандит.
   - Об десяти тысячах турецких лир, - ответил Борис, стараясь попасть в тон
собеседнику.
   - Об десяти тысячах лир поговорить завсегда интересно, - бандит оживился.
- Что нужно сделать за эту симпатичную сумму?
   - Подложить жирную свинью нашему общему другу Вэнсу.
   - Вот что я больше всего люблю, -  мечтательно  протянул  бандит,  -  это
когда дело соединяют с удовольствием.
   - Так слушайте, - Борис ещ„ ближе придвинулся к собеседнику. - Вы  знаете
английскую миссию на Мариинской?
   - Кто же может не знать английскую миссию на Мариинской!  Хорошее  место.
Одно там плохо: его стерегут сытые английские  солдаты.  Туда  на  арапа  не
пролезешь.
   - Об этом - после. Итак, в английской миссии в эту пятницу будет прием?

***

   В пятницу Артур Морли пришел к Лизе раньше обычного. Щеки его  пылали  от
возбуждения, с порога он завел обычное:
   - О моя  повелительница,  накажи,  накажи  своего  отвратительного  раба!
Накажи его так же сурово, как в прошлый раз! - При этом глаза  ею  покрылись
мечтательной поволокой.
   - Что уж с тобой поделаешь, - вздохнула Лиза.
   Что-то подсказывало ей, что сегодня английский переводчик в последний раз
играет в свою любимую игру. Эта мысль не вызвала у  не„  угрызений  совести:
каждый  сам  должен  заботиться  о  собственном  благополучии  Раз  уж   она
согласилась помогать Вэнсу, то глупо было бы поддаваться чувству  жалости  к
тощему извращенцу. К тому же Лиза испытывала облегчение оттого, что не нужно
будет больше его ублажать?
   - Становись на колени, подлый раб! - сурово  приказала  она,  замахиваясь
плеткой. - Ползи к своей госпоже!
   Артур радостно выполнил е„ приказ, и все продолжалось  по  установленному
сценарию. Сегодня Лиза не баловала Морли разнообразием. Когда англичанин был
уже на полпути к неземному блаженству, из-за занавески вышел господин  Вэнс.
Мягкими  неслышными  шагами  двинулся  он  к   ничего   не   подозревающему,
сладострастно пыхтящему Морли.
   Увидев его, Лиза сделала знак глазами: ?Подожди! Подожди ещ„ немного!?
   Вэнс скорчил  презрительно-насмешливую  гримасу,  но  остановился.  Артур
Морли с истошным криком добрался наконец до вершины наслаждения  и  без  сил
откинулся на кушетку Тогда господин Вэнс, уже не скрываясь, подошел к  нему,
накинул на шею блаженно расслабившегося англичанина тонкий шелковый шнурок и
сильным движением затянул его.
   Тело Артура Морли судорожно напряглось, глаза на мгновение открылись -  в
них промелькнуло удивление, растерянность? и, кажется, восторг  наслаждения.
Возможно, даже собственную смерть несчастный  мазохист  сумел  превратить  в
финал сладострастной игры.
   Лиза вскочила с кушетки, передернувшись от отвращения.
   - Какая гадость!
   - Отчего же? - с иронической улыбкой спросил Вэнс, сворачивая  шнурок.  -
Ведь я не стал спешить, дал бедному идиоту получить последнее наслаждение  в
жизни! Не каждый на моем месте был бы так щедр.
   - Так он, по крайней мере, умер счастливым, - заметила Лиза, одеваясь.
   Вэнс пригляделся к ней. Держится отлично, ни криков, ни обморока, никакой
истерики.
   - Можешь выкурить одну папиросу, - разрешил он.
   - Не нужно, - отмахнулась Лиза, - я хочу иметь ясную голову.
   Она отвернулась, чтобы Вэнс не заметил е„ дрожащих рук.
   - И что же мне теперь делать с покойником? Ведь его обнаружат вскоре.
   - Не волнуйся, о его трупе позаботятся мои люди.
   - Да, но многие видели, как он вошел ко мне.
   - Многие увидят, и как он от тебя выйдет, - с этими словами господин Вэнс
открыл небольшой кожаный чемоданчик и присел к Лизиному туалетному  зеркалу.
Из чемоданчика он  достал  парик,  баночки  с  гримом,  кисточки,  белила  и
множество тюбиков, коробочек и непонятного назначения инструментов.
   Лизу била нервная дрожь. Только что у не„ на глазах убили  человека.  Это
случилось не впервые, но в этот раз смерть прошла так близко Как ни  был  ей
противен Морли, но только что она была с ним в  постели.  Труп  его  ещ„  не
остыл. Убийца же сидел рядом  и  хладнокровно,  как  ни  в  чем  не  бывало,
занимался своей внешностью. Тут было от чего свихнуться.
   - Не тяни время, приводи  себя  в  порядок,  скоро  пойдем  в  миссию,  -
услышала она голос убийцы.
   - Вы думаете, когда клиента душат прямо на  тебе  -  это  приятно?  -  не
сдержалась Лиза.
   - Это пройдет, - проговорил Вэнс, не оглядываясь, очевидно он  догадался,
что с ней происходит.
   Лиза  взглянула  на  Вэнса.  Метаморфоза,  происходящая   с   ним,   была
удивительна. Слой грима сделал его лет на десять моложе и бледнее. На  щеках
появились пятна нездорового румянца. Постепенно  его  лицо  становилось  все
больше и больше похожим на лицо Артура Морли. Только сейчас  Лиза  заметила,
что господин Вэнс так же худ, как Морли, примерно такого  же  роста  и  одет
сегодня в такой  же  белый  сюртук?  Наложив  ещ„  несколько  мазков  белил,
господин Вэнс, видимо, остался доволен своей работой  и  надел  парик.  Лиза
вздрогнула: сходство  стало  потрясающим  Один  Морли  -  голый,  мертвый  и
счастливый - лежал на  кушетке,  другой  -  сидел  за  столиком  у  зеркала,
придирчиво рассматривая свое лицо.
   Покосившись на Лизу и увидев выражение  е„  глаз,  Вэнс  остался  доволен
произведенным эффектом. Он встал, надел валявшуюся в  углу  шляпу  Артура  и
кивнул Лизе:
   - Ты готова? Пора идти.
   - А это? - покосилась Лиза на труп.
   - Не беспокойся, я же сказал - это уберут.
   Вэнс осторожно выглянул в коридор, тихонько свистнул. В комнату  бесшумно
проскользнули двое плечистых смуглых молодых людей.  Изменившаяся  внешность
господина Вэнса нисколько их не удивила - Лиза поняла, что такие превращения
были для них в порядке вещей, и окончательно уверилась,  что  господин  Вэнс
хочет попасть в миссию с очень серьезной целью. Вэнс  приказал  своим  людям
что-то  по-турецки.  Лиза  за  время  жизни  в  Батуме  научилась  различать
распространенные здесь языки,  но  понимала  по-турецки  ещ„  немного  -  те
несколько фраз, которых хватало, чтобы  объясниться  с  солидными  турецкими
клиентами. Молодые люди развернули принесенный с  собой  ковер,  закатали  в
него труп и ушли с ним.
   - Как они вынесут труп отсюда? - поинтересовалась Лиза.
   - Нет ничего проще: они торгуют коврами, принесли один показать  здешнему
хозяину. Ковер ему без надобности, так что  они  сейчас  с  ковром  спокойно
уйдут. И хватит задавать вопросы, собирайся, мы тоже уходим!

Глава седьмая

   Еще двусмысленней, чем песнь,
   Тупое слово ?враг?
   Б. Пастернак. ?Высокая болезнь?

   Накануне важного приема в британской миссии случилось  страшное:  заболел
шеф-повар, знаменитый на весь  Батум  Левой.  Хуже  этого  ничего  не  могло
случиться: если  бы  заболел  глава  миссии,  его  мог  заменить  кто-то  из
заместителей, но приготовить молодого барашка по-имеретински, так, как делал
это Левой, и вообще так, как он, управиться на кухне было некому. Оказалось,
что именно шеф-повар - единственный незаменимый человек в миссии.
   Обычно невозмутимые англичане стонали и пили успокоительные капли.
   Левой тоже стонал, держась за  свой  необъятный  живот,  и  сквозь  стоны
уверял окружающих, что жить ему осталось недолго, а заменить его на кухне не
может ни одна живая душа, вот только разве  что  согласится  некий  Ибрагим,
которого следует спросить в кофейне Сандаракиса.
   Адрес у Ибрагима был несколько странный, рекомендаций не было  вовсе,  но
англичане оказались в безвыходном  положении  и  посмотрели  на  эти  детали
сквозь пальцы.
   Когда Ибрагим появился в миссии, англичане ужаснулись. Единственное,  что
делало этого человека похожим на шеф-повара, был такой же необъятный, как  у
Левона, живот. В остальном это был человек совершенно не респектабельный.  У
него были такие огромные волосатые руки и  такая  зверская  физиономия,  что
третий советник миссии вспомнил дикую обезьяну оранг-утан, которую он  видел
на острове Борнео в 1898 году.
   Однако бурно умирающий Левон упорно настаивал на том, что только  Ибрагим
может заменить его на кухне, и англичанам пришлось смириться.  Звероподобный
Ибрагим, в свою очередь, привел с собой таких же ужасных помощников, заявив,
что без них он никак не справится. Помощники были один другого отвратнее.  С
некоторым   удовлетворением    восприняли    было    мальчика-поваренка    и
светловолосого русского  парня,  но  при  ближайшем  рассмотрении  поваренок
оказался вовсе не мальчиком, а гадостным рыжим карликом с длинными руками  и
писклявым голоском, а русский держался в тени, и видно было, что  в  команде
человек он не главный.
   Делать было нечего. Англичане смирились с неизбежным  и  ждали  скандала.
Левон удовлетворенно вздохнул, сказал, что, возможно, поживет ещ„ немного, и
заснул сном праведника.

***

   В пятницу утром к миссии, подняв невообразимый  шум  и  чудовищную  пыль,
подъехали два открытых автомобиля и восемь мотоциклетов. Это  были  посланцы
Грузии на Парижскую мирную конференцию с почетной охраной.  После  приема  и
торжественного  обеда  в  миссии  посланцы  намеревались   проследовать   на
английский  миноносец  ?Энтерпрайз?,  который  должен  был  доставить  их  в
Марсель.
   Делегатов  встретил  генерал-губернатор  Кук-Коллис,   который   произнес
торжественную и прочувствованную речь о старинной  дружбе  Великобритании  и
Грузии,  о  том,  какую  огромную  роль  в  процветании  Закавказья   играет
присутствие английского оккупационного корпуса и как  важна,  следовательно,
миссия закавказских делегатов, которые намереваются  убедить  конференцию  в
необходимости оставить английских солдат в Закавказье - или, как минимум,  в
Батумской области, которая по сути является воротами в это самое Закавказье.
   Один из участников делегации,  который,  к  счастью,  владел  английским,
ответил на губернаторскую речь столь же торжественно, но, в духе грузинского
застольного красноречия, ещ„ более цветисто. В его речи гордо парили  горные
орлы и грозно рычали британские  львы,  гнусные  вражеские  шакалы  трусливо
прятались в зарослях? Словом, это была не речь, а, скорее, тост, и после не„
все участники церемонии дружно повалили за стол.

***

   В это время у ворот миссии появилась забавная  парочка  -  худой  бледный
господин в белом сюртуке и  шляпе,  в  котором  часовые  узнали  переводчика
Артура Морли, и его разбитная подружка, которая уже приходила с ним  недавно
и напропалую кокетничала с солдатами? Такую смазливую и веселую мисс  трудно
было забыть!
   Мистер Морли прикрывал лицо платком - видимо, он умудрился простудиться -
в такую-то жару!
   Он вообще был несколько странный, поговаривали, что он -  не  джентльмен?
Тем не менее он сотрудник миссии. Солдаты взяли на караул, привратник открыл
калитку и пропустил переводчика и его пассию.

***

   Стол был  по-кавказски  обилен  и  разнообразен  -  дымящиеся  шашлыки  и
ароматные кебабы, знаменитый барашек по-имеретински, и  сациви,  и  душистая
зелень? но когда от созерцания  всего  этого  великолепия  гости  перешли  к
трапезе, за столом, вместо обычной в Грузии  оживленной  беседы,  воцарилось
натянутое молчание.
   Есть все, что украшало стол, было невозможно.
   Шашлыки были жесткими, как подошва. И отдавали не  ароматом  благородного
вина, в котором хороший повар вымачивает баранину, а какой-то тухлятиной.
   Куры из сациви помнили, по-видимому, восстание Шамиля, и разгрызть  кусок
такой долгожительницы без риска потерять несколько  зубов  было  невозможно,
тем более что в ореховом соусе попадались камешки, а по вкусу он  напоминала
не то татарское средство для чистки медной посуды, не то сапожную ваксу,  не
то персидский порошок от насекомых. Хуже всего обстояло дело  со  знаменитым
барашком. Он был не  только  почти  сырым,  но  даже  плохо  освежеванным  -
кое-кому из гостей попадались куски с шерстью  -  а  одному  из  сотрудников
миссии показалось даже, что несчастное животное подает признаки жизни?
   Разумеется, знаменитые грузинские вина были выше всяческих похвал,  но  с
закусками вышло явное фиаско.
   Третий советник подумал, что ему не зря вспомнился остров Борнео и  дикая
обезьяна оранг-утан, и распорядился, чтобы,  во  избежание  дипломатического
скандала, принесли восточные сладости.
   Тем временем у ворот миссии разворачивалось следующее действие драмы.
   По подъездной аллее, украшенной  темными  свечами  кипарисов,  к  воротам
медленно  приближалась  странная  процессия:  на  нескольких   ослах   ехали
закутанные в грубые холщовые покрывала  нищенки,  ещ„  несколько  человек  -
видимо, слепые, - брели следом, держась друг за друга? Бравые ?Томми?  возле
ворот не повели и бровью, сохраняя традиционное британское  хладнокровие.  И
что, собственно, за  невидаль  -  в  этой  дикой  восточной  стране  всякого
навидаешься, а уж нищих-то здесь - пруд пруди?
   Поравнявшись с воротами, процессия остановилась. Один из убогих  -  глава
этого увечного сообщества -  подошел  к  часовым  и,  вытянув  руку,  как  и
полагается нищему,  произнес  что-то  жалостливое  на  неизвестном  солдатам
короля языке.
   Впрочем,  солдаты  Его  Величества  не  знали  ни  одного  языка,   кроме
английского, и  считали,  что  все  эти  дикари  должны  научиться  говорить
по-человечески, то есть по-английски. Ближайший к нахальному нищему  часовой
выучил одну очень полезную русскую фразу, которую он и произнес немедленно:
   - Пошел вон!
   На это отвратительный попрошайка ответил злобным ругательством  на  своем
варварском языке. В  то  же  мгновение  в  руке  у  него  оказалось,  словно
вылившаяся из рукава живая  ртуть,  короткое  широкое  лезвие.  Нищий  резко
взмахнул рукой, которую только что протягивал за подаянием,  и  располосовал
горло несчастного ?Томми? от уха до  уха.  Англичанин  от  изумления  широко
открыл голубые глаза - он никак не ожидал от грязного дикаря такой  наглости
и хотел сурово прикрикнуть на мерзавца.. Но вместо крика из его рта вылетели
только кровавые пузыри, а из широко разошедшейся раны хлынула на мундир алая
кипя ? щая кровь? Несчастный грянулся оземь в полный рост,  окропив  пыльную
батумскую землю  чистой  британской  кровью.  Второй  часовой  схватился  за
винтовку - замечательный английский  карабин  ?Ли-Энфилд?,  приставленный  к
ноге, но не успел закончить это движение,  потому  что  ещ„  один  убогий  с
несвойственной для калеки ловкостью метнул тяжелый вороненый клинок, который
вонзился чуть ниже правого уха  англичанина,  прервав  в  самом  начале  его
военную карьеру.
   Нищие  преобразились:  они  побросали  свои  костыли  и  палки,  сбросили
холщовые рубища и лохмотья и превратились  в  крепких  молодцеватых  мужчин,
смуглых и темноволосых, одетых в аккуратную  полувоенную  форму  без  знаков
различия.  Они  быстро  разобрали  поклажу  осликов,  в  которой   оказались
короткоствольные немецкие карабины ?Маузер?.
   В то время, когда за стенами миссии разворачивалась почти безмолвная,  но
кровавая драма, изнутри к воротам мягкой  пружинистой  походкой  приблизился
худощавый бледный человек в белом  сюртуке  и  шляпе.  Привратник,  которого
слегка разморило на жарком батумском солнце, привстал и протер глаза.  Опять
этот Морли, но на этот раз один? Где он оставил свою пассию и почему выходит
из миссии, когда там происходит такой важный прием? Эти вопросы, может быть,
и мелькнули в голове привратника, но кто он такой, чтобы  задавать  вопросы?
Он повернулся спиной к переводчику, чтобы открыть ему калитку,  и  в  то  же
мгновение на его шее захлестнулся тонкий шелковый шнурок.
   Привратник захрипел, забился в  конвульсиях?  он  попытался  вывернуться,
освободиться от ужасной удавки, но она глубоко врезалась в горло.  Последним
усилием  он  развернулся  лицом  к  своему  убийце?  Это  страшное,  хищное,
напряженное лицо - это вовсе не переводчик Артур Морли!
   С этой мыслью привратник расстался с жизнью.
   Бледный мужчина в белом сюртуке вгляделся в его глаза и, убедившись,  что
привратник мертв, оттолкнул в сторону тяжелое обмякшее тело  и  потянулся  к
запору калитки.  Открывая  щеколду,  он  нечаянно  защемил  руку,  и  слегка
поморщившись от боли, зашипел, как рассерженная змея,  и  произнес  странное
короткое слово:
   - Шейс-с-с!
   Калитка отворилась, и на  территорию  миссии  один  за  другим  пробежали
несколько смуглых  темноволосых  мужчин  в  полувоенной  форме,  вооруженных
короткоствольными немецкими карабинами.
   Главное здание миссии  и  несколько  служебных  построек  были  живописно
разбросаны среди роскошного субтропического  сада.  Перебегая  от  дерева  к
дереву,   нападавшие   начали   постепенно   приближаться    к    резиденции
генерал-губернатора. Они двигались,  стараясь  не  выходить  на  центральную
аллею, поэтому на пути у них оказалось одноэтажное белое строение, в котором
размещалась кухня. Один  из  нищих  обошел  домик  и,  передергивая  затвор,
выглянул из-за угла.  Там  он  увидел  сидящего  на  корточках  ребенка.  Он
собрался было ударить мальчишку прикладом, чтобы тот  не  известил  англичан
испуганным криком о нападении, но сорванец поднял на янычара лицо, и тот  на
долю  секунды  растерялся,  увидев  совершенно  взрослую  и  крайне  злобную
физиономию толстого рыжего карлика. Черевичка выразительно  прижал  палец  к
губам, и тут же растерянный турок упал как  подкошенный  -  на  затылок  ему
обрушилась короткая дубовая дубинка. Плечистый одноглазый разбойник с  лицом
евангельского Вараввы тихо хихикнул и подмигнул Черевичке: на пару они убили
таким манером не одного зазевавшегося олуха.
   В ту же минуту на турок, кравшихся  мимо  здания  кухни,  было  совершено
абсолютно неожиданное нападение.
   Окна кухни разом отворились, и на затаившихся воинов  султана  обрушились
потоки кипящего супа, который, кстати, ни на что другое не  годился,  потому
что был совершенно несъедобен. Котлы с этим супом  подручные  звероподобного
Ибрагима держали на огне и теперь  по  его  команде  их  кипящее  содержимое
выплеснули на крадущихся янычар.
   Обваренные турки с истошными воплями шарахнулись от  окон.  Их  командир,
счастливо избежавший кипящей напасти, ругаясь последними турецкими  словами,
собирал свой изувеченный и деморализованный отряд. Страшные вопли ошпаренных
сделали невозможным дальнейшее бесшумное  продвижение,  и  турки  попытались
обстрелять неизвестных врагов, но в окнах уже никого не  было  видно.  Тогда