атривает строгий  городовой  с  шашкой,  они  проявляют  худшие
стороны своей натуры? Поэтому сейчас тоже нужно бороться  с  преступлениями.
Кроме того, во времена  гражданской  смуты  происходят  такие  преступления,
которые редки в мирной жизни. Например,  предательство,  шпионаж  в  обычные
времена - явление возможное,  но  исключительное,  а  нынче  они  происходят
сплошь и рядом.
   - Так вы начали о психологии,  -  напомнил  Борис  из  вежливости,  чтобы
поддержать разговор, который, откровенно говоря, продолжать  ему  совсем  не
хотелось.
   Ему хотелось поскорее допросить штабс-капитана Карновича, выяснить, как и
зачем он убил Георгия Махарадзе и куда  он  дел  проклятый  список  турецких
агентов. Если Карнович успел список уничтожить, а скорее всего так  и  есть,
то ему, Борису, наплевать. Он получит от Горецкого  паспорт  и  какую-нибудь
бумагу, чтобы не  трогала  его  контрразведка  в  дальнейшем,  а  там  уж  -
прощайте, господин подполковник!
   - Да, голубчик, - ответил Горецкий, не замечая,  а  скорее  всего,  делая
вид, что не замечает недовольства Бориса. - Я пригласил  поручика  Ковалева,
чтобы  отвлечь  Карновича,  притупить  его  внимание,   дабы   неожиданность
обвинения  резче  ударила  его  по  нервам,  заставила   поддаться   первой,
импульсивной реакции. Чуть всю операцию мне этот Ковалев  не  провалил  -  с
виду сильный, крепкий мужчина, а едва не  позволил  Карновичу  бежать,  свою
даже голову не уберег. Распустились тут от спокойной жизни, их бы на  фронт,
сразу бы реакция стала отличная? Хорошо  хоть  вы,  Борис  Андреич,  вовремя
подоспели и очень мне помогли?
   "Нарочно льстит, - сообразил Борис, - он бы и сам с Карновичем справился,
а если бы не справился, то все равно тому бежать некуда - кругом офицеры, до
выхода бы не успел добраться. Привечает меня господин подполковник, зачем-то
я ему нужен?.
   - Простите старика, голубчик, - продолжал Горецкий,  -  но  мне  хотелось
взглянуть, как вы будете вести себя в острой ситуации. Дело  в  том,  что  в
предыдущую нашу встречу у  меня  сложилось  впечатление,  что  невзгоды  вас
несколько ошеломили, и вы  перед  ними  растерялись?  В  поведении  вашем  я
усмотрел нерешительность, вы позволили  событиям  развиваться  помимо  вашей
воли, вели себя подобно щепке в бурном потоке. Но после поездки в  Батум  вы
сильно изменились, точнее, думаю, просто раскрылись подлинные  черты  вашего
характера. Вы человек молодой, умный, энергичный; вы - юрист, что  для  меня
значит очень многое: юридическое образование определенным образом  тренирует
и оттачивает ум, дисциплинирует его? Кроме того, вы  -  человек  чрезвычайно
везучий. Через тысячи опасностей  прошли  вы,  что  называется,  без  единой
царапины. Сегодня на рассвете я разговаривал о вас с нашим общим знакомым?
   - Спиридоном? - догадался Борис.
   - Совершенно верно. И Спиридон рассказал мне, какой опасности вам удалось
избежать по пути в Батум? Знаете, контрабандисты -  народ  очень  суеверный,
так вот Спиридон тоже считает вас везучим. Поэтому он и взял  вас  охотно  в
свою команду на обратном пути?
   Борису надоело вести пустой разговор.
   - К чему вы клоните, Аркадий Петрович? Для чего все эти дифирамбы?
   - Это - не дифирамбы, голубчик, это - объективная оценка.  А  клоню  я  к
тому, что  хочу  предложить  вам  работу.  Знаю,  все  знаю  про  сестру,  -
заторопился он, видя, что  Борис  сделал  протестующий  жест,  -  но,  Борис
Андреевич, будем реально смотреть на вещи: шансов найти е„  у  вас  очень  и
очень мало. Ну, допустим, придет ответ из Одессы,  что  не  удалось  е„  там
отыскать, что, вы так и будете болтаться по всему Крыму? А  если  е„  вообще
нет в Крыму? А если?.. - Горецкий осекся.
   - Вы хотите сказать, что е„ вообще нет в живых? Вы что-то знаете?
   - Ничего я не знаю наверняка, - отвернулся Горецкий, - а если бы знал, то
сказал бы вам. Не  в  моих  правилах  морочить  человеку  голову  призрачной
надеждой.
   - Я думал об этом, - глухо проговорил Борис.  -  Но  прежде  скажите,  вы
хотели предложить мне службу в контрразведке? Благодарю покорно!
   - Ох, Борис Андреевич, опять-таки я знаю все, что вы мне можете сказать о
контрразведке, и гораздо больше! Скажу, что никогда  ещ„  этот  институт  не
получал  такого  широкого  применения,  как  в  период  гражданской   войны.
Контрразведку создают у себя не только  высшие  штабы,  но  каждая  воинская
часть. Да вы и сами  видите:  в  каждом  городе  она  есть.  Прямо  какая-то
болезненная  мания,  созданная  взаимным  недоверием  и   подозрительностью.
Командование знает, что там творится, да сделать-то мало что может. Сплошные
провокации, да вот и мы с вами - нашли предателя в контрразведке.
   - Да уж, - вздохнул Борис, - воспоминания у меня от  вашей  контрразведки
самые неприятные остались.
   - И что вы предлагаете? - агрессивно спросил Горецкий. - Упразднить  весь
институт, оставив  власть  слепой  и  беззащитной  в  атмосфере,  насыщенной
шпионством, брожением, изменой, большевистской  агитацией  и  организованной
работой по разложению?..
   Борис пожал плечами.
   - Молчите? - наступал на него Горецкий. - А ведь есть  и  другой  путь  -
совершенно изменить материал, комплектующий контрразведку. Скажу вам, потому
что секрета в этом уже нету, что генерал-квартирмейстер штаба ВСЮР, ведавший
в  порядке  надзора  контрразведывательными  органами  армий,   настоятельно
советовал Антону Ивановичу привлечь на эту службу бывший жандармский корпус.
Деникин на это  не  пошел,  а  решил  для  оздоровления  больного  института
контрразведки влить в него новую струю в лице чинов судебного ведомства.  То
есть вы как раз очень подходите, голубчик.
   - Нет уж, увольте, - буркнул Борис.
   - Успокойтесь. Неволить вас никто не станет. Начать с  того,  что  сам  я
служу отнюдь не в контрразведке.
   - А где же? - недоверчиво спросил  Борис,  выразительно  оглядев  кабинет
Аркадия Петровича.
   - Служба в контрразведке -  это,  как  иногда  говорят,  мое  официальное
прикрытие.  В  действительности  я  служу  в  военном   управлении   Особого
совещания? Впрочем, я не могу полностью обрисовать вам характер своей работы
до тех пор пока не получу вашего согласия сотрудничать со мной. Так как  же,
Борис Андреевич? В такое смутное, тяжелое время молодой, здоровый, а главное
- честный человек не может оставаться вне борьбы.
   - Я думал об этом, - повторил Борис. -  Если  вы  считаете,  что  надежды
найти Варвару больше нет,  то  я,  разумеется,  не  буду,  как  вы  изволили
выразиться, болтаться по Крыму. Я вступлю в  Добровольческую  армию  и  буду
сражаться с красными, с Махно, с кем придется. Я считаю,  что  это  честнее,
чем мучить пленных в контрразведке.
   - М-да, во-первых, той работой, что я хочу  вам  предложить,  вы  сможете
принести России большую пользу, чем с  винтовкой  в  окопе.  Во-вторых,  эта
работа позволит вам продолжить поиски Варвары Андреевны, руки у вас не будут
связаны. А в третьих, мы покуда отложим этот разговор, вы ещ„ обдумаете  мое
предложение.  Сейчас  есть  задача  более  насущная:  нам  нужно   допросить
Карновича?
   Как бы в ответ на это в кабинет заглянул вестовой.
   - Так что, ваше высокоблагородие,  разрешите  доложить:  арестованный  на
допрос просится!
   Горецкий взглянул на часы.
   - Вот видите, Борис Андреевич, за разговором-то как время быстро  прошло.
Без малого два часа Карнович продержался. Однако подождем  ещ„  немного  для
верности, чтобы он окончательно дозрел, а там и допросим.

***

   Борис не сразу увидел Карновича. Штабс-капитан  забился  в  угол  камеры,
сжался в комок, пытаясь слиться со стеной. Этот  рослый,  на  первый  взгляд
сильный мужчина за несколько часов будто усох, уменьшился в  размерах.  Поза
его напоминала положение младенца в утробе матери, но в лице не было  ничего
детского - оно выглядело теперь изможденным, как у старика.  Он  смотрел  на
вошедших одновременно с ужасом и мольбой.
   - К-кто такие? - в голосе Карновича прорезались остатки прежней агрессии.
- Не сметь ко мне входить! Это моя квартира. Я  е„  первый  занял,  идите  в
другие избы!
   - Людвиг Карлович, - Горецкий придал своему голосу мягкую убедительность,
- Людвиг Карлович, возьмите себя в руки! Это я, подполковник  Горецкий.  Мне
нужны ваши показания.
   - Ва-ваше высокоблагородие, - Карнович подпустил в голос слезу, - на вас?
на вас вся надежда? будучи изранен в боях за  отечество?  немножко  бы  хоть
кокаину, а? Самую крошечку, иначе смерть моя приходит!
   Горецкий скривился от омерзения, снял пенсне и жестко произнес:
   - Немедленно возьмите себя в руки! Дайте показания о вашем предательстве,
о работе на турок, об убийстве английского связного - получите свой  кокаин,
черт с вами!
   Карнович на коленях подполз к Горецкому и, с жалкой собачьей преданностью
глядя ему в глаза снизу вверх, забормотал:
   - Все расскажу, все, все! Все, что прикажете? Завербован турецким шпионом
Вэнсом в марте месяце?
   Горецкий махнул  рукой  писарю  Сидорчуку,  тот  пристроился  на  скамье,
разложил листы протокола и начал поспешно писать мелким аккуратным почерком.
   Карнович охотно и будто  бы  даже  с  радостью  рассказывал  о  том,  как
передавал Вэнсу сведения о количестве и оснащенности добровольческих  войск,
о контактах командования с англичанами и французами.  Он  подробно  описывал
свои встречи с Вэнсом и его связным, который несколько раз приезжал  к  нему
вместо Вэнса из Батума под видом турецкого торговца?
   Горецкий внимательно слушал его, следил, чтобы писарь записывал  слово  в
слово. Наконец Карнович закончил говорить и обмяк, будто из него  вместе  со
словами вышел весь воздух.
   - Все,  ваше  высокоблагородие?  я  вам  все  рассказал?  Теперь  бы  мне
кокаинчику, как изволили обещать.
   Горецкого передернуло  от  этой  жалкой  угодливости,  Борис  же  спросил
жестко:
   - Как - все? А про убийство Махарадзе - забыл? Рассказывай, сволочь,  как
связного убивал и куда дел список турецкой агентуры!
   Карнович затравленно переводил глаза с Горецкого на Ордынцева и  обратно.
Жалобным и одновременно истеричным голосом он заскулил:
   - Обещали? обещали  мне  крошечку?  Сил  нет  больше  терпеть.  Вы  этому
подлецу, господин подполковник, зря доверяете - он сам наверняка шпион, он и
убил связного этого? А я его не убивал, Христом Богом клянусь?
   - Хватит врать-то! - зло крикнул Борис. - Божьим именем прикрываешься,  в
аду за это гореть будешь!
   - В аду? - Карнович злобно расхохотался. - Да что  мне  ад!  Я  сейчас  в
таком аду горю, что перед ним геенна огненная недорогого стоит! Адом он меня
пугать вздумал! Вот он мой ад - здесь, в этой камере!
   Карнович действительно был страшен. Лицо его  было  невероятно  бледно  -
казалось, так бледно может быть только лицо мертвеца,  но  никак  не  живого
человека. Жилы на лбу его вздулись, пот катился градом, руки  так  тряслись,
что он не смог бы выпить стакан воды. Глаза казались совершенно черными, так
были расширены его зрачки.
   - Вы сами, Карнович, - медленно и сурово заговорил Горецкий, - вы сами  в
день убийства сказали мне о том, что Махарадзе - английский связной,  чем  и
объяснили участие в этом деле контрразведки. Так кто же ещ„ мог его убить?
   - Клянусь, ваше высокоблагородие, - еле слышно произнес Карнович бледными
до синевы губами, - Вэнс не давал мне знать о приезде связного, я  узнал  об
этом, только когда информация пришла в контрразведку. Если бы Вэнс  знал  об
этом в Батуме, он бы просто не выпустил Махарадзе в Феодосию. Мне  следовало
обезвредить Махарадзе, но я не успел в ту ночь, меня  солдаты  сопровождали,
Антонов и Федоренко, их спросите, ваше высокоблагородие?
   Голос Карновича стал  ещ„  тише,  его  передернуло  судорогой,  потом  он
затрясся крупной тяжелой дрожью. Горецкий поморщился и протянул ему  пакетик
с белым порошком. Карнович схватился за кокаин, как утопающий за  соломинку.
Он торопливо втянул в себя содержание бумажки, просыпал несколько крупинок и
ткнулся на пол, чтобы втянуть их носом с грязного тюремного пола.
   Горецкий плюнул от отвращения и вышел из комнаты, жестом позвав за  собой
Ордынцева и писаря.

***

   - Вы ему верите? - обратился Борис к подполковнику, когда они вернулись в
кабинет.
   - Несомненно, он работал на турок. Но по всему выходит, что Махарадзе  он
не убивал.
   - Но кому, кроме него, могло понадобиться убийство связного?
   - Видите ли в чем дело, голубчик, -  Горецкий  раскрыл  журнал  дежурств,
лежавший у него на столе, - пока я сличал почерка офицеров  контрразведки  с
почерком на открытом письме, я, естественно, просмотрел записи их  дежурств.
И вот -  вы  сами  можете  в  этом  сейчас  убедиться,  -  Аркадий  Петрович
пододвинул раскрытый журнал к Ордынцеву и показал ему запись, - штабс-капшан
Карнович заступил на дежурство по контрразведке в полдень третьего августа и
сдал дежурство ротмистру Енукидзе  в  полдень  же  четвертого.  То,  что  он
дежурил той ночью, вы и так прекрасно помните - именно он  арестовал  вас  в
гостинице. И позвольте вам сообщить, что дежурный офицер никогда не остается
один, при нем всегда находятся солдаты караула?
   - Значит, все напрасно! - Борис зло откинулся на спинку стула. -  Значит,
моя поездка в Батум ничего не дала!
   - Вы не правы, друг мой, - Горецкий снял пенсне,  и  лицо  его  приобрело
чеканную  твердость,  -  ваша  поездка  принесла  огромные   результаты.   В
значительной  степени  благодаря  вам  сорваны  планы  турецкой  агентуры  и
представители Закавказья плыву г сейчас на Парижскую мирную  конференцию.  Я
связывался с батумской британской миссией. Англичане несколько  растеряны  и
не понимают, что, собственно, произошло у них под боком, но я  совместил  их
сообщение с  вашим  рассказом  и  теперь  достоверно  представляю  себе  вся
картину? Кроме того, вам удалось уничтожить  одного  из  опаснейших  агентов
султана?
   - Вэнс? - проговорил Борис и потрогал в кармане шелковый шнурок.
   Аркадий Петрович кивнул и продолжил:
   - Вряд ли какой-нибудь хорошо подготовленный профессиональный  агент  мог
бы на вашем месте добиться таких значительных результатов.  Но  наша  работа
такова, что никакой, даже самый значительный, успех не позволяет успокоиться
и почить на лаврах. Мы все ещ„ не знаем, кто убил  Махарадзе  и  куда  делся
список турецких агентов. Разумеется, я проверю весь вечер третьего августа и
всю ночь с третьего на четвертое, чтобы убедиться, не было  ли  у  Карновича
возможности совершить убийство. Но я уверен, что не было у него возможности,
то есть Карнович не врет.
   - Стало быть, он прибыл на ?Пестеле?? - задумчиво сказал Борис.
   - Было уклончивое сообщение англичан, что якобы прибывает агент, но кто и
когда - мы не знали, поэтому и Карнович выследил Махарадзе не сразу.
   - Значит, тридцатого июля он сел на ?Пестель?  в  Батуме,  это  мы  знаем
точно, - гнул свое Борис. -  Тридцатое  была  среда,  потому  что  ?Пестель?
отбывает из Батума регулярно по средам  через  две  недели,  расписание  его
неизменно. И прибывает он в Феодосию?
   - Через три дня в субботу, - подхватил Горецкий, - затем  отправляется  в
Ялту, потом в Севастополь, потом сразу же - обратно.  То  есть  в  Батум  он
прибывает обратно через две недели, И потом опять в среду - в Феодосию.
   - Если тридцатое была среда, то в субботу было второе  августа.  То  есть
Махарадзе должен был прибыть второго августа.
   - Он и прибыл, - продолжал Горецкий, - потому что деться с ?Пестеля?  ему
было некуда, пароход остановок до Феодосии не делает. Прибыл и  поселился  в
гостинице ?Париж?.
   - Но позвольте, - Борис от возбуждения вскочил на  ноги,  -  я  же  точно
помню, что в гостиницу Махарадзе приехал  третьего  поздно  вечером.  Я  сам
видел, как он разговаривал с хозяином. И потом, я в той гостинице все  время
торчал, с тех пор как из Ялты приехал. А там все постояльцы на виду, уж если
бы жил там Махарадзе сутки, кто-нибудь бы его заметил.
   - В регистрационной книге записано, что  он  прибыл  второго  августа,  -
жестко произнес Горецкий.
   - Хозяин? - вопросительно сказал Борис. - Как его? Кастелаки?
   - Труп найден  прибитым  к  берегу  через  несколько  дней  после  вашего
отплытия в Батум.
   - Что же вы его не допрашивали? - разозлился Борис.
   - Допрашивал, но не я. И потом, он твердо стоял на  том,  что  ничего  не
знает.
   - Лакеи? - вспомнил Борис. - Мерзкий такой типчик?
   - Просвирин. Исчез, как только нашли труп хозяина гостиницы. Допрашивал и
хозяина, и лакея Карнович.
   - Значит, плохо допрашивал! - рассердился Борис.
   - Да, очевидно, он был уверен, что это вы  причастны  к  убийству,  и  не
очень обращал внимание на то, что скажет хозяин гостиницы. А после того  как
нашли труп Кастелаки, лакея допросить не успели. Я, конечно, тоже дал  маху,
но был очень занят, ведь прибыл я в Феодосию со своей важной миссией, а дело
со списком только тут возникло. Так вот,  Борис  Андреевич,  послушайте  мое
предложение:  возьмите-ка  вы  это  дело  на  себя.  Подите   на   пристань,
расспросите капитана и обслугу  ?Пестеля?,  он  как  раз  завтра  прибывает.
Поищите какие-нибудь следы Махарадзе,  возможно,  его  кто-нибудь  вспомнит.
Выясните,  куда  он  мог  направиться  после  прибытия,  что  делал   потом.
Попробуйте восстановить весь его день. Что-то подсказывает мне, что если  мы
сумеем узнать, что делал Махарадзе в течение  суток  со  второго  по  третье
августа, то сможем и найти его убийцу. Ну так  как,  согласны?  Обещаю,  что
после завершения этого дела не буду иметь к вам никаких претензий.
   - Согласен, - пробормотал Борис. - Это в моих интересах.

Глава девятая

   Где небо и гавань ловя в невода
   В снастях, бездыханной
   Семьей богдыханов,
   Династией далей дымились суда.
   Б. Пастернак. ?Лейтенант Шмидт?

   На следующее утро он был уже на пристани. ?Пестель? ждали  к  двенадцати,
обычно он не опаздывал. Борис потолкался среди портового люда,  поглядел  на
броненосец ?Мальборо?, что стоял на рейде далеко от  берега.  Вот  прибыл  с
броненосца капитанский катер,  и  сошел  с  него  не  капитан,  а  кто-то  в
штатском, на первый взгляд незаметный, но уж слишком почтительно  обращались
с ним  матросы,  и  слишком  свободно  он  держался  -  видно,  что  человек
непростой. Тем временем подошла и шлюпка с броненосца.  Из  не„  выгрузился,
ругаясь по-английски, повар, такой же монументальный, как его броненосец,  и
отправился на рынок в сопровождении четырех матросов с пустыми корзинами.
   В стороне стояли грузовые пароходы. Там раздавался шум,  грохот  лебедок,
крики на разных языках. Грузчики в робах, испачканных такой белой пылью, что
она казалась мукой, сновали по сходням с мешками на спинах. Увозили зерно на
английских, французских, итальянских пароходах. В обмен на помощь  деньгами,
оружием и  обмундированием,  а  также  медикаментами  Антанта  требовала  из
Закавказья - нефть, а из Крыма - зерно.
   Борис поглядел на пароходы - на ближайшем стоял на  палубе  негр,  черный
как вакса, с десятками туго заплетенных косичек на голове и, скаля  сахарные
зубы, перешучивался с грузчиками.
   Раздался хриплый гудок, это  ?Пестель?  предупреждал  о  своем  прибытии.
Вышел ленивый матрос, разогнал мальчишек и собак. ?Пестель?  приближался  не
спеша, как старик, на которого давит груз прожитых  лет,  и  ему  давно  уже
стало неинтересно все, что делается  вокруг.  Встречающих  было  немного,  в
основном зеваки, которые от нечего делать встречают все пароходы.  Их  можно
было отличить от людей, действительно встречающих. Те волновались,  вставали
на цыпочки, вытягивали шеи и махали платками. Зеваки же держались  спокойно,
наблюдая с ленивым любопытством, как ?Пестель?,  стуча  старенькой  машиной,
подходил к берегу.
   Борис  пригляделся  внимательнее  к  маленькой  группе  зевак.  Если  они
приходят сюда каждый раз, то мо