отой.
Борис сделал шаг вперед, наступил на чьи-то ноги, хриплый  бас  обложил  его
матом. Окошко было маленькое, к тому же закрыто ставнями, так что  ни  свет,
ни  воздух  сюда  не  проникали.  Понемногу  глаза  привыкли  к  темноте,  и
призрачные фигуры обрели очертания. Борис прикоснулся к  скользкой  стене  и
пошел вдоль нее, ища свободное место. Каменный пол был  такой  грязный,  что
шаги  звучали  глухо.  Борис  нашел  наконец  свободное  место  и  осторожно
опустился рядом со стариком, одетым в лохмотья.  По  другую  сторону  бритый
татарин искал в рубашке вшей и почесывался. В дальнем углу  кто-то  надсадно
стонал, видимо, в бреду.
   "Гиблое дело, - думал Борис, посасывая ранку на месте  выбитого  зуба.  -
Этот штабс-капитан, кокаинист ненормальный, теперь не отвяжется. С  чего  он
взял, что я турецкий шпион? И всего-то в Феодосии я несколько дней, а уже  в
контрразведке сижу?.
   Он осторожно нащупал в кармане пакетик, что сунул ему  Аркадий  Петрович.
Ого,  деньги  -  деникинские  ?колокола?, - и ещ„ записка. В полумраке было не прочитать мелкие
буквы.
   Ладно, будем рассуждать  логически.  Горецкий  не  признался  Борису,  но
несомненно его узнал. Не хотел, значит, при всех говорить, что они знакомы и
что Борис никакой не турецкий шпион, а честный человек. Но денег  дал,  а  в
записке, несомненно, адрес. Деньги нужно использовать для побега, потому что
если чертов штабс-капитан, как его? Карнович? так если он к  вечеру  кокаина
нанюхается, то при следующем допросе убить,  может,  не  убьет,  а  изувечит
запросто. Сюда в тюрьму из контрразведки его вели  те  же  два  солдата.  От
двоих не уйти, и денег двоим не предложишь - они  бросятся  друг  на  друга.
Значит, ежели к  вечеру  придет  за  ним  один  солдат,  следовательно,  это
Горецкий посодействовал, и тогда можно попробовать.
   Старик рядом зашевелился и шепотом забормотал молитву. Под его бормотанье
Борис забылся тяжелым сном.

***

   Двумя неделями ранее около очень респектабельного, очень закрытого, очень
труднодоступного клуба на  Риджен-стрит  в  Лондоне  остановился  сверкающий
лаком и  хромом  автомобиль.  Шофер  в  кожаной  фуражке  и  очках-консервах
выскочил первым и открыл дверцу своему пассажиру  -  безукоризненно  одетому
джентльмену невысокого роста, склонному к полноте и излучающему энергию, как
шаровая  молния.  Энергичный  джентльмен  проскользнул  в  двери   клуба   с
характерными ужимками человека, скрывающегося от прессы.
   В дверях клуба энергичного джентльмена остановил швейцар Дженкинс,  столь
же респектабельный, как сам клуб, и непоколебимый, как Гибралтарская скала.
   - Сэр, вас ждут? -  спросил  он  энергичного  джентльмена  корректно,  но
непреклонно.
   - Да, меня ждет мистер Солсбери, - ответил энергичный джентльмен без тени
обиды или неудовольствия.
   В этот миг Дженкинс  разглядел  и  узнал  посетителя.  Как  и  полагается
настоящему английскому швейцару, Дженкинс отнюдь не показал этого  на  своем
лице,  но  голос  его  стал  несколько  теплее,  в   нем   появились   нотки
подобострастия - разумеется, если настоящий английский  швейцар  знает,  что
это такое.
   - О, сэр, - сказал Дженкинс - прощу вас, сэр. Мистер Солсбери  давно  уже
здесь. Вероятно, он уже перешел к портвейну? сэр.
   Энергичный джентльмен кивнул, бросил Дженкинсу свой котелок и проследовал
в святая святых клуба. Мистера Солсбери он нашел в Георгианском зале,  возле
камина, в глубоком и массивном резном кресле мореного дуба. Мистер  Солсбери
действительно маленькими глотками пил портвейн, задумчиво глядя на огонь,  и
одновременно с этими двумя весьма достойными занятиями умудрялся обсуждать с
мистером  Лестером  из  министерства  иностранных  дел  достоинства   некоей
Джеральдины, причем по их репликам невозможно было определить,  является  ли
упомянутая Джеральдина театральной примадонной или скаковой лошадью.
   - У не„ такой царственный изгиб шеи? О, сэр Уинстон,  как  вы  поживаете?
Еще один портвейн, Типсон!
   Типсон,  которого  секунду  назад  не  было  в  обозримых   окрестностях,
материализовался и принял  заказ.  Тактичный  Лестер  столь  же  молниеносно
дематериализовался,  предоставив  мистеру  Солсбери   и   вновь   прибывшему
энергичному джентльмену обсудить без помех свои дела - ведь всякому понятно,
что только очень важные дела могут заставить настоящего джентльмена приехать
в клуб не к обеду, а к портвейну.
   - Не правда ли, сэр  Уинстон,  -  прервал  мистер  Солсбери  затянувшееся
молчание, - не правда ли, здесь неплохой портвейн?
   - Да, вы правы, - ответил  энергичный  джентльмен,  со  вздохом  отставив
бокал, - весьма, весьма недурен.
   - Позвольте предложить вам сигару.
   Мистер Солсбери открыл палисандровый ящичек,  и  запах  прекрасных  сигар
смешался  с  запахом  благородного  портвейна  и  веселым  запахом  сосновых
поленьев.
   - М-да, это прекрасно,  -  проговорил  энергичный  джентльмен,  пожевывая
сигару, - но боюсь, что ближайшие месяцы  вы  будете  лишены  этих  скромных
радостей.
   - Россия, сэр?
   - Россия, мистер Солсбери. Точнее, юг России, территория,  контролируемая
генералом Деникиным.
   - Что ж, я  всегда  любил  эти  места,  у  меня  там  надежная  агентура,
прекрасные контакты?
   - Да, безусловно. Имейте  в  виду,  однако,  следующие  соображения.  Наш
премьер-министр - либерал, и этим все сказано. Он -  марионетка  профсоюзных
лидеров и под их давлением проводит политику уменьшения нашего присутствия в
России и Закавказье. Он пошел даже на сепаратные переговоры с большевиками.
   - Миссия Буллита?
   - Да, миссия Буллита.
   - Но ведь Буллит - американец!
   - Совершенно верно. Но инициатором его поездки в Россию был Ллойд Джордж.
Франция была категорически  против  любых  переговоров  с  Советами,  и  эта
позиция представляется мне единственно правильной. Если бы предложения Ллойд
Джорджа и Вильсона были  приняты,  войска  Антанты  немедленно  ушли  бы  из
России, и большевики получили возможность  провести  тотальную  мобилизацию,
собрать силы и последовательно подавить все очаги  сопротивления  на  юге  и
востоке  страны.  Неудивительно,  что  Ленин  и  Троцкий  охотно  пошли   на
переговоры  с  Буллитом.  Мартовские  переговоры  были  весьма  успешны,   и
реализация достигнутых договоренностей привела  бы  к  полной  утрате  наших
позиций в регионе? Я использовал все свое влияние, организовал  давление  со
стороны французского руководства. Большую роль сыграло весеннее  наступление
Колчака,  и  миссия  Буллита  была  дезавуирована   Вы   помните,   конечно,
выступление премьера в Парламенте шестнадцатого апреля?
   - Да,  сэр  Дэвид  отказался  от  участия  в  организации  переговоров  с
большевиками.
   - Естественно.
   Мистер Солсбери покачал головой и произнес:
   - В такой критический момент истории  во  главе  Британии  должен  стоять
более твердый, более решительный политик, - и он выразительно  посмотрел  на
своего собеседника.
   - Вы подводите меня к основной теме нашего сегодняшнего разговора. Как вы
справедливо заметили, в критические моменты истории во  главе  государств  и
политических  движений  должны  стоять  люди  энергичные,  решительные.   По
имеющейся у меня информации генерал Деникин не таков. Он - такой же либерал,
как  наш  Ллойд  Джордж,  марионетка  в  руках  своего  окружения.  Наиболее
подходящей фигурой на пост главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России
мне представляется генерал Лукомский, начальник военного управления  Особого
совещания. Поэтому одной из основных задач вашей  поездки  будет  встреча  с
представителем Лукомского. Сам генерал не  пойдет  на  открытые  контакты  с
эмиссарами союзных государств через голову Деникина, поэтому вы  встретитесь
с его  доверенным  лицом  в  Крыму.  Этот  человек  вам  хорошо  знаком,  вы
сталкивались с ним в шестнадцатом году в Петрограде?
   - А, кажется, я догадываюсь, о ком вы говорите.
   - Вот и прекрасно. Обратите внимание на то, что ваш знакомый избрал своей
резиденцией Феодосию. Крым сейчас - стратегически наиболее важная точка  юга
России. Крым дает возможность контроля морских путей, близок  к  Закавказью,
оттуда рукой подать до Батума? Обратите внимание на состояние  дел  в  нашей
батумской резидентуре.  Батум  на  какое-то  время  станет  важнейшим  узлом
Закавказья - важный и удобный порт, выход к бакинской нефти? Там чрезвычайно
сильна турецкая агентура - турки традиционно считают Батумскую область зоной
своего влияния, воспринимают английское присутствие как временное. Учитывая,
что в правительстве Ллойд Джорджа вынашивают планы  вывода  наших  войск  из
Закавказья, важность батумской области для  нашей  политики  в  регионе  ещ„
более  возрастает.  Следует  поддерживать  аджарских  кадетов  во  главе   с
Масловым,  которые  проводят  политику  сближения   с   деникинским   Особым
совещанием. Однако следует учесть, что активные связи  батумских  кадетов  с
югом России могут привести к проникновению  в  Добрармию  турецких  агентов.
Борьба с этой агентурой, е„ выявление - это ещ„ одна задача вашей миссии..
   - Совершенно верно, сэр Уинстон, - прервал мистер  Солсбери  затянувшийся
монолог своего энергичного собеседника. - Я получил шифрованное сообщение  о
том, что наш резидент в Батуме  получил  список  засланных  турками  в  Крым
агентов. Этот список в ближайшие дни будет  доставлен  секретным  связным  в
Крым, так что к моему приезду я смогу передать его человеку Лукомского.  Это
было бы крайне удачно  с  точки  зрения  придания  генералу  Лукомскому  ещ„
большего политического веса?
   - Прекрасно, - сэр Уинстон допил портвейн и откинулся на спинку кресла. -
Кстати,  если  вы  увидите  командующего  Добровольческой  армией   генерала
Май-Маевского, сообщите ему о том, что Его Величество  намерен  в  ближайшее
время пожаловать генералу титул лорда.
   - О-о! - мистер Солсбери удивленно поднял брови.
   - Ничего удивительного. Май-Маевский - замечательный тактик. Он прекрасно
использует возможности современного транспорта -  перебрасывая  относительно
небольшие контингента войск по железной дороге, он вводит их в бой  зачастую
в один  и  тот  же  день  на  разных  участках  фронта,  тем  самым  успешно
преодолевая  сопротивление  значительно  превосходящих  по  численности  сил
противника. Не забывайте, что Добрармии приходится воевать и с красными, и с
зелеными, и с Петлюрой?
   Сэр Уинстон посмотрел на часы и встал:
   - Должен откланяться. Меня ждут в Адмиралтействе.  Желаю  вам  успехов  и
надеюсь на прекрасные результаты вашей миссии.
   Он колобком выкатился из Георгианского зала, и  мгновенно  на  его  месте
возник мистер Лестер, тактично ожидавший  завершения  разговора  в  соседней
комнате.
   Опустившись в кресло, он с любопытством взглянул на мистера Солсбери.
   - Не правда ли, - заговорил он, чувствуя, что  молчание  затягивается,  -
первый  лорд  Адмиралтейства  -  весьма  перспективный  политик?   Если   бы
консерваторы  пришли  к  власти,  сэр  Уинстон  Черчилль мог бы стать премьером?  Хотя  англичане  не
любят аристократов в политике, а сэр Уинстон - виконт, в родстве с герцогами
Мальборо? И вообще, такой твердый и энергичный человек нужен у власти только
в критические моменты истории, в период войн и  политических  потрясений.  В
относительно благополучные времена подобные люди могут быть опасны, так  что
сэр Уинстон может стать премьером лишь в случае новой войны, а  этого,  даст
Бог, не случится?
   - Не правда ли, - прервал приятеля мистер Солсбери, не  склонный  сегодня
говорить о политике, - в походке Джеральдины есть та грациозная  царственная
легкость,  которая  говорит  нам  о  подлинном  аристократизме,   о   многих
поколениях родовитых предков? Я уверен, что на скачках в Аскоте  она  придет
первой.

Глава вторая

   Опять фрегат пошел на траверс,
   Опять, хлебнув большой волны,
   Дитя предательства и каверз
   Не узнает своей страны.
   Б. Пастернак. ?Высокая болезнь?

   Борису снилось, что он умирает от тифа. С тех пор, как он с трудом выжил,
ему часто снилась болезнь. Опять во сне он ехал в поезде, в набитом  вагоне.
В его распоряжении оказалась вся верхняя полка, потому что  никто  не  хотел
сидеть рядом - боялись заразиться. Задыхаясь от жара, Борис под унылый  стук
колес терял сознание, потом ненадолго приходил в себя, просил пить, никто не
подходил к нему, тогда он опять начинал бредить. Потом поезд  остановился  в
чистом поле, слышались крики, выстрелы, ржание лошадей. Всплыло  и  загуляло
по вагону  страшное  слово  ?махновцы?.  Сунулась  наверх  страшная  рожа  в
мохнатой шапке с  заплывшим  глазом,  грозила  револьвером.  Последнее,  что
помнил Борис, - это как  его  тащили  за  ноги  по  вагону  и  выбросили  на
подтаявшую мартовскую землю.
   Через некоторое время от холода он пришел в себя. Махновцы уже  нагрузили
подводы награбленным добром и ускакали. Поезд  тоже  потихоньку  тронулся  к
ближайшей  станции.  У  полотна  валялось  несколько  трупов  -  мужчина   в
офицерской форме без сапог, старик, раздетый до белья,  ещ„  какие-то  люди,
одна женщина?
   Борис встал на ноги и, шатаясь, побрел  вдоль  полотна  вслед  поезду.  В
будке путевого обходчика старуха напоила его  чаем  с  малиной  и  разрешила
отлежаться несколько дней. Тифа она не боялась.  Борис  сам  удивлялся,  как
выжил, видно, не судьба была ему тогда умереть.
   Разбудил его скрип открываемой двери. Надзиратель  принес  ведро  воды  с
кружкой, привешенной на цепочке. Обитатели камеры, как муравьи, поползли  на
водопой. Борис выпил кружку  теплой  железистой  воды  и  почувствовал  себя
лучше.  Голова  прошла,  пока  он  спал.  Дверь  снова  открылась,   впустив
немолодого приземистого солдатика.
   - А вот который Ордынцев! - весело крикнул он. - Выходи!
   Борис поднялся и молча пошел к выходу. По камере пронесся тяжкий вздох.
   На улице солнце клонилось к закату. Было жарко и  пыльно,  каменные  дома
выпускали накопленный за день зной.
   - Куда, дядя, пойдем? - спросил Борис хмуро.
   - Известно куда, - охотно отвечал солдат, - в контрразведку, вот куда.
   - Тогда веди подольше, - вздохнул Борис, - мне спешить некуда.
   Они пошли через пустеющий базар, где  солдат  разрешил  Борису  купить  у
припозднившейся торговки пирог с луком  и  яйцами,  причем  Борис,  доставая
деньги, встал так, чтобы солдат их видел.
   - И-и, матушка, ты мне так не говори, что у меня пемадоры дороже!  Это  у
тебя такое сумнение!  -  втолковывала  толстая  за-горелая  торговка  унылой
женщине в  черном.  -  Ты-то,  матушка,  тут  недолочко,  а  мы  уж  всякого
повидавши. И при курултае  ихнем,  татарском,  в  Крыму   жили,   и   при
Сулькевиче, и при господине Крыме  жили,  и  при  красных,  прости  Господи,
привелось? Вот уж когда, матушка, не то что дорого, а и вовсе нечего было на
зуб положить! Куда что подевалось -  ни  тебе  хлебца  даже  купить.  А  как
энти-то деникинцы пришли, тут тебе сразу  и  булки  белые  появились.  А  ты
говоришь - пемадоры тебе дорогие! Вон, господин  повар  английский,  тот  уж
если берет, то не торгуется ни трошечки. Хороший такой господин,  даром  что
по-нашему ни слова,  а  в  провизии  понимает?  Может,  кавунчика  недорогою
хочешь?
   - На что мне твой кавунчик? - подала голос унылая вдовица - Это коли бы я
в удовольствие свое жила, взяла бы я  у  тебя  кавунчика.  Раньше,  когда  в
Курске жили, мы с Авдеем Никитичем покупали  кавунчика,  уважал  покойник  С
чаем любил пить. Сядет, полсамовара усидит и цельный кавун?  Была-то  жизнь,
да нисколько не осталось. А что сюда нас Деникин евакуировал, то это  только
для того, чтобы нам здесь помирать? Что тут за места  такие  -  одни  татаре
кругом да другие всякие разные? Земля, как доска,  сухая,  лесу  не  видать,
зверя-птицы не слыхать, коровок и тех редко когда увидишь? Одни тебе овцы да
козы, прости Господи! Да и козы как-то не по-русски блеют, видно, татаре  их
по-своему научили? Ладно, матушка, давай свои пемадоры.
   - А что, дядя, денег-то  небось  мало  вашему  брату  солдату  платят?  -
спросил Борис.
   - И-и, барин, куда там много! - вздохнул солдат. -  При  царе-то  платили
семь рублей пятьдесят копеек  в  месяц,  а  нынче,  если  на  ?колокольчики?
пересчитывать, то меньше выходит?
   Борис жевал пирог, поглядывая по сторонам. Базар прошли, начались грязные
узкие улочки, поднимающиеся постепенно  вверх,  к  центру.  Борис  осторожно
повернул голову. Солдат закинул винтовку за плечо  и  вытирал  разгоряченный
лоб.
   - Ты вот что, дядя, - повернулся Борис к конвойному,  -  ты  отведи  меня
тут, в сторонку куда-нибудь. Приспичило мне, а на улице-то ведь не будешь?
   - Знамо дело, - откликнулся солдат, - на улице несподручно?
   Они зашли  в  небольшой  тупичок,  отгороженный  с  двух  сторон  высоким
забором. Борис вынул деньги и протянул их солдату. Тот выпучил глаза и  взял
с сомнением, а Борис уже,  не  тратя  времени  даром,  рванул  с  его  плеча
винтовку.
   - Ты погоди, погоди, - забормотал солдат, - ты дай мне по носу. Слабый  у
меня нос, чуть что - сразу кровища хлещет?
   Борис, не примериваясь, двинул солдата кулаком по носу.  Кровь  и  верно,
хлынула сразу. Солдат упал на колени, выпустив  винтовку.  Борис  перебросил
винтовку через высокий забор  и  услышал,  убегая,  как  она  Шлепнулась  на
каменные плиты двора.
   Он выскочил из тупичка на узкую улочку, в конце е„ показались два юнкера.
Борис замедлил было шаг, но в это время солдат показался из тупичка, весь  в
крови и, заметив юнкеров, заверещал тонко, по-бабьи:
   - Уби-или! Держи вора!
   - Стой!  -  закричал  юнкер,  и  вслед  Борису  рассыпались  револьверные
выстрелы.
   "Принесла же их нелегкая! - думал Борис  на  бегу.  -  Ох,  возьмут  меня
мальчишки эти??
   - Заходи с той стороны! - донеслось сзади. - В обход его возьмем!
   Борис свернул в первый попавшийся  проход,  пробежал,  топая  и  поднимая
пыль, затем нырнул в  открытую  калитку,  пролез  с  трудом  под  веревками,
завешанными свежевыстиранными  простынями,  рубашками  и  исподним,  с  маху
заскочил на забор и спрыгнул вниз, на другую улицу, столкнувшись нос к  носу
с мальчишкой-юнкером. Тот с испугу выстрелил, и  пуля  обожгла  Борису  руку
возле  плеча.  Борис  глянул  в  румяное,  почти  девичье,  лицо,  в  глаза,
наполненные ужасом и  восторгом,  и  с  размаху  ударил  крепким  английским
ботинком юнкера под дых. Тот икнул и осел в пыль.
   - Будешь знать, паршивец, как в людей стрелять,  -  пробормотал  Борис  и
побежал прочь, не оглядываясь.
   Он долго блуждал по лабиринтам переулков, никто его не преследовал. Борис
старался забирать выше, к центру. Солнце садилось в море,  дома  отбрасывали
длинные кривые тени, жар спадал понемногу. Руку возле плеча  жгло,  и  Борис
чувствовал, как под рукавом тужурки течет кровь и впитывается в рубашку.
   "Чертов юнкеришка, мало ему досталось!? - злобно думал Борис.
   Он достал из кармана записку Аркадия Петровича и остатки денег. В записке
было несколько слов: ?Карантинная слободка, пятый дом  от  солеварни,  Марфа
Ипатьевна?. Под руку попала и та карточка, что подобрал Борис под кроватью в
номере  гостиницы.  Теперь  в  косых  лучах  солнца  Борис  прочел:  ?Батум.
Мариинская  улица.  Кофейня  Сандаракиса?.  И  на  обороте  карандашом  было
нацарапано имя - ?Исмаил-бей?.
   Борис засунул карточку поглубже в карман, потому что сейчас некогда  было
о ней думать. Пройдя ещ„ немного, он отважился спросить дорогу  у  торговки,
которая прямо из  окна  своего  дома  торговала  всякой  всячиной.  Торговка
предложила ему ведро помидоров,  но  Борис  предпочел  за  ту  же  цену  две
самодельные папиросы.
   - А ты иди По Итальянской, - зачастила баба, - все прямо и прямо, а потом
вверх и  влево  забирай.  Там  увидишь  на  холме  водокачку.  Это  и  будет
Карантинная слободка, мимо не пройдешь, не сомневайся!
   - А где Итальянская-