вычке бросить на пол. Потом,  передумав,  встал  и
бросил ее в пепельницу, стоявшую на другом столе.
   Абуладзе ничего не говорил. Он сидел, словно окаменев,  не  произнеся  ни
слова. Внизу открылись двери. Раздались чьи-то голоса.
   - Вот, - сказал с неожиданной ненавистью Седой, -  подкрепление  прибыло.
Вот кто теперь у меня в товарищах.
   Абуладзе повернул голову. По лестнице поднимался Аркадий Александрович со
своими людьми.

Москва. 17 часов 15 минут

   Несмотря на все его усилия, он снова впал в забытье, а когда очнулся,  то
обнаружил, что они уже стоят. Часы на руке работали, несмотря на все удары и
тряски, и он с удивлением обнаружил, что уже шестой час вечера.
   Сизов лежал на сиденьях. Он уже не стонал, но по-прежнему никак не  хотел
мириться с судьбой. И все его мысли лежали только в одной плоскости.  Любыми
способами бежать от террористов, предупредить своих, рассказать им  о  своей
настоящей роли в этом затянувшемся кровавом спектакле. От  голода  кружилась
голова. Хотелось пить. Но он держался, стараясь не подавать виду, что он уже
пришел в себя.
   Однако на этот  раз  Лося  ему  обмануть  не  удалось.  Тот,  вернувшийся
откуда-то, сел в автобус и спросил у дремавшего рядом Моряка:
   - Ну как он? В сознание не приходил?
   - Кажется, нет, - ответил тот.
   - Кажется, нет, - передразнил его Лось. - В прошлый раз тоже казалось. Он
уже умирал.
   А потом на другой балкон перелез. И так ловко, что  вы  ничего  не  могли
сделать.
   - Да он уже тогда умирал, - поморщился Моряк, - у  него  вся  повязка  на
груди в крови.
   Он от потери крови сдохнет. И машину нашу испачкает.
   - Какую машину? - засмеялся вдруг Лось. - Нету уже  машины.  Все.  Теперь
будем на "Роллс-Ройсах" ездить. Через несколько часов будем далеко отсюда.
   - Да, - засмеялся в ответ  Моряк,  -  действительно  глупо.  Ну  и  пусть
пачкает. Пусть все кровью испачкает. Я совсем забыл.
   Сизов не  хотел  себя  обнаруживать,  но  боль  была  невыносимой,  и  он
неожиданно для себя застонал.
   - Пришел все-таки в сознание, - усмехнулся Лось, - ну на этот  раз  ты  у
нас не побегаешь. - Он достал из кармана наручники, взял здоровую левую руку
Сизова и приковал ее к ручке сиденья.
   - Пусть теперь убежит, - сказал Лось, - когда захочет, тогда и убежит.
   - Как там дела? - спросил Моряк.
   - Не знаю, - раздраженно ответил Лось, - нам приказано сидеть здесь.  Они
нам знак дадут.
   - А если они улетят без нас?
   - И без этого тоже? - кивнул Лось на Сизова. - Не  волнуйся.  Там  должен
быть один человек, без которого они точно не улетят. Ни за что на  свете.  И
пока этот человек не приедет, самолет не взлетит.
   - Это ваш благодетель, - понимающе сказал Моряк, - тот самый, который все
организовал?
   Сизов насторожился.
   - Много болтаешь! - зло крикнул на своего напарника Лось.  -  Еще  ничего
нет, а ты уже язык распустил.
   - Я просто спрашиваю.
   - Заткнись и ничего не спрашивай.
   - А ребята где?
   - Там, где надо, стоят. Ты за них не беспокойся.  А  у  нас  здесь  самое
лучшее место. Все видно.
   - Да что здесь видно? - возмутился Моряк. - В самом конце  встали.  Нужно
было там стоять, у здания вылета.
   - Где надо, там и стоим. Следи  лучше  за  этим  раненым.  Если  еще  раз
убежит, я тебя за ним пошлю и в самолет не возьму.
   - А при чем тут я?
   - Я тебя предупредил.
   - Да ладно, ладно.
   Сизов лежал с закрытыми глазами. Кто же  этот  неизвестный,  который  все
организовал и придумал и без которого они ни за что не  взлетят?  Узнать  бы
имя этого человека.

Борт самолета "ДС-10" испанской авиакомпании "Иберия".
15 часов 40 минут по среднеевропейскому времени. 17 часов 40 минут по московскому времени

   Виктор стоял в кабине, глядя на двух пилотов. После смерти  штурмана  оба
замкнулись  в  себе,  не  став  даже  разговаривать  друг  с  другом.   Лишь
необходимые команды и пояснения.
   В один из моментов второй пилот посмотрел на Виктора.
   - Курить-то хоть можно? - спросил он. - Вы эти правила отменяете?
   На авиалайнерах "Ибериио традиционно не  разрешалось  курить.  Ничего  не
понявший Виктор молча смотрел на него.
   - Он, кажется, не понимает, -  изумился  второй  пилот.  -  Откуда  нашли
такого идиота?
   - С чего ты решил? - взглянул на стоящего за их спиной  Виктора  командир
авиалайнера.
   - Да этот кретин стоит как немой. Эй, парень, может, ты глухонемой?
   Виктор по-прежнему стоял молча. Он понимал, что они обращаются к нему, но
не знал, что говорить.
   - Кажется, он действительно глухонемой, - удивился второй  пилот.  -  Это
уже смешно.
   Честное слово. Даже обидно. Поставили такого идиота.
   - Не перегибай, - посоветовал командир, - может, он и понимает.
   - Ничего он не понимает. У меня в кармане лежит второй пистолет, - сказал
вдруг второй пилот и сжался в  ожидании  удара.  Виктор  по-прежнему  стоял,
молча глядя на них.
   - Ты это серьезно? - спросил командир.
   - Конечно, нет, - улыбнулся второй пилот, - просто проверял его  реакцию.
Он даже не шелохнулся. Он или глухонемой, или не понимает испанского  языка.
Может, он немец или швед? Посмотрите на его лицо, он определенно не испанец.
   - Мне трудно повернуть голову, - ответил капитан, - он сразу все поймет.
   - Что вы думаете делать? - спросил его напарник,
   - Пока не знаю.
   - Вы хотите лететь в Монрови? Там сейчас война.
   - Я помню, Хосе, но у нас нет другого выхода. На борту сто пятьдесят пять
пассажиров.
   Не забывай об этом. Мы с тобой отвечаем и за их жизни тоже.
   - Вы хотите, чтобы я прокладывал курс на Либерию?
   - Я хочу, чтобы ты все время думал о наших пассажирах,  Хосе.  Это  очень
важно.
   - Они убили Мануэля.
   - Я помню.
   - И вы хотите им помогать?
   - Я хочу спасти жизни наших пассажиров.
   - Но вы им помогаете.
   - Абстрактный героизм, Хосе, хуже всего.
   Нельзя быть героем за чужой счет.
   - Речь идет и о наших жизнях, - повысил голос Хосе.
   - Речь идет о людях, - возразил командир  корабля,  -  я  отвечаю  за  их
жизни, пока я командир авиалайнера. Значит, берем курс на Монрови.
   - Хорошо, - обиделся второй пилот.
   - Хосе, - позвал его через минуту командир.
   - Да, капитан.
   - Когда первый террорист вошел в кабину, он посмотрел на приборы. Я видел
его взгляд, Хосе. Он профессиональный  летчик.  Это  сразу  чувствуется.  Он
смотрел на основные приборы.
   Высота, скорость, курс. Он знал,  куда  нужно  смотреть.  И  этот  знает.
Может, он не знает испанского языка, но, если я начну передавать  сообщение,
он сразу поймет.
   - Я понял, командир.
   В кабину вошел Альберта, показавший  Виктору,  чтобы  тот  вышел  отсюда.
Виктор, вздохнув, вышел из кабины. Ему порядком надоел  испанский  язык,  на
котором говорили пилоты и в котором он понимал всего несколько слов.
   В салоне бизнес-класса его ждал Переда.
   Самолеты,  совершавшие  рейсы  в  Кению,   обычно   имели   два   салона:
бизнес-класса  и  экономкласса.  В  первом  салоне  традиционно  размещались
пассажиры бизнес-класса. Переда сидел на последнем сиденье, положив  автомат
рядом с собой. Виктор подошел к нему, сел в кресло.
   - Наша влюбленная парочка удобно устроилась в другом салоне, - усмехнулся
Переда, - я, правда, предупредил, чтобы они следили  за  пассажирами,  а  не
друг за другом. Ну как там наши пилоты?
   - Болтают как заведенные.
   - Это нервная реакция, - усмехнулся Переда, - я когда в первый раз увидел
убитого, весь день плакал. А  потом  ничего,  пришел  в  себя.  И  все  было
нормально.
   - Когда мы будем в Либерии?
   - По моим расчетам, часа через полтора.
   Пока все идет нормально, Виктор. Главное - вовремя сесть. Через  полчаса,
когда пересечем границу Гвинеи, нужно будет объяснить Барселоне, куда именно
мы летим. Они должны знать, что мы захватили самолет.
   - Как у наших там, в Москве? - спросил Виктор.
   - Не знаю.  Мы  договорились  звонить  только  точно  по  времени.  И  не
разговаривать.
   Я звоню каждые два часа и спрашиваю какую-нибудь аптеку  или  библиотеку.
Если мне говорят, что я не туда попал, значит, все в порядке.
   Если говорят, что я ошибся, значит, конец. Но пока  все  идет  нормально.
Твой сотовый телефон работает здорово. Это гениальное изобретение, такие вот
телефоны. Можно говорить из  самолета,  из  Африки,  из  Антарктиды.  Просто
гениально. Это уже  двадцать  первый  век,  Виктор.  Мы  сегодня  приближаем
двадцать первый век.
   "Какой-то он слишком  восторженный,  -  неприязненно  подумал  Виктор.  -
Может,  из-за  близости  завершения  всей  операции  и   радости   обладания
гигантскими суммами он так волнуется?" И словно в ответ на его мысли  Переда
вдруг сказал:
   - У меня ведь было тяжелое детство,  Виктор.  Нас  вывозили  под  бомбами
самолетов Франко, под взрывы наших домов. Мы все официально  стали  сиротами
уже в десять лет. Государство взяло нас под свою опеку. А когда вместо одной
мамы у тебя сто разных мам и  все  тебя  ненавидят,  ты  поневоле  начинаешь
ненавидеть весь мир. Вот что я тебе скажу, Виктор.
   Самые мрачные мои воспоминания - это мое пребывание в детском доме. Я еще
тогда почти совсем не знал русского языка. Меня называли немцем и  дразнили.
А когда я пытался доказать, что это не так, меня  били.  Знаешь,  как  могут
бить озлобленные войной детдомовцы, потерявшие родителей, зачастую убитых  у
них на глазах. Мы были обозлены на весь мир. Как меня  били!  -  Он  покачал
головой. - А потом я научился их бить и стал давать сдачи - Но  воспоминания
о моих унижениях сохранились на всю жизнь.  Это  в  книгах  глупости  разные
пишут, что, пройдя через страдания и боль, человек становится лучше и  чище.
Ничего подобного. Чем больше  страданий,  тем  ужаснее  человек.  Тем  более
ожесточается его душа.
   Бедный сирота никогда не станет лордом.  Даже  в  королевском  дворце  он
будет помнить о своем унижении и мстить всему человечеству - Виктор  молчал,
ошеломленный речью Переды. - Мне  с  трудом  разрешили  поступить  в  летное
училище, - продолжал Переда, - и  то  только  потому,  что  тогда  в  газете
"Правда" была напечатана статья о моем отце, героически  погибшем  испанском
коммунисте. После статьи мне разрешили стать летчиком, но летал я только  на
внутренних линиях. Я был советским гражданином, но испанского происхождения.
И поэтому меня никуда не пускали. А когда впервые я попал в  Испанию  десять
лет назад, то просто испугался. После пустых прилавков у  нас  видеть  такое
изобилие... И тогда я понял, что меня уже ничего не остановит. - Он  почесал
подбородок, сминая свою короткую бородку, и закончил:
   - И тогда я понял, что должен  сделать  все,  чтобы  вырваться  из  этого
дерьма.
   Чтобы вырваться и стать человеком. А человеком в этом мире  можно  стать,
только имея доллары в кармане. Без денег в этом мире ты ноль.
   Ноль без палочки. С деньгами ты палочка.
   И чем больше у тебя денег, тем выше твоя палочка.
   Проходившая мимо симпатичная стюардесса, стараясь  не  смотреть  на  них,
пронесла поднос с кофе дальше.
   - Стой, - приказал вдруг Переда, - вернись обратно.
   Все пассажиры первого салона начали оборачиваться.
   - Всем смотреть прямо, - закричал Переда, - никому не оборачиваться!
   Девушка подошла к нему.
   - Мы тоже хотим  кофе,  -  громко  сказал  Переда.  Девушка  наклонилась,
протягивая чашечку кофе. Переда смотрел ей в глаза.  Она  сама  открыла  его
столик и поставила туда одну чашку, затем вторую. У нее на подносе  осталась
третья.
   - Еще, - сказал Переда, глядя ей в глаза.
   Она поставила и третью чашечку. Выпрямилась, чтобы уйти.
   - Стой, - приказал Переда, не отрывая от нее глаз.  Он  взял  пистолет  и
поднес его совсем близко к лицу девушки. Та стояла, замерев, только капельки
пота на верхней губе выдавали ее волнение. Переда медленно провел пистолетом
по ее телу, чуть надавил на ее  выступающую  грудь,  провел  оружие  дальше.
Виктор с интересом следил. Переда спускал пистолет ниже, по бедру, по  ноге.
Дошел до края юбки, заканчивающейся чуть выше колен. Он по-прежнему  смотрел
в глаза девушки. Чуть-чуть  приподнял  край  юбки.  -  В  следующий  раз,  -
неприятно улыбаясь, сказал Переда, - кофе в  первую  очередь  будешь  носить
нам.
   Девушка поправила юбку. В ее глазах горела теперь ненависть. Переда убрал
пистолет, и она отошла от них.
   - Вот так, - сказал Переда своему напарнику, - в этом  мире  нужно  иметь
деньги, как эти толстозадые впереди нас. Или пистолет, как я. И только тогда
ты настоящий человек, Виктор.
   - Интересная у тебя философия, - усмехнулся Виктор.
   - Который час? - спросил вдруг Переда, глядя на свои часы. - Черт возьми,
кажется, мои остановились!
   - Около четырех, - сказал Виктор, - в Москве сейчас уже шесть вечера.
   - Чуть не опоздали. - Переда  поднял  телефон  и  набрал  номер  сотового
телефона Аркадия Александровича. Почти сразу ему ответил незнакомый голос:
   - Да?
   - Это гомеопатическая аптека? - спросил Переда, подмигивая Виктору.
   - Какая, к черту, аптека! - сказал все тот же незнакомый голос. -  Идиот,
вы не туда попали!
   Переда медленно закрыл телефон и посмотрел на Виктора.
   - Кажется, у нас начинаются проблемы,  -  сказал  он,  -  отвечал  вместо
Аркадия Александровича кто-то другой.
   - Может, еще раз перезвонить? - предложил Виктор. Переда задумался.
   - Нет, - наконец  сказал  он,  -  нельзя.  Будем  действовать  по  плану.
Кажется, самое время обрадовать наших коллег. Пусть  передают  в  Барселону,
что мы требуем самостоятельности басков. Это их как-то .подбодрит.  -  И  он
поднялся, чтобы пройти в кабину пилотов. Но настроение у него было испорчено
окончательно.

Москва. 17 часов 50 минут

   Вертолеты прибыли с  десятиминутным  опозданием.  С  балкона  депутатской
комнаты было видно, как ящики грузят  в  самолет.  Абуладзе  стоял  рядом  с
Аркадием Александровичем, глядя на летное  поле.  Самолет  находился  совсем
рядом с депутатским залом, на ближайшей к зданию стоянке.  Отсюда  все  было
видно достаточно четко. Аркадий Александрович взглянул на часы.
   - Все правильно, - спокойно сказал он, - хотя вы и  немного  задержались.
Мы передадим вам капсулу через тридцать минут. Здесь будет  кто-нибудь,  кто
мог бы определить, что мы вас не обманули?
   - Будет, - угрюмо  сказал  Абуладзе,  -  я  сейчас  пойду  и  поговорю  с
руководством.
   -  Никаких   активных   действий,   генацвале,   -   усмехнулся   Аркадий
Александрович, - не забывайте о третьей  капсуле.  Если  с  нами  что-нибудь
случится, третья капсула будет разбита.
   И пусть обеспечат самолет едой и водой, но без всяких там наркотиков.  Мы
проверим.
   - Не нужно меня пугать, - мрачно проговорил Абуладзе, уходя с балкона. На
Седого он больше не смотрел.  Неторопливо  переваливаясь,  он  спустился  по
лестнице, открыл замок на двери, вышел, закрыл  дверь.  В  вестибюле,  перед
депутатской комнатой, уже стояли несколько человек, в том числе и Маркин.
   - Ну как? - спросил он.
   - Пока все нормально, - вздохнул Абуладзе. - Где генерал Дмитриев?
   - В соседнем здании, - показал Маркин. - Идемте туда.
   Они вышли из здания, проходя к другому помещению.  Сотрудники  милиции  и
ФСБ очень незаметно убирали людей с  их  дороги.  Абуладзе  в  сопровождении
своего спутника поднялся в оперативный  штаб,  развернутый  прямо  в  здании
аэропорта.
   - Они уже собрались? - спросил Дмитриев, когда он вошел в комнату.  Здесь
было человек десять неизвестных ему людей. Абуладзе сел на стул.
   - Пожалуйста, - сказал он, обращаясь ко  всем,  -  выйдите,  если  можно,
отсюда. Это нужно в интересах дела.
   Дмитриев ничего не сказал, но все встали и вышли из комнаты. Остался лишь
один генерал-полковник, сидевший на стуле рядом с Дмитриевым. Абуладзе сразу
узнал его. Это был командующий пограничными войсками страны.
   - Мне тоже уйти? - спросил генерал.
   - Нет, - все-таки улыбнулся Абуладзе, - вы можете остаться.
   Пограничник кивнул головой, оставшись сидеть на стуле.
   - Туда приехали не все, - убежденно сказал Абуладзе. - Кроме первой пары,
которая привезла капсулу, потом приехали еще четверо.
   И они явно не торопятся, все время смотрят на часы и кого-то ждут.
   - Сколько человек приехали? - спросил Дмитриев.
   - Четверо.  И  самое  главное,  что  среди  них  нет  летчиков.  Как  они
собираются отсюда улететь? Каким образом?
   - С чего вы решили?
   - Первые двое, которые  пришли,  не  летчики.  Во  всяком  случае  насчет
мужчины  я  абсолютно  уверен.  Из  следующих   четверых   убираем   Аркадия
Александровича Майского, очевидно, главного организатора этого преступления.
- Он помолчал немного и добавил:
   - Вместе с Седым и неизвестным, про которого мы  пока  ничего  не  знаем.
Кроме них,  там  в  зале  находятся  еще  трое.  Молодой  человек,  кажется,
Константин. Я обратил внимание на его руки, на его манеру  ходить.  Типичный
пижон. Если он летчик, то я балерина. Остаются двое.  Какой-то  Эдик,  он  у
них, очевидно, минер. Я видел, как он устанавливал в  зале  радиоуправляемое
взрывное устройство большой мощности.
   Он делал это нарочно у меня на глазах, чтобы я все  мог  вам  рассказать.
Поэтому штурмовать депутатский зал в  любом  случае  не  стоит.  И  наконец,
высокий парень, которого  все  зовут  Быком  -  Он,  кажется,  телохранитель
Майского.
   Проверьте эту информацию. Но его интеллект написан у него на  лбу.  Он  в
лучшем случае кончил среднюю школу, да и то я  в  этом  не  уверен.  Нет,  -
решительно подвел итоги Абуладзе, - летчиков среди них нет.
   - Что они требуют?
   - Воду, еду в самолет. И чтобы кто-нибудь приехал  принять  капсулу.  Они
хотят, чтобы мы ее проверили и убедились, что это настоящая капсула.
   - Из Министерства обороны уже выехали трое генералов. Они будут  здесь  с
минуты на минуту, чтобы лично принять эту капсулу у вас, - сказал Дмитриев.
   Абуладзе нахмурился. О чем-то подумал  и  поднял  трубку,  набирая  номер
телефона Лодынина.
   - Куда вы звоните? - спросил Дмитриев.
   - В Министерство обороны.
   - Но есть же рация, - удивился генерал.
   - Ничего. Я люблю говорить по обычному телефону.
   Когда трубку поднял дежурный офицер, Абуладзе попросил генерала Лодынина.
   Через минуту трубку взял встревоженный генерал Лодынин.
   - Что случилось?
   - Ничего. Просто я не хотел говорить по рации, чтобы все слышали.  Кто  к
нам поехал?
   - Несколько человек из нашего штаба, чтобы определиться на месте  с  этим
капсулами. Из хранилища  вызвана  специальная  команда  для  транспортировки
капсул на место.
   - Они сами захотели ехать в аэропорт?
   - Кто?
   - Генералы...
   - Нет, кажется. Премьер им поручил. Хотя нет,  кто-то  из  них  внес  это
предложение, и премьер сказал, что так будет лучше.
   - Кто именно?
   - В чем дело, что там у вас происходит?
   - Террористы не торопятся. Они явно кого-то ждут. Или  чего-то  ждут.  Их
пока слишком мало для такого самолета, как "Ил-62".
   Майский предложил мне вызвать людей для определения подлинности  капсулы.
А генералы уже выехали из здания министерства. Ты меня  понимаешь,  генерал,
что происходит?
   Один из них захочет улететь с этим самолетом.
   Один из них и есть тот самый иуда.
   Лодынин молчал.
   - Я понял тебя, - сказал он наконец. - Кажется, Солнцев предложил выехать
в аэропорт. Но это я еще узнаю.
   - Фамилии этих троих. Кто едет в аэропорт?
   - Зароков, Лебедев, Солнцев. Все имеющие отношение к этим капсулам.
   - А где Масликов?
   - Он остался здесь.
   -  Все  правильно,  генерал.  Слушай  меня  внимательно.  Спланировать  и
организовать такую операцию мог только человек, знающий все об этом  оружии.
Я думал, что это мог быть и ты,  когда  погиб  вертолет  со  спецназом.  Но,
увидев Седого, понял, кто мог знать о работе спецназа. Однако  Седой  ничего
не понимает в этом ЗНХ. И никто из присутствующих там тоже не понимает. Один
из этих генер