в!
     Возвращаюсь в дежурку и открываю Устав внутренней службы. Черт  возьми,
действительно, командир прав.
     Через полчаса он вызывает на ковер:
     -- Почему не доложили о ночном происшествии?
     --  Так  мы  сами  во всем  разобрались, зачем было Вас  беспокоить  по
пустякам?
     --  Ваша инициатива и забота  о  командире похвальна. Но я обязан знать
обо всех чрезвычайных происшествиях в части. Понятно?
     -- Понятно.
     Начальник штаба, прослышав об этом диалоге,  пришел в ужас. Вскоре нас,
"пиджаков" перестали назначать дежурными по части.



 * ЧАСТЬ 7. ПЕРВАЯ КОМАНДИРОВКА В АФГАНИСТАН. 1983 год. *
          Все равны мы перед смертью,
          Всех разит ее копье,
          Лучше славная кончина,
          Чем позорное житье.
     (Шота Руставели)

Глава 1. Отряд "Омега"
     В конце 1982  года окончательно укомплектовали отряд "Омега", состоящий
из  9 групп.  В  течение нескольких  месяцев мы  проходили специализацию  по
разведработе в Афганистане. Потом нашу девятую группу отделили  от остальных
ребят. Два месяца интенсивно натаскивали на  слаженность действий в  составе
группы  захвата:  как  нам  объясняли, для  показа  новому  председателю КГБ
Федорчуку.  Под  руководством  Александра  Ивановича Долматова ежедневно  по
четыре часа  занимались  рукопашным боем.  В  группе  было два  летчика, два
моряка, два специалиста со знанием редкого языка  (не буду говорить какого),
и врач.  Задали темы рефератов:  "Как  захватить  самолет" и  "Как захватить
судно". Мы  были предупреждены не болтать  лишнего вне группы, и  никому  не
раскрывать специфику и программу подготовки. С нами денно и нощно находились
два  молчаливых  контрразведчика,  следившие  за  каждым  шагом  и  особенно
разговорами. Нашим командиром был назначен Серега по прозвищу "Кровавый": он
успел  повоевать в отрядах "Зенит" и "Каскад". Его заместителем Коля Швачко,
в декабре 1979 года штурмовавший дворец Амина в составе группы "Гром" отряда
"Альфа". Ну, а мы, остальные бойцы, в  званиях  от старлея до майора, хоть и
владели несколькими смежными специальностями, но боевого опыта еще не имели.
Так что  у многих  из нас чесались руки  ввязаться  в какую-нибудь заварушку
посерьезнее.  Ходили  слухи,  что  нашу  группу  натаскивают  на  проведение
операции по освобождению большой группы  советских солдат, попавших в плен к
моджахедам. Причем особо не скрывали, что некоторые из нас возможно погибнут
при выполнении задания, а останки  наши не  сумеют  вернуть на  Родину. Мы к
этому психологически были готовы. Вообще-то на закулисных переговорах лидеры
Афганской  оппозиции  согласились  отпустить часть  пленных, если  Советская
сторона  всего  лишь признает  их  военнопленными.  Принять  их  предложение
означало бы, что мы ведем официальную (объявленную  или необъявленную, какая
разница?) войну против Афганского народа. Поэтому Кремль уперся, дескать  мы
ни  с  кем  не воюем,  а  лишь  помогаем партнерам  бороться  с бандитизмом.
Оппозиция готовилась провести заседание международного суда в одной из стран
третьего мира и показать всему  миру наших плененных военнослужащих. В какой
стране должен  был состояться суд,  можно было  догадаться  по переводчикам,
включенным в состав нашей группы.
     Однако в феврале 1983 года летчиков,  моряков и переводчиков из  группы
убрали, а  нас  в  полном  составе  отправили  в  отпуск,  объявив,  что  по
возвращении из отпуска поедем в Афганистан. Я приехал в родной Талас.  Месяц
пролетел быстро. Настала  пора  расставания.  Родные  и близкие организовали
проводы. Ни для кого не было секретом, что ухожу на войну.
     Воинственная бабушка Жамал размахивала клюкой:
     -- Будь храбрецом, не осрами честь отцов!
     Мама, украдкой утирая слезы,  замесила ночью  тесто и испекла маленькую
лепешечку.  Утром  она  дала мне  откусить  от нее,  а остальное повесила на
шнурке в укромном месте:
     -- Доешь когда вернешься, сынок!
     Во  все времена киргизские женщины свято соблюдали эту традицию. До сих
пор  на  юге  Киргизии  многие  вдовы  Великой  Отечественной  войны  хранят
лепешечки, надкушенные их мужьями. Хранят, все еще надеясь на чудо.
     Отец, человек сугубо мирный, не  нюхавший пороху  в прошлую войну из-за
"брони", как-то робко попросил:
     -- Постарайся не проливать крови, ни своей, ни чужой...
     Молодежь смотрела разинув рты, с завистью и восхищением.

"Контрабандисты"
     В  конце  марта  в Афганистан  отправилась  небольшая  группа  офицеров
принимать дела  и хозяйство  у нашего  предшественника "Каскада". Через  две
недели  наступил  и наш  черед. Загрузили  ИЛ-76 под  завязку  боеприпасами,
дровами,  столами и стульями, прихватили  УАЗик.  В некоторых  ящиках вместо
патронов была  водка.  Наша  непьющая группа  везла 100 бутылок. Прилетели в
Ташкент. На борт поднялся таможенник. Подергал за сетку, обтягивающую ящики:
     -- Мужики, скажите честно, много водки везете?
     -- По две бутылки!
     Таможенник  хмыкнул и ушел.  Пограничник подписал необходимые документы
ничего  не проверяя. Мы вышли покурить с  экипажем.  Кто-то из  ребят  задал
летчикам вопрос:
     -- Ходят байки о том, что "Каскадеры" умудрились нелегально провезти  в
Афганистан девчат?
     Пилоты дружно расхохотались. Командир корабля начал свой рассказ:
     -- На  самом деле все было несколько иначе. Возвращались  мы  в прошлом
году  из  Кабула  с  "Каскадом".  В  Ташкенте  ребята разбрелись по  городу.
Собирать  пришлось  их  долго.  Подхожу  к  самолету,  а в  дверях  качается
невменяемый в дугу парень, не пускает на борт. Говорю ему:
     -- Я командир корабля, как без меня полетите дальше?
     -- А мне все "парванист"! -- отвечает.
     Пришлось вытащить пистолет и потыкать в лоб. Он меня сразу зауважал:
     -- Однако свой мужик! Пойдем выпьем?
     Тут  бортмеханик шепчет, что они  провели на борт двух девчат. Осмотрел
самолет  -- никого нет.  Догадался, что  их  спрятали за створками грузового
люка. Подошел туда и громко говорю:
     -- Сейчас поднимемся  на высоту 10 километров, там  мороз минус сорок и
кислорода мало. За четыре часа полета превратятся ваши дамы в сосульки.
     Девчата  сразу в  рев. Открыли  створки, выпустили. Не  стали сдавать в
милицию, просто выгнали с территории аэропорта.

Перелет через границу
     Наш  борт  заправили  горючим,  полетели  дальше.  Над  государственной
границей  СССР  проревела  сирена.  Плеснули  по кружкам.  К  нам  спустился
командир  корабля.  Выпили.  Прильнули  к  иллюминаторам.  Под  нами широкая
Аму-Дарья, разделяющая  два мира. На нашем берегу ухоженные зеленые просторы
сельхозугодий, асфальтированные дороги и богатые села с белоснежными домами,
сверкающими оцинкованными  крышами.  На другом берегу  серые убогие  домики,
малюсенькие квадратики полей. Контраст разительный!
     Над Кабулом пристроился эскорт боевых вертолетов. Пара МИ-24, прикрывая
от душманских  ракет,  шла немного  ниже-сбоку заходящего  на посадку ИЛ-76,
щедро выстреливая в разные стороны звездочки тепловых ловушек.
     В  Кабульском  аэропорту грохотали турбины, махали лопастями вертолеты.
Четверка  пятнистых МИГ-21  с  красными  звездами  на  килях и  с бомбами на
подвесках в  плотном  строю  одновременно  оторвалась  со взлетно-посадочной
полосы.  Лидировала  "спарка".  Мы  догадались,   что  в   переднем   кресле
афганец-наводчик.
     На стоянке толпились загорелые, продубленные "каскадеры", упакованные в
"фирму"  и  кожу, с  огромными  колониальными  чемоданами. Они  возвращаются
домой, мы их заменяем. Нашу группу встречал Серега-"Кровавый". Вроде недавно
расстались, но в его повадках уже чувствовалось что-то особенное, отличавшее
от  нас. Даже  по тому,  как он носит  оружие, было видно,  что это  матерый
вояка. Возгласы, объятия, похлопывания по плечам.
     Минут  через  пятнадцать вернулись "Мигари",  чертом прошли  над  нами,
крутнули "бочку". Понятно: отбомбились удачно. В отличие от них "спарка"  не
хулиганила и села нежно.
     "Каскадеры" погрузились  на  борт  Ил-76.  "Омеге"  подали  автобусы  с
задернутыми  шторами.  Однако Серега  посадил  нашу группу в  хлебовозку. На
вопрошающие взоры лишь усмехнулся:
     -- Береженого бог бережет.

Начало работы
     Наша  группа  "захвата" разместилась на вилле  и в  подсобном помещении
представительства КГБ в Кабуле, а остальные  восемь групп были разбросаны по
провинциям.
     Пару месяцев нас  почти не  загружали  работой.  Мы  занимались  разной
мелочевкой, например,  наводили  порядок  в  приданной  группе  обеспечения,
доставшейся нам в наследство  от  "Каскада".  Представьте такую  картину:  у
ворот  виллы часовой  в затрепаном хэ-бэ, без  головного  убора  и  ремня, в
рваных спортивных тапочках на босу ногу, но зато при автомате на  плече, жуя
жвачку,   лениво  валяет  за   шкирку  в  густой  пыли  местного  мальчонку,
приговаривая  "буру, бача", что означает "пошел  вон,  мальчишка". Остальные
пацанята   весело   скачут   вокруг,   выкрикивая    русские   ругательства.
Интернационализм в действии!
     Используя "жидкую валюту" и личные связи среди офицеров 40-й армии, нам
удалось  за короткий  срок  помыть,  одеть  и  накормить наше  расхристанное
воинство. Они стали похожи на солдат, а не на бандитов с большой дороги.
     Вечерами  бегали  в Советское  посольство  смотреть  фильмы  и  кадрить
тамошних дамочек. Они нами восхищались, жалели, кормили домашними пирогами и
согревали  как   могли.  Ревнивые  посольские  мужики  не  раз  использовали
"дипломатические приемы" воздействия на наше начальство, пытаясь закрыть нам
калитку, но открытого обострения отношений избегали.
     Постепенно   начали  втягиваться  в  работу.  У  меня  было   несколько
обязанностей:  советника  начштаба  и особого отдела  оперативного батальона
5-го Управления ХАДа, завскладом  вооружений  отряда "Омега", специалиста по
обезвреживанию взрывоопасных предметов.
     Работа  советника заключалась в том, чтобы научить  афганских  офицеров
организации  штабной  работы   и  агентурно-разведывательной   деятельности.
Забавное в этом было то, что я не знал их языка, а они -- русского. Общались
мы через переводчиков -- солдат  срочной службы, призванных из Таджикистана.
Но  сперва  этим  солдатам  пришлось  прочитать  краткий   курс  оперативной
подготовки: кто  такой  агент,  резидент,  связник,  тайник и  т.  д.  --  в
нарушение всех существующих инструкций и правил конспирации.
     Как  у  завскладом  вооружений, у меня  тоже  было  немало головоломок.
Откуда-то образовался излишек автоматных  и  пулеметных рожков, штык-ножей и
ночных прицелов. А с автоматическими 30-мм гранатометами АГС-17 был и  вовсе
анекдот: их  было четыре штуки,  к ним  -- пять оптических  прицелов, но все
девять единиц по номерам  не соответствовали числившимся в описи. Лихие были
все-таки  наши предшественники ребята-"каскадеры",  если умудрились все  так
запутать!
     Ну, а  работа специалиста по обезвреживанию взрывоопасных  предметов  и
вовсе  требует  отдельного  разговора.  Мне  довелось  дважды  выгребать  из
подвалов  5-ого  управления   тонны  снарядов,  мин,  ракет  и  патронов  --
расплющенных, раздавленных гусеницами  танков, неразорвавшиеся  авиабомбы, а
также  кучу всякого хлама, назначения которого даже я не знал. Это, пожалуй,
было  самым неприятным.  Как-то одна такая штука щелкнула у меня  в руках  и
начала  нагреваться:  а  мы  в  этот момент везли  в  УАЗике  несколько  сот
килограммов взрывоопасного груза, плюс у каждого на руках по два изувеченных
снаряда,  требующих деликатного обращения. К тому же оказались мы  на людном
перекрестке.
     Я представил,  как взрываемся, а вся  наш смертоносный груз разлетается
на сотни метров вокруг и  тоже взрывается... Но, к счастью,  оказалось,  что
это изделие -- всего  лишь химический источник электроэнергии к  душманскому
ПЗРК. "Черт,  -- подумал я после, -- не пропускал бы занятия  на курсах ПВО,
не было бы такого ляпсуса".
     А  однажды  мы  разжились   ящиком  хозяйственного  мыла,  по  незнанию
занесенного афганцами  на склад тротила. Я сделал страшные глаза и  объявил,
что  это  очень  опасная  взрывчатка,   требующая  немедленной  эвакуации  и
уничтожения. Мы вывезли его и по-братски  разделили среди афганских саперов.
Естественно, на  другой  день  об этом  знало все 5-ое управление. Наш  юмор
оценили.

Праздник Саурской революции
     В апреле  партнеры пригласили нас  на прием в честь очередной годовщины
Саурской революции. По этому случаю в 5-м Управлении ХАДа натянули  огромную
армейскую  палатку.  Рядом  под открытым  небом расставили  стулья,  возвели
трибуну. Несколько сот афганских оперативников, советников и каких-то дехкан
в  национальной  одежде  занимают   места.  В  президиуме  --   руководство.
Выступающие произносят речи,  однако наше  внимание больше занимает обслуга,
которая заносит  в палатку разнообразные  закуски  и запотевшие  бутылки. На
трибуне  появляется  начальник  Управления  доктор  Баха  и  наш  генерал  с
переводчиком. Баха отмечает  огромную  заслугу  своих негласных помощников в
деле борьбы с бандитизмом. Затем начинает по одному приглашать агентов, жмет
им руки, что-то говорит. Наш генерал вручает  им всем памятные часы от имени
Советского правительства, тоже жмет руки.
     Через   год,   когда   я  рассказывал  об   этом  эпизоде   сотрудникам
территориального   управления  КГБ  в  своем  родном  городе  Таласе,   наши
оперативники  так  и не  поверили,  что  можно  запросто  собрать вместе всю
агентуру Управления.
     Наконец,  мы в  палатке. Афганцы любят длинные красивые речи и тосты. А
нам бы побыстрее принять  "на  грудь" норму. Поэтому  инициативу в свои руки
берет один наш полковник. Первый тост:
     -- Да здравствует Саурская революция!
     Через десять секунд:
     -- За здоровье товарищей Наджибуллы и Юрия Владимировича Андропова!
     Едва успели присесть и зажевать -- третий тост. Он традиционный:
     -- За погибших!
     Молча, не чокаясь, опрокидываем стаканы.
     Дальше уже полковник начинает хохмить:
     -- За здоровье доктора Бахи!
     Афганцы как ужаленные вскакивают с  места, преданными глазами смотрят в
сторону своего начальника.  Тот  краснеет от удовольствия, зыркает на своего
замполита. Следующий тост успевает перехватить афганский товарищ:
     -- За здоровье советского генерала!
     Теперь уже мы, советники соревнуемся в скорости вскакивания со стульев.
Но наш тамада не желает уступать бразды правления партнерам. Зычным голосом,
нараспев он начинает:
     -- Нашему боевому генералу троекратное, гип-гип!
     ...полсотни луженых глоток:
     -- Ура!
     -- Гип-гип!
     -- Ура!
     -- Гип-гип!
     -- Ура! Ура! Ура! --  подключаются  афганцы. Мы глохнем. Стены  палатки
раздуваются от децибелл. Хорошо, что у партнеров заранее отобрали пистолеты,
а то все начали бы палить в воздух!
     Очередная порция алкоголя с тихим плеском исчезает в глотках.
     Нашего  тамаду  с  тех  пор за глаза  прозвали  полковник "Трунге", что
означает "троекратное ура нашему генералу".
     Афганец, сидевший рядом тихонько толкает меня в бок:
     -- Товарищ Бек, а что такое "гип-гип"?
     -- То же самое,  что "Зиндабад", то есть "Да здравствует"! --  запросто
перевожу ему.
     Дальше уже начинается обычная пьянка. Партнеры по этой части слабее нас
примерно в два раза. Да и пить ни хрена не умеют: стараются не закусывать, а
больше налегают на  дармовую водку. Здесь спиртное  стоит дорого и далеко не
всем по карману.
     Вскоре  кто-то поет, кто-то блюет,  кто-то лезет целоваться взасос. Наш
тамада  дает  знак: дружно  встаем и твердой походкой покидаем гостеприимных
товарищей. Прислуга потихоньку допивает рюмки и доедает закуску.

Глава 2. Первые потери
     Нашей группе  была поставлена  задача  подготовить  из  числа  афганцев
боеспособное подразделение, которое  могло бы действовать самостоятельно, не
привлекая Советскую армию.
     Через   три  месяца  удалось   сколотить,  обучить  и  вооружить   роту
численностью в 50  человек под командованием  прекрасного офицера,  капитана
Башира.
     Афганцы  пытались контролировать  каждый шаг  нашей  группы,  не  таясь
фотографировали, а  иногда даже ставили за  нами наружное наблюдение. Желтая
"Тойота" с наружкой по ночам постоянно дежурила у  Представительства КГБ. Об
этой "Тойоте" нас предупреждали еще "каскадеры". Как-то, возвращаясь ночью с
начальником отдела ХАДа Васэ и заметив машину, я схватился за автомат:
     -- Душманы! Сейчас я их перестреляю.
     Васэ взвопил:
     -- Не стреляй! Это наши, ХАДовцы. Они охраняют вас!
     Проверка сработала. Это было неприятно: ведь мы  работали искренне, для
них же.  Мы с  пониманием  относились  к подозрительности  и  недоверчивости
партнеров, но даже предполагать не могли, какими глубокими и серьезными были
их  опасения  и на  какие действия  они решатся пойти, стараясь выйти из-под
назойливой советнической опеки "старшего брата".
     Рота  Башира полегла в первой же  операции. Она была брошена на выручку
одного  агента ХАДа,  дослужившегося у  душманов  до командующего фронтом, и
зажатого в  ущелье  соперничающими группировками моджахедов.  Агента  ребята
выручили,  но  сами попали  в  окружение. После  трехдневной  перестрелки  и
многократных мольб о помощи прилетели,  наконец, 12 вертолетов афганских ВВС
и отбомбились... по  роте. Оставшиеся  в живых попали в плен. Башира зверски
замучили.  Спаслись  только двое,  убежавшие  босиком  по  снегу.  Они-то  и
поведали нам о случившемся.
     Для нас это было кошмарной трагедией. Мы не понимали: почему афганцы не
отправили никого на выручку?  Строили самые невероятные версии случившегося.
В конце концов,  "вертушки" могли  перепутать  цель.  Но нам и в  голову  не
приходило,  что  они  могли  атаковать  роту  по  наводке  сотрудника  ХАДа,
сделавшего это сознательно, по распоряжению свыше. И почему наши  начальники
как воды в рот набрали и запретили нам вмешиваться в ход операции?
     Здесь,  я  думаю,   самое  время  пояснить,  что  у  наших  начальников
существовали две совершенно  разные точки  зрения на  события в Афганистане.
Одни  считали,  что  апрельская  революция была  затеяна без  нашего ведома,
афганцы втянули  нас  в  свои  внутренние  разборки и все свои неудачи будут
стараться  сваливать на нас. Поэтому с партнерами  следует вести себя крайне
осторожно, особенно в части советов, как  поступать в той или иной ситуации.
Идеальный вариант -- вообще ничего не советовать!
     Но в таком случае -- какого шайтана мы тут делаем?
     Другие генералы КГБ считали иначе:
     --  Ребята, это  наша  война,  нам ее  расхлебывать  до конца.  Поэтому
действуйте по обстановке, инициативно и решительно. Помните, что каждый день
здесь гибнут наши солдаты. Каждая ваша удачная операция спасает их жизни.
     Мы  были сторонниками второго подхода, но не могли игнорировать запреты
командира "Омеги", придерживавшегося  первой линии. Мы не могли  понять его,
боевого полковника, выполнявшего специальные  задания более  чем в  двадцати
странах мира, храброго офицера...
     О   причине   странной  "робости"  командира  мы  догадались   лишь  по
возвращении  из  командировки.  Он  не смел рисковать  жизнями членов  нашей
группы захвата в  заурядных  операциях,  потому что  мы предназначались  для
более серьезного дела. Слава Аллаху, это "дело" не состоялось!

Глава 3. Сколько душманов было в Афганистане в 1983-м году?
     По данным 40-й  Армии численность их составляла 45-50 тысяч человек. По
линии  КГБ  проходила  другая  цифра:  300-350 тысяч. Почему  такая  большая
разница в сведениях? Армию можно понять: за три года войны она израсходовали
столько снарядов и бомб, что пожалуй,  все население Афганистана должно было
быть поголовно уничтожено три  раза. Доложишь сто  тысяч --  спросят, чем вы
там