олченец.
     Судя по просмотренной только что видеохронике,  улицы забиты обугленной
бронетехникой. Вон там,  в промерзших окопах, среди  темных  развалин сейчас
коротают ночь наши солдатики. Вокруг валяются обглоданные собаками трупы  их
друзей  и  товарищей. Кругом  ненависть  и  страх.  Но еще  страшнее чувство
безысходности. Мне приходилось в Афгане видеть остекленевшие глаза скованных
животным страхом "живых покойников". Такие, как правило, обречены, даже если
уцелеют  в бою.  Пережитый стресс  оказывается настолько  сильным, что  люди
через  некоторое  время  сходят с  ума. Или  спиваются.  Или  кончают  жизнь
самоубийством. Скольким нашим мальчишкам это еще предстоит?
     А я сейчас смотрю сверху  на горящий  Советский  город, заваленный  под
самые  крыши  трупами  Советских  граждан.  За что  они погибли? Кто за  это
ответит?  В  конце  концов  я  не  какой-то  пехотный  офицер,  а  разведчик
специального назначения, подполковник Комитета Государственной безопасности.
Что я сделал лично, чтобы предотвратить это гнусное преступление?  Значит  в
этом есть и моя вина...
     Что я могу сделать теперь?  Пока Молох  не насытится,  остановить войну
просто   невозможно.  Допустим,  напишу  несколько  статей,  однако  кто  из
виновников чеченской бойни обратит на это внимание? Впрочем, стоп! Виновники
бойни! Вот где решение, вот кого следует наказать!

Глава 6. 22 января

Пленный солдат
     Утро   четвертого  дня.  Приезжают   вчерашние  чеченские  спецназовцы,
привозит  с собой пленного российского солдата. Здороваюсь со всеми за руку.
Чеченцы  вооружены  до  зубов. Все  в ладно подогнанных  белых маскировочных
костюмах.  Солдат -- в  бушлате и  черной вязанной шапочке.  Я  в  свитере и
домашних тапочках  с  сигаретой  в  зубах. Контраст  --  нелепейший. Приношу
извинения и увожу пленного в свою комнату для беседы с глазу на глаз.
     Младший  сержант Подмарев Алексей из города Зверево Ростовской области.
Представляюсь подполковником КГБ, показываю свои  документы,  задаю вопросы,
как  он   попал  в   плен?  Бедный  солдатик   начинает   путанно  объяснять
обстоятельства  пленения: пятеро бойцов  --  расчет  автоматического  82  мм
миномета  "Василек"  18-го  января  в  районе   консервного  завода   решили
поживиться чем-нибудь  в  брошенных домах. Не  обнаружив  ничего стоящего  в
первом доме вышли на улицу. Проходящий в это время мимо  них пожилой чеченец
предупредил,  что  в  соседний  дом только  что  зашли  десять  боевиков,  и
посоветовал побыстрее уходить отсюда.  Действительно, они  увидели выходящих
из дома бородачей в масккостюмах, и  кинулись бежать.  Сзади  раздался треск
автоматной очереди.  Алексей упал  на землю посреди  улицы и  огляделся. Его
товарищи попрятались за деревья. Один из  чеченцев держал Алексея на  мушке.
Потребовали сложить оружие.  Солдаты побежали.  Чеченцы бросились  за  ними.
Через несколько  минут  они вернулись  с  автоматом  и  документами  убитого
сержанта Ситникова. Остальным удалось удрать.
     -- Если бы ребята прикрыли, мне бы тоже удалось спастись, -- сокрушался
Алексей. Обращаются с ним чеченцы нормально.
     Мы возвращаемся на кухню.  Я угощаю  его  кофе и  сигаретами. Он  пишет
письмо родным.  В  это  время  заходят телевизионщики.  Даю двадцатиминутное
интервью  чеченскому TВ.  И хотя я  назвал  эту  бойню  преступлением  перед
человечеством,  интервью чеченцам не  понравилось, им бы хотелось,  чтобы  я
выступил с более резкой критикой российских властей. Между  прочим,  когда я
показал  эту  кассету  знакомым  высокопоставленным  военным  в  Москве,  им
интервью тоже не понравилось как... прочеченское.
     На прощание дарю Алексею  плитку шоколада и  блок  жевательной резинки.
Предупреждаю,  что  за  ним должок: после  войны  обязан  поставить  пузырь.
Алексей улыбается. Дай бог, когда-нибудь встретиться с ним в  мирное время у
него дома (через полтора года я узнал, что он погиб под артобстрелом).

Съемки
     С телеоператором выезжаем  в город. Вчера еще людный, а  сегодня словно
вымерший микрорайон  следит за  нами пустыми глазницами окон. Очень неуютно,
буквально физически ощущаю на своей спине холодный  взгляд снайпера. Снимаем
обглоданные трупы.
     В одном месте останавливаю машину  и  начинаю  щелкать  камерой,  чтобы
сделать  панорамное  фото.  Откуда-то  сбоку,  метров  с  трехсот  раздается
автоматная очередь. Мои спутники ежатся:
     -- Кончай съемки, нас могут неправильно понять.
     Свиста пуль не  слышно. Значит стреляли не  по  нам.  Скорее  всего это
чеченцы предупреждают, что фотографировать нельзя. Спасибо, больше не буду.
     Едем обратно. Из  огромной  лужи посреди дороги  стараясь не взболтать,
женщина черпает  ковшом воду.  Ей мешает проезжающий грузовик. Она терпеливо
ждет пока  осядет муть. Невдалеке  алыми языками пламени  грохочет перебитый
газопровод. Навстречу попадается  вооруженный отряд. Командиром у них парень
лет 25-30. Остальные постарше: мозолистые руки,  простые рабоче-крестьянские
лица.  Одеты просто, но добротно. В хозяйственных сумках и заплечных  мешках
--  харч. Где-то подсознанием отмечаю, что у  меня на  душе  было бы гораздо
спокойнее  встретить откровенных  бандитов,  чем  вооруженных  автоматами  и
охотничьими  двухстволками  работяг, спокойно идущих  на  передовую,  как на
работу. Четверо из них оказываются выходцами из Киргизии. Один из них желает
станцевать  в  честь  земляка  лезгинку.  Другой аккомпанирует. За неимением
барабана  начинает выбивать такт одиночными  из  автомата.  На  выстрелы  из
соседних дворов мгновенно подтягиваются другие ополченцы. Фотографируемся на
память.
     Мимо  проезжает автобус с  вооруженными  людьми,  самосвал с женщинами,
сидящими поверх домашнего скарба. Проходят несколько человек с канистрами на
детских саночках.

Отъезд
     24-го января вечером уезжаем из Грозного. Улицы  многолюдны. В основном
это вооруженные  люди.  На углу двое знакомых  автоматчиков в  маскировочных
костюмах: один  из них молодой, в костюме "белого ниньдзя", другой постарше,
в роскошной папахе из серебристого каракуля. По-моему, эти ребята из племени
"парадных"  боевиков. Вчера я их  уже фотографировал за городом. Видимо, там
они красовались в ожидании машины с миссией ОБСЕ.  Вчера, остановив нас, они
суровым  тоном  потребовали  документы.  Когда  я   навел  на  них  объектив
фотокамеры,  сразу приосанились, сделали  мужественные  лица. Сопровождавший
меня спецназовец  пошептался  с  ними,  затем  выщелкал молодому  патроны из
магазина своего АКМ...
     Встречается  отряд, среди  бойцов  --  девушка  в  медицинском халате с
большим красным крестом на шапочке и с санитарной сумкой на боку. Многие уже
узнают меня, приветливо машут руками. Многим из них суждено погибнуть  уже в
ближайшие дни, потому что вчера чеченская разведка на южной окраине Грозного
зафиксировала  концентрацию  российской  бронетехники.  Это  означает,   что
следует ожидать нового штурма. Пора мне делать отсюда ноги.
     Чеченский  пост   предупреждает  нас:  дорога  впереди  простреливается
федералами.  Уже  смеркается,  это   хорошо.  Туман  рассеялся-  это  плохо.
Возвращаться обратно не хочется, поэтому решаем прорываться. На максимальной
скорости несемся по прямой как стрела, сразу обезлюдевшей трассе, не включая
света.  Водитель и два безоружных спецназовца  в гражданском  сосредоточенно
уткнулись в "шпаргалки" с текстом из Корана. Я  сижу на переднем сиденье,  в
напряженном  ожидании.  Шайтан бы побрал Асланбека с его молитвой! Лучше  бы
держался за руль! Наконец мои  спутники убирают свои листочки. Сзади хлопают
по плечу, раздается ехидный голос:
     -- Эркебек, мы подстраховались, не знаем как ты...
     --  Ну, допустим,  я  тоже целый  час  призываю на  помощь  духов своих
предков!
     Хохот!  Один из  чеченцев начинает  объяснять преимущества  ислама  над
другими религиями. Я терпеливо слушаю, затем не выдерживаю:
     -- Похоже,  вы пытаетесь  обратить меня  в исламскую  веру? Не нужно. Я
тоже мусульманин. В  доказательство могу продемонстрировать  свой обрезанный
конец!
     Хохочут, сволочи. В общем, опасный район мы проскакиваем весело.  Ночь.
Несколько часов мотаемся по  разным  дорогам. У  каждого населенного  пункта
останавливают чеченские посты, но узнав, кто мы  такие, тут же направляют по
наиболее безопасному маршруту. Проезжать через центр одного из сел почему-то
не  разрешили и пришлось объезжать по окраине.  Разбитый авиацией мост. Село
Самашки. Решаем заночевать. Находим дом знакомого  Асланбека. Однако  хозяин
извиняется.  У  него  в доме проживает 12  семей беженцев.  Нас просто негде
пристроить. Едем в другое место.

Чеченский спецназ
     Останавливаемся  у  чеченских спецназовцев, приехавших  на  семидневные
поминки  Хамзата.  Нас  угощают.  Уже  не  до  сна,  потому  что  начинается
интересный  и  откровенный  разговор,  в  основном  о  политике  и  причинах
чеченской  войны.  Прокручиваю   им  видеокассету,   подаренную  Грозненской
телестудией.  Спецназ   оживленно  комментирует   хронику.  Груды  сожженной
бронетехники у железнодорожного вокзала --  их  рук дело. О  военнослужащих,
оборонявших вокзал, отзываются с уважением. Рассказывают, что к ним с  белым
флагом выходил российский офицер с предложением о временном прекращении огня
для   эвакуации  раненных  и  убитых.  Приносят  второй   видеомагнитофон  и
переписывают кассету.  Я переписываю  себе  их песни.  Потрясающие песни  на
русском языке о любви к Родине, о погибших товарищах.
     Узнаю интересную новость:
     --  Позавчера  в  Самашки со  стороны  Назрани  заехал  КАМАЗ. Рядом  с
солдатом-водителем сидел офицер. Оба без оружия. На вопрос чеченского поста,
какой груз везут, офицер ответил:
     -- Трупы.
     Чеченские ополченцы даже не стали  проверять машину  и отпустили  их  с
богом. Потом задумались:
     -- С какой стати везти трупы из Назрани в Грозный?
     Пустились в погоню. Кузов  КАМАЗа оказался забит под завязку  ящиками с
одноразовыми  противотанковыми  гранатометами.  Вчера  история  повторилась.
Теперь уже два грузовика заехали  в село. При  досмотре машин  под мешками с
мукой  оказалось  огромное  количество  гранатометов,  автоматов  и  военной
амуниции.  Все   оружие  исправное.  Что  бы  это  значило?  С  какой  целью
федеральные войска  преподнесли  такой роскошный  подарок? Может,  для того,
чтобы  был  повод  для  нанесения удара  по  Самашкам? Глупость.  Потому что
"подаренного"  оружия  достаточно, чтобы успешно  сражаться с целым танковым
батальоном.  А  может, кому-то из  российского  военного  руководства  очень
хочется, чтобы побольше убивали русских парней?
     Заговорили  о  возможных  причинах  войны.  Один  из  спецназовцев даже
выдвинул невероятную версию:
     --  Может,  Дудаев, рейтинг  которого перед войной  стремительно упал в
народе,  специально  договорился  со своим другом  Грачевым  о вводе войск в
Чечню?
     Молодой боец спрашивает меня:
     -- Эркебек, сколько, по-твоему, еще будет длиться война?
     --  Думаю,  что до президентских  выборов 1996 года. Раньше этого срока
остановить  войну может  только Ельцин. Но  для  этого  он должен отдать  на
съедение  ближайшее   свое  окружение,  как  подставивших  его,  и  публично
признаться в своей ошибке. Однако похоже, что он не собирается этого делать.
Поэтому, ребята, вам лучше сбавить обороты. Всю  российскую армию все  равно
не  перемолоть. Вы уже  продемонстрировали  всему миру высокий боевой дух  и
волю к победе. Однако  нужно думать и о том, как выжить, сохранить молодежь,
генофонд нации. А представьте  себе, что вместо  Ельцина через полтора  года
придет кто-нибудь еще более  отмороженный. Что тогда: воевать с Россией  сто
лет по последнего чеченца?
     Спецназовцы помрачнели:
     -- Ну что-ж,  если понадобится  -- будем воевать. Мы уже убедились, что
армию можно бить.
     -- Давайте откровенно: толковый генерал в состоянии был овладеть Чечней
в течение зимы силами двух -- трех пехотных дивизий.
     Мои собеседники призадумались. Потом один  из них нехотя согласился.  Я
продолжил:
     -- С Россией, пусть даже суверенной Чечне, в любом случае придется жить
в  дружбе  и  согласии.  На  хрена  тогда проливать лишнюю кровь  и  плодить
взаимную ненависть?
     -- Допустим, не мы первыми начали эту проклятую войну.
     -- Ну, сейчас этот вопрос уже не принципиален.
     -- Что же, по-твоему, нам делать?
     --  Нужно  сначала определиться, кому была  нужна  эта бессмысленная на
первый взгляд война? Тут есть несколько интересных версий.
     Первая  версия: Кремлю  нужна  была маленькая победоносная война, чтобы
поднять авторитет Центра и припугнуть непокорные окраины.
     Вторая  версия:  в  связи  с  тем,  что  политика  перестройки и реформ
полностью  провалилась,  власти  заинтересованы  в  длительной,  вялотекущей
войне,  чтобы  свалить  на нее  все  неудачи.  В  качестве объекта нападения
выбрали   чеченцев,   потому   что   только   они  способны  к   длительному
сопротивлению. Для армейских (да и не  только армейских) "бизнесменов" война
-- золотое  дно,  идеальная кормушка.  Потому  что  можно списывать огромные
материальные ценности. Если война в  Чечне внезапно прекратится, эти деятели
начнут новую, в другом месте.
     Третья  версия:  в  Центре идет  ожесточенная грызня  за  власть  между
представителями двух  этносов. Один  из них  решил разыграть  в  свою пользу
мусульманскую  карту и стравил  между собой  русских  и чеченцев. Впрочем на
месте чеченцев мог оказаться кто угодно.
     Четвертая версия: нефтяная.
     Пятая  версия:  межличностная  между  Ельциным  и  Дудаевым.  Последний
располагает смертельным компроматом на первого.
     Раз верхи  заинтересованы в войне,  она будет продолжаться, несмотря ни
на  какие  на протесты  общественности.  Поэтому  есть  оригинальный  способ
удовлетворить  все  стороны.  Называется игрой в  поддавки. Представьте себе
картину: самолеты регулярно бомбят "выявленные" в горах и лесах партизанские
базы,  агентура  органов  безопасности  докладывает  о  сотнях  уничтоженных
боевиков, старшие офицеры получают награды и повышения  по службе. А чеченцы
спокойно занимаются своими хозяйственными делами, изредка совершая нападения
на  блок-посты.  Главное условие этого спектакля -- имитация боевых действий
без потерь с  обеих сторон. Стрельба и  шум должны быть  заранее согласованы
сторонами и нужны в основном для поддержания имиджа федералов  в дни приезда
высокого московского начальства. Ну и чтобы военнослужащим шли год  за три и
прочие льготы.
     Один из бойцов заявил:
     -- Идея, конечно, хорошая, но ведь ты  уже сам  убедился, что  россияне
бомбят наши населенные пункты. Если они такие крутые, вышли бы в чистое поле
сразиться на  равных.  А за массовые  убийства  беззащитных  людей  виновные
должны ответить.  Мы  не имеем в  виду  солдатиков, они  люди  подневольные.
Наказывать  будем в  основном  летчиков.  Сейчас  у  нас  формируются группы
смертников.  С каждой группой пойдут  телеоператоры,  чтобы  запечатлеть  их
подвиги.  Удары  будут наноситься по объектам  не только  в Чечне,  но  и на
территории противника.
     -- Это ваше право. Однако хотел бы предостеречь вас от некоторых шагов,
способных  нанести  больше вреда, чем  пользы.  Упаси бог взрывать  бомбы  в
местах  скопления мирных  жителей  (метро, вокзалы, универмаги), и атаковать
объекты ядерной и  химической промышленности. Дело в том, что на сегодняшний
день симпатии  примерно половины жителей России на чеченской  стороне. Стоит
вам покрошить "мирняк", как чаша весов склонится не в вашу пользу.
     --  Мы никогда не унизимся  до такой  степени, чтобы  воевать с мирными
жителями! А вот Ельцина мы из-под земли достанем!
     --  Э,  ребята,  Ельцина  убивать  нельзя!   Вы  же  превратите  его  в
национального героя!
     Чечены хохочут:
     -- Мы как-то не подумали об этом. Действительно, его нужно брать живьем
и принародно судить в Грозном. И  Павла Грачева  тоже. Не сейчас,  так  хоть
через  десять лет. Может быть их даже  не  будем казнить, а отпустим, покрыв
позором.
     --  Это все лирика.  Нужно думать  о  том, как  остановить  войну. Есть
способ остановить ее в течение одного месяца.
     -- Какой?
     -- Грохнуть человек пять-шесть.
     -- Имеешь в виду господ "А", "В", "С", "Д", "Е"?
     -- Ну что вы, они  всего  лишь куклы. Нужно бить  кукловодов. В крайнем
случае рубить нити, связывающие куклы с кукловодами.
     -- А кто является кукловодами?
     --  Этого я сам не знаю. Их  следует вычислить. А люди-нити, являющиеся
передаточным  звеном  между  куклами  и  кукловодами,  хорошо  известны. Это
господа "И", "К", "Л", "М", "Н".
     -- Они же наши друзья!
     --  Разумеется!  Однако  именно они подготовили  и развязали  чеченскую
бойню. А теперь громче всех выступают в вашу защиту.
     Спецназовцы задумались. Старший заметил:
     --  Пожалуй, ты прав.  До  войны  мне приходилось заниматься некоторыми
аферами, связанными с перекачкой денег из Москвы в Грозный.  Половина денег,
по устной договоренности,  оставалась в Московских банках, обналичивалась  и
попадала  в  карманы  тех,  кто  пробивал  эти финансы.  У  нас  сохранились
документы. В любой момент всех их  мы  можем взять за яйца. Но убивать мы их
не  будем. Просто  нагрузим, заставим платить. Никуда  они не денутся, будут
вынуждены  продолжать   перекачку   денег  на  восстановление   разрушенного
хозяйства* .
     Подсел архитектор.
     --  Я  проектирую  мемориал,  посвященный  чеченской  войне.  Он  будет
состоять  из  двух  частей:  памятник павшим бойцам будет  выглядеть  в виде
огромной пирамиды,  сложенной из сотен  танков и бронетранспортеров. Побитой
бронетехники  в  Грозном  навалом.  Рядом   вечным   огнем  будет   полыхать
разрушенный пятиэтажный дом. Это памятник погибшим мирным жителям.
     Суровый  боевик  в  черной  униформе,  застегнутой   на  все  пуговицы,
пристально взглянул мне в глаза и вдруг улыбнулся:
     --  Эх,  смотрю  на  тебя,  и захотелось  сбрить бороду, переодеться  в
цивильный костюм с галстуком и рвануть к девочкам. Как надоела эта война!
     Утром меня провожали всем селом. Рыжебородый боевик затащил в свой дом.
Усадил  за накрытый  стол. Познакомил  с  отцом,  сухощавым высоким старцем.
Когда вышли на улицу, боевик подмигнул:
     -- Ну вот, ты попробовал в моем доме пищи, теперь мы с тобой никогда не
станем врагами.
     Этот  рыжий  чеченец   позвонил  мне  домой  осенью  1996  года,  когда
спецназовцы приехали в Москву выбивать у банкиров старые долги. Встретились.
Он  был в модном  прикиде,  пальцы  веером, разъезжал на иномарке  последней
модели. В семье у него было все в порядке:
     -- Я находился  в партизанском отряде, а семья была эвакуирована, когда
в  село  вошли  на  зачистку федералы. Вернувшись домой, я  обнаружили все в
полной сохранности. В  тумбочке,  где  хранились  наши  с братом  спортивные
награды, поверх его Олимпийских медалей увидел листок из блокнота с короткой
запиской: "Уважаю. Командир такого-то ОМОНа капитан такой-то".
     ...Чеченский спецназ уехал из Москвы с двумя миллионами долларов...

Возвращение на "Большую землю"
     Так  уж получилось,  что  выбирались  из Самашек ночью. Блок-пост возле
Ингушской границы бездействовал.  Стоявший там ОМОН зарылся  в своем опорном
пункте  неподалеку  от  дороги.  Лишь  поблескивали в  свете  фар  триплексы
бронетранспортеров. Как  представишь себе,  что  из темноты  в любой  момент
ударить КПВТ, становилось жутковато. Но обошлось.
     На  следующий  день  во Владикавказе  я  заехал в аэропорт "Беслан".  У
стоявшего в  дверях милиционера поинтересовался  где  найти  кого-нибудь  из
военного начальства. Он  провел меня в  служебную  комнату. Навстречу  из-за
стола   поднялся  майор:  заместитель  коменданта   аэропорта  Берез