ог по-киргизски  рассказать Устав
ВЛКСМ. Так что вступил в комсомол лишь в десятом классе.
     Итак, остался без стипендии. Стыд-то какой! Родителям не расскажешь, да
и финансами они помочь не могли. Например первый костюм мне сумели купить по
окончании  третьего курса  на деньги, вырученные от продажи меда с небольшой
отцовской  пасеки.  До  того  донашивал пиджаки  старшего  брата. Джакып  --
молодец. Он не  только  получал  повышенную стипендию, но и  подрабатывал на
"скорой  помощи".  Так  что полгода я выживал как мог.  Хорошо, что в городе
было много  близких  и дальних родственников, к которым можно  было  изредка
забежать поесть.

Глава 8. Адыл и Абай
     В общежитии в  каждой комнате стояло  по 4-5 кровати. Парни размещались
на третьем и пятом этажах, а  девушки на втором и  четвертом.  Наша комната,
посовещавшись, наладила дружбу с  девчатами, проживавшими над нами. Это было
выгодно, у девчат не переводился хлеб,  сахар и сливочное масло.  Так что по
вечерам, придя к ним в гости,  всегда можно было рассчитывать на угощение. В
свою  очередь, когда у  нас  заводились деньги,  водили их в кино и  в кафе.
Правда денег у нас хватало на три-четыре дня.
     Мой  сосед по койке Адыл  был большой  романтик  и  в  не меньшей  мере
раздолбай.  Ему   принадлежал  рекорд  экономфака  по  количеству  пропусков
занятий: за полгода он не посетил ни одного! Он безумно  влюбился в девчонку
по  имени  Белек,  проживавшую  на  нами.  Однако  постоянно  портил  с  ней
взаимоотношения безумными выходками, от чего страдал сам и по ночам плакал и
рвал  зубами подушку. Чтобы помочь  другу,  мы решили  провести  оперативную
комбинацию. Адыл, немного подумав, согласился. Сообща написали  письмо в его
адрес  от  имени  несуществующей  возлюбленной, якобы тоскующей  в  разлуке.
Превознесли  до небес  достоинства Адыла.  Упомянули о том, как  он,  рискуя
жизнью, спас эту красотку от лап бандитов. Не забыли упомянуть о том, что ей
стали известны прелести злой соперницы Белек. Адыл лично переписал этот опус
женским почерком. Запечатали в конверт, поставили почтовый  штемпель. Письмо
положили  на стол  среди  множества  других  в  коридоре  общежития.  Вскоре
зафиксировали его исчезновение.  А еще через  полчаса  конверт обнаружили на
прежнем  месте. Изучив  его,  обнаружили следы перлюстрации. Рыбка  клюнула!
Вечером как обычно пошли пить чай к соседкам. Все девчонки обхаживали нашего
героя  как могли.  Белек  страдала  от ревности. Однако  Адыл опять разрушил
начавшееся было потепление взаимоотношений. И тогда я увел его в мир грез...
     ... Однажды ночью, когда его стенания порядком надоели, я открыл  дверь
шкафа, щелкнул  переносным пультом управления. Задняя стенка бесшумно ушла в
сторону и открылся длинный коридор. Я завел Адыла туда. Вошли в  лифт. Нажал
кнопку. Сердце подступило  к горлу:  мы  стремительно  проваливались куда-то
вниз.  Вскоре  лифт остановился,  и мы оказались перед несколькими закрытыми
дверями. Я открыл одну из них и мы  попали на роскошную виллу на необитаемом
острове:  шум прибоя, ласковый  ветерок,  запахи  неведомых  цветов, пальмы,
бананы. В лагуне яхта. Переодев Адыла  в  белоснежный костюм, оставил его на
пляже и ушел по своим делам.  Через несколько часов забрал его оттуда. Перед
тем,   как  вернуться  обратно  в  наше   убогое   жилище,  заставил  пройти
санобработку  и переодел в прежнюю  одежду. Но он  паразит, все же прихватил
ракушку...
     Проснувшись  утром, Адыл  действительно  обнаружил  под  своей подушкой
морскую раковину и не вытерпев, заглянул за шкаф, залез внутрь, постучал  по
задней стенке...
     Похоже, Адыл  погиб окончательно. С тех пор он стал задумчив и рассеян.
Каждую ночь уже самостоятельно, без моей помощи уходил в дальние странствия.
Он побывал  в лучших борделях планеты,  однако везде сохранял верность своей
несравненной Белек. Ему очень хотелось показать  эти миры возлюбленной, чему
я противился:
     -- Нельзя, не положено. Я и так нарушил Инструкцию.
     Девчонки отметили странные метаморфозы, происшедшие с ним...
     Второе место по количеству пропущенных занятий после Адыла занимал Абай
Борубаев. Тот самый, который  в восьмидесятые годы  якобы убил  каратиста  и
киноактера  Талгата Нигматуллина, сыгравшего в  фильме  "Пираты ХХ-го века".
Абай жил не в  общежитии, а на квартире родителей в городе. Однако  по утрам
приходил в нашу комнату и заваливался  спать на  свободной кровати. Когда мы
возвращались с занятий, вместе  начинали думать о  пропитании. Самый простой
способ был  подойти к какому-нибудь студенту-"куркулю"  из южной провинции и
попросить взаймы рубль. Тот, нервно щупая карманы,  обязательно ответит, что
в наличии имеет всего двадцать копеек.
     -- Ладно, давай их сюда.
     На  эти  деньги можно  было  купить буханку  хлеба за  16  копеек и сто
граммов соленой кильки за 3 копейки. Еще оставалась одна копейка сдачи!
     Абай неплохо играл на гитаре и меня научил бренчать на шестиструнке. За
это я прозвал его "учителем". Это ему очень нравилось. Последующая его жизнь
была окутана тайной. Лет десять назад его  имя  гремело по всему  Советскому
Союзу. Ему было посвящено много публикаций в центральных  газетах. Он первым
в  стране  превратил экстрасенсорику  в  дойную  корову  и  умопомрачительно
разбогател. Более того,  он  получил  абсолютную  власть над душами и телами
десятков тысяч поклонников. В Москве и Прибалтике на него молились! Все, что
он вытворял, не лезло ни в какие ворота "здравого  смысла", поскольку помню,
что никакими экстрасенсорными  навыками он  не обладал (по  крайней  мере  в
студенческие годы). Просто этот двоечник оказался талантливым организатором.
Я сейчас жалею, что  в ту пору не восстановил с ним контакт. Умер он в  1995
году в тюрьме.  Очень  хотелось  бы когда-нибудь  заглянуть  в  архивы  5-го
Управления КГБ и изучить его литерное дело.
     Несколько слов о  ясновидящих:  в  середине  70-х,  работая  секретарем
комсомольской  организации  колхоза "Каракол",  по  делам  заехал в соседнее
хозяйство, на  конезавод No 113. На крылечке сельпо  несколько ребят  с утра
распивали  спиртное. Меня  тоже пригласили.  Один  из них  вдруг  пристально
взглянув мне в глаза, поднял свой стакан:
     -- Когда станешь большим  человеком, не  забывай,  пожалуйста,  простых
людей.
     Тост  был  странный  и  довольно нелепый.  Я хмыкнул.  Однако  никто из
присутствующих  даже  не  улыбнулся.  Мне  объяснили,  что  этот  парень  --
блаженный. Все, что он предсказывает -- сбывается.
     Другой  случай:  бригадир  стройбригады  нашего  колхоза  Баястан часто
твердил, что я буду работать в Москве. Господи, какая Москва, когда пределом
мечтаний  моей супруги  было переехать из  сурового  горного села  (она  там
сильно болела) хотя бы в райцентр!  Однако через  семь  лет я  действительно
оказался в столице.

Глава 9. Надежда
     Я познакомился со своей будущей супругой Надеждой при довольно забавных
обстоятельствах.  Друг Улан  по  прозвищу  "Рыжий",  8-го  марта  1970  года
вернулся  с ночных посиделок сильно  возбужденный.  Он рассказал, что ребята
пригласили на  пирушку  девчат  с женпеда* . Так вот, среди приглашенных ему
приглянулась девчонка по имени Надя. Папа киргиз,  мама  русская. Красавица,
комсомолка,  спортсменка! Все  бы  ничего,  однако  она  ростом  выше его на
голову.
     -- Она идеально подходит для тебя, хочешь познакомлю?
     Я вежливо отказался.
     Тогда он предложил другой вариант:
     -- Я закадрил ее подругу -- казашку Баян. Проблема в том, что они -- не
разлей вода. Даже решили выходить замуж за братьев! Надя сильно мешает нашим
с Баян более глубоким взаимоотношениям. Как друга прошу, отвлеки ее!
     -- Ладно, так уж и быть.
     Мы  гуляли  вчетвером,  и   на  свиданиях  девчонки  подкармливали  нас
котлетами со своей столовой. Получилось так, что  вскоре мы  с Надюшей стали
доминирующей парой.
     Она была удивительно наивной девочкой,  полагавшей, что детей находят в
капусте. Ее наивность, признаюсь, вызывала  во  мне определенные подозрения.
Но,  когда познакомился поближе  с ее родителями и условиями воспитания, все
понял. Папа Манаппай  -- идеалист,  добровольцем ушедший на фронт  в 17 лет,
прибавив в метрике год. Наводчиком  миномета дошел до Берлина.  После  войны
долго служил в Барановичах  танкистом. Потом работал  шахтером в Ткварчелли.
Там и  познакомился  Лидией  Георгиевной Швидченко,  приехавшей из Молдавии.
Ныне проживают в селе Ивано-Алексеевке возле моего родного  Таласа, работают
в колхозе.  Воспитывают  семерых  девчушек,  одна другой  краше!  С  детства
основные  хлопоты  по дому и  заботы  по сестренкам легли  на  плечи старшей
Надюши.  Она оказалось натурой  с  удивительно  чистой и  романтичной душой.
Такие сейчас большая редкость. Я начал ее опекать: не дай бог случится беда,
мало  ли каких прохиндеев в большом  городе...  Через  два года  поженились.
Справили скромную свадьбу. Перебивались на  частных квартирах. Моя стипендия
почти  целиком  уходила на  квартплату, а Надежда получала на руки всего  12
рублей.  В   женпеде   к   ней   относились  с  уважением  как   к   хорошей
спортсменке-волейболистке.  Поварихи  столовой  сверх  питания  выдавали  ей
потихоньку  и "сухой  паек". Из дому родителей привезли пару  мешков  муки и
картошки.  Надины  подружки  любили  бывать  у  нас  в  гостях  и откровенно
завидовали нашему счастью.
     В сентябре 1973 года  у нас родилась дочь Анара. Я к тому времени вышел
на  госпрактику  и  обладал  уймой  свободного  времени.  По  утрам   Надюша
нацеживала молоко и  уходила на занятия. Я  возился с малышкой.  По вечерам,
нагрев на  плите воды, наполняли до краев  ванночку и  купали  ее. Уже с  14
дневного   возраста  начали   учить  плавать.  Через  два  месяца  она   уже
безбоязненно  погружалась  в  воду с  головой,  и вынырнув,  только радостно
улыбалась. Видимо, с тех  пор  полюбила воду.  Анарочка ныне вместе со  мной
посещает секцию подводного плавания, освоила акваланг.
     Младшая  дочь Динара родилась в 1976 году в колхозе "Каракол". Она в 15
лет  начала  заниматься  парашютным  пятиборьем  и  совершила  5  прыжков  с
самолета.  Обе  мои дочурки выросли рослыми и красивыми, вышли замуж.  Внуку
Бексултану  пять  с  половиной,  ему уже доводилось  стрелять  из  автомата,
кататься на БМП и летать на французском вертолете "Эккюрей".

 * ЧАСТЬ 3. КОЛХОЗ "КАРАКОЛ" *
     В четырех случаях  не следует высказывать ни одобрения, ни  осуждения о
деле, пока оно не  закончится. Во-первых, о кушании, пока оно не переварится
в  желудке.  Во-вторых,  о  беременной  женщине,  пока  она  не  разрешится.
В-третьих, о  храбреце,  пока  он  не покинет  ратного поля.  В-четвертых, о
земледельце, пока он не соберет урожая.
     (Ас-Самарканди)

Глава 1. Колхозный экономист
     В  1984-м  году  я  закончил  университет  и  получил  распределение  в
Ляйлякский район  на  границе с Таджикистаном. Однако  отец  хотел, чтобы  я
работал в родном  колхозе. Несколько слов об  этом  хозяйстве. Его много лет
возглавлял Рыпек Айдаралиев, ветеран войны, талантливый организатор. Под его
руководством было объединено пять мелких  колхозов. По сути это было даже не
село в традиционном понимании, а маленький город  с населением более 5 тысяч
человек.  Клуб,  двухэтажное здание  правления,  трехэтажная школа на тысячу
мест   с   прекрасно  оборудованными  кабинетами   и  огромным   спортзалом,
центральная котельная. Вокруг села было высажено 300 тысяч березок! Ныне, по
прошествии 30  лет,  в тамошних, прежде безлесых местах,  шумят  красивейшие
березовые рощи. А за грибами-подберезовиками приезжают  за 200 километров из
Джамбула (местные жители  грибы  не  потребляют. На  киргизском языке  грибы
носят неблагозвучное название конских  гениталий). Колхоз стал  миллионером,
был награжден орденом  Трудового Красного знамени. В 1984-м наступил кризис.
На председателя и главных специалистов  было заведено уголовное дело. Ходили
слухи,   что  Первому  секретарю   ЦК  КП  Киргизии   якобы  не  понравилась
амбициозность  Айдаралиева. На открытии памятника селянам, павшим в  Великой
Отечественной войне, председатель колхоза поддел Усубалиева:
     -- В столице, между прочим, такого памятника нет.
     В  колхоз  нагрянула большая ревизия.  Она  работала  полгода.  Наконец
накопали растрату на смехотворную сумму около 5 тысяч рублей. На суд аксакал
явился  при всех своих  боевых  и трудовых наградах, а "иконостас" у него --
будь здоров! Четверых главных  специалистов колхоза  вместе с  председателем
все же посадили.
     Вернувшись из мест заключения, многомудрый Айдаралиев изрек:
     -- Настоящий джигит непременно должен посидеть в тюрьме!
     Земляки  рассказали,  что  престарелый  Айдаралиев,  ныне проживающий в
Бишкеке, приезжал  в  прошлом  году в  свой бывший  колхоз. Увидев  нынешнюю
разруху и безнадегу, горько заплакал...
     Новый  председатель  колхоза  Бечелов уважил просьбу папы  и прислал на
меня запрос. Кадровик министерства сельского хозяйства отговаривал:
     -- В вашем "Караколе" пять безработных  экономистов. Они будут под тебя
копать!
     Но я был непреклонен.
     Работа экономиста  по  труду и  заработной плате  состояла в том, чтобы
строго  соблюдались  нормативы по расценкам оплаты  труда  и не  превышались
объемы  реально  выполненных  работ. Когда  первый  раз в  жизни завизировал
документы на 40 тысяч рублей, испытал ни с чем не сравнимое чувство гордости
за оказанное высокое доверие.
     Впрочем, не все давалось гладко. Помню, учетчик мехпарка принес наряды.
Заглядываю в конец документа и вижу,  что всем  ремонтникам начислено от 200
до 500 рублей зарплаты. Я  урезаю  их в два раза. В  мехпарке  бунт. Суровые
мужики в  замасленных спецовках приходят  в кабинет разобраться с  сосунком.
Усаживаю  самого  крикливого  за стол, самолично  подсчитать зарплату. Через
пятнадцать  минут  выясняется,  что  я  был  прав.  Оказалось,  сердобольный
учетчик, работающий всего неделю, просто решил осчастливить друзей.
     Другой раз зимой, из-за нехватки кормов решили давать буренкам кормовую
смесь из сенажа, корнеплодов и соломы, перемалывая  их на измельчителе  КУФ.
Все  бы  ничего,  но  на  морозе  корнеплоды  превратились  в  камень.  Ножи
кормоизмельчителя   начали   ломаться.   Производительность   труда   упала.
Естественно, зарплату работникам я урезал. Забастовка!  Председатель колхоза
отдает распоряжение уладить инцидент.
     -- Или иди сам и работай вместо них на морозе!
     Провожу   хронометраж,  созваниваюсь  с  соседними  хозяйствами.  Везде
измельчение тонны  кормов оценивается примерно в 50 копеек (другие хозяйства
перемололи свои корнеплоды еще летом). У меня же требуют платить по 2 рубля!
Нигде  в Союзе нет таких расценок! Ладно. Начинаю с конца. Беру  за основу 2
рубля и накручиваю: разгрузка  с прицепа вручную (хотя прицеп --  самосвал),
перенос  на  50  метров,  загрузка в  измельчитель, отгребание  из-под него,
обратная  переноска на  50 метров,  погрузка в тракторный прицеп  с высокими
бортами  (хотя погрузка  механизированная) и  т.д.  Чтобы  прикрыться  (ведь
ревизия  будет спрашивать с  меня!), составляю новый норматив,  добавляю  из
учебника  по  планированию   сельского  хозяйства   пару  мудреных   формул.
Председатель  кряхтя  подписывает  сей   документ  и  ставит  печать.  Через
несколько лет, заехав в родное хозяйство, узнаю, что экономист, не мудрствуя
лукаво, даже летом оплачивает работу кормозаготовителей по моим расценкам. Я
пришел в ужас!
     Зимой, чтобы сохранить поголовье, председатель договорился со сторожами
казахских зимних пастбищ, примыкающих к нашему хозяйству, потихоньку пасти у
них  наших  барашков. Они  взамен  просят принять  на мясо  их бычков.  Наши
расценки --  один  рубль  двадцать  копеек за килограмм живого  веса.  Бычки
упитанные,  по  150  килограммов.  Однако  сторожам  этого мало.  Приходится
искусственно накидывать сверху по 20-30 кило.
     В автокатастрофе  погиб прекрасный  парень.  Осталась одинокая старушка
мать.  Учетчик мехпарка, чтобы как-то помочь ей, начислил покойному зарплату
500 рублей. Я не могу пропустить этот документ. И урезать некрасиво. Поэтому
принимаю  решение  разделить  сумму  на  две  части.  Вторая  зарплата  была
начислена в  следующем после его смерти месяце. А  с ревизором, однокашником
по  университету, мы  распили бутылку, и я ему  все  объяснил. Он  понял все
правильно.

Глава 2. Комсомольская работа
     Весной  1976 года в "Каракол" приехали представители райкома комсомола.
Шла  кампания  обмена   комсомольских  билетов.  В  хозяйствах  нижней  зоны
Таласской долины этот процесс уже был близок  к завершению,  а у нас даже не
начинался. Секретарь ВЛКСМ нашего колхоза  полгода  назад сбежал с молодухой
от  своей жены в  неизвестном  направлении. Реальных кандидатов на должность
секретаря комитета комсомола было двое:  токарь из мехпарка, член КПСС, и я,
беспартийный, но с высшим образованием. Токарь, зарабатывавший по 200 рублей
в месяц, заявил членам Бюро райкома:
     --  Будете  кормить мою  семью --  буду  секретарем (зарплата секретаря
составляла  90  рублей). Будете настаивать  --  вот  мой  партбилет:  можете
забрать его себе.
     Члены  Бюро   поговорили  со  мной.   Обещали  принять  в  партию  (для
совслужащих  вступление  в  КПСС  было  практически  безнадежным  делом).  Я
согласился. Экономистом я получал 140 рублей, поэтому к моим секретарским 90
прибавили еще 50 колхозного физрука.
     Отправили на двухмесячные  курсы во Фрунзенскую зональную комсомольскую
школу. В столице я забежал в родной аэроклуб,  где приняли  с распростертыми
объятиями.  Оказалось,  в   сборной   Киргизии   не   осталось   ни   одного
парашютиста-киргиза. Обещали вызвать на летние сборы.

Обмен комсомольских документов
     Обмен документов начался  со сверки. Комсомольский анекдот тех  времен:
звонит первый секретарь в сектор учета и спрашивает:
     -- Чем вы там занимаетесь?
     -- Сверкой, сводкой.
     -- Водку допить, а Верку ко мне!
     В моем хозяйстве числилось 250  комсомольцев. В наличии оказалось около
200.  Плюс 50 человек, прибывшие из других мест, не снявшись с  учета. Затем
нужно   было   всех   сфотографировать.  Из   райцентра  прислали  фотографа
быткомбината. В первый день удалось собрать около 30 комсомольцев. На второй
день  5-6 человек.  На третий  день не пришел никто. Фотограф, приехавший  в
такую даль (до  райцентра  75 километров), плюнул на все и  укатил обратно в
город.
     Пришлось  мне   самому  вооружиться  фотокамерой.  Не   расставался   с
портфелем, в котором темный пиджак,  пара белых  рубашек с галстуком и белая
простыня. Как завижу "объект" комсомольского возраста, сразу к стенке:
     -- Как фамилия?
     Щелк,  щелк!  Затем проявка пленки, контактная печать. Актив колхозного
ВЛКСМ на фотокарточках надписывает фамилии. Таким образом, где-то  в течение
двух месяцев я отснял всю молодежь и обменял их документы. Осталось примерно
30  человек, выбывших в неизвестном  направлении,  но числившихся у  меня. В
других  комсомольских организациях  района были аналогичные хвосты. Так  что
разыскать  и сфотографировать их представлялось безнадежным  делом. Тогда  я
прошелся  по  домам  беглецов,  порылся  в  их  семейных альбомах  и отобрал
фотокарточки, где они запечатлены без головного убора.  Аккуратно вырезал их
головы,  наложил  на  лист  белой  бумаги  и,  используя насадочные  кольца,
сфотографировал. Получились как живые!  Через несколько дней принес в райком
недостающие фотографии. Заведующий сектором  учета  Люба  Щичко не  поверила
такой оперативности,  заподозрив подтасовку.  Поспорили на литр коньяка. Как
член  Бюро,  она  лично  приехала  в  колхоз  вручать  билеты. Разумеется, в
обусловленный  день в клубе никто  не собрался. Поехали по  домам.  Вызываем
р