легче  с  помощью  Советского  Союза преодолеть  трудности.  Скоро
победим  душманов и  пойдем  освобождать  от проклятых  империалистов другие
страны.
     Присутствовавший при этом Ваня Кулешов ехидно заметил:
     -- Знаешь,  братан, как бы тебя не отправили в 24 часа  в Союз за такую
"политграмоту".

Козни против разведгруппы
     Как бы то ни  было, в конце-концов вся группа Бадама стала  ревностными
сторонниками Советского Союза.  За  это  принялись моих  разведчиков чуть не
каждый  день  гонять  на боевые, по три  месяца не платили жалованье,  зимой
выселили   в   неотапливаемую   казарму,   инкриминировали   самые   гнусные
преступления и даже аморалку.
     Как-то  раз  прилетел в  Кабул  начальник Управления "С" Юрий  Иванович
Дроздов. По этому  случаю в  Чилтане,  в  штабе  оперативного  подразделения
афганцы  организовали  банкет.  После  нескольких  обязательных  официальных
тостов афганский  представитель полковник  Сыдык вдруг  громко  обратился  к
высокому гостю:
     -- А вы знаете, товарищ генерал, что у товарища Бека есть разведгруппа,
в которую собраны одни наркоманы и "бачабозы"?
     Возникла напряженная  пауза. Тогда я поднялся с  рюмкой в руке и, глядя
афганцу в глаза, сказал как можно проникновеннее:
     -- Товарищ Сыдык, если потребуется, то ради дела апрельской революции я
сам готов курить гашиш. Да здравствует апрельская революция!
     Народ прыснул. Сыдык покраснел. Все встали и осушили бокалы.
     Справедливости ради скажу, что Сыдык был в общем-то неплохим человеком.
Просто он, видимо, выполнял чье-то указание. Во всяком случае, когда я был в
Афганистане второй  и третий раз, он в  звании  генерал-майора, занимая пост
заместителя   начальника   5  главного  управления  МГБ  ДРА,   помогал  мне
максимально во всем.
     Разведгруппа  терпела  все  обиды,  стиснув  зубы.  Лишь  иногда  Бадам
нашептывал мне:
     -- Товарищ Бек, как только  ты  уедешь в Союз, мы  уйдем в  Пакистан, с
этой  властью  нам  не  по  пути.  Переходить  на  сторону  душманов  мы  не
собираемся,  чтоб не  воевать с собственным  народом.  Лучше  мы за кордоном
станем вольными разбойниками.
     Один из разведчиков, Асан, просил:
     -- Бек,  забери меня с собой в  Союз. Здесь не  осталось ни  родных, ни
близких. Раньше или позже меня все равно убьют. А я хочу  жить и работать. Я
умею пасти овец, землю пахать на волах...
     Эх, если б только я мог ему чем-то помочь!
     Конечно,  я оберегал  группу  Бадама как  мог, старался не давать  их в
обиду.  Но  похоже,  ребята  были  обречены.  И  было  муторно  на  душе  от
собственного бессилия.
     Потом я узнал, что вскоре после моего возвращения в Союз Бадам  и  трое
его  самых близких друзей были арестованы.  Произошло это следующим образом.
Какой-то афганец на базаре попросил Бадама продать  автомат. Договорились  о
цене 60 тысяч афгани. Покупатель приехал в расположение разведгруппы всего с
10  тысячами. Ребята  взяли  его  в  оборот  и  нечаянно забили  до  смерти.
Присыпали землей тут же рядом  в окопе. Труп  стал разлагаться. Особый отдел
пронюхал это дело и арестовал виновных. Преступление налицо. Подозреваю, что
убитый был агентом ХАДа. Иначе за убийство какого-то душмана вряд  ли впаяли
Бадаму  14-летний  тюремный  срок.  В  оправдание  Бадама хочу сказать,  что
продавать оружие и боеприпасы душманам надоумил его я.
     Месяцем  ранее  произошел  интересный  случай.  В  нашу  комнату  зашел
переводчик -- таджик:
     -- Тут один дукандор просит продать патроны 5,45 мм.
     На глазах ребят нашей 9-й группы я протянул ему пачку:
     -- Продай, а деньги оставь себе.
     Через недельку  покупатель уже  захотел  приобрести автоматный магазин.
Переводчик продал ему пулеметный на 45 патронов. А  еще через несколько дней
бедного дукандора обнаружили с перерезанным горлом. Потому что один патрон в
магазине был начинен вместо пороха тэном. Тэн мы извлекали  из детонирующего
шнура.  Видимо,  рассерженные душманы расквитались  за  своего пострадавшего
товарища. Об  этом  случае  Бадам был осведомлен, и  видимо  хотел повторить
прием.  В 1983-м году в Мазари-Шарифе один из наших ребят тоже продал налево
коробку патронов к ДШК. В результате крупнокалиберный пулемет был  уничтожен
и убиты двое  душманов, потому что в гильзу 12,7 мм патрона вмещается больше
взрывчатки.
     В 1986 году, приехав  в Афганистан  второй  раз, я начал  предпринимать
действия по  вызволению  своих разведчиков из  тюрьмы. Однако  власти успели
быстренько их расстрелять.  Это свидетельствует о  том,  Бадам  пострадал по
политическим мотивам.  Я  не уберег  своих  друзей.  Лучше  бы  они  ушли  в
Пакистан.
     Лишь  в  1987  году  из  Центра поступила  директива:  наиболее  ценных
агентов, которым угрожает опасность, переправлять в Союз.

Глава 7. Встреча с душманами
     Летом  1983  года  ХАД  заключил  с  моджахедами  перемирие в  Пагмане,
заплатив какому-то их  командующему фронтом крупную сумму. В это время к нам
с  инспекторской миссией приехал  из Центра  генерал Толстиков.  Где-то  под
вечер доктор  Баха решил выгулять его  в  Пагман. Серега-"Кровавый" с  Колей
Швачко  будут  сопровождать   высокого   гостя,   а  мы,  остальные,   будем
обеспечивать безопасность внешнего периметра. В 16 часов нам дали команду на
выезд.  Завели  "Степаниду", приехали в расположение оперативного батальона.
БТР с  Ваней  Кулешовым в качестве старшего машины, оставили у штаба, а мы с
Василием Ивановичем поднялись  на сопку, возвышающуюся над  яблоневым садом.
Оба в полной боевой форме, в бронежилетах и касках, обтянутых  маскировочной
сеткой. У  меня СВД, у Васи РПК и радиостанция. На сопке  палатка, натянутая
поверх окопа. В окопе дрыхнут два афганца  с  ПКМ. Растолкали их, объяснили,
что сейчас  приедет сам  доктор Баха  и нужно не  спать, а бдить.  Они  лишь
улыбаются:
     -- Душман нист, у нас перемирие!
     С сопки нам все хорошо видно далеко вокруг. Несколько УАЗов  с высокими
гостями проследовали в  гостиницу. Гостиница -- уютная  вилла,  утопающая  в
цветах,  располагающаяся  на  высотке на  другом конце сада.  Связь работает
устойчиво, все  нормально.  Солнце клонится к закату. Поступает команда, что
пиршество закончилось, пора сворачиваться. Передали Ване  сигнал выдвинуться
в  сад  на  перекресток,  и,  решив сократить  путь,  двинулись  с  Василием
Ивановичем  напрямую  через  кустарник.  Идем  по  узкой  тропинке  в густых
зарослях:  я  впереди,  Вася сзади.  Выходим  на площадку с  полуразрушенной
мраморной  беседкой, и... видим в беседке десятка два бородатых "духов"!  Их
автоматы  аккуратно прислонены к  стене. Лица  изможденны,  одежда запылена.
Видимо,  пришли  издалека  и разместились в  саду  не ведая,  что  это  наша
территория. Возле  очага  колдует пожилой душман.  Шел месяц Рамазан,  время
великого поста,  когда правоверным запрещено принимать пищу  в светлое время
суток.  Над  костром  в котле что-то  варится. В  предвкушении ужина  ребята
несколько расслабились  и  наше  появление с тыла для них  тоже  было полной
неожиданностью.  Никто  даже  не  дернулся  за  оружием,  лишь  выжидательно
уставились  на  нас.  Я  перекладываю СВД в  левую  руку,  сдвигаю  каску на
затылок, и с радостной улыбкой иду прямо на них:
     -- Салам алейкум!
     Нестройный хор в ответ:
     -- Алейкум салам.
     Жмем друг  другу  руки.  Молодые "духи" развеселились, в глазах  играют
чертики,  что-то   говорят.   Пожилые   мрачны.  Однако   тоже  обмениваются
рукопожатиями. Спрашиваю:
     -- Сарак коджа аст? (где тут дорога?)
     Один из них тычет пальцем в сторону тропинки.
     Я помахал рукой:
     --  Бамона  хода  (до  свидания),-  и,не  оборачиваясь,  топаю  дальше.
Пожалуй, Василий Иванович пережил  несколько самых неприятных секунд в своей
жизни, ощущая затылком их взгляды. Я-то хоть был прикрыт его широкой спиной.
Вышли  на  дорогу.  На  перекрестке  стоит  "Степанида",  а Ваня  Кулешов  с
водителем и пулеметчиком  ...мирно пасутся в саду! В бронике никого  нет. До
него идти еще метров  пятьдесят. Не ускоряя темпа движения, с окаменевшей от
любезной улыбки физиономией, вполголоса говорю:
     -- Ваня, к бою...
     Он удивленно отрывается от своего занятия:
     -- Ты чего?
     -- В кустах противник.
     Ничего    не    понимает,    скотина!   Бесконечно   долго    идем   до
бронетранспортера.   Василий  Иванович,   оказавшись   под  его  прикрытием,
мгновенно ныряет в кусты. Я залезаю  на верх. Остальные неторопливо занимают
свои места внутри. Наклонясь в люк и негромко говорю:
     -- Пулеметы к бою.
     Солдатик недоверчиво смотрит на меня, улыбается.
     -- Заряжай  пулеметы,  сука!!! И освободи  стопоры башни!  Там  "духи",
человек двадцать. В случае чего -- стреляй без предупреждения.
     Мягко  клацнули  затворы пулеметов. Беру КПВТ за  ствол, разворачиваю в
сторону кустов, тут же кубарем скатываюсь на землю,  падаю за дерево. Броник
заводит моторы.
     Через несколько  секунд УАЗики с  начальством проскакивают  мимо.  Мы с
Васей взлетаем на броню:
     -- Вперед!
     Я всю дорогу матюкался,  Ваня  Кулешов сопел, Василий Иванович  молчал.
Приехали  в  Представительство. Только успели обо  всем  рассказать  Сереге,
подошел генерал Толстиков.  Сфокусировавшись на наших бронежилетах и касках,
удивился:
     -- А это кто такие?
     -- Скрытый пост.
     -- Баха, между прочим, увидев бронетранспортер,  обиделся. Вроде бы  мы
им не доверяем. И вообще, сказал он, БТР следовало ставить не в кустах.
     "Кровавый" огрызнулся:
     -- Товарищ генерал, нам виднее, где его ставить!
     Сфотографировались на память. Фото запечатлело улыбающееся начальство и
наши кислые физиономии.

Нарушаем перемирие с моджахедами
     Итак,  у  нас  с душманами  перемирие, а  они каждую  ночь  ходят  мимо
батальона и обстреливают  штаб 40-й Армии.  С балкона виллы из центра Кабула
хорошо  видны сполохи разрывов, трассеры, слышен  грохот боя в  той стороне.
Непорядок! Так с ними  не  договаривались.  Планируем устроить  засаду. Днем
составляем  карточки огня. Я готовлю  разведгруппу Бадама к ночному  выходу.
Поскольку  афганцы еще не имеют навыков обращения с МОН-50, придется пойти с
ними на  минирование тропы,  Серега  будет  прикрывать  с  высотки.  Вечером
приезжаем в батальон,  прихватив АГС-17. Выход назначен  на 23-00. Буквально
за  несколько  минут  до начала операции  из Представительства КГБ поступила
вводная уносить  ноги: на ночную охоту в наш  район вышла рота спецназа 40-й
Армии.   Отменяем  операцию,  строго-настрого  предупредив  Дин  Мамада   не
открывать   ответного  огня  даже  в  случае  обстрела,  и  возвращаемся   в
расположение. На  следующий день  батальон  нарушает  перемирие и,  совершив
внезапную  вылазку  в  соседний  кишлак,  захватывает нескольких  "духов"  с
оружием. В  ответ  моджахеды ночью обстреливают  из миномета штаб батальона.
Вот теперь порядок. 40-я Армия может спать спокойно.

Вертолетная атака
     Ага,  нас  обстреляли!  Миномет бил  по нам с седловины  гор  напротив.
"Духам" нужно  отбить охоту хулиганить, иначе  совсем  обнаглеют. Приезжаю в
батальон с АГС-17.  Поднимаемся  с  разведчиками на сопку. Им  тоже  полезно
освоить автоматический гранатомет.
     Внизу на полях трудятся  дехкане, возможно кто-то из них прошлой  ночью
баловался  из миномета.  Услышав  короткую пристрелочную очередь,  поднимают
головы. Через несколько секунд -- хлопки разрывов на горном склоне. Выпускаю
длинную  очередь с рассеиванием по фронту. Из арыка выскакивают  две лисицы.
Они мчатся к спасительным кустам. Короткая  очередь. Через 6-7 секунд черные
кляксы разрывов накрывают рыжие комочки. Феноменальная точность! На афганцев
это производит впечатление. Затем хорошенько обрабатываю седловину и вершины
гор.  Доносится   глухой  рокот.  Поворачиваю  голову  и  во  рту  мгновенно
пересыхает:  прямо  на  нас  идет пара  МИ-24.  Я непроизвольно  оглядываюсь
вокруг: спрятаться  некуда.  А  мои разведчики,  как  на  грех, в  афганской
национальной одежде.
     Скорострельные  пушки  вертолетов  хищно  нюхают  воздух.  В  подвесках
поблескивают носы НУРСов. Уже хорошо различаю лицо матерого пилота-оператора
головного вертолета. Его  взгляд не  сулит ничего хорошего. Я срываю кепку и
размахиваю  ею над головой. Вертушки  слегка отклоняются  в  сторону,  затем
закладывают крутой вираж вокруг сопки,  едва  не  чиркая лопастями винтов по
нашим  макушкам.  Через  толстые  стекла  фонаря  кабины летчики  пристально
изучают  нас. Один из  них вертит пальцем у виска  и тычет  в сторону гор. Я
подобострастно киваю и выплясываю невообразимый танец,  означающие искреннее
раскаяние. Вертушки уходят в сторону Кабула. Видимо, разрывы ВОГов на горных
вершинах были  зафиксированы дежурным по  штабу  40-й  армии,  (до  штаба по
прямой  --  7-8 км) а тот направил в  наш район вертолетную пару. Окажись на
месте пилотов  какие-нибудь азартные мальчишки,  возможно  всадили бы в  нас
боезапас, а потом разбирались, кого это там приутюжили.
     Когда  исчезла  дрожь  в коленках,  я  подумал,  что появление вертушек
сыграло-таки  нам  на  руку, нагнав страху и  на  "духов".  По крайней мере,
ближайшие два-три месяца нас никто не беспокоил.

Глава 8. Курбан майрам
     Командир оперативного полка (тому  времени наш батальон вырос до полка)
приглашает советников на праздник "Курбан-майрам". Но  руководство, опасаясь
возможных  эксцессов, не  разрешает участвовать  в мусульманском  празднике.
Афганцы дуются на нас. Тыловик полка сокрушается:
     -- Мы  накупили  закусок  на  20  тысяч  афгани, а  вы  не пришли!  Это
смертельная обида.  Серега мне как мусульманину поручает уладить инцидент. К
тому  же в это время я  был  в командировке в провинции, поэтому вроде бы не
имел отношения к случившемуся.
     Я клятвенно заверяю партнеров, что советники  тут ни  при чем, и что мы
также переживаем о случившемся. Готовы искупить свою вину.
     На  следующий  день всей группой  приезжаем  в  полк. В  автомашине  --
"таблетке", кроме  нескольких литров  коньяка,  водки, шампанского  и  ящика
сухого вина, везем несколько разнообразных стволов.  На полковом  стрельбище
расстилаем   плащ-палатки.   На   них  укладываем  немецкий  пулемет  МГ-42,
прозванный "пилой Гитлера", пулемет ПК, американскую винтовку М-16, а  также
наши РПК, АКС-74.
     Два солдата-переводчика набивают рожки и снаряжают пулеметные ленты.
     После трех обязательных тостов, объявляю  соревнование: чарку спиртного
тому кто попадет в мишень! Афганцы  стараются:  грохочут очереди. Постепенно
все  входим  в азарт.  Боковым зрением замечаю,  что Дин  Мамад,  как только
начинается стрельба, потихоньку уползает  назад. И  пока все  соревнуются  в
меткости, он  успевает  опрокинуть лишний стаканчик, услужливо подставляемый
переводчиком, и приползти обратно на огневой рубеж. Нам всем нравится МГ-42:
скорострельность 1300 в минуту и почти полное отсутствие рассеивания: на 800
метров в небольшую мишень всаживает очередь!
     Расстреляв боеприпасы  и лакирнув  шампанским, в обнимку  с  партнерами
возвращаемся в  штаб. Инцидент исчерпан.  Дин Мамад --  здоровенный,  слегка
сутулый малый, прибывший  в батальон из  "коммандосов", ручищи --  грабли до
колен,  гудит мне на ухо: предлагает поехать в Кабул к девочкам.  У него там
где-то  неплохой  "курятник". Однако сил у него хватает только добраться  до
своей койки. Так и отрубается,  бедолага, с открытыми глазами. Закрываю  ему
глаза:
     -- Спи спокойно, друг Дин Мамад...

Глава 9. В отпуск за квартирой
     В  конце лета  1983  года меня  пригласил  на  беседу командир "Омеги".
Валентин  Иванович  сообщил,  что Руководство  решило  досрочно выделить мне
трехкомнатную квартиру в Подмосковье.
     -- Только  квартира на последнем  этаже  нового девятиэтажного дома. Не
будешь возражать?
     -- Господи! Какие могут быть возражения?!
     -- Тогда распишись, -- протянул мне какой-то листок бумаги.
     Кроме меня квартиры получили еще несколько ребят из "Омеги". Нам тут же
оформили отпуска, чтобы  могли  перевезти  семьи.  В  августе  я  приехал  в
Кировку,  где проживала жена  с детьми.  Сдал  служебную  квартиру.  Продали
цветной телевизор  "Темп",  первую  в нашей семье дорогую вещь,  купленную в
рассрочку. Вещей набралось два рюкзака и четыре чемодана, да  и  то  большей
частью детской одежды. Тепло попрощались с родными и близкими. Тетя Марийка,
моя  няня-гречанка,  бежала за  машиной и голосила  на всю улицу. Кстати,  я
разыскал ее, работая в Кировском РО  КГБ, и помог съездить  на два месяца на
историческую родину в город Салоники.  Это был первый официально разрешенный
выезд  за рубеж  из моего  закрытого района.  Через  год  мне  довелось  под
Салониками "командовать" греческим  партизанским отрядом "Агви", но  об этом
расскажу немного позже.
     Приехали в  город  Железнодорожный. Наш восьмиподъездный дом возвышался
как авианосец на рейде.  Строили  его солдаты. Ну и, естественно, было много
недоделок.  Получили  в  нем  квартиры одновременно 75 наших  ребят.  К  нам
потянулись  бригады  "халтурщиков"  отциклевать  паркет,   переклеить  обои,
вставить  стекла,  прикрутить краны, потому что вся округа знала:  "афганцы"
при деньгах, то бишь чеках "внешпосылторга".
     Пролетел месяц,  полтора. Наконец и  наша  квартира засияла.  Купил две
кровати, кухонный стол. На том деньги кончились.
     Послезавтра должны спецрейсом возвратиться в  Афган.  Однако  кто-то из
ребят случайно  прокололся. Узнав, что вместо месяца отпуска  мы загуляли  в
Союзе почти два, начальство рассвирепело:
     -- Чтобы  сегодня  же  духу  вашего в  Москве не было! Завтра позвоню в
Кабул. Если вас там не будет, пеняйте на себя!
     Делать  нечего.  Купили  билеты  до  Ташкента.  Родная  часть  выделила
автобус. Поехали всей компанией в Домодедово. Настала пора расставания. Жены
дружно заголосили, ввергнув всех пассажиров в недоумение.
     В Ташкенте встретили наши ребята,  проходившие обучение  на специальных
курсах,  помогли разместиться в  гостинице. Договорились с  военным  бортом,
наутро  улетающим  в  Кабул. Началась  беготня  по гастрономам,  затаривание
"шурави бакшишом", то есть водкой для братвы.
     Вечером,  весь   потный,  с  двумя  полными   сумками,  я  втиснулся  в
переполненный  молодыми  людьми  лифт.  Бутылки звякнули,  на  что мгновенно
среагировало  окружение.  Несколько симпатичных девчат  азиатской  внешности
звонко рассмеялись:
     -- Может, пригласите в гости?
     Я растерянно огляделся.  Народ  еще  больше  развеселился. Один  парень
представился:
     --  Администратор   ансамбля  "Гульдер".   Приехали   на  международный
Ташкентский фестиваль искусств.
     Решение созрело мгновенно. Я выдернул его из лифта:
     --  Земляк,  братишка! Утром улетаю в Афган. Окажите честь, загляните в
номер такой-то, спойте нам на прощание!
     Парень проникся уважением. Договорилсь  на восемь часов вечера. Девчата
придут в национальных костюмах.
     Вечером  в нашей  комнате собралась братва.  Улетающие  и  провожающие.
Сизый дым  коромыслом. На столе бардак, окурки в закуске. Без пяти  восемь я
встаю и прошу слово:
     -- Братцы, а не пригласить ли нам цыган?
     Дружный хохот:
     -- Давай, Бек, приглашай!
     Поднимаю трубку телефона:
     -- Товарищ майор, пришлите цыган  в такой-то номер. Что? Цыгане заняты?
А кто есть?
     Прикрыв  ладонью трубку, оборачиваюсь к ребятам  и  совершенно серьезно
говорю:
     -- Цыгане кончились, остались только казахи.
     Народ смеется:
     -- Давай казахов!
     Ровно в восемь раздается  стук  в  дверь. Я иду  открывать.  В  комнату
входят девчата в национальных платьях с музыкальными инструментами.
     О-о! Вы бы видели лица наших ребят! Карьеристы мгновенно испарились. Не
шелохнулись  только  матерые:  Григорий, "Чифтон", "Доктор"  и, кажется, Цой
Вален