ена Ивановна!
     Елена Ивановна   вопросительно   смотрит   на   Тимофея  и  Ефима
Кондратьевича.
     - Возьмите,  что  ж!  -  усмехается  Ефим  Кондратьевич.  - Малец
любопытный, интересно ему.
     - Я вот всыплю ему сейчас "интереса" и домой отправлю!  - сердито
говорит Тимофей.
     Губы Егорки растягиваются в назревающем плаче,  он поворачивается
к Елене Ивановне и из последних сил выдавливает:
     - Сами говорили - "желающие"... А я - желающий...
     - Вот что,  желающий,  - решается Елена Ивановна. - Иди садись со
мной и на острове - от меня ни на шаг! Хорошо?
     - Л-адно...  - со всхлипом произносит Егорка и поспешно  лезет  в
лодку.
     Он сразу успокаивается и, вертя головой во все стороны, следит за
тем,   как   пионеры   усаживаются,   как   отчаливает   лодка   Ефима
Кондратьевича,  как гребет Костя.  На брата, сидящего за вторым веслом
рядом с Костей, он не смотрит.
     Лодка удаляется от берега, кругом - только сверкающая под солнцем
вода,  и  Егорке  становится  жутко.  Он потихоньку сползает с банки и
садится на дно лодки - там от воды подальше и не так страшно.
     - Испугался? - спрашивает Елена Ивановна.
     Егорка сопит,  разглядывает,  ощупывает  решетку  на  дне  и   не
отвечает. Потом, видя, что ничего не случается, все сидят спокойно, он
вползает обратно на банку, но на всякий случай старается держаться как
можно  ближе  к  Елене Ивановне.  Через Днепр он переправляется первый
раз, и любопытство оказывается сильнее страха. А интересно вокруг все.
     По реке плывут веточки,  травинки. Откуда они плывут и куда? Вода
вовсе не течет спокойно,  а ходит кругами,  будто  закипает,  и  снизу
поднимается что-то мутно-желтое.
     - Это чего? - спрашивает Егорка.
     - Песок, - отвечают ему.
     Егорка надолго задумывается. Песок лежит на дне, а как же и зачем
он поднимается наверх?  Может,  над ним смеются и обманывают? Но никто
не смеется,  рядом сидит Елена Ивановна,  она большая,  при ней  врать
побоятся. И все-таки: песок ведь не живой, и, если его бросить в воду,
он всегда тонет,  это Егорка знает твердо - сколько раз он сам  швырял
пригоршни песка в реку, и каждый раз тот сразу же шел ко дну.
     Егорка так  задумывается  над  этой  неразрешимой  загадкой,  что
затаивает дыхание и краснеет от натуги.
     - Ты что? - спрашивает Костя.
     Егорка не сразу понимает и выпучивает глаза:
     - Кого?
     Все смеются,  но  Егорка  не обращает внимания.  Он показывает на
желтеющую песком суводь:
     - А почему?
     - Песок-то? Его течением со дна подхватывает и выносит наверх.
     Егорка недоверчиво косится, потом поглядывает на Елену Ивановну -
она молчит.  Значит, правда. Теперь понятно, почему он, Егорка, тонет.
Купается  он  в  сельском  ставке,  где  плавают гуси,  а там никакого
течения нет,  и Егорку неудержимо  тянет  на  дно.  Оказывается,  надо
забраться  туда,  где глубоко и быстрое течение.  Сначала он пойдет на
дно,  а потом его течение само вытащит наверх. А вдруг не вытащит? Все
говорят,  что  он толстый и тяжелый.  И потом,  другие ребята - они же
плавают и в ставке...  Нет,  тут что-то не так,  наверно, его все-таки
обманывают, И Егорка опять надолго задумывается.
     - Гадюка! Гадюка плывет! - кричат девочки на большой лодке.
     Все сразу поворачиваются в ту сторону, лодка накреняется.
     - Сидите спокойно! - строго говорит Елена Ивановна.
     Ребята садятся  по-прежнему,  но  изо  всех  сил  вытягивают шеи,
вглядываются  в  воду.  От  большой  лодки  к  ним,  разрезая  россыпь
солнечных  зайчиков,  движется маленькая головка,  от нее разбегаются,
как усы, такие же маленькие волны.
     - Эх, вы! - кричит зоркий Тимофей. - Это уж, а не гадюка!
     Он вынимает из уключины весло  и,  когда  уж  подплывает  близко,
подцепляет  его  веслом и выхватывает на воздух.  Сверкающая на солнце
змейка судорожно изгибается,  срывается с весла и  ныряет  под  лодку.
Ребята готовы продолжать охоту,  но Елена Ивановна не разрешает,  и, с
сожалением поглядывая  на  уплывающего  ужа,  Костя  и  Тимофей  опять
берутся за весла.
     Вот и остров.  Все выскакивают,  начинают дурачиться,  бегать  по
раскаленному песку. Только один Митя Дымко остается серьезным.
     Он торжественно выносит отрядный флажок,  вонзает  его  древко  в
песок и кричит:
     - Тихо, ребята!
     - Не  будем  терять времени,  - говорит Елена Ивановна,  - работы
много.  Сделаем так,  как договорились вчера:  мальчики рубят, девочки
подносят лозу сюда,  к лодкам. Кто хорошо гребет, будет помогать Ефиму
Кондратьевичу перевозить.
     - Лесорубы, взять топоры - и ко мне! - командует Митя.
     - Подносчики - ко  мне!  -  звонко  кричит  белокурая  девочка  с
большими, будто удивленными, глазами.
     Костя уже знает, что это и есть Галя Здравствуй.
     Девочки собираются вокруг Гали. Костя и другие ребята вытаскивают
из лодки топоры и идут к Мите.  Тимофей,  Миша и молчаливый долговязый
Борис остаются возле лодок - они будут перевозчиками.
     - Только вот что,  лесорубы, - предупреждает Ефим Кондратьевич. -
Подряд  не  рубите:  изводить под корень кусты не к чему.  И выбирайте
лозу тонкую и подлиннее.  И с  топорами  поаккуратнее,  ноги  себе  не
покалечьте.
     - Есть  не  рубить  подряд,  выбирать   тоньше   и   длинней!   -
отчеканивает Митя. - За мной!
     Закинув топоры на плечи,  как заправские лесорубы, ребята бегут к
зарослям  тальника,  и  над островом рассыпаются легкие,  приглушенные
удары топоров  о  сырую  лозу.  Следом  за  мальчиками  идут  девочки,
подбирают  срубленные прутья.  Елена Ивановна показывает,  как тонкой,
гибкой лозой связывать прутья в пучки.  Егорка  не  отстает  от  Елены
Ивановны и тоже старательно собирает прутья,  с завистью поглядывая на
орудующих топорами мальчиков.
     Костя ожесточенно  врубается  в  заросли  и  следит за работающим
неподалеку  Митей  -  не  обгоняет  ли  он.  Митя  рубит  спокойно   и
неторопливо, но быстро движется вперед - гнаться за ним не так просто.
Слева от Кости - рыжий Сеня Журило. Он отрядный горнист, и за спиной у
него болтается начищенный до ослепительного блеска горн.
     - Мы как в джунглях,  правда? - говорит Мите Костя. - И прорубаем
дорогу сквозь заросли лиан.
     - Это тальник-то - джунгли?  - иронически переспрашивает Митя.  -
Придумал тоже! Ты руби давай, держи равнение!..
     Симпатии Кости к Мите сразу гаснут.  Никакой фантазии у человека!
Может, он и умный, а сухарь... На Митю он больше не обращает внимания,
ему не скучно и  одному.  Он  вспоминает  прочитанную  перед  отъездом
книжку  "Дерсу  Узала"  и  воображает  себя  то  отважным  Арсеньевым,
пробирающимся   через   девственные   дебри   Сихотэ-Алиня,   то   его
проводником.  Костя до сих пор так и не решил, кем лучше быть, - и тот
и другой ему нравятся одинаково...
     - Лодки уже нагрузились и отчалили! - кричит вернувшаяся с берега
Нюра.
     - Сеня, труби перерыв, - говорит Елена Ивановна.
     Сеня снимает горн,  прикладывает  мундштук  к  губам,  а  раструб
поднимает к небу.
     "Тра-та-та-та..." - плывет над рекой звонкий голос меди.
     Костя еще совсем не устал,  он только раззадорился по-настоящему,
но подчиняется этому призыву и идет,  как и все,  на полянку  к  Елене
Ивановне.  Ребята обсуждают и подсчитывают,  сколько еще надо нарубить
лозы, а Костя ложится на бок и наблюдает за Егоркой.
     Тот, обойдя поляну, нашел под кустом какую-то норку, лег на живот
и старается в нее заглянуть.  В норе темно,  Егорке ничего не видно, и
он засовывает туда руку, потом начинает тыкать веткой.
     Костя наблюдает за Егоркой и  старается  вспомнить,  на  кого  он
похож.  Да что ж тут вспоминать? На Лельку, конечно! Они совсем разные
и все-таки очень похожи.  Вот так же и Лелька всегда пристает к Косте,
пробует за ним увязаться,  хочет делать то,  что делает он, а Костя ее
гонит и шпыняет.  Она обижается,  иногда даже плачет,  но обида  скоро
проходит,  и  она  опять  липнет к нему.  Конечно,  ей,  как и Егорке,
интересно все,  что делают старшие,  и хочется  делать  то  же  самое,
                Корректоры Н. М. Кожемякина и Т. Ф. Юдичева.
на нее внимания,  как  Тимофей  на  Егорку.  Свинство,  конечно,  если
разобраться!..
     Лелька далеко,  а угрызения совести и благородный порыв  не  дают
покоя сейчас. Костя поднимается:
     - Елена Ивановна, можно, я Егорке остров покажу?
     - Хорошо. Только смотри - к воде не подходить!
     - Я же не маленький, понимаю... Егор, пошли со мной!
     Егорка с  готовностью вскакивает и бежит к Косте.  Минуя вырубки,
они идут в глубь острова.  Идут медленно,  потому что Егорка поминутно
останавливается и сосредоточенно разглядывает то гусеницу, ползущую по
ветке,  то крапивницу, сложившую крылья, как парус, то неведомо откуда
и как попавший на остров рваный опорок.
     На небольшой  полянке,  освещенной  солнцем,   шевелится   что-то
зеленовато-бурое.  Костя  бросается вперед.  Черепаха!  Маленькая,  но
совсем настоящая, живая черепаха. Привезти в Киев живую черепаху - вот
это  да!  Черепаха  пытается убежать,  но Костя хватает ее за панцирь;
черепаха прячет голову,  ноги и замирает.  Рядом с  Костей,  пыхтя  от
волнения, уже сидит на корточках Егорка:
     - Это кого ты?
     - Черепаха!  Живая!  Вот  я  ее сейчас переверну на спину,  и она
никуда не убежит.
     Костя переворачивает   ее.   Некоторое   время   черепаха   лежит
неподвижно,  потом  осторожно  высовывает  голову,  ноги  и   пытается
зацепиться ими за землю.
     - Но, не балуй! - щелкает ее Костя пальцем по панцирю, и та опять
прячет конечности. - Скорей! Сюда! - кричит Костя.
     С треском продираясь  через  кусты,  сбегаются  ребята,  окружают
Костину добычу. Девочки восхищаются и ужасаются, мальчики не склонны к
восторгам - они видали и  покрупнее.  Егорка  сидит  над  черепахой  в
совершенном оцепенении, потом поднимает голову и решительно говорит:
     - Неправда!
     - Что неправда? - хохочут ребята.
     - Мне Сашко сказал:  "Я тебя изуродоваю, как бог черепаху". А она
вовсе и не поуродованная. Обыкновенная. С руками, с ногами...
     Произнеся эту длинную речь и не обращая  внимания  на  хохот,  он
наклоняется над черепахой и опять цепенеет.
     - Довольно,  ребята!  Пора за работу, - говорит Митя, - а то мы с
этой черепахой возимся, а лодки вон уже возвращаются.
     Сеня Журило опять рассыпает певучие рулады,  опять  мягко  стучат
топоры, и девочки бегают к берегу со связками тальника. Рубщики уходят
все дальше в глубь зарослей,  но Егорка не хочет уходить,  и  сдвинуть
его  удается только Косте,  который переносит черепаху на новое место.
Улучив  момент,  когда  перевернутая  на  спину  черепаха   высовывает
конечности,  Костя привязывает к ее ноге бечевку. Егорка крепко держит
в руках бечевку и теперь уже не боится, что черепаха убежит.
     Еще трижды  трубит  Сеня,  трижды уходят и возвращаются лодки,  и
наконец Ефим Кондратьевич передает через Нюру,  что рубить довольно  -
на  полуторку  хватит,  пора  возвращаться.  Солнце давно перевалило к
западу и часа через три сядет.  Ребята усаживаются на берегу и следят,
как   высоко  нагруженные  пучками  тальника  лодки  медленно  идут  в
последний раз к берегу,  потом  плывут  обратно.  Говорить  никому  не
хочется,  все  устали,  только  Митя  коротко  и  четко сообщает,  что
поработали как будто неплохо,  никто не лодырничал, не отлынивал и что
хотя Костя и не из их отряда - работал он наравне с лучшими рубщиками.
Костя уже бесповоротно решил,  что Митя этот окончательный сухарь, тем
не менее похвала ему приятна.
     Рассаживаются в лодки,  как и прежде.  Костя  и  Тимофей  гребут.
Егорка возится с черепахой.  Он боится,  что она подохнет от голода, и
пытается запихать ей в рот то пучок травы, то двух стрекоз, которым он
поотрывал  крылья,  чтоб  не улетели.  Черепаха тычется по дну лодки в
разные стороны, есть ничего не хочет, и Егорка расстраивается.
     - Не  бойся,  -  говорит  Костя,  - черепахи могут долго без пищи
обходиться. Она, может, до самого Киева есть не будет.
     Только приблизившись  к  берегу,  все видят,  какую огромную кучу
тальника они нарубили.  Там уже стоит полуторка,  Иван Кузьмич и шофер
грузят связки в кузов.
     Первым спрыгивает на берег, держа флажок, Митя и подает команду:
     - Построиться!
     Теперь уже Костя тоже  становится  в  шеренгу  между  Тимофеем  и
Нюрой,  и  ему никто ничего не говорит,  только Митя удивленно поводит
бровью, но и он, видно, понимает, что Костя заслужил это право.
     Иван Кузьмич идет к строю. Митя передает флажок правофланговому и
рапортует:
     - Товарищ бригадир!  Отряд имени Саши Чекалина полностью выполнил
специальное задание.  Никаких происшествий  и  случаев  не  случилось.
Рапорт сдан.
     Иван Кузьмич не  знает,  как  полагается  отвечать  по  форме,  и
говорит просто и сердечно:
     - Спасибо, ребята! Поработали вы на славу. Большое вам от колхоза
спасибо!
     - Всегда готовы! - гремит дружный ответ.
     - Давайте поможем и нагрузить? - предлагает Елена Ивановна.
     - Даешь!  - кричат все и,  словно  штурмуя,  бросаются  к  вороху
тальника.
     Иван Кузьмич и шофер еле успевают укладывать сыплющиеся  со  всех
сторон связки. Через несколько минут тальник высокой горой возвышается
над кузовом, шофер обвязывает его веревкой, чтобы не рассыпался.
     - Ребята  небось  притомились?  -  говорит  Елене  Ивановне  Иван
Кузьмич. - Погодите, мы второй ходкой заберем вас.
     - Зачем зря машину гонять, бензин жечь? - рассудительно возражает
Митя.  - И вы же в объезд поедете, а мы прямиком, через яр, раньше вас
дома будем.
     - Вот только малыша заберите с собой, - говорит Елена Ивановна.
     - Этого?  А,  Егор Тимофеевич! - улыбается Иван Кузьмич. - Хочешь
прокатиться? Вагон люкс, первого класса, мягкий, со свежим ветром.
     Он подхватывает  Егорку  и перебрасывает шоферу,  который все еще
стоит наверху тальниковой горы.
     Лицо Егорки   расплывается  в  блаженной  улыбке,  но  сейчас  же
растерянно вытягивается: черепаха осталась внизу!
     Костя поднимает черепаху.  Это его находка,  и он собирался везти
ее домой,  ему очень жалко с ней расставаться.  Но  колеблется  он  не
больше секунды и забрасывает черепаху наверх:
     - Держи свой зверинец!
     Егорка хватает  бечевку  обеими  руками  и  опять  расплывается в
улыбке.
     - Стройтесь, ребята! - говорит Елена Ивановна. - Пора домой.
     Опять гремит Сенина труба,  рокочет барабан,  отряд шагает  через
луг  к яру.  Иван Кузьмич взбирается наверх,  к Егорке,  шофер заводит
мотор.
     - До свиданья, Горка-Егорка! - кричит Нюра и машет ему рукой.
     Машина удаляется.  Покачиваясь на мягкой тальниковой горе,  сидит
Егорка,  держит обеими руками черепаху,  и лицо его выражает полнейшее
счастье.

ДЕРЖИСЬ, КОНСТАНТИН!

     Зной становится все  сильнее.  Каждое  утро  на  небе  появляются
сверкающие, как снег, клубы облаков. Словно боясь обжечься и растаять,
они стороной обходят солнце и все-таки тают задолго  до  вечера.  Ефим
Кондратьевич  покачивает  головой  и  говорит,  что  так,  без  дождя,
пропадут все огороды.  Тимофей тревожится о своих  саженцах,  а  Костя
чувствует  себя как нельзя лучше.  Вот если бы только по ночам не было
так душно.  Просыпаясь ночью от духоты, он замечает, как где-то далеко
вспыхивают  немотные  зарницы,  и  загадывает  на завтра дождь,  но на
следующий день повторяется то же самое.  Смола течет с лодок  горячими
черными слезами,  скручиваются в трубки и шуршат, как бумажные, листья
тальника.
     В воскресенье  Нюра,  приготовив обед,  уходит к бабушке.  Ребята
почему-то не приходят, и Костя остается один.
     День выдается на редкость жаркий и душный.
     - Как бы дождя не натянуло - больно уж парко, - говорит за обедом
Ефим Кондратьевич.
     - Нет, разгонит. Вот увидите! - уверенно возражает Костя.
     - Побачимо...  Раз  хозяйка наша не пришла,  придется тебе посуду
вымыть.
     Костя долго  мучается с тряпочкой и мочалкой,  которыми Нюра моет
посуду,  но тарелки почему-то так и остаются жирными и липкими.  Тогда
он складывает горкой кастрюли и тарелки,  несет к берегу и принимается
тереть песком.  Работа оказывается долгой и канительной.  Когда  Костя
все же справляется с нею,  пухнущие на глазах облака закрывают солнце.
Оно прорывается в одно,  другое окошечко, но облака скоро смыкаются. С
запада,  от  горизонта,  ползет  угрюмая  туча.  Словно убегая от нее,
впереди несется тонкая  гряда  белых  облачков,  но  туча  медленно  и
неотвратимо движется следом, клубясь и погромыхивая.
     Река стекленеет и,  как кажется Косте,  останавливается. Замирают
беспокойные  веточки  плакучей  ивы,  шуршащие  листья тальника.  Туча
приносит не прохладу,  а еще большую духоту. Где-то над мохнатой сизой
толщей, окутавшей небо, негромко и дробно гремит.
     - Я,  пожалуй, поеду. Стемнеет рано, - говорит Ефим Кондратьевич.
- Оставайся тут на хозяйстве.
     Он уплывает, а Костя убирает посуду, ложится на спину и наблюдает
за  тучами.  Они  затягивают  все  небо,  громоздятся  друг  на друга.
Смеркается,  потом темнеет.  Ефим Кондратьевич не  возвращается,  Нюра
тоже.  Должно  быть,  напугавшись  туч,  бабушка оставила ее ночевать.
Открыв двери и окна,  чтобы хоть немножко освежить комнату сквозняком,
Костя ложится спать.
     Будит его звон и грохот.  Костя испуганно вскакивает и  оторопело
смотрит  в  темноту.  Через  комнату  с  воем и свистом несется ветер,
хлопает створкой окна,  со звоном вылетает стекло,  дверь  грохает  об
стену  и  снова  отлетает.  С трудом преодолевая воющий напор воздуха,
Костя закрывает дверь,  подбегает к окну.  Под  ногами  хрустит  битое
стекло,  черепки,  что-то впивается ему в пятку.  Он захлопывает раму,
затыкает одеялом выбитую створку и,  найдя спички,  трясущимися руками
зажигает лампу.
     В комнате  разгром.  Скатерть   вместе   с   ужином   для   Ефима
Кондратьевича сметена со стола,  макароны рассыпались по всей комнате,
котлета плавает в молочной луже.  Вешалка у самой двери висит на одном
гвозде,  одежда с нее растрепанной кучей свалилась на пол. А под окном
лежит груда битых черепков, стекла, земли и мятой, изломанной зелени -
остатки Нюриных цветов,  стоявших на подоконнике.  Ефима Кондратьевича
нет. В трубе зло и пронзительно воет ветер.
     Костя приоткрывает дверь,  она идет туго,  потом распахивается, а
когда он прикрывает  ее  за  собой,  сильно  поддает  Косте  в  спину,
выталкивая его во двор. Упругая стена ветра прижимает Костю к дому, он
с трудом отрывается и идет в черную воющую пустоту, к реке, где что-то
зло  бьет  и  хлещет.  Над  самой  головой  непрерывно  перекатываются
железные бочки.  Слепящее огненное дерево,  перевернутое кроной  вниз,
распарывает темень,  и все становится бело-голубым,  как экран,  когда
рвется кинолента.  Побелевший тальник прижат к земле,  ивы размахивают
своими  руками-плетьми,  черная  взмыленная  вода  бросается на берег,
яростно вскипает и бросается снова.
     Небо над  головой  у Кости взрывается и рушится с таким грохотом,
что Костя прыгает с обрыва и прижимается к откосу. Грозы он не боится.
Но  одно  дело  -  в  городе,  где есть каменные стены,  на крыше дома
громоотвод, а в комнате спокойно и уютно горит электричество, другое -
здесь,  глухой  ночью,  на пустынном берегу,  где никого и ничего нет,
кроме стылого ветра,  беснующейся черной воды и грохота,  от  которого
вот-вот лопнут барабанные перепонки.
     Хуже всего,   что   никого   нет.   Ефим   Кондратьевич    где-то
запропастился,  кроме  него  никто  появиться здесь не может,  и Костя
вдруг  чувствует  себя  очень  маленьким,  бессильным  и  одиноким  на
огромном пустом берегу.  Ему хочется куда-нибудь убежать,  спрятаться,
укрыться с головой,  чтобы ничего не видеть и не слышать. Но сейчас же
Косте становится стыдно.  Он,  Костя Голованов,  стру