енный  наброс  гребли  удержал
значительную  часть   воды,   остров   посредине   увеличился,   озеро
уменьшилось,  но  сохранилось.  Первое  время  его  посещали рыболовы,
однако с берега на удочку много не наловишь,  везти лодку или  строить
ее на месте не имело смысла - карпа было мало.  Остатки его погибли от
эпидемии краснухи уже в середине двадцатых годов, когда не осталось не
только   Ганыки,   но  и  памяти  о  нем,  если  не  считать  названия
разрушившейся  гребли.  Ее  перестали  посещать.  От  села  до  гребли
немеренных километров шесть, рыба перевелась, а купаться стало опасно.
Ложе будущего озера перед заполнением не очистили,  вода  залила  весь
бывший там худородный древостой,  так он и остался догнивать. И сейчас
еще торчали под водой,  стволы, коряги, разрастающаяся кувшинка своими
плетьми  опутала  все проходы к чистой воде.  Кусты тальника,  заросли
рогоза вплотную заслонили подступы к илистой, вязкой береговой полосе.
Гребли  стали избегать,  даже побаиваться,  и лишь изредка приходили к
ней сельские ребятишки - обязательно днем и  большой  оравой:  глухие,
заболоченные места наводили жуть.  В последние годы повадился сюда дед
Харлампий.  Ходил он всегда в одиночку,  никому не объясняя зачем. Над
ним  смеялись,  поддразнивали  несуществующей последней рыбой,  поймав
которую дед прославится и  получит  за  свою  доблесть  орден  рыбьего
хвоста.  Дед тоже смеялся и говорил,  что орден ему не светит,  потому
как рыбы нет,  а вот русалочку он себе там присватает, больно уж Катря
его допекла... Здесь Харлампий знал каждый куст, легко находил следы и
уверенно шел по ним.  Выйдя на прогалину меж кустами, он услышал треск
и  остановился.  Оскалив  пасть,  к  нему  галопом  летел  черный  пес
приезжих. Харлампий с детства был не тверд в вере, навсегда покончил с
богом  и чертом в юные годы своего красноармейства,  но тут вдруг сама
собой  скороговоркой   забормоталась   молитва,   хотя   и   несколько
своеобразная:
     - Ну,  нечистая сила, мать пресвятая богородица! Помяни, господи,
царя Давида и всю кротость его...
     Бой подбежал,  но не только не проявил  враждебных  намерений,  а
напротив  - и хвостом и оскаленной пастью изъявил свое удовольствие от
этой встречи.
     - Узнал,  чертяка! - обрадовался Харлампий. - Ну-ну, давай веди к
своему хозяину, где он схоронился...
     Однако Бой  не побежал,  а подпрыгнул и вцепился зубами в мешок с
харчами.
     - Ты что, очумел? Тебе это, что ли?
     Бой, не обращая внимания на дедовы приговоры,  изо всех сил тянул
мешок к себе, вырвав, опустил на землю, перехватил поудобнее и побежал
туда,  откуда появился.  Деду ничего не оставалось,  как поспешить  за
ним.
     На пригорке из-за кустов появились Антон, за ним Юка и Сашко.
     - Дедушка Харлампий! - удивился Антон. - Как вы нас нашли?
     - Ну,  вы такую дорогу протоптали,  только слепой  да  пьяный  не
найдет...  Ох,  силен  чертяка!  - повернулся он к Бою.  - Отобрал без
всяких разговоров,  и все тут. С таким не пропадешь - что хошь отымет.
И еще спасибо скажешь, ежели зубами не цапнет...
     - Отдай! - строго сказал Бою Антон.
     Бой выпустил мешок.
     - Это тебе старуха накидала,  чтоб с  голодухи  не  помер.  Давай
заправляйся...
     - Спасибо,  только я  вовсе  не  умираю  от  голода.  Мне  ребята
приносили...
     - Этот вроде наш,  здешний. А подружка твоя? Из городу? Ну ладно,
это дело - второе.  А первое: ты, брат, дуралей! Ты что ж мне сразу не
сказал? Гляди, и не пришлось бы мыкаться так-то...
     - Я не успел, надо было скорей спрятаться... Вы ж не знаете...
     - Знаю. Табак твое дело, Антон. Надо пошибче прятаться, а то тебе
небо  с  овчинку  покажется...  Собирай свои вещички,  и пошли к тетке
Катре...
     - Нельзя,  - насупившись,  сказал Антон и объяснил,  почему он не
может, даже не должен идти домой.
     - Оно,  пожалуй, верно, - подумав, согласился Харлампий. - Такого
чертяку подолом не прикроешь,  а тот подкараулить может...  Ну  и  тут
оставаться  не  гоже  - наследили вы,  как медведи на песке.  Он дурак
дураком, а по следу найдет... Что ж мне с вами делать, а?
     Дед Харлампий   раздумывал,   что-то  взвешивал  про  себя,  даже
морщился и покряхтывал при этом и наконец решился.
     - Ну ладно, до завтрева я тебя спрячу - ни один леший не сыщет. А
завтра поеду в Чугуново,  разыщу твоего дядю  Федю  -  пущай  сам  тут
распутывается...
     - Какой вы хороший! - восхитилась Юка.
     - А я разный бываю,  - лукаво сощурился дед,  - и в полоску,  и в
крапочку... Вы б, ребятки, шли домой, а? Скоро темнеть начнет...
     - Ой, мы хотим посмотреть!
     - А чего тут смотреть?  Я кина показывать не буду.  Меньше  глаз,
меньше языков - оно всегда лучше.
     Антон перехватил обиженный взгляд Сашка и сказал:
     - Они ребята надежные, не трепачи.
     - Ну ладно!  Только глядите, ребятки, - язык держать за зубами. А
то им будет худо, а все мое дело - пропащее...
     Харлампий подвел их к только ему одному приметным кустам на самом
берегу,  подвернул  штаны выше колен и полез прямо через кусты в воду.
Лез он так осторожно, что ни одна веточка не надломилась. Ветви тотчас
сомкнулись   за   ним,   и   только   чавканье   ила,  бульканье  воды
свидетельствовали, что за кустами кто-то есть.
     - Ну и комаров здесь!
     Юка сердито обшлепывала ладонями свои голые  ноги.  Антон  достал
нож, срезал с куста ветку и протянул ей:
     - На, обмахивайся...
     Шум за кустами затих.  Через несколько минут голос деда Харлампия
долетел справа.  Ребята побежали на зов.  Дед по пояс  возвышался  над
прибрежной  полосой  аира  в нескольких десятках метров от того места,
где скрылся в кустах.
     - Давай,  Антон,  веди  своего  чертяку  сюда.  Тут не топко,  не
увязнешь... Только поаккуратнее, не ломай лепеха-то!
     Антон снял башмаки,  подвернул брюки и, стараясь не ломать мягкие
зеленые сабли аира, пошел к деду. Бой побрел за ним.
     Дед не  стоял  на камне,  как подумал Антон,  а сидел в лодке.  В
сущности,  это была не лодка, а большое прямоугольное корыто или ящик,
самую малость суженный к тупым обрезам своей кормы и носа.  Как видно,
изобретатель и строитель диковинной  посудины  полностью  пренебрег  и
красотой  обводов  и  гидродинамическими качествами.  Неуклюжая лохань
держалась на воде и с натугой могла даже плыть по ней, но со скоростью
не больше, чем у бревна. Харлампий слез в воду, ухватился за борт.
     - Ну,  вот  мой  карапь.  Хорош?  -  сказал  дед   Харлампий.   -
Подсаживать его али как? - кивнул он на Боя.
     - Зачем?  Он сам.  Только чтобы не опрокинул...  - сказал Антон и
хлопнул по днищу лохани. - Бой, давай! Барьер!
     Бой взметнулся над водой, прыгнул и едва не утопил дедов корабль.
Антон  поспешно  ухватился за борт лохани,  и он и Харлампий напрягали
все силы,  но лодка еще долго ерзала, угрожающе раскачивалась, едва не
черпая воду.  Наконец строптивая посудина успокоилась;  Антон, а потом
дед осторожно влезли в нее.  Лодка глубоко осела, но осталась на плаву
- до поверхности воды было пальца два.
     - Ничего,  - беззаботно сказал дед,  -  полегоньку  доберемся,  а
скоростя из нее все одно не выколотишь...
     Веслом, подозрительно смахивающим на  лопату,  какой  деревенские
бабы  когда-то  сажали  хлебы  в  печь,  Харлампий  начал отгребать от
берега.  Антон оглянулся.  Сашко и Юка  махали  ему  руками.  За  ними
виднелся  пригорок,  где в кустах под растрепанной дуплистой ветлой он
собирался провести эту ночь.  Антон помахал  ребятам  и  повернулся  к
деду.
     - Ты,  гляди,  не шибко ворочайся,  а то, коли опрокинемся, будет
нам вечная память без надгробного рыдания... Тут ни плавать, ни идти.
     Антон посмотрел за борт.  Со дна поднимались воздушные пузыри,  в
воде  виднелись корневища,  путаница каких-то ветвей,  побегов.  Озеро
зарастало.  Там и сям возвышались над водой мохнатые кочки, появлялись
островки  камыша,  обугленными шишками помахивал рогоз,  а кое-где уже
кучились прутья тальника,  пряча от солнца алюминиевую  изнанку  своих
острых листьев.
     - Откуда у вас тут лодка? - спросил Антон.
     - Это  мне  один  леший по знакомству построил.  Вот когда у него
выходной,  мы с ним и прохлаждаемся, по озеру раскатываем, - отшутился
дед Харлампий. Распространяться на эту тему он явно не желал.
     Дед Харлампий был завзятым рыболовом. В двадцатых годах он вместе
с   другими  лавливал  последышей-карпов  в  Ганыкиной  гребле.  После
эпидемии краснухи, когда все до одного карпы передохли, остался только
Сокол.  В отличие от других Соколовские рыболовы никогда не врали и не
создавали  легенд  о  своих  уловах:  рыбешка  водилась  там   мелкая,
пустяковая  -  плотичка,  пескари,  щурята.  Однако ее становилось все
меньше,  а года четыре назад рыба исчезла окончательно. Как ни мал был
чугуновский  заводишко,  как  ни  плохо  работал,  -  воду он отравлял
исправно. Дед затосковал. Никакие ухищрения, ни привада и прикормка не
помогали  -  рыбы  не было.  И тогда дед Харлампий начал раздумывать о
Ганыкиной гребле.  Озеро зарастало,  рыба в нем  перевелась,  но  вода
оставалась  чистой,  без отравы.  После эпидемии краснухи прошло почти
тридцать лет.  А ну как заразы там никакой уже  нет  и,  если  пустить
рыбу,  приживется?  В  лесничестве,  где  он  тогда  еще  работал,  от
предложения его отмахнулись - денег нет,  не по профилю и вообще ни  к
чему.  Но дед был упрям, настырен. В конце концов спрос не бьет в нос.
Попробовать можно.  Только потихоньку, чтобы никто не знал, - в случае
незадачи хоть смеху не будет. Лучше всего разводить карпа: и плодовит,
и  растет  быстро,  как  свинья.  Однако  с  карпом   уже   пробовали,
провалились.  Пробовали  дуром,  наобум,  без  научного подхода.  Ну и
сейчас никакого научного подхода в одиночку,  без денег  не  сделаешь.
Харлампий решил попробовать карася.  Рыбка мелкая, неприхотливая. Коли
приживется  она,  можно  ставить  вопрос  ребром  о  расчистке  озера,
восстановлении  плотины  и  настоящем разведении карпа.  На этом карпе
колхоз такую деньгу может зашибить - рты разинут...
     С превеликим трудом,  по секрету от всех, дед издалека привозил в
завязанном мешковиной ведерке живых карасей,  потихоньку пробирался  к
гребле  и  выпускал  в  озеро новоселов.  Однако,  стоя на берегу,  не
узнаешь, прижилась рыба или нет. Карась не бог весть как умен и хитер,
но  с  докладом  все  равно  не  приплывет.  Вот  тогда-то дед и решил
построить себе лодку.  Но тоже потихоньку, чтобы не подняли на смех. В
лесничестве выпросил досок,  будто бы для домашних поделок и ремонтов,
обработал их и перетаскал к озеру.  Никакого опыта  в  судостроении  у
Харлампия  не  было,  постройка заняла все лето,  а когда закончилась,
сооружение оказалось до того неказистым и  топорным,  что  даже  автор
удивился его несуразности:  корыто - не корыто, лохань - не лохань, но
и не лодка во всяком случае.  Дед Харлампий расстраивался недолго, так
как умел во всем находить и смешное.
     - Леший с ней,  - сказал он себе,  - мне девок не катать, рекорды
не ставить. По мне хоть валенок, лишь бы не тонул...
     Он давно приглядел для  своей  посудины  такой  глухой,  заросший
кустами  и камышом угол,  что,  откуда ни зайди,  лодку не видно.  Для
страховки он еще заваливал ее сверху прошлогодним камышом. Пользовался
он  ею  редко,  пробирался  к ней с осторожностью,  стараясь следов не
оставлять.  Ему удалось не  только  сохранить  в  тайне  существование
лодки,  но  самое главное - удалось убедиться,  что караси прижились и
размножились.  Однако  дед  не  спешил  обнародовать  свои  успехи,  а
поджидал    конца    лета,   когда   доказательства   успехов   станут
многочисленнее и крупнее.  Вот почему он долго колебался,  прежде  чем
обнаружить существование лодки,  и совсем не хотел объяснять, для чего
она появилась на озере.
     - А куда мы плывем, на тот берег? - спросил Антон.
     - Берег можно кругом обойти.  На остров.  Вот он,  -  оглянувшись
через плечо, ответил дед.
     Через несколько минут лодка ткнулась тупым  носом  в  берег.  Бой
обрадовано  прыгнул  на землю:  земля не ерзала и не раскачивалась под
ним, как ящик, в который его зачем-то посадили.
     - Ну вот,  - сказал Харлампий.  - Тут Митька тебя только из пушки
достанет или ракетой.  А их у него покуда нету...  Однако по берегу ты
не шибко крутись, иди-ка вон туда - видишь, четыре вербы растут. Там у
меня шалашик есть,  там и располагайся... Бывай здоров, тут тебя никто
не обидит. А мне пора: пока карапь приберу, совсем стемнеет...
     Антон, сопровождаемый Боем,  скрылся в кустах тальника, дед сел в
свой "карапь" и поплыл обратно.
     Юка и Сашко еще не ушли. Сашко догадался, что дед отвез Антона на
остров,  но  он  там не бывал,  ничего о нем не мог рассказать,  а Юке
хотелось узнать все,  и как можно подробнее.  Укрыв лодку, дед прежним
путем выбрался через кустарник.
     - Дедушка,  - подбежала к нему Юка, - вы его на острове оставили,
да? А какой это остров, необитаемый?
     - Почему? Обитаемый. Комары там обитают. Мыши есть. Ну и коза...
     - Коза?!  - изумленно распахнула глаза Юка. - Зачем там коза? Это
вы ее туда...
     Дед раздосадовано  крякнул  и  обругал  себя старым болтуном,  но
отступать было некуда.
     - Не свойская, дикая коза. Косуля - по-ученому.
     - Ой! - восхитилась Юка. - Вот бы посмотреть! Я только в зоопарке
видела... А зачем она там?
     - "Зачем,  зачем"!..  Забрела зимой сдуру,  корма  там  много.  А
весной  лед  растаял - куда она денется?  Тут ни человек,  ни зверь не
проберется,  запутается,  увязнет...  До зимы поживет, там ее никто не
тронет, а потом уйдет куда хочет...
     - Батюшки!  - совсем по-бабьи всплеснула Юка руками.  - Одеяло-то
Антон забыл! Как же теперь, а?
     Синее шерстяное одеяло аккуратным квадратиком лежало на траве.
     - Ничего,  - сказал Харлампий,  - не озябнет,  там у меня шалашик
есть.  А второй раз туда шлепать некогда - темнеет.  Бегите-ка  домой,
ребятки. Только поаккуратней - и молчок! Не заблудитесь?
     - Еще чего! - сказал Сашко.
     Дед направился к Соколу. Сашко повел Юку в Ганеши напрямик, через
лес.  Всю  дорогу  они  опасливо  оглядывались  и  прислушивались:  не
крадется ли Митька Казенный?

16

     В дверь сарая,  крадучись,  пробрался рассвет. Уткнувшись носом в
подушку,  Галка громко сопела.  Юка поспешно натянула платье, тапочки,
выбежала   на  улицу.  Все  село  спало,  кроме  коров,  их  хозяек  и
Семена-Версты.  Он уже брел за своим маленьким стадом,  волоча по пыли
тощую змею кнута.
     - Ты Сашка не видел? - окликнула его Юка.
     - Не, - сказал Семен и отвернулся.
     Он теперь отворачивался от всех.  Все знали,  что отец его порол,
знали  за  что  и смотрели на него,  как ему казалось,  с презрением и
насмешкой.  Особенно эти...  Сами  втравили  его,  подбили,  а  теперь
смеются.  Они-то ничего не сделали,  им теперь хоть бы что,  а он, как
дурак,  послушался и опозорился на всю жизнь. Пропади оно все пропадом
- и лес этот, и река, и все на свете. Вот уедет он в город, там совсем
другая жизнь. Может, и у него когда своя машина будет. Уж тогда...
     Юка подбежала к хате Сашка.  На дворе было уже совсем светло,  но
за закрытыми окнами еще прятались сумрачные остатки ночи, и Юка ничего
не рассмотрела.  Стучать она не решалась и нетерпеливо вертелась возле
хаты.  Оказалось, Сашко не спал. Он перепрыгнул с улицы через перелаз,
удивленно и, как показалось Юке, с подозрением уставился на нее.
     - Ты чего?
     - За тобой. Пойдем уже. Надо ведь узнать, как там Антон!
     - Я еще не поел.
     - И я не ела.  Так что, умрем от голода? А если Антону чего нужно
или там что случилось?
     - А что там может случиться? Спит себе, и все.
     - Мало ли!  Я прямо спать не  могла,  все  думала  и  думала.  Мы
напрасно ушли, надо было с ним остаться.
     - А что толку? Если Митька туда доберется, что мы можем? Мы ж его
не подужаем.
     - Хоть свидетелями будем.
     - Мы несовершеннолетние.
     - Да что ты все отговорки ищешь?  Не хочешь,  я одна пойду.  Тоже
мне, товарищ: бросил человека и все думает только про свой живот...
     Сашко обиделся.
     - Это я только про живот? Да ты знаешь... - начал он и оборвал: -
Ничего ты не знаешь!.. Ну зачем мы пойдем? Все равно на остров нельзя.
     - Так мы покричим...  Хотя нет,  кричать тоже нельзя. Ну, мы хоть
посмотрим.  Там ведь не такое большое расстояние,  увидеть  можно.  Мы
быстренько - туда и назад.
     - Ладно,  пошли,  - сказал Сашко,  - только пойдем не  по  улице,
через огород...
     Они молча миновали огород Сашковой усадьбы,  потом еще чей-то,  и
только  на  выходе  из  села  Сашко,  который  все  время шел обиженно
надутый, вдруг улыбнулся и сказал:
     - А знаешь? На нашего голову снова карикатуру прилепили.
     - Ну?
     - Ага. Я вот только что мимо шел, гляжу - висит.
     - Ой, давай сбегаем, я хочу посмотреть!
     - А чего там смотреть? Такая самая, как вчера.
     - Но я же не видела!
     - Не,  - посерьезнел Сашко,  - нельзя.  Увидят нас, подумают, это
мы...
     Юка вздохнула  и  согласилась.  Они  пошли дальше.  Дорога сейчас
показалась ей значительно  короче,  чем  вчера  вечером.  Быть  может,
потому,  что она была уже знакома,  а может, и потому, что теперь было
светло и совсем не страшно.
     И озеро  показалось  значительно  меньшим,  а  вот остров,  плохо
различимый в сумерках,  оказался длиннее и больше. Почти весь он зарос
деревьями,  кустарником,  и не всюду можно было различить его границы:
тальник, разросшийся на кочках, аир и рогоз скрадывали его очертания.
     Как они ни вглядывались, как ни напрягали зрения, Боя и Антона не
было видно.
     - Спят, как куры, - сказал Сашко.
     - Хорошо, если так... - встревожено сказала Юка.
     Сашко влез на старую вербу, но и оттуда ничего не увидел.
     - Я так беспокоюсь, так беспокоюсь... - сказала Юка.
     - Может, все-таки крикнуть?
     - Ну да, а вдруг тот гад где-нибудь близко?.. Давай помахаем?
     Они махали  руками.  Сашко  снял  рубашку и покрутил над головой,
будто разгонял голубей. Никакого ответа не последовало.
     - Что ж теперь делать? - упавшим голосом спросила Юка.
     - А что мы можем делать?  - мрачно ответил Сашко.  - Приедут  дед
Харлампий и тот дядя Федя, тогда...
     - А мы будем ждать?  А если с Антоном что  случилось?  Может,  он
заболел, может... Надо ехать к нему!
     - Еще чего!
     - А как же? По-твоему, сидеть сложа руки, да? Не помочь товарищу?
     - Дед Харлампий сказал, чтоб лодку не трогали и к ней не лазили.
     - А если нужно?
     - Да ни за чем не нужно!  Ты просто хочешь посмотреть остров и ту
козу...
     - Ну...  хочу,  - слегка смутилась Юка.  - Только это  совсем  не
главное! Ради этого я бы не просила... И вообще, просила бы не тебя, а
дедушку. Он меня возьмет. Что ему, жалко? И остров никуда не денется и
коза...  А  сейчас  я  про  Антона  думаю,  а вовсе не про козу!  А ты
бессовестный, если так думаешь.
     Вся рассудительность и солидность,  какие были в Сашко заложены и
восприняты им от отца,  восставали против поездки.  Но какие бы доводы
ни   приводил   Сашко,   Юка  немедленно  находила  противоположные  и
доказывала,  что  ехать  нужно,   абсолютно   необходимо.   Никто   не
рассказывал им печальной сказки об Адаме и Еве,  а сами они,  конечно,
ее не читали.  Как и всякая сказка,  она,  очевидно, отражала какие-то
изначальные  качества человеческих характеров,  иначе бы не возникла и
не повторяло бы ее несчетное число уже не мифических, а живых людей на
протяжении   всей   истории.   Юка   обнаружила  в  споре  ловкость  и
изворотливость не меньшую,  чем любая из ее предшественниц.  Когда все
доводы  были исчерпаны и не поколебали стойкости Сашка,  Юка пустила в
ход самый коварный  и  страшный  для  мужчин,  который,  должно  быть,
погубил и биб