днако одновременное действие двух 
функций превращает различие между мышлением и действительностью в иллюзию: то, 
что должно было быть чисто мыслительным процессом, также становится частью 
действительности.
Я пытался преодолеть эту трудность, проводя различие между объективным и 
субъективным аспектами действительности. Объективный аспект — это то, что 
имеется в действительности, а субъективный аспект — то, как ее воспринимают 
участники. В соответствии с данной схемой каждая ситуация имеет только один 
объективный аспект и столько субъективных аспектов, сколько имеется 
участников[220].
На первый взгляд подобная схема весьма привлекательна, но на самом деле она лишь 
отодвигает проблему, которую призвана разрешить. Беда в том, что объективный 
аспект не поддается определению. Это становится очевидным, когда мы осознаем, 
что каждый субъективный аспект должен также иметь свой объективный аспект, раз 
мышление участников является частью ситуации. Другими словами, объективный 
аспект представляет такую же проблему, какую вначале представляла 
действительность, и если мы доведем схему до ее логического конца, то будем 
бесконечно возвращаться назад, к исходному пункту. 
В течение многих лет я безуспешно пытался вырваться из этого порочного круга, 
пока не оставил попыток сформулировать, понятие рефлексивности в чисто 
философских терминах. Тем временем я начал применять эту концепцию на практике, 
сначала как финансист, а затем как политик. И в качестве практика я преуспел 
там, где потерпел неудачу в качестве теоретика. Мой практический успех придал 
мне смелости и завоевал мне некоторый авторитет, что позволило мне вернуться к 
попыткам облечь мой подход в теоретическую форму. В результате я написал и 
опубликовал в 1987 году "Алхимию финансов", причем на ученых произвели большое 
впечатление мои финансовые успехи, а финансисты были озадачены непонятными  
философскими рассуждениями.
Прием, которым я пользовался в моей книге, состоял в том, чтобы сузить 
реальность до "событий"[221]. Это позволило мне разграничивать события и 
представление участников о событиях, избегая таким образом проклятого замкнутого 
круга. Конечно, это потребовало некоторого насилия над действительностью — ясно, 
что люди размышляют о многих вещах, не только о тех событиях, в которых они 
участвуют, и, что еще более важно, ситуации[222], в которых они участвуют, не 
являются простой последовательностью событий. Но это была та маленькая цена, 
которую пришлось заплатить, чтобы избежать ловушки[223] кругового рассуждения, 
державшего меня в плену четверть века. Путем замены действительности на 
"события" удалось превратить рефлексивность в действенную концепцию, и, 
используя финансовые рынки в качестве лаборатории, я смог продемонстрировать ее 
полезность... 
Парадокс лжеца, правильно сформулированный, логически неопределим: он истинен, 
если он ложен, и ложен, если он истинен. Я хотел выразить похожую 
неопределенность в ситуации мыслящего участника, но никак не мог это отчетливо 
сформулировать. Я понимал, что неопределенность невыразима в чисто логических 
категориях, потому что одна сторона рефлексивного отношения включает 
последовательность событий, а другая — последовательность мыслей. И все же мне 
хотелось доказать это максимально логично. Все, что мне удалось, -— это создать 
двойной механизм обратной связи, в котором взгляды участников влияли на ход 
событий и события влияли на взгляды участников. Неопределенность должна была 
быть введена в форме предположения; я постулировал расхождение между 
взглядами[224] участников и ситуацией, с которой они связаны. Я утверждал, что 
этот постулат более реалистичен, чем альтернативный (предположение о совершенном 
знании), и на моей стороне была масса доказательств. Так как предположение о 
совершенном знании служило базой для экономической теории, мои рассуждения могли 
иметь далеко идущие последствия. Однако они были менее чем удовлетворительны для 
утверждения отношений между мышлением и действительностью.
Я хорошо построил защиту несовершенного понимания, но здесь не хватает 
последнего звена. Остается возможность утверждать, что взгляды участников на 
события полностью определяются их личностью и предшествующими событиями. 
Аргумент этот слаб — он основан на представлении, что мир, в котором мы живем, 
полностью детерминирован, и все происходит по необходимости, но в то время, 
когда я писал "Алхимию финансов", я был не способен это опровергнуть.
            Именно в этом пункте теория сложных систем пришла мне на помощь. 
Теория хаоса[225], как ее еще часто называют, находится лишь на пороге признания 
научными кругами. Я помню, как глава одного исследовательского центра в 
Принстоне поморщился, когда я упомянул при нем это название. Теория поставила 
под вопрос некоторые основные принципы научного метода, в частности 
предсказуемость сложных природных явлений.
            До появления теории хаоса естественные науки следовали 
аналитическому подходу: они пытались изолировать явления друг от друга и открыть 
общие правила, которые обладали бы универсальным и вневременным характером. Это 
значит, что одни и те же правила могут использоваться и для объяснения, и для 
предсказания, а тот факт, что эти правила не обладают временной ограниченностью, 
позволяет их проверять. Как показал Карл Поппер, научные законы не могут быть 
верифицированы, но проверка позволяет их фальсифицировать, и научные законы, 
которые выдержали проверку, получают авторитет, который иначе получить было бы 
нельзя. 
            Теория хаоса угрожает подорвать этот авторитет. Она занимается 
сложными явлениями, которые не подчиняются вневременным законам. Они развиваются 
необратимо, причем даже незначительные отклонения усиливаются с течением 
времени[226]. Эксперименты нельзя повторить, и нельзя предсказать результат. 
Неудивительно, что научный истеблишмент чувствует угрозу! Ведь теория хаоса 
действительно смогла пролить свет на многие явления, такие, как погода, которые 
раньше не были подвластны науке, и она сделала более приемлемым представление о 
недетерминированной  вселенной,  где  все  уникально  и неповторимо.
Я убежден, что есть элемент дополнительной недетерминированности в человеческих 
делах, который отсутствует в хаотических природных явлениях типа погоды. Как 
сказал Марк Твен, все говорят о погоде, но никто ничего не делает, чтобы ее 
изменить. Не так в человеческих делах. То, что люди думают, влияет на то, что 
происходит. Однако то, что происходит, не детерминирует того, что думают люди, и 
наоборот. Это делает ход событий недетерминированным в более глубоком смысле, 
чем в случае с природными явлениями. Это положение, может быть, сейчас легче 
принять, потому что теория хаоса предоставила метод для изучения 
труднопредсказуемых природных явлений, например, погоды...
Вот что побудило меня еще раз попытаться разобраться с проблемой, которую я 
обошел в "Алхимии финансов". Мы можем представить себе ситуацию, в которой есть 
думающие участники, как сложную систему, чья сложность образуется за счет 
мышления участников. Мышление создает дополнительные уровни сложности в системе. 
Участники формируют свои взгляды и принимают решения на одном уровне; результаты 
их поведения проявляются на другом. Эти результаты, в свою очередь, отражаются 
позднее на уровне, на котором принимаются решения, образуя таким образом петлю 
обратной связи. Давайте назовем уровень, на котором принимаются решения, 
субъективным уровнем, уровень, на котором проявляются результаты поведения 
участников, — объективным уровнем. Предположение, что все решения принимаются на 
одном уровне, является большим упрощением, так как субъективных уровней столько, 
сколько участников. Представление только об одном объективном уровне вводит 
аналогичное упрощение, но это только усиливает аргументацию. Пока схема такая 
же, какой я пользовался выше.
 Каковы отношения между различными уровнями? Мышление предполагает формирование 
картины или построение модели действительности на субъективном уровне. Коль 
скоро сама система, которая называется действительностью, включает все уровни, 
мы можем установить общее правило относительно этих картин или моделей, которое 
имеет силу независимо от того, признается это моделями или нет: модели не могут 
адекватно воспроизводить действительность...
Чтобы адекватно воспроизводить действительность, каждая модель должна содержать 
модель каждой соответствующей модели — и существует столько моделей, сколько 
участников. Чем больше уровней включают модели, тем больше оказывается уровней, 
которые нужно включать, и если модели оказываются неспособны их включить, что 
должно произойти рано или поздно, они больше не воспроизводят 
действительность...
            Так как модели не соответствуют действительности, однако служат 
основой принятия решений, они определенным образом влияют на ход событий. Модели 
и события связаны в двусторонней петле обратной связи: события влияют на модели 
(когнитивная функция), и модели влияют на события (функция участия). 
Двусторонняя обратная связь не может обеспечить идентичности моделей и 
действительности, потому что действительность — это движущаяся цель, которую 
двигает двусторонняя система обратной связи, называемая рефлексивностью. Схема 
та же, какой я пользовался в "Алхимии финансов", с той лишь разницей, что теперь 
я могу представить доказательство, которое не давалось мне тогда...
Действительность уже больше не является некой данностью. Она формируется в ходе 
того же процесса, что и мышление участников: чем сложнее мышление, тем сложнее 
становится и действительность. Но мышление не может вполне догнать 
действительность: действительность всегда богаче, чем наше понимание. Мышление 
взаимодействует с событиями, но мышление также взаимодействует с мышлением 
других людей, и существуют события, о которых люди вовсе не думают. 
Действительность обладает способностью удивлять, а мышление обладает 
способностью создавать. Таковы черты интерактивной и открытой системы, 
называемой действительностью.
            Когда мы говорим о действительности, мы скорее всего думаем о 
внешнем мире. Тем не менее замечания, которые я только что высказал, относятся, 
может быть, в большей степени к мыслящему участнику, чем к внешнему миру. Есть 
расхождение между тем, каковы люди на самом деле, и тем, как они себя 
представляют, и есть двусторонняя, рефлексивная связь между образом и 
действительностью, которая еще даже более странная, чем во внешнем мире, потому 
что для мышления не требуется посредничества внешнего события для того, чтобы 
повлиять на свой предмет... 
            Образ действительности, который появляется здесь, весьма отличается 
от того, с которым мы знакомы. Западная философская и научная традиция
привела нас к тому, что мы представляем себе два плана. Один из них называется 
действительностью, а. другой — знанием, и расположены они параллельно друг 
другу, и, как нормальные евклидовы параллели, не пересекаются. В новом 
геделевском мире ни действительность, ни наше понимание не могут восприниматься 
как плоскости. Они перекрещиваются, сталкиваются, и в этих местах открываются 
новые измерения, каждое из которых способно расширяться в бесконечность.
Этот способ мышления о действительности и мышления о мышлении я воспринимаю как 
откровение. На других, возможно, это не произведет такого же впечатления, 
во-первых, потому, что метод этот уже утвердился и был использован в ряде 
подобных доказательств, во-вторых, доказательство само по себе так абстрактно, 
что его воздействие, возможно, не будет столь очевидным. Однако именно из-за его 
уровня абстракции я считаю его исключительно важным. А суть в том, что понимание 
участниками ситуации, в которой они принимают участие, изначально несовершенно, 
и то, что мышление участников подвержено ошибкам, играет решающую роль в 
определении хода событий. Существует недетерминированное отношение между 
мышлением и действительностью, в котором взгляды участников не определяются 
действительностью и действительность, конечно, не определяется мышлением 
участников.
Как это ни покажется странным, эта точка зрения разделяется далеко не всеми. 
Напротив, большая часть научных теорий о человеческих делах намеренно исключает 
несовершенное понимание участников из поля своего рассмотрения. Классическая 
экономическая теория, например, постулировала совершенное знание; и марксистская 
доктрина, прочно укорененная в девятнадцатом веке, пыталась предсказывать 
будущее течение истории на базе строго объективных соображений. Как я показал в 
"Алхимии финансов", социальные науки пошли на немыслимые искажения, чтобы только 
исключить несовершенное понимание участников из своего предмета.
Откуда это странное нежелание принимать факты действительности? Частично ответом 
может служить то, что ситуация, которую я описываю, сверхсложная и ее очень 
трудно рассматривать. Человеческий ум недостаточно изощрен, чтобы постичь 
вселенную, построенную по принципу бесконечных регрессий и рекурсивных петель. 
Сколько человек, включая и меня, действительно понимают числа Геделя? 
Понадобилось немало времени, чтобы числа Геделя были открыты, и теперь, 
возможно, впервые делается попытка применить их к человеческому состоянию... 
Исторический опыт показывает, что было много случаев в прошлом, когда 
подверженность человеческой мысли заблуждениям была широко признана и служила в 
качестве организующего принципа общества, однако за этими случаями последовали 
другие, где определенный набор идей принимался как неопровержимая истина и 
никакое несогласие не терпелось. Почему же история должна измениться в будущем?
Существует сильное предубеждение, которое мешает по-настоящему признать, что мы 
подвержены заблуждениям. Подверженность ошибкам предполагает неопределенность, а 
с неопределенностью очень трудно жить. В самом деле, как участники мы, 
по-видимому, не можем принять неопределенность, которую можем осознавать в роли 
наблюдателей. Быть участником означает принимать решения, а решения требуют 
приверженности определенной точке зрения. Даже если мы признаем риск и 
неопределенность, наши решения в момент, когда мы их принимаем, не могут их 
правильно отражать. Сталкиваясь с бесконечно сложной ситуацией, и притом с 
такой, чья сложность увеличивается одновременно с нашей способностью с ней 
справляться, мы должны ввести какие-то упрощающие принципы. Эти принципы 
искажают действительность, упрощая ее. Принцип подверженности ошибкам мышления 
участников[227], который я здесь описываю, должен быть понят в этом контексте. 
Это упрощающий принцип, который может позволить нам заниматься сложностями 
человеческого состояния лучше, чем любой другой принцип. Я, конечно, уверен в 
этом, и я опирался на этот принцип еще до того, как смог его доказать. Но даже 
если мое доказательство выдержит критическое рассмотрение, из этого не следует, 
что его нужно всем принимать. Другие могут счесть иные упрощающие допущения 
более удовлетворительными. Мое имеет тот недостаток, что оно заставляет человека 
принимать неопределенность. Другие могут предложить  комфорт абсолютной 
определенности, хотя, если я прав, у них есть тот недостаток, что они искажают 
действительность. Так как мы имеем дело не с аналитиками, а с реальными 
участниками, речь идет о подлинном выборе. Выбор принципов может быть различным 
у разных участников и в разные исторические периоды.
Это рассуждение расчищает путь для построения теоретической схемы, основанной на 
двух противоположных упрощающих принципах. Принцип, который я развил здесь, 
является основой критического типа мышления и открытого общества, отказ от него 
приводит[228] к догматическому типу мышления и закрытому обществу.


Приложение № 2
В.К.ПОТЕХИН 
эксперт комитета Государственной Думы по безопасности
 
НАЦИОНАЛЬНАЯ  БЕЗОПАСНОСТЬ
 
МИРОВАЯ СИСТЕМА. ВОЙНЫ. ПОЛОЖЕНИЕ РОССИИ В МИРЕ СОСТОЯНИЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ 
БЕЗОПАСНОСТИ
 Доклад слушателям Военной Академии Генерального штаба
          Вооруженных Сил Российской Федерации
14. 04.1997 г.
     I. Мировая система
1.1. Общее понятие систем. Открытые и замкнутые системы.
1.2. Устойчивость систем.
1.3. Мировая политическая система.
1.4. Государства и цивилизации.
 
            II. Состояние мировой системы и место России в этой системе. 
Неустойчивость мировой экономической системы
2.1. Мировые долги.
2.2. Состояние финансов.
2.3. Экономические предпосылки неустойчивости.
2.4. Экологическая компонента.
2.5. Сокращение пахотных земель.
2.6. Влияние климатических изменений.
2.7. Ограничение природных ресурсов.
2.8. Демографическая проблема.
2.9. Тенденции к мировому господству.
2.10. Неустойчивость мировой системы.
 
 III. Понятие войн. Современная война. Модель ведения консциентальной войны. 
Поражение России в четвертой мировой войне
3.1. Понятие войн. Определение войны. Разделители войн.
3.2. Предпосылки новых форм ведения военных действий.
3.3. Новые формы ведения военных действий. Консциентальные войны.
3.4. Четвертая мировая война и ее результаты.
 
IV. Состояние национальной безопасности России.
4.1. Понятие национальной безопасности.
4.2. Виды безопасности.
4.3 Угрозы национальной безопасности.
4.4 Международная оценка состояния национальной безопасности России
4.5. Ключевая проблема национальной безопасности.
            
V.  Пути выхода из системного кризиса
5.1. Системный кризис в России.
5.2. Общенациональная идея в России.
5.3. Сохранение и совершенствование вооруженных сил.
5.4. Первые шаги по выходу страны из государственного кризиса. Методология 
выхода из кризиса.
5.5. Другие возможные шаги в обеспечение государственной целостности Российской 
Федерации.
            I. Мировая система  
            1.3. Мировая политическая система
            Человечеству характерна высокая степень организации, в частности в 
государственные образования. Только это позволило человечеству минимизировать 
потери в соприкосновении с природой, достичь современных технологических высот и 
современного уровня жизни. Даже в самых примитивных когда-либо существовавших 
государствах средняя продолжительность жизни людей была много выше 
продолжительности жизни в  первобытных обществах.      
            1.4. Государства и цивилизации
      Мировая система сильно неоднородная. Здесь существуют рельефно 
обозначенные подсистемы государств - цивилизации, выделенные по признаку 
географической общности в процессе своего развития и, как следствие, по общности 
культур, то есть способам организации и развития человеческой жизнедеятельности, 
которые представлены в продуктах материального и духовного труда, в системах 
социальных норм и учреждений, в духовных ценностях, в совокупности отношений 
людей к природе, между собой и к самим себе.
      Взаимоотношения между цивилизациями гораздо более сложные, нежели между 
государствами. Как правило, столкновение между цивилизациями приводит к 
уничтожению одной из цивилизаций и с тем большей вероятностью, чем более отличны 
их генетические коды (в простейшем понимании исторически сложившиеся системы 
ценностей). Так, в противостоянии с более агрессивной Западноевропейской, не 
имела никаких шансов на выживание и была уничтожена великая самобытная 
американская цивилизация.
     В настоящее время выделяются следующие мировые цивилизации: Японская, 
Китайская, Индийская, Исламская, формирующаяся Южноамериканская, 
Западноевропейская и как ее продолжение Американская, Российская и Иудейская. 
Благополучие народов, принадлежащих к названным цивилизациям, напрямую зависит 
от их места в мировом сообществе, то есть от силового, экономического и 
финансового потенциала и политической воли Концептов цивилизации.
            По этим признакам ни Россия, потерявшая цивилизационное 
сам