чащения" (средние  века),  или  -  предмет  познания  (Новое
время). Или - воспроизведя в понятии культурологическое сопряжение всех этих
форм понимания (канун XXI века). В античности  в  понятии  сосредоточивается
СУЩЕСТЬ вещей, в средние века - их ПРИСУЩЕСТЬ (всеобщему субъекту), в  Новое
время - СУЩНОСТЬ  вещей  и  явлений  (то,  что,  подобно  "силе",  стоит  за
действием, за явлением). 3) Каждое такое  понимание  (формирование  понятия)
предполагает определенную логическую форму "возведения во всеобщность".  Вот
это-то  возведение  и  кажется  невозможным  для   понимания   уникальности,
единственности этого предмета, феномена. Но именно всеобщее (а не "общее") и
есть выход из трудностей. Здесь - Родос, здесь надо "прыгать"!
   Понять  уникальное  означает  понять   всеобщность   этого   уникального,
единственного, одного предмета  (предмета  моего  внимания),  минуя  процесс
"общения".
   Что это означает?
   ...Быть   (навечно!)   уникальным   означает   сохранять    (все    время
восстанавливать) свою уникальность, самобытийность,  себе-обязанность  своим
бытием, несводимость к причинным, целевым,  сущностным  и  т.д.  основаниям,
условиям  или  -  к  генезису  этого  бытия.  Сохранять  и   углублять   эту
самобытийность  во  всех  бесконечно  многообразных  условиях,  отклонениях,
восприятиях. Но именно углублять, развивать эту неповторимость, оборачивая в
свою неповторимую особенность (свое alter ego)  все  бесконечные  влияния  и
мировые связи. Уже это означает  необходимость  понимания  всеобщности  этой
уникальности,  несмотря  на  все,  в  ответ  на  все.  Уже  здесь   всеобщее
втягивается и преобразуется в воронке этого  уникального  феномена,  а  само
уникальное приобретает характер (форму) уникального  произведения  культуры.
Но уникальность не только "отвечает" (сохраняя и развивая свою  особенность)
на  вызовы  иного,  не  этого...  Уникальное  еще  и  "вопрошает",   и   его
уникальность есть форма уникального вопрошания и - на этой основе - творения
своего всеобщего. Своего - в смысле - мне насущного, того иного, без  и  вне
которого "Я" - не "Я"... Мир растения есть бесконечный мир  этого  растения;
оставаясь в абстрактной природе своей тем же самым, он по смыслу  своему,  в
острие своем - совершенно иной, чем мир камня или глины.
   ...Вообще-то чисто феноменологически ни один предмет, ни одно  явление  -
не уникальны. Они -  именно  явления  (чего-то  другого?).  Или  -  феномены
воздействия, или - феномены равнодействия многих переплетающихся сил. Но это
что в лоб, что по лбу... Их действительная уникальность - это не наличность,
не данность, но трудный акт формирования своего  мира,  формирования  своего
всеобщего. Но в этом акте особенность не исчезает, она доводится до истинной
уникальности. Здесь важна своего рода "дополнительность".  Ведь  без  иного,
без отношения  с  ним,  "Я"  (каждый  предмет,  явление)  не  уникальны,  не
от-личны, но  только  всеобщи,  но  значит  -  диффузны,  не-характерны.  Не
личностны. Предмет может быть уникальным, если он  понят  как  "causa  sui",
если он себе обязан своим бытием, если он - в себе - всеобщ; но одновременно
предмет уникален, только если он отделен, если он "наособицу",  если  он  не
всеобщ. Если ему насущно (вопрос - SOS!) всеобщее.
   Так мы начинаем понимать уникальное, формировать его понятие.
   ...Итак, еще раз уточню. Понимать уникальное означает понимать уникальное
как всеобщее и - одновременно в том же логическом акте -  понимать  всеобщее
(мир, бытие) сосредоточенно - как уникальное это. Здесь  двойная  логическая
(парадоксологическая) идеализация. Чтобы более  артикулированно  представить
этот единый логический схематизм, изобразим его в тех реальных расчлененных,
культурологических  формах,  в  которых  он  осуществляется,  так   сказать,
"профессионально". -
   Первая  форма.   Понимание   особенного   (уникального)   как   всеобщего
достигается в чистой линии искусства, и прежде всего - в  истории  искусства
как предмете исторической поэтики. Это - форма реального бытия  искусства  в
процессе  общения  автора  и  читателя  на  основе  текста   художественного
произведения (см. выше).  В  бесчисленных  прочтениях  и  поворотах  данного
произведения, данного вопроса, обращенного в вечность, формируется  всеобщий
смысл  особенного,  неповторимого,   эстетически   значимого   текста.   Так
осуществляется реальное самоопределение уникального  в  его  всеобщности  (в
отличие от причинной процедуры детерминации извне). В этом процессе всеобщее
реализуется в общении - в веках -  многих  и  многих  особенных,  отдельных,
уникальных  субъектов  -  автора  -   читателей,   зрителей,   слушателей...
Произведение  искусства  (и  любой  предмет,  воспринимаемый  в   схематизме
"восприятия искусства") тем  более  уникально,  то  есть  тем  более  смогло
определить и о-пределить себя как уникальное, и тем более всеобщее, то  есть
тем более смогло определить и о-пределить себя как всеобщее,  чем  дольше  и
многосмысленней его жизнь в веках, в бесконечности пониманий и осмыслений, в
актуализации его возможных смыслов.
   В схематизме исторической поэтики (см.  выше)  любой  предмет  природы  и
общества может и должен быть понят как  "квазихудожественный"  предмет,  как
феномен искусства ("как если бы..."), или - глубже - как феномен культуры  -
в ее эстетическом средоточии.
   Вторая форма. Это - понимание всеобщего как  уникального,  особенного.  В
чистой, отщепленной линии такое понимание достигается в философии, и  прежде
всего - в истории философии (понимаемой  как  целостная  философия).  Причем
здесь  и  философия,  и  история  философии   понимаются   как   определения
философской логики.  Когда  одно  всеобщее  -  одно  понимание  мира  в  его
онтологике (в логике актуализации бесконечно-возможного  бытия)  -  вступает
реально, в истории философии,  в  напряженный  диалог,  в  общение  с  иными
всеобщими (диалог Платона и Аристотеля, или Декарта, Спинозы и Лейбница, или
Канта и Гегеля, или Киркегора и Гегеля,  или...),  тогда  реализуется  бытие
всеобщего, этой актуализации в бесконечность -  бесконечно-возможного  мира,
как  уникального,  особенного.  И  вместе  с  тем  только  в  таком  общении
раскрываются  бесконечные  возможности  все  новых  и  новых  ответов   этой
онто-логики  на  все  новые  и  новые  философские   вопросы,   раскрываются
неисчерпаемые резервы данного всеобщего, в его действительной, а  не  только
прокламируемой  автором  единственной  всеобщности.  Так,   логика   ("Наука
логики")  Гегеля  может  и  должна  быть  понята   как   логика   (в   своей
действительной всеобщности) только на грани с  логикой  ("трансцендентальной
логикой")  Канта,  только  как  систематический  ответ  на  его,  кантовские
вопросы. Все понятия (соответственно - определения,  категории)  гегелевской
логики - это "полупонятия",  имеющие  смысл  только  на  грани,  собственной
территории не имеющие. Эти  понятия  полны,  завершены,  замкнуты  только  в
системе: вопрос (Гегеля)  -  ответ  (Канта),  вопрос  (Гегеля)...  -  вопрос
(Канта)  -  ответ  (Гегеля)...  Безусловно,  столь  же  неполны  и  еще   не
философичны понятия и определения Канта вне ответов и вопросов  Гегеля.  Обе
эти системы действительно всеобщи лишь в бесконечных  вопрошаниях,  ответах,
новых актуализациях - в общении со своими alter ego - системами. Но мы взяли
сейчас лишь небольшой  фрагмент  такого  взаимообщения  и  взаимообоснования
уникально-всеобщих философских систем.
   В эту воронку втянуты и онто-логики Декарта, Спинозы, Лейбница, и идейные
средоточия Платона и Аристотеля, и вся реальная история философии. Однако до
сих пор логику Гегеля берут самозамкнуто, но не как  вопрос,  имеющий  смысл
только в ответе Канта, не как ответ, имеющий смысл  только  по  отношению  к
вопросу, заданному или могущему быть  заданным  со  стороны  Канта.  Но  это
означает  брать  пол-  или  четверть  понятия,  понимать  философию  вне  ее
действительной уникальной всеобщности.
   Но то, о чем я сейчас говорил, - это не  только  форма  нашего  понимания
философски всеобщего. Это  -  реальное  формирование,  реальное  определение
(самоопределение) всеобщего  -  в  форме,  в  средоточии  уникального.  Само
реальное движение  философской  мысли  к  началу,  действительное  отсекание
определений предмета от всех форм детерминации  извне,  от  всех  уклончивых
способов быть не самобытийным, начинаться "от другого", - само это отсекание
"дурной  бесконечности"  и  есть  действительная  форма  обнаружения   бытия
уникального, неповторимого, феномена  -  в  качестве  ноумена,  "causa  sui"
всеобщего.
   В первой и второй формах нами  были  изображены  чистые  формы  понимания
уникального как всеобщего (историческая поэтика) и понимания  всеобщего  как
уникального (философская логика). В реальном, в интуитивном, в  недостаточно
прорефлектированном, понимании каждого предмета (в его уникальности = в  его
неповторимой всеобщности) эти чистые линии сближаются, сопрягаются  воедино:
чтобы понять уникальное, необходимо понять его  как  всеобщее,  одновременно
понимая  всеобщее  как  уникальное  -  это.  Чистые  линии  в  феноменологии
понимания есть лишь необходимые интенции, не  доводимые  до  завершения,  до
расчленяющей чистоты.
   ...Однако бытие уникального предмета и соответственно его понимание  есть
не  только  форма  "causa  sui".   Уникальное   может   быть   единственным,
неповторимым  только  для  другого,  для  меня.  "В  себе"  быть  уникальным
невозможно, недостаточно, хотя и необходимо. Быть уникальным означает  иметь
уникальный смысл, то есть давать ответ (своим бытием давать ответ) на вопрос
"иного"  средоточия,  по-иному  всеобщего  бытия.  Здесь  основы  диалогизма
проникают в самую суть понимания уникальности. Можно сказать так:
   Если сущесть (первосущность) - основа понимания  предмета  в  античности;
присущесть - основа  понимания  в  средние  века;  если  сущность  -  основа
понимания в Новое время, то в развиваемых сейчас, в культуре XX века, формах
понимания основой  понятия  предмета  является...  его  насущность.  Но  это
означает, что в логике культуры неповторимо всеобщим может быть (может  быть
понят...) только бесконечно-возможный смысл бытия.
   Продумаем этот момент немного детальнее.
   Речь идет о понимании актуально  уникального  (единичного)  феномена  как
потенциально (насущно! ) всеобщего. И - понимание  актуально  всеобщего  как
потенциально (насущно! ) особенного, неповторимого. Это существенно,  потому
что в логике культуры  сама  всеобщность  и  уникальность  осуществляются  в
общении, всегда поставлены "на кон...", наличны только в ответ на вопрошание
иного и как вопрошание к иному. Становясь  всеобщим  (!),  индивид  остается
единичным и имеет свое всеобщее вне себя, как предел своего общения. Поэтому
термин М.И.Бахтина "единственность" (см. Философия поступка) здесь не идет и
был мной упомянут напрасно. Если не  учесть  логический  смысл  общения,  то
тогда действительно остается лишь одно-единственное, раздувшееся всеобщее, и
тогда происходит вытеснение "других всеобщих", и никакого общения,  никакого
соотнесения между уникальным и всеобщим быть не может.  Поэтому  еще  и  еще
раз: уникальность, личностность и  соответственно  всеобщность,  это  именно
насущность другого уникального (и - всеобщего) в бытии единичного  предмета,
понятого как (если бы он был...) феномен культуры. Эта  логика  противостоит
не  только  логике  сущности,  но  и  логике  "сущести"  (античность).  Сама
всеобщность  моего  уникального  общения,  сама  уникальность  -   это   моя
насущность, "меня-насущность" для иных, столь же уникальных  индивидов,  для
идущих мне  навстречу  (вопрос  -  ответ)  средоточий  бытия.  Действительно
самобытийный индивид потенциально всеобщ в выявлении  всеобщих,  бесконечных
ресурсов своей уникальности, своей смысловой ответности. И выход к всеобщему
достигается в логике общения, но не обобщения. Такой подход насущен только в
логике культуры,  в  контексте  всеобщности  гуманитарного  мышления,  когда
каждый предмет понимается, как если бы... он был индивидом, als  ob  он  был
произведением (и субъектом произведений) культуры.
   Логически (и бытийно) самое основное в  этих  размышлениях:  обращение  и
сопряжение двух идей.  Во-первых,  самодетерминация  ("causa  sui")  каждого
предмета, его несовпадение  с  самим  собой,  так  сказать,  эгоцентристская
закраина самобытийного бытия. Во-вторых, идея общения, диалогизм, насущность
бытия индивида в общении с иными  всеобщими  (уникальными)  индивидами.  Это
обращение  -  основной  конструктивный  парадокс  в  понимании   уникального
феномена  и  в  его  бытии  (самоопределении).  Смысл  такого  обращения   -
превращение иного, "вненаходимого" "Я" в мое alter ego, - с сохранением  его
вненаходимости.
   Начало моего - всеобщего - бытия - это начало  бытия  мне  насущного,  то
есть не моего, коренным образом не моего бытия, - но без него я, или,  скажу
охлажденнее, - этот  предмет  -  не  может  быть.  Его  -  нет.  Всеобщее  и
уникальное бытие индивида (предмета) - это не то, что у предмета  есть,  чем
он владеет, но то, что насущно предмету. Здесь также  существенно  обращение
самого  понятия   "реальное   определение".   Понять   уникальное   означает
актуализировать его - к нему  обращенную  -  потенциальную  всеобщность.  Но
такая актуализация есть реальная актуализация уникального,  индивидуального,
- как всеобщего. Быть всеобщим означает - для единичного  -  свершить  себя,
актуализировать себя (культура) как всеобщее. Как насущное  -  миру,  бытию,
иным личностям.
   Закончу это отступление весьма вольной философской гипотезой, может быть,
даже своего рода философской фантастикой.
   Если растение имеет вне себя бесконечный  мир  растительной  жизни  (весь
бесконечный космос для растения - это его alter ego), если  для  камня  весь
мир - механически-каменный,  атомарно-физический  мир  твердого  тела...  то
возможно предположить, что формирование человека есть формирование его мира,
его   форм   сосредоточения,   актуализации   бесконечно-возможного   бытия.
Биологически ("два полушария"), далее, в обращенной на самое себя предметной
деятельности...     мир,     окружающий     человека,     сосредоточивается,
трансформируется - в момент рождения человека,  в  процессе  созревания  его
расщепленного  (на  полушария)  мозга,  -  в  некий   вечный,   бессмертный,
бесконечный, на человека обращенный, к нему обращенный  "субъект",  индивид,
личность... Бытие и сознание человека - это со-бытие и со-знание двух бытий,
двух   сознаний   индивидуально-человеческого    и    индивидуально-вечного,
бесконечного, но в моем мозгу, в моем бытии завязанного,  коренящегося.  Эта
мировая индивидуальность бесконечна, вечна, личностна... до  тех  пор,  пока
живет и мыслит этот малый, слабый,  смертный  человеческий  иидивид.  Смерть
человека - смерть бессмертного Всеобщего Индивида. В этот момент в  аморфное
бесконечно-возможное бытие возвращается, расплывается и  моя  Вселенная.  На
бессмертный, вечный индивид - alter ego каждого человека; он и бессмертен, и
вечен,  и   бесконечен   каждый   раз   по-своему,   в   средоточии   моего,
индивидуального, особенного, этого бытия. Поэтому и общение  индивидов  есть
одновременно общение "своих" вечностей, от-личних индивидуальных  Вселенных.
Каждый  человек  порождает,  несет  в  себе  своего  собственного  Судью   и
Свидетеля.  И  -  гибелью  своей  -  уничтожает  Его.  Наше   бытие   всегда
двуобращенно: от меня - и мир; из мира (Всеобщего Индивида) - в меня, в  мое
малое бытие.
   Думаю, очерченное мной со-бытие есть  фантастическое,  образное  описание
феномена  культуры,  в   его   всеобщем   онто-логическом   смысле.   Сейчас
несущественно, каков "механизм", или какова "органика", или в  чем  заключен
"социально-логический" смысл этого  феномена.  Мне  просто  хотелось  воочию
ощутить  исходный  образ  того,  что  означает  "понимать   уникальное   как
всеобщее"...
   Теперь вернусь к основной теме.
   Решающая - для феномена самодетерминации - встреча ("вольтова дуга") двух
регулятивных  идей  -  регулятивной  идеи  личности  и   регулятивной   идеи
моего-всеобщего разума - всегда происходит в - исходной для данной  культуры
- форме  разумения,  реализуясь  в  произведениях,  конгениальных  смыслу  и
замыслу этой культуры.
   Так, "эйдетически" устремленный разум античного  индивида,  сказывающийся
во   всех   сферах   его    деятельности,    направлен    на    актуализацию
бесконечно-возможного бытия - в его образе, - эйдосе, - внутренней  форме  и
одновременно и в том же отношении он направлен на актуализацию  -  в  момент
"акме", в перипетиях трагедии - героической личности, способной  осуществить
такую актуализацию мира.
   Так, "причащающий разум" индивида средних веков направлен на актуализацию
бесконечно-возможного  бытия  как  "всеобщего  субъекта",  в  антитетическом
тождестве "ничто" и "все"... и одновременно и в том же отношении этот  разум
направлен, ориентирован на формирование - в момент исповеди,  в  напряжениях
"в-(о)-круге-храма-бытия"  -  средневековой  личности  -   страстотерпца   и
мастера, способного в действиях, орудиях, целях своих актуализировать именно
такую возможность бесконечно-возможного мира.
   Так, разум индивида Нового времени направлен  на  актуализацию  мира  как
предмета познания и - одновременно и в том же отношении - на актуализацию, в
романном остранении, - личности автора, способного  и  мучительно  жаждущего
познавать  мир  и  самого  себя,  то  есть  понимать  вещи  в  их   одиноком
"само-по-себе-значимом" бытии. Способного - в действиях и в  мысли  своей  -
актуализировать ситуацию паскалевского "мыслящего тростника".
   В   этом   единстве   (и   противоборстве)   двух   определений    (идей)
самодетерминации нет ничего мистического. Каждый  раз,  в  каждой  культуре,
такое единство исходно формируется в определенном (закрепленном в орудиях, в
связях  "всеобщего  труда"  и  т.д.)  замысле  самоустремления  всей   нашей
деятельности. Как формируется и как действует  этот  замысел,  я  сейчас  не
рассматриваю. Во всяком случае,  мое  описание  "вершины"  культурной  линзы
имеет рациональный смысл только в единстве с характеристикой ее  "основания"
и  ее  сходящихся  "граней"  (произведений  философии,  искусства  и  т.д.),
переворачивающих собственное основание "корнями вверх".
   Очень кратко я коснулся этого "переворачивания  корней"  и  роста  нашего
сознания "корнями вверх", когда  говорил  о  тех  исторических  периодах,  в
которые экстенсивная деятельность, направленная "от человека  -  на  внешние
предметы",  замыкается  "на  себя"  и  разум  оказывается   способен,   даже
"вынужден" стать свободным, коренным образом перестраивая  свои  собственные
основания, цели и установки. Думаю даже,  что  те  итоги  подобных  коренных
трансформаций разумения, которые мы наблюдаем исторически,  совсем  не  были
предопределены. Эти итоги мы видим уже вошедшими в исторический  оборот:  от
мифа - к логосу; от античности - к средневековому разуму  и  т.д.  Но  могло
быть (разум в такие исторические минуты действительно  свободен!)  и  другое
переосмысление  начал  мышления;  у  истории  всегда  есть  неиспользованные
(вообще иные,  чем  состоялись)  пути  развития.  Причем  осмысление  такого
спектра (как реализованных, так и нереализованных - не вошедших  в  мысль  -
возможностей разумения  и  сознания)  -  одна  из  основных  задач  историка
культуры и  философа  культуры.  Но  будем  пока  говорить  о  совершившихся
поворотах. Это  -  периоды,  когда  -  если  говорить  вместе  с  Марксом  -
осуществляется  "единство  изменения   обстоятельств   и   изменения   самой
деятельности, то есть самоизменения" (это - периоды, скажу я, уже в  отличие
от Маркса