а Иньской династии Чжоу-синя, основал
новую  Чжоускую династию, оба брата, отказавшиеся есть хлеб У-вана, которого
они  считали  мятежником  и узурпатором, удалились на гору Шоуяншань и стали
жить там, собирая для своего пропитания папоротники.

     Проходя  мимо  горной  хижины  монаха  Тань Сина у обители Ганьхуасы. -
Ганьхуасы  -  буддийский храм, находившийся в горах Ланьтяньшань в провинции
Шэньси.

     Проживаю  в имении на берегу Ванчуани. - Байшэ - букв.: "Белая община".
Так поэт называет свое имение в Ванчуани.

     Зеленые ворота - восточные ворота столичного города Чанъани.

     Чэнь  -  речь идет о Чэне Чжун-цзы, брате министра древнего царства Ци.
Видя,  что  последний  поступает бесчестно и несправедливо, Чэнь Чжун-цзы не
захотел  дышать  с ним одним воздухом и бежал с женой и детьми в царство Чу.
Там он поселился в местности Юйлин. Князь царства Чу узнал о его добродетели
и  послал  к  нему  гонца с двумя тысячами лянов золота, прося Чэнь Чжун-цзы
стать его министром, но тот отказался и отправился по найму орошать огороды.

     Написал,  вернувшись  на  гору  Суншань.  -  Суншань - священная гора в
современной провинции Хэнань.

     ...закрою ворота. - т. е. хочу уйти от мира и жить отшельником.

     Провожаю  Цю  Вэя,  провалившегося  на  экзаменах  и  возвращающегося в
Цзяндун. - Цю Вэй - друг Ван Вэя, тоже поэт.

     Экзамены  -  в  феодальном  Китае существовала многоступенчатая система
государственных    экзаменов    на   ученые   степени,   дававшие   доступ к
государственной  службе.  Экзамены  на  высшую степень цзиньши проводились в
столице.   Часто  даже  эрудированные  и  талантливые  люди  не  выдерживали
схоластических экзаменов и до старости лет вынуждены были сдавать их заново.

     Цзяндун - район современной провинции Цзянсу. Приехавшему на экзамены в
столицу и провалившемуся Цю Вэю придется проделать долгий путь домой.

     Юноши.   -   Синфэн  -  местность  в  современной  провинции  Шэньси, в
окрестностях Чанъани, знаменитая своим вином.

     Доу - мера объема, равная приблизительно 10 литрам.

     На   прощанье.   -  Южные  горы  -  горы  Наньшань  или  Чжуннаньшань в
современной провинции Шэньси.

     Наблюдаю охоту. - Вэйчэн - см. прим. к стихотв. "Провожаю Юаня Второго,
назначенного в Аньси"

     Силю - пригород Чанъани.

     Одиноко  сижу  осенней  ночью.  -  Стража вторая. - В древности в Китае
ночное  время  делилось  на двухчасовые "стражи", отмечавшиеся ударами гонга
или колокола. Вторая стража - время от девяти до одиннадцати часов вечера.

     ...нет  вообще  бытия.  -  По  буддийским воззрениям, весь реальный мир
иллюзорен.

     Жизнь в горах. - Речные орехи съедобны.

     Смотрю с высоты на реку Хань. - Река Хань - северный приток Янцзы.

     Три Сяна - три уезда в современной провинции Хунань, в названия которых
входит слог "сян", - Сянтянь, Сянъинь и Сянъян.

     Чуское   царство   -   древнее   царство,  находившееся  на  территории
современных  провинций  Хунань,  Хубэй  и  части  провинций Цзянсу, Цзянси и
Чжэцзян.

     Шань  -  генерал Цзинской династии (265-420). Шань Цзянь, который любил
бывать в Сянъяне и любоваться его пейзажами, попивая вино.

     Живу  в  деревне  на реке Цишуй. - Цишуй - река в современной провинции
Хэнань.

     ...запрет калитку за собой... - в знак того, что он удаляется от мира.

     Ожидаю  Чу  Гуан-си, но он не приезжает. - Чу Гуан-си - известный поэт,
приятель Ван Вэя.

     Расставшись  с  моим  младшим  братом  Цзинем,  поднялся к храму Синего
Дракона  и гляжу вдаль на гору Ланьтяньшань. - Цзинь - любимый брат Ван Вэя,
тоже поэт.

     Храм Синего Дракона находился к юго-востоку от Чанъани.

     Ланьтяньшань  -  горы  в  восточной  части  уезда  Ляньтянь в провинции
Шэньси. В этих горах добывалась лучшая яшма.

     Послом   прибываю  на  пограничную  заставу,  -  Сяогуань  -  застава в
современной провинции Ганьсу.

     Яньжаньские  горы  находятся  во  Внешней  Монголии,  ныне  Монгольской
Народной  Республике.  Наместник  в  Яньжани  при  Танской династии управлял
Внешней Монголией.

     Зимней  ночью  пишу  о том, что у меня на сердце. - ...молодежь полюбил
Императорский  дом  -  намек  на историю с неким Янь Сы. Однажды, как гласит
предание,  ханьский  император  У-ди (140-87 гг. до н. э.) увидел в одном из
своих  приказов старого чиновника, имевшего низшее звание. Император спросил
его,  почему  он,  будучи в преклонном возрасте, все еще имеет такое звание.
Чиновник  ответил: "Меня зовут Янь Сы, и я уже во времена императора Вэнь-ди
(179-157  гг.  до  н.  э.)  получил  это  звание, но император Вэнь-ди любил
гражданские  дела,  а я увлекался военными; потом император Цзин-ди (156-141
гг.  до  н.  э.)  любил  старых  чиновников,  а  я  еще  был молод; вы, Ваше
Величество,  любите молодых чиновников, а я уже стар. Вот как мне не повезло
в  течение  трех  царствований". Император был тронут его словами и назначил
Янь Сы губернатором области Гуйцзи.

     Прибыв в Хуачжоу, смотрю через реку на город Лиян и вспоминаю Дин Юя. -
Хуачжоу - ныне уезд Хуасянь в провинции Хэнань.

     Лиян    -    остатки   старого   танского   города   Лиян   находятся в
северо-восточной части уезда Цзюньсянь в провинции Хэнань.

     Отвечаю Чжану Пятому. - Чжан Пятый - друг и единомышленник поэта.

     В горах Чжуннань. - Тайи - одно из названий гор Чжуннань.

     Посылаю  губернатору  Вэй  Чжи.  -  Вэй  Чжи  был  губернатором  разных
областей: Сянъян, Хэдун, Чжунли, Цзянчжоу и др.

     "Печальный старик" - старинная народная песня.

     Крестьяне  на  реке  Вэйчуань. - Вэйчуань или Вэйшуй - река в провинции
Шэньси, протекающая к северу от Чанъани и впадающая в Хуанхэ.

     Проездом  у дома Ли И. - Ли И - см. прим. к стихотв. "В снегу вспоминаю
Ли И".

     ...без  шпилек  в седых волосах... - В древности в Китае мужчины носили
волосы,  собранные  на  макушке  в  пучок,  и зашпиливали их шпильками. "Без
шпилек" - т. е. небрежно причесанный, не следящий за своей внешностью.

     Ичэнское  вино.  -  Город  Ичэн  в современной провинции Хубэй славился
прекрасным вином.

     Хижина  в  горах Чжуинань. - ...путь Истины и Совершенства... - Ван Вэй
имеет в виду буддийское учение.

     Прохожу  мимо  храма  "Собравшихся  благовоний".  -  Храм  "Собравшихся
благовоний" находился около Чанъани.

     Укрощен   твоим   созерцаньем   источающий   яд  Дракон.  -  Буддийские
монахи-отшельники, погружаясь в созерцание, стремились уничтожить в себе все
страсти  и  желания, всякое стремление к жизни. Поэт сравнивает человеческие
страсти  с  ядовитым  драконом, заимствуя этот образ из буддийской священной
книги "О нирване".

     Изнываю  от  жары.  -  "Ворота Сладчайшей Росы". - Ван Вэй имеет в виду
буддийское учение.

                                                              Г. О. Монзелер

        ^TВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ А. А. ШТЕЙНБЕРГА^U

                              ПОЭТ И ВРЕМЯ {*}

     {*  Воспроизводится  по  изданию:  Ван  Вэй.  Стихотворения / М.: "Худ.
лит-ра", 1979. - Прим. сост.}

     Более   полувека   минуло   от   той   поры,   как  в  1923  году  мне,
шестнадцатилетнему  тогда  подростку,  довелось  прочесть  в  третьей  книге
журнала "Восток" удивительное произведение, называвшееся "Тайны живописи", -
древний  китайский  кодекс,  с  гениальной убедительностью переведенный ныне
покойным академиком В. М. Алексеевым.
     Я  и  сейчас  не  в силах спокойно его перечитывать, неведомо в который
раз,  а  тогда  он  просто  ошеломил  меня и околдовал - на всю жизнь. В нем
открылись  мне не только тайны живописи, но и тайны поэзии, и вообще - тайны
всякого искусства. И Ван Вэй, предполагаемый автор кодекса, живший на другом
конце  света,  1200  лет  тому  назад,  и его переводчик В. М. Алексеев, мой
современник, стали для меня учительными и родными; они доказали мне, что для
искусства, связующего людей, нет преград - ни в пространстве, ни во времени,
что самые глубокие различия языков, культур и мировоззрений - преодолимы.
     Уже  очень  давно  я задумал: в будущем, пусть - отдаленном, попытаться
переложить русскими стихами и издать поэтический сборник Ван Вэя. Но как это
осуществить, не зная китайского языка, не умея читать и понимать иероглифы?
     Исподволь  начал я торить окольную дорогу к танскому художнику и поэту;
обнаружилось, что для этого есть немало возможностей.
     Живопись  не нуждается в словах и понятна без знания языка, а китайская
пейзажная  живопись,  проникнутая  пафосом  бесконечного пространства и этим
странно  родственная  зрелой  европейской  пейзажной живописи XVI-XVII-XVIII
столетий,  открывает  надежный путь к Ван Вэю. На этом пути моими водителями
были: все тот же трактат "Тайны живописи", позже - трактат "Слово о живописи
из  сада с горчичное зерно", переведенный, прокомментированный и изданный Е.
В.  Завадской,  и  ее  же  прекрасная  книга "Эстетические проблемы живописи
старого Китая" и многие другие.
     Я пристально вчитывался в переводы Л. 3. Эйдлина, впервые доказавшие на
деле   реальную,   полноценную   возможность   русских  переложений  древних
китайских  стихов. Я постепенно прочел и посильно усвоил многое из того, что
можно   прочесть   в   переводах   о  Китае  -  его  истории,  философских и
религиозно-философских   системах,   мифологии,   фольклоре;  познакомился с
классической  прозой,  историческими сочинениями и некоторыми философскими и
эстетическими трактатами и т. д.
     Все  это  позволило мне, до известной степени, приблизиться к пониманию
мира    высококультурного,    утонченного    танского    чиновника-ученого и
подготовиться к осуществлению заветного замысла.
     И,  наконец,  мне  исключительно  повезло:  судьба  свела  меня с В. Т.
Сухоруковым,   много  лет  изучавшим  творчество  Ван  Вэя  и  согласившимся
сотрудничать  со  мной. Благодаря его глубоко понятым прозаическим переводам
стихов  Ван  Вэя, обширным комментариям к ним и безотказным устным советам я
смог приступить к работе и закончить ее.

        "x x x"

     Китайская иероглифическая письменность коренным образом и принципиально
отличается  от  европейской,  основанной  на  буквах алфавита, слагающихся в
слова.  Иероглиф  "многослоен",  он  заключает в себе понятие, которое может
быть  словесно  обозначено  и  произнесено на любом языке; например, японцы,
пользующиеся  иероглифами,  могут их прочесть по-японски, не зная китайского
языка.  Кроме того, сложные иероглифы составлены из более простых элементов,
имеющих  каждый  свое значение и определенным образом влияющих на восприятие
читающего.  И,  наконец,  сама  внешняя  форма  иероглифа несет эстетическую
нагрузку, бесконечно много говорящую образованному китайцу.
     Китайское  стихотворение  в  первую  очередь "созерцается" и лишь потом
"читается"  и  "произносится". Каждый иероглиф пятизначного или семизначного
стихотворения имеет кроме общего и самостоятельное значение. Он как бы стоит
не  только  в  строке,  но  и  отдельно  и  окружен  неким локальным, хотя и
условным,  пространством  молчания. Вместе с тем китайские стихи рифмованы и
построены  на  одинаковых  концевых  созвучиях,  на  монориме,  конечно  - в
произнесении.  Европейская  рифма  не только слышна, но и видна; китайская -
только  слышна.  Передать  европейскими, в частности русскими, стихотворными
средствами  китайскую  версификацию невозможно, тем более что китайский язык
односложен  и  русская  пяти-  и  семисловная строка в несколько раз длиннее
китайской.
     Я  воспользовался  системой, предложенной в свое время академиком В. М.
Алексеевым и утвержденной впоследствии творчеством Л. 3. Эйдлина: передавать
иероглиф  значащим, понятийным русским словом, не считая союзов, предлогов и
т. д.
     При  этом,  само  по себе, возникает некое подобие ритма, которое можно
усилить  и  упорядочить, сообразно с приемлемой русской просодией, обратив в
своеобразный  паузник;  строка  делится  неравномерно:  в пятисловных стихах
цезура  после второго или третьего слова, в семисловных - после третьего или
четвертого.  Такую  систему  я  нарушаю  очень  редко  и  лишь  когда  этого
настоятельно требуют неумолимые законы русского языка и стихосложения.
     Мои  переложения  рифмованы,  но  от  монорима  я,  конечно, отказался.
Свободное  расположение  рифм в предлагаемых переводах нисколько не копирует
рифмы  Ван  Вэя,  но  служит лишь для большего приближения стихов к русскому
читателю   и   должно   быть   рассматриваемо   как   допустимая   вольность
переводчика.

        "x x x"

     Стихи  Ван  Вэя  и его друга Пэй Ди (см. приложение) могут показаться в
первом  приближении  как  бы  написанными ни о чем, незавершенными отрывками
некоего целого, утаенного от читателя. Однако это не так.
     Ван Вэй и другие поэты его круга, в том числе Пэй Ди, были сторонниками
учения  Чань.  Не  вдаваясь  в подробности изложения этого в высокой степени
своеобразного   ответвления   буддизма,  что  выходит  не  только  за  рамки
настоящего послесловия, но и далеко превышает возможности его автора, все же
необходимо  хотя  бы  кратко осветить эстетику Чань, без чего творчество Ван
Вэя и Пэй Ди не может быть в удовлетворительной степени оценено.
     Чань   отводит   главную   роль   внезапному,   мгновенному   озарению,
просветлению - перед умозрением, созерцанию и медитации - перед рациональным
изучением.  Чань  полагает,  что  мысль  невыразима  словом,  а  вся  истина
заключена в моменте истины. Тютчевское: "Молчи, скрывайся и таи..." и "Мысль
изреченная  есть  ложь"  -  как  нельзя  лучше  и концентрированней излагают
чаньское  понимание  преимущества  молчания  перед  словом; пустой, ничем не
зарисованной,  незакрашенной  поверхности  бумаги  или  шелка перед штрихом,
пятном и мазком; одноцветной черной туши перед многокрасочной пестротой.

     Средь  путей  живописца  тушь  простая  выше всего. Он раскроет природу
природы, он закончит деянье Творца.

     Так  начинается  трактат  Ван  Вэя  "Тайны живописи". Молчание окружает
каждый иероглиф, молчанием окружено и все стихотворение.
     Чаньский  поэт  призывает  читателя  к сотворчеству. Над стихотворением
надо  остановиться,  заглянуть  в глубину собственной души и услышать отзвук
на  скупые  слова-знаки:  "вода",  "тростник",  "горы",  "птицы",  "одинокая
переправа",  "глухой  городок"...  Перед  читателем  стоит  отнюдь не легкая
задача: стать самому поэтом и художником одновременно, превратить внутренним
зрением-прозрением  слова  в  живую,  становящуюся  реальность.  Вода должна
заструиться, тростник закачаться, а над крышами городка - заклубиться дым.
     "...Он  раскроет  природу природы, он закончит деянье Творца". Читатель
повинен  довершить  и довоплотить замысел поэта. Только в таком сотворчестве
возникает  неисчерпаемое,  как  электрон,  многомерное, а может и безмерное,
истинное содержание крохотного стихотворения.

                     Старая сосна проповедует мудрость,
                     и дикая птица выкрикивает истину.

Таков Чань.

     Но стихи слагаются из слов, а не из молчания, и потому значение слова в
таком немногословии во много раз повышается. Слово должно стать драгоценным,
как  драгоценен  материал  каждого  мазка  Рембрандта,  Констебля,  Врубеля.
Напряженная  духовность  художника  придает  одухотворенность краске, маслу,
лаку,   одушевляет  косное  вещество,  делает  драгоценным.  Нечто  подобное
происходит со словом в стихах чаньского поэта. Слова, их начертание, смысл и
звук,  долженствующие  вызвать  голос  молчания, дабы отступить в тень перед
могуществом  этого  голоса,  подлежат  особому отбору и, прибавлю, - особому
прочтению и восприятию. Ведь голос молчания - это внутренний голос читателя.
Выразить  все  это в русских переложениях - немыслимо. Понимаю, конечно, что
мои  стихи лишь слабый, затуманенный образ оригинала. Но "feci quod potui" -
сделал, что мог.
     Заканчивая  послесловие,  склоняю  голову перед памятью академика В. М.
Алексеева  и  сердечно  благодарю  Л.  3.  Эйдлина  и  В. Т. Сухорукова, без
участия и помощи которых моя работа не была бы ни начата, ни завершена.

                                                           Аркадий Штейнберг
                                                                   7.04.1978

                            Отвечаю Пэй Ди {*} *

     {*  Здесь и далее переводы А. А. Штейнберга воспроизводятся по изданию:
Ван Вэй. Стихотворения / М.: "Худ. лит-ра", 1979. - Прим. сост.}

                              Безбрежно широк
                          Разлив холодной воды.
                              Сумрак зеленый -
                          Осенний дождь проливной.
                              Ты вопрошаешь:
                          Где горы Чжуннаньской гряды?
                              Ведаю сердцем:
                          За облачной, белой стеной.


                     Сочинил стихи и показал их Пэй Ди

                             Как разорвать
                         С мирскими тенетами связь,
                             Прах отряхнуть,
                         Отречься житейских забот?
                             Посох возьми
                         И возвратно, не торопясь,
                             Путь предприми
                         К роднику, где персик цветет *.


Меня, пребывавшего в заключении в храме Путисы *, навестил Пэй Ди и поведал,
что бунтовщики устроили пиршество с музыкой на берегу пруда Застывшей Лазури
*; актеры, прервав пение, разразились рыданьями, Я сложил стихи и прочел их
                                   другу

                          В скорби десять тысяч домов -
                    Пожарище, дым и чад.
                          Когда же узрит сотни вельмож
                    Владыки царственный взгляд?
                          Осенних акаций сухая листва
                    Шуршит средь пустынных палат,
                          А рядом с прудом Застывшей Лазури
                    Флейты и лютни звучат.


                       Живя на покое у реки Ванчуань,
                         преподношу сюцаю * Пэй Ди

                             Яшмово-сизой
                        Стылая стала гора.
                             В русле все выше
                        Влаги осенней раскат.
                             С посохом вышел
                        За изгородку двора,
                             К ветру лицом
                        Слушаю поздних цикад.
                             Над переправой -
                        Закат, у края небес.
                             Над деревушкой
                        Сирый возносится дым.
                             Бражник Цзе-юй,
                        "Чуский безумец", воскрес *,
                             Пятеро Ив
                        Распевам внимают хмельным",


              Пишу, поднявшись на башенку в доме сюцая Пэй Ди

                               Можно здесь жить,
                          Не выходя из ворот,
                               Видеть вседневно
                          Гряду облаков над горой.
                               Птицы к полям
                          На закате снижают полет,
                               Люди плетутся
                          Осенней равниной сырой.
                               Знаю: оттуда,
                          С опушки дальних лесов,
                               Горенки этой
                          Окна совсем не видны.
                               Люблю здесь гостить,
                          Нередко сижу до луны...
                               Двери, привратник,
                          Не запирай на засов!


                             Преподношу Пэй Ди