Ван Вэй.
        Стихотворения


----------------------------------------------------------------------------
     Библиотека мировой литературы. Восточная серия.
     Ван Вэй. Река Ванчуань, Спб, Кристалл, 2001
     OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------

                           О Ван Вэе и его поэзии

     Китайская  поэзия,  одна  из  самых старых в мире, существует почти три
тысячи  лет.  Она знала на своем долгом пути эпохи подъема и упадка, времена
стремительных  взлетов  и  открытий  и века застоя с бесконечными перепевами
однажды  уже  найденного.  Первыми  вехами  на  ее  пути  были "Книга песен"
("Шицзин")  и  "Чуские строфы" ("Чуцы"); позднее - народные песни, собранные
чиновниками  из  "Музыкальной  палаты"  ("Юэфу"),  и  "Девятнадцать  древних
стихотворений", поэзия Цао Чжи (III в.) и Тао Юань-мина (IV-V вв.). Значение
последнего  особенно  велико:  по  словам  крупнейшего  советского китаеведа
академика  В. М. Алексеева, этот поэт сыграл в китайской поэзии "роль нашего
Пушкина"  -  его  творчество  в  огромной  мере определило развитие поэзии в
последующие  века  и  подготовило ее небывалый дотоле расцвет в эпоху Тан. В
этот период (VII-Х вв.) наиболее полно и совершенно воплотились заложенные в
китайской  поэзии  возможности. Тогда творила плеяда поэтов, не имеющая себе
равных  по  обилию и разнообразию талантов ни в предыдущие, ни в последующие
века  развития  китайской  поэзии:  Ли Бо и Ду Фу, Мэн Хао-жань и Бо Цзюй-и,
Хань  Юй  и  Лю  Цзун-юань, Ли Хэ и Ли Шан-инь, Ду My и Юань Чжэнь и многие,
многие  другие.  Пожалуй, лишь позднейшая, сунская эпоха (X-XIII вв.), эпоха
Су Ши и Лу Ю, Синь Ци-цзи и Ли Цин-чжао, сопоставима с эпохой Тан. И одно из
первых  мест  в  этом  перечне  славных  имен  по праву принадлежит Ван Вэю,
творчество  которого, наряду с творчеством его великих современников Ли Бо и
Ду  Фу,  стало  одной  из  вершин танской, а следовательно, и всей китайской
поэзии.
     Как и всякий великий поэт, он был первооткрывателем, пролагателем новых
путей. И если Тао Юань-мин, певец деревенского приволья, освободил поэзию от
схоластической отвлеченности и вновь - через многие века после "Шицзина" - в
полной  мере  приобщил  ее  к миру простых человеческих радостей, если Ли Бо
сообщил  ей могучий романтический импульс, если Ду Фу придал ей классическую
строгость  {"На  протяжении  многих веков истории поэтического искусства, за
индивидуальным  многообразием  поэтических  форм,  нам  кажется существенным
противопоставить  друг  другу два типа поэтического творчества. Мы обозначим
их  условно  как  искусство  классическое  и  романтическое... Мы... говорим
сейчас   не   об  историческом  явлении  в  его  индивидуальном  богатстве и
своеобразии,  а  о  некотором  постоянном,  вневременном  типе  поэтического
творчества"  (В.  М.  Жирмунский. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. "О
поэзии  классической  и  романтической".  /  Л.:  Наука,  1977,  С. 134).} и
обогатил   ее   высокой   гражданственностью,  то  Ван  Вэй  -  величайший и
вдохновеннейший из певцов природы.
     О  жизни  Ван Вэя, как и о жизни многих других старых китайских поэтов,
известно  немногое  -  мы  не  знаем  даже  точных дат его рождения и смерти
{Принято  считать,  что  он родился в 701 г. и скончался в 761 г. По другим,
менее достоверным, данным он родился в 699 г. и умер в 759 г.}. Он родился в
Ци  (нынешний  уезд Цисянь в провинции Шаньси, находящейся в северо-западной
части Центрального Китая), в семье чиновника. Поэтический талант обнаружился
в  нем  очень  рано, и к двадцати годам он уже создал некоторые из известных
своих  произведений, в их числе "Персиковый источник" - блестящее подражание
прославленной  поэме  Тао  Юань-мина,  а  также  знаменитое,  ставшее  очень
популярным  четверостишие  "В девятый день девятой луны вспоминаю о братьях,
оставшихся  к  востоку  от  горы". В двадцать лет он сдал экзамены на высшую
ученую  степень цзиньши и получил при дворе пост музыкального распорядителя.
Однако  начавшаяся было успешно карьера вскоре внезапно прервалась: во время
исполнения   церемониального  танца  придворные  актеры  допустили  какую-то
оплошность,  за  что  Ван  Вэй  был  тут  же отрешен от должности и сослан в
захолустную  приморскую  область  Цзичжоу  в  Восточном  Китае,  где и занял
мелкий чиновничий пост.
     Лишь  десять  лет  спустя  он вновь появляется в столице и поступает на
службу  к  влиятельному  сановнику Чжан Цзю-лину. Но уже через несколько лет
Чжан Цзю-лин, просвещенный и дальновидный министр, заботившийся об интересах
страны  и  о  привлечении к государственным делам талантливых людей, попал в
опалу, был отстранен от высоких должностей и сослан на юг, а его место занял
ловкий  и  беспринципный  царедворец  Ли  Линь-фу,  деятельность  которого в
немалой  мере  ускорила  наступление  того  тяжелого  кризиса, который двумя
десятилетиями позже разразился в процветавшем дотоле Танском государстве.
     Падение  Чжан  Цзю-лина  и  последовавшее за этим засилье временщиков и
авантюристов,   окруживших  императорский  трон,  несомненно,  сказалось  на
дальнейшем  жизненном  пути  Ван  Вэя  и  на его устремлениях. Он не оставил
службу, но прежняя его вера в то, что службой своей он может принести пользу
стране, была, по-видимому, серьезно поколеблена. Он получает новые должности
и  чины  в различных районах обширной империи, совершает поездку на западную
границу  -  эта  поездка  нашла  свое  отражение  в  великолепном  цикле его
"пограничных"   стихов.  Он  уже  приобрел  широкую  известность  как  поэт,
музыкант,  каллиграф  и  художник; некоторые из его стихотворений, например,
"Память  о друге" или "Под ветер прохладный, при ясной луне горьки тоскливые
думы",  положенные на музыку, стали популярными песнями. О музыкальности его
ходили  легенды:  рассказывают,  что  однажды,  увидев картину, изображавшую
играющих   музыкантов,   он   безошибочно  назвал  не  только  исполнявшееся
произведение, но даже точно указал такт. Перед Ван Вэем и его младшим братом
Ван  Цзинем,  тоже одаренным поэтом, раскрываются двери самых знатных домов.
Но  мысли  об уходе на покой, об отшельническом уединении среди "гор и вод",
"полей  и  садов"  с  годами все сильнее и настойчивее овладевают поэтом: "С
каждым  днем  все  слабей // Любовь и привычка к родне. // С каждым днем все
сильней  //  Стремленье  к  покою  во  мне.  //  Немного еще - // И в дорогу
пуститься  готов.  //  Неужель  дожидаться  // Прихода вечерних годов?" ("Из
стихов на случай", 1).
     Истоки  отшельнических  настроений  Ван  Вэя коренятся и в многовековой
китайской  традиции,  идущей  от  древних мудрецов, и в буддизме, ревностным
последователем которого он был с детства и до конца своих дней. Надо думать,
способствовали им и служебные неудачи ближайших друзей поэта, чьи таланты не
нашли  должного применения на государственном поприще, и общее ухудшение дел
в  стране, явственно обозначившееся в последние годы царствования императора
Сюань-цзуна.  Не  порывая  окончательно  со  службой,  поэт  все чаще и чаще
перемежает  ее  с  длительными  "отлучками"  в  мир "гор и вод". Сначала его
прибежищем становится дом в горах Чжуннань (или Южных горах, как он их часто
называет  в  своих  стихах).  Затем  таким оазисом в мире суеты, "Персиковым
источником",  стал  для  Ван  Вэя  его  загородный  дом на реке Ванчуань - в
уединенной  живописной  местности  в  столичном  уезде,  неподалеку  от  гор
Чжуннань.  Рано  овдовевший поэт живет здесь один, но его постоянно навещают
друзья.  Он  был  в  дружбе  со многими своими современниками, в том числе с
известными  поэтами  Пэй  Ди  и  Чу  Гуан-си, а еще ранее - с Мэн Хао-жанем.
Только  случайно  не  встретился  он  с  Ду Фу, который посетил ванчуаньское
жилище  Ван Вэя, но не застал хозяина дома. Он посвящает свои досуги поэзии,
музыке,  живописи;  многие  из  шедевров  его  пейзажной лирики скорее всего
созданы  именно  в  эти  годы. В их числе знаменитый цикл "Река Ванчуань" из
двадцати  стихотворений,  в  которых  воспеты особенно любимые поэтом уголки
местной  природы,  -  итог  своего  рода  дружеского  состязания  с  Пэй Ди,
создавшим ответный цикл стихов под тем же названием {Следуя давней и славной
традиции  помещать  эти  циклы  в  корпусе  одного издания, мы приводим их в
антологии  существующих на сегодняшний день переводов в отделе "Приложения".
См.  с.  387-498  наст,  издания.- Прим. составителя.}. Образ жизни поэта, к
тому  времени  уже  довольно  крупного чиновника, был, судя по стихам, самым
простым  и  скромным  -  хотя  встречающиеся  в  тех  же стихах упоминания о
"бедности" и о "лачуге" скорее всего лишь дань устоявшейся традиции.
     Мятеж,  поднятый  в  755  году  императорским  фаворитом  Ань Лу-шанем,
попытавшимся  захватить  трон,  и  потрясший  огромную империю до основания,
прервал  мирную  жизнь  старого поэта. Обе столицы страны - Чанъань и Лоян -
оказались  в  руках  мятежников, император бежал в юго-западную область Шу и
вскоре отрекся от престола, а Ван Вэй, подобно многим другим чиновникам, был
схвачен  мятежниками и затем принужден был поступить на службу к узурпатору.
Еще  когда  он  находился под арестом в столичном храме Путисы, его навестил
там Пэй Ди и рассказал о пиршестве, устроенном мятежниками в захваченном ими
императорском  дворце,  на  берегу  пруда  Застывшей  Лазури:  согнанные  на
празднество  придворные  музыканты,  едва начав петь, разрыдались, а один из
них  бросил на землю лютню и, обратясь лицом на запад (туда, где находился в
это время законный император), громко застонал - за что был тут же растерзан
по   приказанию   Ань  Лу-шаня.  Ван  Вэй,  потрясенный  услышанным,  сложил
стихотворение и тут же прочел его другу. Экспромт получил известность, дошел
он  и до нового императора - Су-цзуна и вместе с ходатайством младшего брата
поэта  -  Ван  Цзиня, уже крупного сановника, - в немалой мере способствовал
смягчению  участи  поэта после возвращения в столицу императорских войск: за
свою  подневольную службу узурпатору он был лишь понижен в должности. К тому
же  наказание  было  непродолжительным,  и  вскоре Ван Вэй вновь стал быстро
подниматься  вверх  по служебной лестнице, достигнув должности шаншу ючэна -
заместителя  министра.  Вскоре  после  этого  последнего  назначения Ван Вэй
скончался  -  как уже сказано выше, предположительно в 761 году - в возрасте
шестидесяти лет.
     Жизненный  и  творческий  путь  Ван  Вэя  приходится  на  первые  шесть
десятилетий  VIII  века,  оказавшиеся  в истории танской поэзии своеобразным
"пиком", своего рода "золотым веком" в "золотом веке". Причем Ван Вэй был не
просто  современником  и  свидетелем  этого  "золотого  века", но и одним из
деятельных  его творцов, ибо поэзия его, сумевшая сочетать в себе высочайшее
словесное  мастерство  с  чисто  живописной пластикой, стала одним из высших
творческих достижений эпохи.
     Творчество  поэта  многообразно:  в  нем  и  отзвуки  "Чуских строф", и
древних  народных песен, стихов Тао Юаньмина и его современников; он писал и
"старые  стихи"  ("гу  ши") с их более свободной формой, и отточенные "стихи
современного  стиля"  ("цзинь  ти  ши")  -  с четким и стройным чередованием
присущих   китайским   словам   музыкальных   тонов.  Он  воспевал  дружбу и
отшельничество,  тяготы  дальних  походов  и тоску одинокой женщины, подвиги
странствующих удальцов и мирные бдения буддийских монахов; есть у него стихи
на  исторические  темы  и  бытовые  зарисовки,  размышления  о  старости и о
бренности  мирской,  стихи  о  достойных  мужах,  оказавшихся  не у дел, и о
развлечениях  столичной знати, и, конечно же, многочисленные стихи о полях и
садах,  о  горах  и  водах.  Без преувеличения можно сказать, что он так или
иначе  затронул  в  своей  поэзии  едва  ли  не  все  темы,  волновавшие его
предшественников  и  современников,  причем  сделал  это своеобразно и ярко,
сумев  даже в темах, явно находящихся на периферии его творчества (например,
в  своих  "пограничных"  стихах или в стихах, обличающих столичную знать), в
чем-то  предвосхитить  позднейшие  достижения таких признанных мастеров, как
Бо Цзюй-и или Синь Ци-цзи.
     Сколько энергии и движения в таких его строках, как "Что ни десять ли -
//  Гонят  вскачь  коня.  //  Что  ни  пять  - // Свистящий размах ремня. //
Донесенье  наместнику  //  Прибыло  в  срок: // Цзюцюань осадила // Хуннская
рать. // Снегопад на заставе // Все заволок, // Даже дыма сигнальных костров
// Не видать" ("На границе").
     И  как это расходится с привычным представлением о Ван Вэе как о сугубо
"тихом", даже "тишайшем" поэте!
     А  разве не напоминают будущих "Циньских напевов" Бо Цзюй-и такие стихи
Ван  Вэя:  "Беззаботна,  беспечна  // Одетая в шелк молодежь. // В наипервых
домах  //  Появляется  часто  она.  //  Уродилась  в богатстве, // Наследной
казны  не  сочтешь,  // Благосклонностью царской // От юности одарена. // Не
обучена  с  детства.  //  В  достатке мясная еда. // В золоченых колясках //
Разъезжает везде и всегда..." ("Чжэн и Хо, жители гор").
     Превосходны  "исторические"  стихи  поэта,  глубоко лиричны его стихи о
тоскующих женщинах.
     Все это дает нам основание несколько шире взглянуть на его творчество и
отойти   от   привычной   оценки   Ван  Вэя  как  поэта-"отшельника",  певца
отшельнических  настроений,  и  только.  Приведенные выше примеры (число их,
при  желании,  нетрудно умножить) существенно дополняют и обогащают основной
поток творчества поэта и дают возможность более точно и объективно судить об
этом творчестве в целом. В то же время они отнюдь не опровергают того факта,
что  главной темой Ван Вэя, отмеченной высшими его творческими достижениями,
была  тема  природы и жизни среди природы. Именно здесь Ван Вэй как поэт был
наиболее  своеобразен  и  оригинален,  именно  на этом пути ему суждено было
сделать  главные  свои  художественные  открытия  и  создать  свои вершинные
творения.
     Тема природы в китайской поэзии имеет многовековые традиции, восходящие
еще  к  "Шицзину".  Она представлена в "Чуских строфах" и в прозопоэтических
одах "фу" с их пышными описаниями, в поэзии III-IV веков, но самостоятельное
значение  приобретает лишь с V века - в творчестве поэта Се Лин-юня, который
считается истинным основоположником жанра пейзажной поэзии в чистом ее виде.
В  творчестве  старшего  современника  и  друга  Ван  Вэя поэта Мэн Хао-жаня
(689-740)   пейзажная   лирика   достигает  подлинной  зрелости  и  высокого
совершенства.  Картины  природы  в  стихах Мэн Хао-жаня, как правило, строго
определенны,   конкретны   и   зримы,   они   уже   лишены   расплывчатости,
приблизительности  и  наивного  аллегоризма, которые были еще в немалой мере
свойственны пейзажной лирике его предшественников. В этом нетрудно убедиться
на  примере  одного  из  лучших  стихотворений  поэта  "Осенью поднимаюсь на
Ланьшань. Посылаю Чжану Пятому":

                            На Бэйшане
                               среди облаков белых
                            Старый отшельник
                               рад своему покою...

                            Высмотреть друга
                               я восхожу на вершину.
                            Сердце летит,
                               вслед за птицами исчезает.

                            Как-то грустно:
                               склонилось к закату солнце.
                            Но и радость:
                               возникли чистые дали.

                            Вот я вижу -
                               идущие в села люди
                            К берегам вышли,
                               у пристани отдыхают.

                            Близко от неба
                               деревья как мелкий кустарник.
                            На причале
                               лодка совсем как месяц...

                                            (Перевод Л. Эйдлина)

     В  стихах этих, в их образах и настроении, уже немало общего со стихами
Ван Вэя, который испытал влияние поэзии своего старшего друга и, несомненно,
был  многим  ему  обязан. Еще одно подтверждение тому - знаменитое "Весеннее
утро",  созданное  Мэн  Хао-жанем  в  жанре лирической миниатюры-цзюэцзюй, в
жанре, который столь талантливо развил в своем творчестве Ван Вэй:

                        Меня весной
                           не утро пробудило:
                        Я отовсюду
                           слышу крики птиц.
                        Ночь напролет
                           шумели дождь и ветер.
                        Цветов опавших
                           сколько - посмотри!

                                         (Перевод Л. Эйдлина)

     Помимо  открытий  Мэн  Хао-жаня пейзажная лирика Ван Вэя вобрала в себя
достижения  многих  других  предшественников  поэта,  органично  усвоив весь
многовековой опыт старой поэзии. Стихи Ван Вэя полны "перекличек" с "Чускими
строфами"  и  песнями  "юэфу",  с  поэзией  Тао  Юань-мина и Се Лин-юня, они
изобилуют   скрытыми  и  полускрытыми  "цитатами",  искусно  обыгрываемыми в
новом  контексте. При этом обильное "цитирование" предшественников отнюдь не
перегружает  стихов  Ван  Вэя,  не  вредит  их  художественной целостности и
своеобразию - настолько естественно и органично вплетена инородная лексика в
ванвэевский  текст.  Тем,  кто  будет читать пейзажный цикл "Река Ванчуань",
наверное,  и  в  голову  не  придет,  что  едва  ли не половина этих легких,
прозрачных,  воздушных,  будто  на  одном  дыхании  созданных  четверостиший
содержит  в  себе  образы  из  древних  сочинений - прежде всего из особенно
любимых   поэтом   "Чуских  строф".  Ибо  огромная  эрудиция  поэта  легко и
свободно  вошла  в  его  внутренний  мир  и  растворилась  в  нем, а высокая
литературность, в лучшем смысле этого слова, его поэзии просто и естественно
сочеталась  с  живым,  неповторимым, непосредственным поэтическим чувством и
наблюдательностью художника.
     Поэзии  Ван  Вэя  свойствен  особо внимательный и пристальный взгляд на
природу,  какого  прежняя  китайская  поэзия,  пожалуй,  до  него  не знала.
Философия  чань  (дзэн)-буддизма,  которую  Ван  Вэй  исповедовал,  а  также
даосская  философия  Лао-цзы  и  Чжуан-цзы учили его видеть в природе высшее
выражение  естественности,  высшее  проявление  сути  вещей. Любое явление в
природе,  каким бы малым оно ни казалось, любой миг в вечной жизни природы -
драгоценны,  как  драгоценен,  исполнен высокого смысла каждый миг общения с
нею.  Для  истинного  поэта  природы  нет  тем  больших  и малых, нет картин
высоких и низких, нет мелочей. Быть может, отсюда та присущая Ван Вэю любовь
к  "крупному  плану"  в  изображении  картин  природы, к тем "мелочам", мимо
которых нередко проходили прежние поэты и художественное воссоздание которых
стало  одним  из  высших завоеваний ванвэевской поэзии: "Дождь моросит // На
хмурой  заре.  //  Вяло  забрезжил  // День на дворе. // Вижу лишайник // На
старой стене: // Хочет вползти// На платье ко мне" ("Пишу с натуры").
     Едва  ли  не  первый  в  китайской  поэзии  Ван Вэй обратил внимание на
скромное  это  событие  в  жизни  природы  -  и  посвятил ему стихи. Вот это
стремление  и  умение  увидеть целый мир в капельке росы, воссоздать картину
природы  или  передать  рожденное  ею  настроение  с  помощью немногих скупо
отобранных   деталей  -  характерное  свойство  пейзажной  лирики  Ван  Вэя,
доведенное   им  до  совершенства  и  ставшее  достоянием  всей  последующей
китайской  поэзии. Возможно, что неискушенному читателю многие стихи Ван Вэя
или  его  ученика и друга Пэй Ди покажутся "бессодержательными", написанными
вроде  бы  "ни  о чем": солнечный луч прокрался в чащу и прилег на мох