свои
преступления он давно заслужил смертную казнь. Причем, показательную, такую,
к какой призывают сами чеченцы. Суд Шариата! Приговор  огласить  публично  и
публично  казнить.  Забить  камнями!  И  коль скоро нынешние правители Чечни
ратуют за суд Шариата, то  их  самих  нужно  судить  и  казнить  перед  всем
народом.
     --  Это вряд ли получится, -- с сомнением заметил Михаил. -- Для многих
чеченцев Мушмакаев -- символ освобождения страны  от  "русских  оккупантов".
Народу  так  заорали мозги, что многие просто не понимают, где правда, а где
ложь. И для них Мушмакаев -- национальный герой.
     -- Вот! -- воскликнул Савелий  и  вскочил.  --  Правду!  Именно  правду
должны  узнать  не  только чеченцы, но и русские, весь мир, наконец! Узнать,
чтобы во всем разобраться!
     Савелий вспомнил кассету,  которую  смотрел  перед  от®ездом  в  Чечню:
министр  МВД  России  Куликов с горечью говорил о том, что средства массовой
информации  охотно  предоставляют  возможность  высказываться  людям   вроде
Мушмакаева,  вместо  того,  чтобы рассказать, как чеченские бандиты насилуют
детей.
     -- Правду узнать -- это хорошо, только не забывай о религии, --  сказал
Михаил.  --  Ислам  --  страшное оружие в руках нынешней правящей верхушки в
Чечне. И они прикрываются этой религией.
     -- И все равно людям надо помочь прозреть.
     -- А что ты предлагаешь? -- с усмешкой спросил Денис. -- Выйти на улицы
Чечни и рассказывать всем прохожим, какие подонки ими управляют?
     -- Верно по мысли, но примитивно по исполнению, -- поморщился  Савелий.
-- Когда мы готовились к операции, все было четко и ясно: есть враг, который
наносит  вред всем -- и чеченскому народу, и русскому. И есть задание убрать
его, стереть с лица земли. Однако сейчас мы владеем  кое-какой  информацией,
которая  перевернула,  по  крайней  мере,  в  моих мозгах, отношение к этому
заданию. И мне кажется, уничтожить в таких обстоятельствах Мушмакаева -- это
подыграть тем, кто увяз с ним по самое "не могу", а  значит,  точно  так  же
замарать свои руки в крови.
     --  А  если эта информация ложная? -- выразил сомнение Матросов. -- Кто
может дать гарантию, что это все не  подстроено  специально?  Ты,  командир,
можешь?
     -- Такой гарантии не даст никто.
     --  Я  и  говорю... -- задумчиво продолжал Матросов, но Савелий перебил
его:
     -- Узнать правду можно только в том  случае,  если  негодяи  предстанут
перед судом.
     --  Ты  веришь  в  справедливость суда? -- удивленно спросил Михаил. Он
единственный из присутствующих знал о прошлом Говоркова, о том, что  Савелий
был невинно осужден и целый год отбывал в колонии строгого режима.
     Савелий бросил на него предостерегающий взгляд.
     --  Верю  или не верю, в данном случае не имеет значения, -- сказал он.
-- По крайней мере, если суд состоится, всегда есть шанс,  что  люди  смогут
узнать наконец правду.
     -- А какую правду они должны узнать? -- спросил Матросов.
     -- Что в России есть силы, которые финансируют этого террориста. Что ни
чеченский,  ни российский народ, которых все время пытаются столкнуть лбами,
в конечном счете, не виноваты.  Что  некоторые  отщепенцы,  называющие  себя
борцами  за мир и свободу, прикрываясь высокими словами, на самом деле несут
своим странам разорение и нищету, голод и  страдания,  смерть,  наконец!  --
Савелий говорил все более жестко и уверенно.
     --  В таком случае я -- с тобой! -- Матросов встал, подошел к Савелию и
протянул ему руку. -- Вот тебе моя  рука,  командир!  Давай  доставим  этого
сукиного  сына  в  Москву  и  отдадим  под  суд.  И  пусть только кто-нибудь
попробует помешать ему там говорить! -- Он  так  сильно  сжал  свой  пудовый
кулак,  что  хрустнули суставы, потом повернулся к остальным и вопросительно
посмотрел на них. -- Что скажете, парни?
     -- Я -- как ты, -- с готовностью ответил Денис.
     -- А ты, Миша?
     -- Помните, с чего я начал? Многие  чеченцы  верят,  что  Мушмакаев  --
герой, который несет им свободу. Мне кажется, что убить сейчас Мушмакаева --
значит  сделать из него великомученика, святого. А тащить в Москву человека,
известного почти каждому, кто смотрит телевизор,  очень  трудно,  почти  что
невозможно.
     --  Почти?  --  прищурился  Савелий.  --  Колись  народу,  что  ты  там
напридумывал? Ведь придумал же, не отпирайся!
     -- И не собираюсь, -- усмехнулся Михаил. --  Мы  можем  воспользоваться
тем,  что  известно  именно  тем  людям,  которые  смотрят телевизор, читают
газеты, короче говоря, знают Мушмакаева в лицо.  Воспользуемся  той  славой,
которую Эльсан Мушмакаев создал себе сам.
     -- Не тяни! -- нетерпеливо бросил Матросов.
     --  Он создал себе славу героя, который, словно птица Феникс, все время
восстает из пепла.
     -- И что? -- не понял Матросов.
     -- Как говорил Шерлок Холмс, если хочешь спрятать что-то от посторонних
глаз, положи это "что-то" на самом видном месте. Дошло?
     -- Откровенно говоря, нет, -- поморщился Матросов.
     -- До меня тоже, -- сказал Денис.
     -- Мне кажется, я понял. --  Савелий  покачал  головой.  --  Ты  хочешь
сказать, что мы можем открыто повезти "раненного героя" на лечение, так?
     -- Именно так.
     --  Идея,  бесспорно, интересная... -- Савелий задумался. -- Если бы не
два "но"... Вряд ли Мушмакаева можно  так  запугать,  что  он  согласится  с
нашими  доводами  и  поедет  добровольно,  -- это во-первых. И второе слабое
место: вряд  ли  все  встречающиеся  на  нашем  пути  чеченцы  безоговорочно
поверят, что мы -- спасители их героя.
     --  Что  ж,  я  всегда  знал,  что башка у тебя не только для головного
убора, товарищ капитан, -- подмигнул Михаил. --  Твое  "во-первых"  решается
достаточно  просто:  Мушмакаева  можно  накачать  наркотиками.  Ста  граммов
героина хватит на всю  дорогу?  --  Он  вытащил  из  кармана  полиэтиленовый
пакетик.
     -- Откуда? -- удивился Савелий.
     -- Подобрал возле трупа Удди.
     -- А как быть с "во-вторых"?
     -- Думаю, что это тоже решаемая проблема. Моя сводная сестра заведует в
больнице  хирургическим  отделением.  И  больница  находится как раз по пути
следования  к  Мушмакаеву.  Остановимся,  возьмем  у  нее  историю   болезни
Мушмакаева  и  направление на операцию, допустим, в Санкт-Петербург, причем,
сразу на двух языках -- русском и чеченском...
     -- Думаешь, удастся ее уговорить? -- недоверчиво  спросил  Савелий.  --
Ведь в случае чего она же первая подпадет под подозрение.
     -- Она очень любила дядю Ясу, -- с грустью произнес Михаил, словно этим
все об®ясняя.
     --  Ну  что  же...  --  Савелий наморщил лоб: в голове у него вертелась
какая-то мысль, которую он пытался ухватить, но она все ускользала.
     -- Тебя что-то беспокоит? -- спросил Михаил.
     -- Подожди! -- отмахнулся Савелий. -- Вот! -- наконец воскликнул он. --
По-моему, я нашел логическое продолжение и фундамент  для  твоей  идеи.  Все
медицинские  документы  Мушмакаева  должны  быть  на трех языках: чеченском,
русском и английском. И везти его мы  должны  не  в  Россию,  что  сразу  же
насторожит любого чеченца, а за границу!
     --  Любишь  ты  заграничные  дела,  --  усмехнулся  Михаил.  --  Должен
признать, что ты, как говорится, одной левой устранил слабые  места  в  моем
плане. Только куда мы с ним отправимся?
     --  По  "официальной"  версии -- в Лондон, на самом деле -- в Болгарию,
через Азербайджан и Турцию. -- Савелий с победным видом взглянул  на  ребят.
-- Что скажете? Как насчет погреться на берегу Черного моря?
     --  Отлично!  --  воскликнул  Матросов.  -- Дело совсем за малым: взять
Мушмакаева. -- Он криво усмехнулся.
     -- Никуда эта мразь от нас не денется! -- Глаза Михаила зло сверкнули.
     -- Точно! -- Савелий хлопнул его по плечу. -- Знаешь анекдот?  Приходят
в камеру контролеры, чтобы провести проверку. "Иванов!" -- "Я!" -- "Петров!"
--  "Я!"  --  "Сидоров!"  --  "Здесь!"  --  "А  куда  ж  ты на х... в тюрьме
денешься!"
     Все расхохотались.
     -- Ладно, -- сказал Савелий, -- хватит ржать. План, насколько я  понял,
принимается единогласно?
     -- Со всеми твоими дополнениями, -- ответил Михаил.
     -- В таком случае, в путь! Миша, за руль!
     Прихватив  рюкзаки, они покинули свое временное пристанище, забрались в
УАЗик и отправились в путь. Один Бог знал, что ждало их впереди...
     Пока Савелий со  своей  группой  разрабатывали  план  действий,  группа
Воронова  быстро мчалась по дорогам Дагестана. В какой-то момент Андрей стал
с беспокойством всматриваться вперед: слишком уж все гладко!  Прошло  больше
трех  с  половиной  часов,  а они даже ни разу не остановились. Владимир вел
машину ровно и уверенно, словно много раз ездил по этой  дороге.  Иногда  им
встречались люди. Заметив незнакомую машину, они сначала проявляли некоторый
интерес,  но,  разглядев чеченский номер, тут же старательно делали вид, что
им совершенно все равно, кто это там едет.
     Ребята остановились возле небольшого лесочка, быстро перекусили и вновь
отправились в дорогу, решив ехать до тех пор, пока есть возможность или пока
не нужно будет заправлять машину.
     Вскоре стемнело. Вдалеке показались огни.
     -- Кажется, Кизляр впереди, -- заметил Трегубенков.
     -- Кажется? -- удивленно произнес Воронов. -- Ты  так  уверенно  ведешь
машину, что я думал, ты знаешь, где мы находимся.
     --  В  темноте  трудно  ориентироваться,  но  я  уверен,  что  едем  мы
правильно. Махачкалу не проедем, гарантирую.
     -- Надеюсь, -- не очень уверенно сказал Воронов.
     Они миновали довольно крупный поселок, похожий,  скорее,  на  небольшой
городок,  и  вновь  оказались на главной магистрали, стремительно проскочили
несколько десятков километров  и  очутились  в  лесополосе.  Если  до  этого
городка им, хотя и редко, попадались машины, то сейчас шоссе словно вымерло,
а  в  свете  фар темные деревья, мелькающие по обе стороны дороги, выглядели
зловеще. У Воронова появилось какое-то нехорошее предчувствие, и  он  громко
сказал:
     --  Ребята,  кончай  ночевать!  Повнимательнее,  пожалуйста!  Гляди  по
сторонам в оба!
     --  Что-то  заметил,   товарищ   майор?   --   мгновенно   насторожился
Трегубенков.
     -- Да нет, темно слишком...
     Еще  раньше,  только  от®ехав  от  Хасавюрта, они договорились в случае
обстрела не пытаться оторваться -- машина перегружена, и скорости быстро  не
наберет.  Поэтому  решили:  при  первом  же  выстреле  останавливать машину,
высыпать из нее, рассредоточиваться  и  самостоятельно  открывать  огонь  по
противнику.  Учитывая плохое самочувствие Никиты Цыплакова, пришли к выводу,
что ему лучше оставаться в машине, по возможности быстро опустившись на  пол
между  сиденьями. А чтобы он чувствовал себя более уверенно, Воронов, узнав,
что тот понюхал уже пота солдатской казармы, вручил ему автомат Калашникова,
шутливо заметив, что Никита не перепутает  цель  и  не  станет  стрелять  по
своим.
     Вспомнив   об   этом,   Воронов  скосил  глаза  на  их  попутчика  и  с
удовлетворением увидел, что тот держится молодцом:  во  всяком  случае,  при
первом же обращении Воронова тут же открыл глаза и проверил автомат.
     --  Никита  в  полной  боевой готовности. Можно быть спокой... -- опять
хотел пошутить Воронов, чтобы ободрить уставших ребят, однако договорить  не
успел:  прозвучала  короткая  автоматная очередь. Казалось бы, этого ждали в
любой момент, и все равно стрельба оказалась неожиданностью.
     -- Черт! -- вскрикнул кто-то.
     Воронову показалось, что голос принадлежал Роману: видимо, его задело.
     -- Пригнитесь! -- крикнул Андрей.
     При первых же выстрелах отлично среагировал Владимир: он крутанул руль,
и машина резко свернула на обочину, тут же  остановилась,  и  ребята  быстро
выпрыгнули.  Трегубенков автоматически выключил фары. Стояла кромешная тьма.
Где находятся те, кто стрелял,  неизвестно,  значит,  разговаривать  нельзя.
Воронов  прислушался:  чуть  слышное  дыхание  рядом  успокаивало -- значит,
ребята успели выскочить из машины вместе с ним.
     Кто  стрелял?  Бандиты?  Или  военные?  Несколько   томительных   минут
неизвестности заставили Воронова понервничать. Андрей успел заметить вспышки
автоматной  очереди,  но  стрелять  в  ту сторону означало обнаружить себя и
показать, что они тоже вооружены.  Стараясь  не  шуметь,  Воронов  осторожно
развязал рюкзак, вытащил из него прибор ночного видения, напялил на голову и
стал  всматриваться в сторону неприятеля. Наконец разглядел одного: мужчина,
вооруженный автоматом Калашникова, прятался за деревом и тоже всматривался в
их сторону, очевидно, также пытаясь  определить,  свои  или  чужие  ехали  в
машине. Нужно ждать.
     -- Эй, вы живы? -- по-русски крикнул стоявший за деревом мужик. Голос у
него был хриплый, прокуренный.
     Воронов  растерялся:  если  вопрос  задан  не  случайно -- это разведка
словом. В этот момент инициативу взял в свои руки Трегубенков.
     -- Со хажа эшуш хума дуй хан, доттага? -- произнес он с такой усмешкой,
словно спросил стрелявшего, давно ли тот менял свои носки.
     -- Что он сказал? -- Это был другой голос, тонкий, почти писклявый.
     -- Кажется, послал куда подальше... -- ответил мужик, которого  Воронов
мысленно окрестил "Хриплым".
     -- Да нет, он спросил тебя, идиот, чем может быть нам полезен, -- грубо
возразил кто-то третий.
     -- Вы что, чеченцы? -- спросил Хриплый.
     -- Допустим, -- по-русски сказал Михаил.
     --  Вот что, мужики, давайте разойдемся без лишней крови, -- миролюбиво
предложил Хриплый.
     -- Что ты хочешь?
     -- Нам нужны  "колеса".  Оставляете  тачку  и  топайте  себе  восвояси.
Обещаем,  что  никого  не  тронем.  --  Несмотря  на  браваду,  в его голосе
чувствовалась неуверенность.
     Теперь стало ясно, что это бандиты. И  здесь  уже  неважно,  какой  они
национальности:  с бандитами любой национальности разговор может быть только
один -- разговор силы.
     -- Послушай, ты. Хриплый, -- вступил Воронов агрессивно,  давая  понять
остальным  ребятам,  что можно приступать к активным действиям. -- У меня --
другое предложение. -- К этому времени он уже  успел  оценить  обстановку  и
рассмотреть, кто где прячется.
     Его  ребята  рассыпались полукругом, заняв более-менее удобную позицию:
во всяком случае, начни бандиты стрелять, никого не заденет.  К  счастью,  у
бандитов, судя по их поведению, вряд ли был опыт боевых действий: они гуртом
прятались за кустами метрах в тридцати от Воронова. Их было четверо. Заметил
Воронов и то, что Роман действительно тяжело ранен, а Трегубенков смотрит на
него,  Воронова,  во  второй прибор ночного видения. Воронов сделал ему знак
обойти бандитов.  И  Владимир,  продолжая  разговор,  уверенно  передвигался
вправо, чтобы застигнуть тех врасплох.
     -- Какое у тебя предложение? -- спросил Хриплый.
     --  Вы  бросаете  оружие,  поднимаете  руки  и  выходите  на дорогу, --
произнес Воронов. -- Даю слово, что в  этом  случае  все  четверо  останутся
живы.
     --  Да  мы таких, как ты, вчера только троих на дереве развесили вместо
игрушек! Иди и попробуй взять  меня,  защитничек!  --  Хриплый  вышел  из-за
дерева,  открыл  яростный  огонь,  и  несколько  пуль вспороли землю рядом с
Вороновым.
     Андрей направил на него спецфонарь, включил свет,  и  узкий  яркий  луч
ослепил  бандита.  Еще  одно  нажатие  на  кнопку -- и освобожденная энергия
мощного заряда вытолкнула десять с  лишним  граммов  сплава,  которые  через
мгновение разнесли Хриплому череп.
     --  Храп!  --  с беспокойством позвал писклявый голос. -- Храп, ты где?
Чего молчишь?
     -- А ты как думаешь? -- с усмешкой спросил Воронов. --  Ваш  Храп  шлет
вам привет с того света. Сдавайтесь!
     --  Храп,  где ты? -- все еще не веря, снова выкрикнул писклявый, и, не
дождавшись ответа, открыл огонь из автомата, беспорядочно  водя  стволом  по
сторонам.
     К  нему  присоединились  и  остальные  бандиты. Через пару секунд пуля,
выпущенная Трегубенковым из  пистолета  с  глушителем,  оборвала  жизнь  еще
одного бандита. Выстрел Воронова оторвал третьему левую руку и задел сердце.
Удержав автомат в другой руке, парень дал предсмертную очередь и несколькими
пулями прошил грудь своего приятеля.
     Убедившись, что с бандитами покончено, Воронов громко сказал:
     -- Все, ребята! -- Потом подошел к Роману. -- Как ты, братишка?
     -- Держусь пока, -- ответил Роман и даже постарался улыбнуться.
     --  Все будет хорошо, -- попытался успокоить его Воронов, хотя осмотрев
рану, понял: если парня немедленно не положить на операционный стол,  то  он
даже  до  утра  не  доживет. -- Перевяжите его, ребята! -- приказал Андрей и
крикнул: -- Никита! Ты как? Жив?
     -- Так точно, товарищ майор! -- бодрым голосом отозвался тот.
     -- Хорошо. -- Воронов еще раз посмотрел на Романа,  тяжело  вздохнул  и
пошел посмотреть на трупы бандитов.
     Он с трудом сдержался от рвоты: майор впервые видел результат попадания
пули от спецфонаря. Преодолевая тошноту, Воронов обследовал карманы убитых и
не нашел  никаких документов, только лист бумаги, сложенный в несколько раз.
Андрей развернул его и увидел четыре  фотографии  и  набранную  типографским
способом  надпись:  "Внимание!  Разыскиваются  четверо опасных преступников,
бежавших  из  здания  суда.  Эти  люди  обвиняются   в   совершении   тяжких
преступлений.  За  последние  два  года они совершили более десятка зверских
убийств..."
     Воронов подумал, что надо будет сообщить о бандитах в прокуратуру.
     -- Володя! -- крикнул он. -- Иди сюда и захвати "поляроид".
     -- Ты  что,  командир,  на  память  их  снять  хочешь?  --  подойдя,  с
неожиданной злостью спросил Трегубенков. -- Роман умер...
     Несколько секунд Воронов молчал. Потом произнес:
     --  Ему  уже  ничем  не  поможешь.  А  это дело, -- он потряс листком с
фотографиями, -- надо закрыть.
     -- Ты что, командир, железный? -- тихо спросил Трегубенков.
     -- Нет, не железный, просто я обязан держать себя в руках. И не  думай,
что  мне  это  легко.  Не  легко! -- И столько горечи было в его голосе, что
Трегубенков смутился.
     -- Извини меня, майор. Что дальше будем делать?
     -- Во-первых, надо достойно похоронить нашего товарища, потом... --  Он
кивнул  на бандитов. -- Думаю, для этих выродков одной ямы будет достаточно.
-- Воронов протянул ему листок с надписью "Разыскиваются".
     Подошел Никифор.
     -- Суки! Такого парня загубили! -- со слезами на глазах сказал  он.  --
Командир, Ромку надо снять... для невесты...
     -- Для невесты? Я думал, он женат давно, -- покачал головой Воронов.
     --  Это...  --  Никифор с трудом сдерживал слезы, -- ...долгая история:
они еще со школы знакомы,  а  пожениться  решили,  когда  Ромка  вернется  с
задания...
     -- Снимите не только Романа, но и его могилу и пометьте на карте. Вдруг
невес... -- Андрей запнулся. -- Вдруг вдова захочет приехать на могилу?
     -- Валюша обязательно приедет, -- сказал Никифор.
     Пока  ребята  копали, Воронов пытался проанализировать все происшедшее:
мог ли он как командир, как  человек,  которому  были  доверены  жизни  этих
ребят, сохранить эти жизни? Воронов обвинял себя в том, что не прислушался к
своей интуиции, которая за несколько секунд до того, как прозвучала очередь,
предупреждала  об  опасности.  Почему он не предпринял мер предосторожности?
Почему не приказал  остановиться?  Теперь  до  конца  своих  дней  он  будет
задавать  себе  эти  вопросы  и  мучиться...  Ну  почему  история  не  имеет
сослагательного наклонения?
     К удивлению Савелия и ребят из его группы, они довольно легко  миновали
контрольно-пропускной  пункт  у  моста через реку Аргун. Когда их остановили
автоматчики, Михаил сказал им чтото по-чеченски. Они насторожились и  что-то
сказали  в  ответ.  Тогда Михаил произнес какую-то фразу, и Савелий разобрал
слово "