не понимаешь? Просто не хочу, чтобы она сбежала. -- Он вытащил
из-за пояса пистолет Макарова.
     Михаил развязал девушке руки, и она вышла из машины.
     Людмила  ждала,  что  сейчас  что-то  должно  произойти  --  недаром же
незнакомец придумал, будто ей надо помочиться. Однако он продолжал сидеть, и
девушке ничего не оставалось, как бесстыдно снять рейтузы и трусики, оголить
зад и помочиться.
     -- Ты посмотри, какая жопа! -- воскликнул Удди.
     Людмила вернулась в машину  и  протянула  Михаилу  руки,  вопросительно
глядя на него.
     --   Ладно,   так  обойдемся.  Только  не  вздумай  шутить!  --  угрюмо
предупредил Михаил.
     Вскоре  они  в®ехали  в  небольшой  городок  и  остановились  у  здания
больницы.
     --  Посиди  с  ней,  я  тех двоих притащу. -- Удди выскочил из машины и
скрылся за дверью больницы.
     -- Я думала... -- начала девушка, но Михаил резко оборвал ее:
     -- А о своих друзьях ты подумала?
     -- Нет, -- смутилась Людмила. -- Слушайте, как вас зовут?
     -- Михаил.
     -- А меня Людмила. Вы не  сердитесь...  --  Она  умолкла,  взглянув  на
здание больницы. -- Странно! Второго я не знаю.
     --  Разберемся,  --  шепнул  Михаил,  присматриваясь  к  двум мужчинам,
которых вел Удди.
     Одному из них, с измученным бледным лицом,  было  лет  сорок.  Другому,
светловолосому,  лет тридцать. Правая рука его вместе с плечом была закована
в гипс.
     Удди открыл УАЗик. Тот, что с гипсом, сел назад, к Михаилу и Людмиле, а
второй -- рядом с Удди.
     -- Это что, ее приятели? -- по-чеченски спросил  Михаил,  когда  машина
рванула с места.
     --  Только  дохляк.  --  Удди  кивком  показал  соседнее  сиденье. -- А
безрукого наши вчера прихватили. Он тоже оператор, только питерский.
     Михаилу вдруг показалось,  что  Людмила  внимательно  прислушивается  к
разговору, и у него мелькнула мысль, что она понимает по-чеченски.
     Ехали  долго.  Сослуживец  Людмилы  был  очень  слаб  и,  когда  машину
подбрасывало  на  ухабах,  тихо  постанывал.  Питерскому,  очевидно,  хорошо
досталось:  глаз  заплыл, брови рассечены, сломан нос. Дышал он со свистом и
хрипом -- наверное, отбиты легкие или  переломаны  ребра.  Он  тоже  стонал,
когда УАЗик трясло на ухабах.
     -- Ты что, земляк, нарочно ни одной ямы не пропускаешь? -- не выдержав,
рявкнул Михаил по-чеченски.
     -- А тебе что, жалко ублюдков?
     -- Придурок! Мне себя жалко, ты мне поспать не даешь!
     -- Так бы сказал сразу, -- протянул Удди и повел аккуратнее.
     Людмила легким прикосновением поблагодарила Гадаева.
     Они ехали всю ночь.
     -- Сколько нам еще трястись? -- спросил Михаил.
     --  Часа через два-три прибудем. Можешь дальше дрыхнуть. Только смотри,
чтобы они тебя во сне не придушили! -- хохотнул Удди.
     -- Думаешь, могут? -- насмешливо спросил Михаил и  посмотрел  на  часы.
Было девять утра.
     --  Ты  бы  видел,  что  этот  однорукий  вытворял, когда его брали! --
продолжал Удди. -- Троих наших ребят в  больницу  отправил  с  переломанными
руками и пробитой башкой. Каратист сраный!
     -- А чего не добили? -- спросил Михаил.
     --  Думали  выкуп  за  него  потребовать, но Хозяин чего-то передумал и
сунул к этим, до кучи. Как говорят у русских: "Бог троицу любит".
     -- Для того он и Хозяин, чтобы приказывать.
     -- А я что говорю? --  спохватился  Удди.  --  Наш  командир  --  умная
голова! Знаешь, сколько на него покушений было?
     -- Читал в газетах.
     -- Врут твои газеты. На Хозяине места здорового нет. Вот у бабы спроси:
она, небось,  разглядела.  -- Он хихикнул. -- Шрам у него на лице видел? Это
осенью его какая-то сволочь подкараулила. Я гада на куски порубал! Но нашему
хозяину все хоть бы хны!
     -- Аллах его хранит, -- как можно серьезней сказал Михаил.
     Он все время следил  за  Людмилой  и  убедился  окончательно,  что  она
понимает по-чеченски.
     Наконец машина остановилась на каком-то пустыре.
     --  Хозяин  говорил,  что  мы  должны  доставить  их к его приятелю, --
заметил Михаил.
     -- Мы и доставили. Лом сам сюда под®едет.
     -- Почему сюда?
     -- Тебе Хозяин что велел?
     -- Проследить, чтобы все было как надо, и доложить ему.
     -- Вот и выполняй.
     Вскоре на пустыре показались белые "жигули". За  рулем  сидел  какой-то
мужик  --  очевидно, Лом. Михаил с удивлением увидел, что в машине находятся
Савелий, Матросов и Кораблев.
     -- Это он? -- спокойно спросил Гадаев.
     -- А кто же еще? -- Удди вышел из машины. -- Салам аллейкам. Лом!
     -- Аллейкам салам, Удди! Давно ждете? --  Лом  не  вышел  из  машины  и
разговаривал через открытое окно.
     --  Только  что под®ехали. Где будем дело делать? -- Удди подмигнул. --
До города близко, вдруг услышит кто-нибудь?
     -- А что за парень с тобой? -- настороженно спросил Лом.
     -- Это Михаил Гадаев, новый личный порученец Хозяина,  --  скривившись,
пояснил Удди. -- Он должен будет обо всем доложить командиру.
     -- А ты для чего? Для мебели, что ли?
     --  У  меня  своя  работа  есть.  А  если тебя чтото не устраивает, так
позвони Хозяину и скажи ему об этом.
     -- Ладно, поехали. Километрах в двух отсюда есть одно хорошее местечко.
-- Лом дал по газам.
     -- Шайтан! При Хозяине как овца, а  здесь  гонор  показывает!  --  Удди
сплюнул сквозь зубы.
     --  Волка  нет,  вот овцы и гуляют, -- усмехнулся Михаил. -- Не обращай
внимания. Поехали!
     Удди  вернулся  к  УАЗику,  сел  за  руль,  и  они  поехали  следом  за
"Жигулями". "Жигули" остановились возле какого-то полуразрушенного дома.
     --  Отличное  место,  -- сказал Лом. -- Здесь участковый наш жил. -- Он
злобно ухмыльнулся. -- Попортил, сука, мне кровушку! Ну,  и  я  в  долгу  не
остался:  сделал  ему  операцию  на  сердце  без наркоза. Прямо тут, в доме.
Сперва-то он сбежать хотел, семью спрятал, но за барахлом вернулся. А я  как
чувствовал  --  трое  суток  его дожидался. Слышал бы ты, как он верещал под
"перышком"! Приятно вспомнить...
     -- Хватит воспоминаний! -- оборвал его Удди. -- Зови своих,  дело  надо
делать.
     -- А куда ты торопишься? -- хмыкнул Лом.
     --  Куда-куда?  Жопой резать провода! -- порусски заорал Удди. -- Миша,
иди познакомься с Ломом, а я пленными займусь. -- Он направился к УАЗику.
     Михаил вышел из машины, но не успел он подойти к Лому,  как  из  УАЗика
раздался крик.
     -- Помогите! -- кричала Людмила.
     -- Опять бабу лапает, -- усмехнулся Лом.
     Михаил  быстро переглянулся с Савелием и подал знак: "Идем на помощь!".
Савелий мгновенно оценил ситуацию. До УАЗика было метров  десять-двенадцать,
и,  если  Удди  заметит,  что  Лома  "успокоили", то сразу же откроет огонь.
Неожиданно Говорков заметил, как из-за угла дома высунулась чья-то  рука,  и
пальцы сделали знак: "Помощь идет!".
     -- Что, завидуешь? -- спросил Савелий Лома, чтобы отвлечь его.
     Лом  обернулся  и,  видно,  что-то  почувствовав, выхватил пистолет, но
выстрелить не успел: нож, метко брошенный Денисом, вонзился в его  прыгающий
кадык.  Лом  рухнул  на  землю  и  захрипел.  В  голове у него промелькнуло:
"Проклятые деньги..." Дернувшись, он затих.
     В УАЗике, похоже, никто  ничего  не  заметил.  Удди  срывал  с  Людмилы
рейтузы   и   пытался   засунуть  ей  в  промежность  свои  грязные  пальцы,
одновременно расстегивая ширинку и вытаскивая член.
     -- Ну что, развлечемся напоследок?
     -- Иди подрочи, ублюдок!
     -- Ах ты, сука! -- Удди изо всех сил ударил ее кулаком в лицо.
     Людмила опять закричала.
     Неожиданно питерский оператор изловчился и саданул загипсованной  рукой
Удди в лицо.
     --  Ах  ты,  шакал!  --  выплевывая зубы вместе с кровью, заорал Удди и
схватился за автомат, но подоспевший Воронов обрушил на его затылок приклад.
Удди дернулся, машинально нажал на спусковой крючок, и  из  ствола  вылетели
две  пули.  Одна из них разнесла голову питерскому парню, а другая ударила в
грудь Людмилу. В ту же секунду его самого прошила автоматная  очередь.  Удди
сполз  на  землю и увидел свой член, из которого пролилось несколько капель.
Удди стукнулся головой о дверцу машины,  и  в  глазах  его  навечно  застыло
удивление.
     К  УАЗику подбежал Михаил. Он открыл дверь с другой стороны, и на землю
вывалился питерский оператор. Гадаев осторожно перевернул его и  понял,  что
тому  уже  ничем  не  поможешь.  Он  заглянул в кабину. Второй оператор тоже
никаких признаков жизни не подавал.
     -- Люда, вы живы?
     Девушка слабо улыбнулась, взяла его за руку  и  неожиданно  поднесла  к
губам.
     --  Спасибо  вам,  Миша...  --  Она  закашлялась,  и  в  уголке  ее губ
показалась кровь. -- И простите...
     -- За что?
     -- В какой-то момент я плохо подумала о вас.
     -- Имели право.
     Михаил наконец увидел рану у нее на груди.
     -- Аптечку сюда, быстро! -- крикнул он ребятам.
     -- Кто вы? -- прерывисто дыша, спросила девушка.
     -- Русские солдаты.
     -- Старший у вас кто?
     -- Позвать?
     К машине подошел Воронов.
     -- Врач нужен? -- Он имел в виду Савелия.
     -- Вряд ли, -- попыталась улыбнуться Людмила. -- Мне надо  кое-что  вам
рассказать... Оставьте нас, Миша, -- виновато попросила она.
     Гадаев  с  ненавистью  пнул мертвое тело Удди -- из кармана брюк у того
выпал полиэтиленовый пакет с чем-то белым. Подобрав его, Михаил ушел.
     Людмила говорила с трудом, часто  останавливаясь,  один  раз  замолчала
надолго,  и  Воронову показалось, что она умерла. Но девушка пришла в себя и
продолжала говорить, потом умолкла на полуслове.
     -- Капитан! -- позвал Воронов Савелия.
     Говорков подбежал, увидел  рану  на  груди  девушки,  приложил  руку  и
покачал головой.
     -- Все! Что ж ты раньше не позвал?
     --  Она  запретила.  Слушай,  она  такое  рассказала...  Ты знаешь, что
Велихов финансирует Мушмакаева? Собирай ребят, надо, чтобы все слышали!
     К ним подошел Михаил.
     -- Кто эти парни? -- спросил у него Савелий.
     -- Операторы. Один с ней работал, другой из Питера.
     -- В одного вроде не попало, -- заметил Савелий.
     -- В дороге умер. Эта сволочь так  вела  машину  --  ни  одной  ямы  не
пропускала! А парень только что после операции...
     -- А ты почему сам за руль не сел? -- спросил Воронов.
     --  Девчонку  хотел защитить от этой мрази. Он всю дорогу мечтал до нее
добраться... Нужно было его прямо по дороге кончить! -- сжав кулаки,  сказал
Михаил.
     -- Ты же не мог знать, кто вас встречать будет, -- возразил Савелий. --
А если бы не мы, да Лом со своей кодлой?
     -- Вы-то как здесь оказались? -- спросил Савелий Воронова.
     -- Надо же было где-то ночевать.
     -- Ладно, пошли в дом, поговорим, -- сказал Савелий.
     Они вошли в дом, и Савелий огляделся.
     -- А вы тут неплохо устроились! Так, разбор делать будем?
     -- Зачем? -- буркнул Михаил. -- И так все ясно.
     Савелий повернулся к Денису.
     -- Спасибо, братишка, что спас меня!
     Кораблев пожал плечами.
     -- Ладно. Рассказывай, Михаил!
     --  Мне удалось втереться в доверие к Мушмакаеву. Он даже произвел меня
в лейтенанты. -- Гадаев усмехнулся. -- Назначил своим личным порученцем.
     -- Отличная новость, -- похвалил Савелий. -- А как ты здесь оказался?
     --  Мушмакаев  направил  меня  проследить,  как   будут   расстреливать
журналистов. Прямо он не сказал, но я догадался.
     -- А Удди?
     -- С ним не все ясно. Я пытался его разговорить, чтобы выяснить, что он
будет дальше делать, но он не раскололся.
     --  Меня  настораживает,  что  Мушмакаев  так быстро принял тебя в свою
команду, -- задумчиво сказал Савелий.
     -- Меня это тоже настораживает, если честно, -- признался Михаил.
     Савелий молчал.
     -- Есть идея! -- вдруг сказал Роман. -- Я взял с собой поляроид.
     -- И что?
     -- Надо снять трупы и показать карточки Мушмакаеву, -- Роман с жалостью
посмотрел на убитых. -- Им уже все равно...
     -- Согласен, -- вздохнул Савелий. -- Сделаем снимки,  потом  похороним,
как полагается. -- Он опять вздохнул. -- Ладно, майор, рассказывай!
     --  Девушка сказала, что ей удалось подслушать разговор чеченцев -- она
по-чеченски  понимает...  Понимала,  --  поправился  Воронов.  --  Так  вот,
Мушмакаев   планирует   организовать   серию   взрывов  в  Москве  во  время
празднования юбилея.
     -- Об®екты известны?
     -- Она видела карту на столе у Мушмакаева, но успела разглядеть  только
два: мэрию и Манежную площадь.
     --  Сволочь!  -- стиснув зубы, процедил Савелий. -- Надо карту достать.
Когда ты должен вернуться к Мушмакаеву? -- спросил он Михаила.
     -- Немедленно.
     -- Если  он  поверит  тебе,  то  скорее  всего  пришлет  к  нам,  чтобы
договориться о встрече.
     -- Согласен.
     -- Будем исходить из худшего. Допустим, не поверит. Что тогда? От денег
ему отказываться  не  резон, значит, он пошлет другого человека и попытается
все проверить через Лома и, в зависимости от результата, либо согласится  на
встречу, либо прикажет пустить нас в расход. Как думаешь?
     -- Ты прав, -- кивнул Михаил.
     -- В таком случае, остается одно: быть начеку, перехватить посыльного и
заставить привести прямо к Мушмакаеву.
     -- Может, мне вас сразу привести?
     --  А ты уверен, что он не подстраховался и не сменил место стоянки? --
спросил Воронов.
     -- Об этом я не подумал.
     -- Ладно, -- закончил обсуждение Савелий. -- Надо идти делать снимки.
     Они вышли из дома и направились к распростертым на земле телам.  Первым
подошел   Трегубенков.  Он  склонился  над  московским  оператором  и  вдруг
воскликнул:
     -- Капитан, сюда, быстрее!
     -- Что случилось?
     -- Парень-то жив!
     Савелий  подбежал,  приложил  руку  к  груди  оператора,  потом  сделал
несколько пассов над его головой.
     Оператор открыл глаза.
     -- Где я? -- спросил он слабым голосом.
     -- У своих, братишка, у своих, -- успокоил его Савелий.
     -- Родненькие... -- прошептал оператор. -- А где Люда?
     -- Погибла, -- хмуро ответил Михаил.
     -- Господи... А парень из Питера?
     -- Тоже.
     -- Господи... А где мы?
     -- Недалеко от Хасав®юрта. Не помнишь?
     --  Я помню только, как ехали... вот с ним... -- Он едва заметно кивнул
на Михаила. -- Значит, Люда правду сказала, что ты наш?
     -- Правду.
     Тут оператор заметил в руках у Трегубенкова поляроид.
     -- Хотели последний снимок для родных сделать?
     Трегубенков отвел глаза.
     -- Тебя как зовут? -- спросил Савелий.
     -- Никита. Цыплаков моя фамилия.
     -- Так вот, Никита, скажу тебе честно: мы хотели снять ваши тела, чтобы
пред®явить доказательства тому, кто заказал ваше убийство. Тогда  мы  сможем
отомстить за всех.
     -- Подкачал я, значит... -- попытался пошутить Никита.
     --  Ты  не  возражаешь,  если  мы  тебя измажем кровью? А ты постарайся
изобразить мертвого.
     -- Мне для этого больших усилий не потребуется... А что потом  со  мной
будет?
     -- В Москву как-нибудь переправим.
     -- Может, с собой возьмете?
     -- Это может спутать нам все планы, -- признался Савелий.
     -- Понял. А кто гримировать меня будет?
     -- Вот что: не надо тебя гримировать. Скажем, что двоих кокнули, а один
сам умер  по  дороге,  --  сказал Савелий, вспомнив слова Михаила о том, что
Удди нарочно вел машину по ухабам, -- это придаст правдоподобия.
     Сделав снимки, ребята вырыли две отдельные  могилы  для  своих  и  одну
большую -- для чеченцев. Похоронив тела, вернулись в дом.
     -- Ну что, ребята, -- сказал Савелий, -- операция продолжается. Однако,
думаю,  надо  внести  кое-какие  коррективы.  Я  уверен,  что для завершения
операции достаточно одной группы -- той,  которая  уже  вошла  в  контакт  с
противником.
     --  Ты  хочешь  сказать,  что  вы  можете  обойтись  без  прикрытия? --
нахмурился Воронов.
     -- Стопроцентно уверен. Более -- того, считаю, что вторая группа только
помешает. Мы убрали двух приближенных Мушмакаева, поэтому время  сокращается
до  минимума. В любой момент он может хватиться своих людей, поднять тревогу
и скрыться. Ищи тогда ветра  в  поле!  Здесь,  в  Дагестане,  вы  еще  могли
прикрывать нас, а в Чечне будете только зря рисковать.
     --  И что ты предлагаешь? -- спросил Воронов, насторожившись: он понял,
куда клонит Савелий.
     -- Вы берете с собой  Никиту,  садитесь  в  "жигули".  Машина  местная,
Трегубенков  говорит  по-чеченски,  так  что осложнений быть не должно. И вы
возвращаетесь в Москву.
     -- Я возражаю, -- сказал Воронов. -- А как же вы без нас?
     -- Во-первых, нас меньше, во-вторых, у  нас  есть  Михаил.  --  Савелий
положил руку Воронову на плечо. -- Не волнуйся, Андрюша, все будет хоккей...
     --  Как  говаривал  ваш  боцман,  большой  его  любитель, -- с грустной
усмешкой закончил Воронов. -- Ноет у меня здесь  почему-то...  --  Он  потер
ладонью левую половину груди.
     -- Думаешь, мне легко с вами расставаться? Но ты же понимаешь, что дело
важнее!
     -- Понимаю. А то оставил бы я тебя, как же! Ладно, что вам оставить?
     --  Оружие  мы  возьмем  свое,  один  спецфонарь нужен, приборы ночного
видения, спутниковый телефон...
     -- И мои ножи, -- добавил Денис.
     -- И самое меткое оружие на свете --  "Денисовы  ножи"!  --  усмехнулся
Савелий.
     Они с Вороновым крепко обнялись.
     --  Счастливой тебе охоты, братишка, -- прошептал ему на ухо Андрей. --
Живи долго!


        Захват Мушмакаева

     Савелий,  Матросов,  Кораблев  и  Гадаев,  попрощавшись   с   ребятами,
проводили их и снова собрались в доме.
     --  Вот  мы  и  остались  одни,  без  поддержки,  -- со вздохом заметил
Савелий.
     -- Да, грустно как-то, -- согласился Матросов.
     -- Ничего, мы все сделали правильно.
     -- Да я не об этом. Просто мы как-то  прикипели  друг  к  другу.  Стали
словно родные братья.
     --  Очень  точно  ты  сказал,  Саша. -- Савелий подошел к нему и крепко
пожал ему руку. -- Очень точно. Мы действительно братья. Миша, --  обратился
он к Гадаеву, -- когда нужно выехать, чтобы ты попал к Мушмакаеву ночью?
     --  В  принципе,  можно  и  сейчас. Смотря как ехать. А почему я должен
приехать ночью?
     -- Чтобы мы могли схорониться до поры без особых осложнений.
     -- Так вы едете со мной? -- обрадовался Михаил.
     -- Да, мне кажется, это значительно ускорит нашу с Мушмакаевым встречу,
а значит,  уменьшит  риск,  что  он  хватится  своих  исчезнувших  приятелей
быстрее, чем нам хотелось бы.
     --  Правильно.  Могу  я кое о чем спросить? -- Казалось, Михаила что-то
смущает.
     -- Конечно, спрашивай. -- Савелий был чуть удивлен.
     -- Может, оттого, что я уехал с базы раньше всех и потому  кое-чего  не
знаю,  меня  сильно  беспокоит  один  момент...  --  Он  в упор посмотрел на
Савелия. -- Ты действительно хочешь убрать Мушмакаева?
     -- Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что это цель нашей операции,  --
недовольно ответил Савелий, стараясь не встречаться с Михаилом взглядом.
     --  Командир,  ты  чего-то не договариваешь, -- нахмурился Матросов. --
Скажи, что не можешь говорить, и мы  поймем,  --  добавил  он,  предоставляя
Савелию  возможность  уйти  от ответа. -- Сам же сказал, что у нас не должно
быть друг от друга тайн.
     Несколько минут Савелий молчал, переводя взгляд с одного на другого: он
прекрасно понимал, что  от  его  ответа  многое  зависит.  Если  солгать  --
исчезнет  доверие, но и правду говорить было трудно. Трудно, потому что он и
сам пока не разобрался в себе. А сказать, что выполнить приказ он не  может,
поскольку  сомневается  в  его  целесообразности,  было бы, по крайней мере,
глупо, по-детски как-то. Поэтому Савелий принял единственно  правильное  для
себя решение: поговорить начистоту, поделиться с ребятами своими сомнениями.
     --   Мы  все  с  вами  знаем,  какая  мразь  этот  Мушмакаев.  За