ен? -- с надеждой спросил Богомолов.
     -- Убит! Пуля... рикошетом... -- поморщившись, ответил старший сержант.
     В  этот  момент  из боковой комнаты выскочил мужчина лет сорока. По его
пышным аксельбантам и белоснежной портупее Богомолов сразу же понял, что это
кто-то из окружения диктатора. На всякий случай он взял афганца на мушку, но
тот в отчаянии бросился к телу своего покровителя и начал причитать на своем
языке.
     -- Родственник, что ли? -- удивленно спросил его Криворучко.
     -- Нет, это наш Генеральный секретарь, Хафизулла Амин, -- со слезами на
глазах ответил тот на хорошем русском языке.
     -- Ты уверен? -- переспросил Богомолов.
     -- Конечно, уверен: я его личный ад®ютант! -- с гордостью произнес он.
     -- Мать честна! -- воскликнул Криворучко.
     -- Вот тебе и мать! -- вздохнул Богомолов. -- Нужно об®явить всем!
     -- Можно вас попросить об  одном  одолжении?  --  обратился  неожиданно
ад®ютант.
     -- Смотря, о каком! -- нахмурился Богомолов.
     --  Разрешите  завернуть  хозяина  в  ковер? Боюсь, что надругаются над
ним...
     -- Хорошо, несите сюда ваш ковер.
     Тело мертвого диктатора завернули в один ковер, его сына --  в  другой,
чтобы потом предать их земле.
     Штурм продолжался около часа. Вскоре Богомолов доложил руководству, что
дворец захвачен. Десять человек погибли. Ранений не избежал никто.
     А  оставшиеся  в живых не знали, что все это -- лишь начало и будут еще
сотни операций, гораздо кровопролитнее, чем  эта,  и  что  последний  солдат
покинет афганскую землю лишь в феврале восемьдесят девятого года...
     Богомолов  тяжело  вздохнул, опустился в кресло и устало откинул голову
на спинку.
     Сейчас главное -- группа Говоркова. Согласившись на эту операцию  после
долгих  колебаний,  генерал  надеялся,  что  Савелий  не  станет  понапрасну
рисковать и вернется без потерь...


        Кто есть кто

     Савелий не знал о переживаниях Богомолова. Он,  конечно,  заметил,  что
генерал беспокоится, но решил, что это связано с предстоящей операцией. Если
бы и сам Савелий не думал постоянно об операции "Горный воздух", он сумел бы
"прослушать" мысли Богомолова, но ему было не до этого.
     Чтобы  избежать  каких-либо  неприятностей  на  милицейских постах, где
могли остановить и проверить багажник, забитый оружием, Савелий обратился  к
Олегу  и  попросил  пару-тройку  машин  для  сопровождения.  У "Герата" было
несколько  оборудованных  спецсиренами  и  проблесковыми   маячками   машин.
Несмотря на занятость, Олег решил лично проводить группу.
     Дорога до военного аэродрома в Кубинке занимала чуть больше двух часов,
но Савелий  не хотел рисковать и назначил сбор группы за три часа до отлета.
В половине  восьмого  утра  он  собрал  ребят  в  спортзале,  чтобы  сказать
напутственную  речь,  но  нужные  слова  почему-то  не находились, и Савелий
сказал просто:
     -- Мужики! Хотелось перед дорогой пожелать  нам  всем  чего-нибудь,  но
слов подобрать не могу. -- Он улыбнулся. -- Мы с вами славно потрудились...
     --  Строили  мы,  строили  и,  наконец, построили, -- писклявым голосом
произнес Роман.
     -- Приятно, что у вас такое бодрое настроение, -- заметил  Савелий.  --
Вы прекрасно подготовлены, чтобы выполнить любую, даже самую трудную задачу.
Саша, -- обратился он к Матросову, сними-ка шапку!
     Вздохнув,  тот  снял  шапку,  и  все покатились со смеху: вместо пышной
шевелюры на голове у Матросова остался лишь коротенький "ежик".
     -- И чего ржут? -- буркнул  Александр  и  спросил  Савелия:  --  Может,
скажешь, зачем меня обрили?
     --  Потом  узнаешь.  Между  прочим,  тебе  такая  стрижка  идет. Ладно,
продолжим. Вы действительно готовы к любым испытаниям. Единственное, чего мы
не успели -- просто не было возможности, -- это отработать слаженность наших
действий.
     -- Боишься, командир, что кто-нибудь может подкачать? -- прямо  спросил
Матросов.
     --  Этого  я  как  раз  не боюсь, -- твердо ответил Савелий. -- Но есть
такое понятие, как бесконтактное общение.  Когда  один  другого  понимает  с
полуслова,  с  полувзгляда.  Ну,  как,  например, близнецы или люди, которые
много лет живут вместе, бок о  бок.  Им  даже  слов  не  нужно:  они  просто
чувствуют,  то,  что  хочет  сказать  или  сделать  другой. Но у нас с вами,
повторяю, не было времени, чтобы научиться этому...
     -- Тем не менее, капитан, пока ты занимался другими делами, мне удалось
кое-чему научить ребят, -- скоромно сказал Воронов.
     -- Например?
     -- Например, одному детскому развлечению.
     --  Знаковой  системе  общения?  --  догадался  Савелий.  --   Здорово!
Получается?
     -- А ты проверь! -- предложил Денис Кораблев.
     -- Хорошо. -- Савелий взглянул на Воронова. -- Только не подсказывай!
     -- Даже и в мыслях не было, -- усмехнулся Андрей.
     --  Отлично!  Договоримся так: я подаю знак, указываю на кого-нибудь из
вас, и этот кто-то сразу же должен об®яснить словами или показать. Готовы?
     -- Так точно! -- ответили все хором.
     Савелий отвернулся, чтобы отвлечь их, и незаметно сделал знак пальцами.
После чего указал на Трегубенкова.
     -- "Не вмешивайся! Мы не знакомы!" -- сразу "перевел" Владимир.
     -- Хорошо, -- одобрил  Савелий,  моргнул  раз,  потом  другой  и  ткнул
пальцем в сторону Дениса.
     -- "Сделай что-нибудь!" -- расшифровал Кораблев.
     -- В какой-то ситуации можно, конечно, и так понять, а если поточнее?
     Кораблев  пожал  плечами  и  вопросительно взглянул на Воронова, но тот
демонстративно отвернулся. Савелий посмотрел на Матросова.
     -- "Помоги!" -- с усмешкой сказал он, но тут  же  поправился:  --  Если
совсем уж точно, то "Поддержи меня!"
     -- Вот сейчас верно, -- улыбнулся Савелий и подал еще один знак.
     Все мгновенно бросились на пол.
     -- Молодцы, ребята! Когда вы увидите этот знак, времени для рассуждения
не будет.  "Падай,  если  хочешь  остаться  в  живых!"  Отлично  поработали,
господа!
     -- Служим Родине, господин капитан! -- хором ответили парни.
     -- Да, палец в рот вам не клади... --  начал  Савелий,  а  они  так  же
слаженно подхватили:
     -- ...враз оттяпаем!
     -- Отличный девиз, между прочим, для нашего отряда, -- заметил Роман.
     -- Длинноват больно, -- поморщился Матросов.
     -- Можно просто: "Палец в рот -- откусим!"
     -- А это совсем не в струю, -- покачал головой Воронов.
     -- Кстати, как назовем отряд? -- спросил Савелий.
     -- Мы уже придумали, -- ответил Кораблев. -- "Крутые ребята". Нравится?
-- без особого воодушевления спросил он.
     -- Вижу, тебе самому -- не очень?
     -- Не очень, -- согласился Денис. -- Но за это большинство.
     --  В  таком  случае  мне  тоже нравится. -- Савелию вспомнилась песня,
которую он слышал, когда просматривал видеоматериалы по Чечне. "Грозный  ты,
но не крутой..." -- Мне кажется, лучше девиза, чем у Дюма, не придумаешь.
     -- Один за всех... -- начал Матросов.
     -- ...и все за одного!
     -- Детские игры какие-то, -- пробормотал Воронов.
     -- Ага, как детские развлечения, вроде знаковой системы общения, -- это
хорошо, а как Дюма -- так по-детски, -- заметил Матросов.
     -- Я не сказал, что это плохо, -- возразил Воронов.
     -- Так и я не сказал, -- тут же нашелся Александр.
     В  этот  момент  в  кармане  куртки  Савелия  прозвучала трель сотового
телефона.
     "Неужели Гадаев звонит?"  --  промелькнуло  у  Говоркова  в  голове,  и
Савелий  сделал  знак:  "Внимание!".  Все  мгновенно  притихли,  и он достал
трубку.
     Звонил действительно Михаил. Савелий  несколько  минут  говорил  с  ним
короткими  фразами,  а ребята внимательно и с некоторой тревогой смотрели на
него, понимая, что, возможно,  сейчас  их  командир  получает  очень  важную
информацию.  Пожелав  Михаилу удачи, Савелий отключил телефон и посмотрел на
Воронова.
     -- Ну? -- нетерпеливо спросил тот.
     -- Судя по всему, Гадаев был не один, говорил иносказательно, обращаясь
ко мне как к своей знакомой. -- Савелий вдруг улыбнулся. -- Кажется, кое-что
ему удалось выяснить, но подробности он сообщит  через  два  дня,  поскольку
хочет проверить.
     -- Ну, слава Богу, -- облегченно вздохнул Воронов.
     --  Точно!  --  поддержал  Матросов.  --  У  тебя,  командир, был такой
вздрюченный вид, что мы подумали, не случилось ли чего.
     -- Вздрюченный?  --  с  усмешкой  переспросил  Савелий.  --  Интересное
определение.
     --  Если  и  неверно  по  форме, то по существу очень близко, -- сказал
Воронов.
     -- Ладно, приму к сведению. Итак, ребята, по машинам?
     В немецкий микроавтобус, который прислал Олег,  были  погружены  личные
вещи  и  оружие.  Вишневецкий  пригласил  Савелия  и  Воронова в свой черный
"линкольн", остальные сели в микроавтобус. В начале кортежа ехали "жигули" с
проблесковой мигалкой на крыше и  надписью  на  кузове  "ГЕРАТ".  Там  сидел
заместитель  Олега  Паша-шкаф.  На  нем  был камуфляжный костюм с фирменными
знаками отличия сотрудников Ассоциации ветеранов-"афганцев". Следом двинулся
"линкольн", потом -- микроавтобус, и  замыкал  кавалькаду  военный  УАЗик  с
мигалкой  на  крыше.  Добрались  без  приключений  и  практически без единой
остановки: не успевали они  сбавить  скорость  перед  светофором,  как  тот,
словно загипнотизированный, мгновенно переключался на зеленый свет.
     Ребята  ехали  молча,  и  каждый  вспоминал последние сцены прощания со
своими  близкими.  Естественно,  никто  даже  намеком  не  обмолвился,  куда
отправляется,  отделываясь  общими  словами о "служебной командировке", хотя
прекрасно сознавали, что кто-то  из  них,  возможно,  из  "командировки"  не
вернется.
     Почти всю дорогу молчали и в "линкольне".
     Воронов  тоже  вспоминал  последний вечер, проведенный с Ланой. Жена не
задавала лишних вопросов: она и так отлично понимала, КУДА едет  Андрей,  но
старалась  не  подавать  виду, что догадывается, старательно пряча тревогу и
слезы, оставляя их на потом, когда Андрей уедет и  она  останется  одна.  Но
стоило  мужу  сказать  как  бы между прочим: "Мы завтра отбываем", и Лана не
выдержала.
     -- Во сколько? -- машинально спросила она.
     -- Надо выйти без пятнадцати семь утра.
     -- Утра? -- переспросила Лана, и тут до нее наконец дошло. --  Господи!
Уезжаешь?!  --  воскликнула  она.  --  Почему же ты... -- Но взглянула в его
усталые глаза и поняла, что он и сам узнал эту новость недавно.  --  Как  же
так?  Я  хотела  наготовить всего... Сладкое что-нибудь... Проводить... -- И
Лана заплакала.
     -- Родная, ты у меня самая сладкая, -- улыбнулся Воронов и крепко обнял
жену.
     -- Подлизываешься? -- прошептала она, шутливо отбиваясь от  его  нежных
об®ятий. -- Голодный, небось?
     -- Есть такое слово в моем словаре, -- улыбнулся Андрей.
     -- Тогда пойду приготовлю?
     -- Позже, -- прошептал он, подхватывая ее на руки.
     --  Ну  все, разыгрался! -- Лана еще крепче прижалась к нему. -- Может,
сначала поужинаешь?
     -- Позже, -- снова прошептал Андрей.
     Он отнес жену в спальню, поставил на пол и стал раздевать.
     Лана  стояла  покорно,  вроде  бы  совсем  безучастно,  но  только  для
видимости:  всякая  попытка Андрея снять одно, другое, третье оканчивалась с
ее помощью легкой победой, пока она не осталась лишь  в  трусиках  и  поясе,
поддерживающем  чулки.  Неизвестно, кто больше получал удовольствия от этого
домашнего стриптиза.  Пока  Лана  мягкой  кошачьей  походкой  подбиралась  к
магнитофону,   чтобы  включить  музыку,  Андрей,  словно  солдат-первогодок,
заслышавший команду: "Отбой!", в несколько секунд сбросил с себя  одежду  и,
когда   Лана,   включив   музыку,   повернулась,   был  полностью  "готов  к
употреблению".
     Несмотря на то, что это стало  уже  почти  ритуалом,  всякий  раз  Лана
изображала на лице удивление. Потом делала несколько движений, которые могли
возбудить  и  глубокого  старца,  садилась  на  самый  краешек  стула, легко
поднимала  сначала  одну  ногу,  потом  другую,  раздвигала  их  в  стороны,
незаметно  отстегивая  чулки.  "Чок!"  --  призывно щелкали резинки. В такой
момент Андрей обычно порывался подойти к ней, но Лана  всегда  останавливала
его.
     -- Не спеши, милый, -- томно прошептала она и теперь.
     Воронов  сел в кресло, с трудом пытаясь сдержать растущее желание. Лана
медленно и грациозно  сняла  сначала  один,  потом  другой  чулок,  небрежно
расстегнула  пояс, отбросила его в сторону, встала со стула и покружилась по
комнате. Ее трусики словно сами по себе оказались на полу.
     В груди у  Воронова  защемило.  Он  вдруг  испугался,  что  видит  Лану
последний раз, и от этой мысли на глаза у него навернулись слезы.
     Заметив это, Лана опустилась перед ним на колени.
     -- Что с тобой?
     --  Я вдруг подумал, что могу потерять тебя. -- Андрей улыбнулся сквозь
слезы.
     -- Что за глупости! Ты прекрасно знаешь, что я  с  тобой  навсегда!  --
Лана обняла его голову и прижала к своей груди, источавшей запах ЛЮБВИ.
     Андрей  прикоснулся  языком  к  ее мгновенно набухшему розовому соску и
ощутил какой-то незнакомый привкус.
     -- Что это? -- Он удивленно поднял голову.
     -- О чем ты?
     -- Мне показалось... Какой-то странный вкус.
     У Андрея был такой растерянный вид, что Лана с трудом сдержала смех.
     -- А ты не догадываешься? -- осторожно спросила она.
     -- Ты о чем? -- продолжал недоумевать Андрей.
     -- Ну, почему у женщин иногда появляются выделения из  груди?  --  Лана
вдруг смутилась.
     -- Ты хочешь сказать, что... Почему же ты раньше молчала?
     -- Я не хотела, чтобы ты переживал за меня ТАМ и отвлекался на НАС.
     -- У меня будет сын! -- воскликнул Воронов.
     -- Почему сын? -- ревниво спросила Лана. -- А может, дочь?
     -- Дочь, сын... Какая разница? У меня будет ребенок! Нет, ты понимаешь?
У меня  будет РЕБЕНОК! -- Андрей стал трясти жену за плечи. -- Понимаешь? --
Он на глазах глупел от счастья.
     -- В общем... как-то... стараюсь... -- с трудом выговорила Лана. --  Но
я... не уверена, что ребен... ку полезна та... кая тряска!
     --  Ох,  прости!  Я, видно, с ума сошел от счастья. -- Андрей подхватил
Лану на руки, покружил по комнате, осторожно опустил на  кровать,  встал  на
колени, наклонился и поцеловал в живот. -- Спасибо, родная, -- прошептал он.
     Лана  вздрогнула,  развела ноги, подаваясь навстречу его губам и языку.
Ее плоть уже призывно источала аромат страсти.  Нежные  прикосновения  языка
заставляли  Лану то вздрагивать, то замирать от сладкого ожидания. Казалось,
сердце может  не  выдержать  такого  наслаждения.  Наконец  Лана  закричала,
чувствуя, как вырывается на свободу томившееся в ней желание.
     Некоторое  время  они  лежали  неподвижно,  умиротворенные.  Потом Лана
приподнялась, обхватила голову мужа руками и  приблизила  к  нему  лицо.  Ее
глаза сияли, и Андрею казалось, что он чувствует идущее от них тепло.
     -- Спасибо, -- прошептала Лана. -- Как же я люблю тебя, Андрюша! -- Она
вдруг  всхлипнула.  --  Только  с  тобой я поняла, что от счастья тоже можно
умереть...
     -- Кто ж тебе позволит?
     Лана прижалась ртом к губам Андрея,  потом  стала  медленно  спускаться
ниже и ниже, словно отмечая поцелуями свой путь.
     --  Какой  ты  хороший,  -- шептала она, -- какой нетерпеливый... -- Ее
язык ласково щекотал его кожу. -- Вот так... вот так...  и  так...  --  Язык
коснулся пылающей головки члена.
     Андрей не мог больше сдерживаться...
     Олег  внимательно  следил  за  дорогой,  хотя мог бы этого и не делать:
водитель сам прекрасно знал путь к аэродрому, но Олег  чувствовал,  что  его
пассажирам  надо  сосредоточиться,  и  поэтому  не  отвлекал их разговорами.
Взглянув искоса на Воронова,  он  заметил,  что  тот  улыбается.  "Наверное,
вспоминает  прошедшую  ночь",  --  подумал  Олег. Говорков неотрывно смотрел
вперед, похоже, пытался решить какие-то сложные проблемы.
     Савелию, в отличие от остальных, не с кем было прощаться: самый близкий
его друг  ехал  вместе  с  ним,  а  единственный  человек,  с  которым   ему
действительно  хотелось  бы  проститься, был очень и очень далеко. А почему,
собственно, он не может с ней проститься? Для чего тогда существует телефон?
Савелий так жаждал ее увидеть, что совсем позабыл о возможности услышать  ее
голос.  Как просто: набираешь номер и... А если ее нет? Савелий вдруг понял,
что боится: вдруг Розочки не окажется дома?  Да  он  просто  с  ума  сойдет!
Может, не звонить? Так хоть можно заставить себя поверить, будто она дома. А
где  она  может  быть  так  поздно?  Конечно же, дома! Но чем больше Савелий
пытался убедить себя в этом, тем больше сомневался. В конце концов он  устал
бороться с собой, потянулся к сумке, раскрыл ее и достал трубку спутникового
телефона.
     Набрав номер, Савелий замер в напряженном ожидании.
     -- Родной мой, это ты? -- раздался в трубке голос Розочки.
     Это было так неожиданно, что Савелий растерялся.
     --  Милый,  почему  ты молчишь? Я же знаю, что это ты! Как долетел? Как
живется в Москве без меня?
     Розочка разговаривала с Савелием так, словно именно  сейчас  ждала  его
звонка и вообще никто другой не мог ей позвонить.
     -- Господи, девочка моя! Как ты догадалась, что это я?
     --  А  кто  еще  может  мне  звонить  по междугороднему? Только ты! Ну,
рассказывай. Почему ты столько времени не звонил? -- упрекнула  Розочка.  --
Только  не  говори, что не звонил, потому что не надеялся застать меня дома,
-- предупредила она.
     -- Разве я могу тебя обмануть? --  спросил  Савелий,  хотя  две  минуты
назад терзался сомнениями.
     -- Ты мне не ответил.
     -- Честно?
     -- Конечно.
     -- Я боялся, что не застану тебя и буду... -- Савелий запнулся.
     --  Кажется,  ты ревнуешь? -- Розочка счастливо засмеялась. -- Боже, ты
меня ревнуешь!
     -- Чему ты так радуешься? -- буркнул Савелий.
     -- Как чему? Ревнуешь -- значит, любишь. Разве я не права?
     -- Ладно, расскажи лучше,  как  у  тебя  дела.  Как  учеба?  Как  тетка
поживает? -- Он специально засыпал ее вопросами, чтобы скрыть смущение.
     --  Учеба  --  отлично!  А  Зинуля моя замуж выходит. -- Девушка тяжело
вздохнула.
     -- Замуж? Вот те на! За кого?
     -- За одного профессора, филолога. Влюбился в тетку с первого взгляда.
     -- Поздравь ее от моего имени!
     -- Обязательно. А у меня все нормально. Хотя было бы лучше, если бы  ты
был рядом.
     -- Роза! -- строго произнес Савелий.
     --  Да  знаю,  знаю:  сначала  нужно  окончить университет. -- Кажется,
Розочка его передразнивала.
     -- Вот именно.
     -- Все равно ты от меня никуда не денешься! -- с вызовом заявила она.
     -- А я и не собираюсь никуда деваться. -- Савелий улыбнулся.
     -- Попробовал бы только! -- с деланной угрозой произнесла  Розочка.  --
Ты  не представляешь, как я рада тебя слышать! Целыми днями жду, жду, жду, а
ты все не звонишь, не звонишь, не звонишь...
     -- Не сердись, милая, работы много было.
     -- Было? Значит, теперь  ты  будешь  почаще  звонить?  --  обрадовалась
девушка.
     --   Нет,   пока   придется...  --  Савелий  досадливо  поморщился,  --
...набраться терпения.
     -- Что-то случилось? -- насторожилась Розочка и тут же  догадалась:  --
Ты куда-то уезжаешь...
     -- Да, Розочка, мне нужно ненадолго уехать.
     -- Далеко? -- упавшим голосом спросила она.
     -- Не очень.
     --  Понятно.  Не  можешь  сказать...  --  И с тревогой спросила: -- Это
опасно?
     -- Не больше, чем обычно, -- неопределенно ответил Савелий.
     -- И совсем-совсем не будет возможности  позвонить?  --  Чувствовалось,
что Розочка вот-вот расплачется.
     --  Не знаю... Но, честное слово, при первой же возможности позвоню. Ты
мне веришь?
     -- Верю. Только очень прошу  тебя,  будь  поосторожнее!  Если  с  тобой
что-нибудь  случится,