в.
     Используя  любое  укрытие -- камень, канаву или просто сухую корягу, --
двенадцать человек его отделения быстро передвигались к кишлаку. Было  около
шести  часов  вечера, а солнце палило нещадно, словно в полдень. До глиняных
мазанок оставалось  немногим  более  трех  десятков  метров,  когда  по  ним
неожиданно  застрочил  станковый  пулемет. Мысленно поблагодарив Бога за то,
что тот помог ему прислушаться к интуиции, Савелий коротко крикнул:
     -- Не высовываться! -- И тут же добавил:  --  Шалимов,  прикрой  беглым
огнем!
     Тот  мгновенно  открыл  бешеный огонь из автомата в сторону пулеметного
гнезда, и ответный огонь тут же  перекинулся  на  Шалимова.  Савелий  именно
этого  и  ожидал:  не  прошло  и  трех  секунд, как он быстро приподнялся на
колено, прицелился и выстрелил из подствольника автомата. Еще через  секунду
высветилась  короткая  яркая  вспышка,  и  почти  тут  же  прозвучал  взрыв,
разворотивший пулеметное гнездо душманов.
     -- Есть! Вперед, ребята! -- крикнул Савелий. -- Не давай им опомниться!
-- Почему-то он был твердо уверен, что это лишь прелюдия, а главный бой  еще
впереди.
     Несколько  очередей,  раздавшихся  с разных сторон кишлака, подтвердили
его догадку. Он бросился вперед,  замечая  боковым  зрением,  как  двое  его
солдат,  совсем  недавно  пришедших  из-за  Речки,  мертво уткнулись носом в
песочную пыль. Савелий не помнил, сколько раз заряжал подствольник и посылал
смертоносный груз в сторону врага, не помнил, как ворвался в первую мазанку,
из которой особенно долго бил автомат, и выпустил длинную очередь,  прошивая
пулями пространство. Когда автомат, выпустив все патроны, захлебнулся, глаза
Савелия  успели  привыкнуть  к  полумраку. Он осмотрелся по сторонам. Слева,
возле небольшого отверстия в стене, похожего на  окно,  только  без  стекла,
лежал мужчина лет пятидесяти, сжимавший в руке гранату Ф-1, которую не успел
пустить  в  ход.  Справа, в самом дальнем углу, лежала женщина, по-видимому,
его жена. Руки ее были прижаты к животу,  и  под  ней  растекалась  кровавая
лужа.
     Но  больше  всего  Савелия  поразил  подросток,  лежавший  возле  дыры,
пробитой,  видно,  специально  для  стрельбы.  Наверное,  сын  хозяев  этого
несчастного  дома.  Он  уткнулся  лицом  в  глиняную стенку мазанки. Савелий
склонился над ним и осторожно перевернул на  спину.  Это  оказалась  молодая
афганка, одетая в мужской наряд. Ее руки крепко сжимали автомат Калашникова,
в  глазах  застыло  выражение,  которое  запечатлела  смерть,  -- ненависть.
Савелий взял в руки ее автомат, передернул затвор: в  ее  автомате  тоже  не
осталось патронов. Младший сержант задумчиво и виновато застыл перед ней.
     В  мазанку  заглянул  Шалимов.  Мгновенно  оценив  ситуацию,  он быстро
подошел, прикрыл глаза девушке и повернулся к сержанту.
     -- Что, жалко ее стало, товарищ командир? -- без особых эмоций  спросил
он.
     Савелий молча кивнул.
     --  А ты не подумал, что если бы не твое упрямство, то сейчас многие из
нашего взвода полегли бы у этого кишлака? И можешь мне поверить, что ей,  --
он  кивнул  в сторону погибшей, -- тебя жалко не было бы. -- Шалимов говорил
спокойно, словно напоминая о чем-то своему командиру.
     -- Наверное, -- со вздохом согласился Савелий, затем вскинул  трофейный
автомат на плечо и медленно направился к выходу.
     Неожиданно  за  спиной  прозвучала  короткая  очередь.  Как ни странно,
Савелий  совершенно  не  испугался,  не  дернулся  с  опаской,   он   просто
остановился  и, как при замедленной с®емке, не торопясь обернулся. В мазанке
почти ничего не изменилось,  если  не  считать  одного:  афганец,  сжимавший
гранату,  успел  привстать  на колени, выдернуть из смертоносной штуки чеку,
однако бросить ее не успел -- очередь Шалимова оборвала его  жизнь.  Савелий
повернулся в тот момент, когда мужик падал назад, его рука с гранатой мертво
стукнулась  об  утрамбованный земляной пол, разжалась, и смертоносная штучка
медленно скатилась с ладони.
     -- Сержант! -- завопил Шалимов, и, мгновенно осознав,  что  времени  на
раз®яснения  не  осталось,  стремглав  бросился  на  Савелия, выметая его из
мазанки наружу и прикрывая своим телом.
     Прошло несколько секунд, а взрыв все не раздавался.
     -- Черт! -- ругнулся Шалимов. -- Почему?
     -- Что почему? -- с глуповатой улыбкой переспросил Савелий.
     -- Как? -- опешил тот. -- Ты, командир, гранату видел?
     -- Видел. Ну и что? -- невозмутимо пожал плечами Говорков.
     -- Как что? -- завопил Шалимов. -- Он же чеку выдернул!
     -- Ну, выдернул... --  Савелий  вновь  невозмутимо  пожал  плечами.  --
Граната-то учебная, -- пояснил он. -- А может, просто неисправная: из наших,
видно, кто-то подсунул, меняя на спиртное...
     Шалимов  ошарашено  смотрел  на  младшего сержанта, все еще, однако, не
решаясь встать и продолжая прикрывать командира своим костлявым телом.
     -- Как ты узнал?
     -- Да никак, -- буркнул  Савелий.  --  Коль  не  взрывается  через  три
секунды,  значит, учебная или... неисправная. -- Он отодвинул Шалимова и уже
хотел встать, как неожиданно прозвучал оглушительный взрыв.
     -- Учебная, говоришь? -- со злостью переспросил Шалимов, придя в себя.
     -- Нет, не учебная, -- совершенно серьезно возразил Савелий, усаживаясь
по-турецки. -- Неисправная!
     Это прозвучало так комично, что злость Шалимова словно ветром сдуло: он
повалился на спину и зашелся в истерическом хохоте.
     Подошли остальные.
     -- Что это с ним? -- недоуменно спросил молоденький паренек, приехавший
из-за Речки пару недель назад.
     -- Да  так,  --  спокойно  махнул  рукой  Савелий.  --  Анекдот  я  ему
рассказал.
     --  Анекдот?  -- Парень недоверчиво взглянул на Шалимова, продолжавшего
корчиться от смеха, потом вновь на командира. -- Какой анекдот-то?
     -- Про "нового русского".
     -- Нам расскажите, товарищ младший сержант, -- умоляющим тоном попросил
паренек, словно они сидели в компании, а не  находились  во  вражеском  тылу
после смертельного боя.
     --  Рассказать? А ты уверен, что кишлак уже наш? -- нахмурился Савелий,
затем взглянул на Шалимова и добавил как можно серьезней: -- И где-нибудь не
окажется "учебной" гранаты?
     -- Ой, не могу больше -- истошно вскричал Шалимов и  опять  зашелся  от
смеха.
     --  Что  это  с  ним? -- раздался вдруг за спиной Савелия встревоженный
голос старшего лейтенанта. -- Контузило, что ли?
     -- Никак нет, товарищ  старший  лейтенант!  --  вытянувшись  по  стойке
"смирно", ответил молодой солдат, заметив, что командир и не думает отвечать
взводному.  --  Это товарищ младший сержант анекдот рассказал... Про "нового
русского".
     -- Вот как? -- Старший лейтенант  недоуменно  нахмурился,  взглянул  на
рыдающего  от  смеха  Шалимова, потом на Савелия, точь-в-точь как пару минут
назад это сделал молодой солдат, потом именно ему  и  предложил:  --  Может,
расскажешь анекдот, а?
     --  Так  я  ж  сам не слышал, товарищ старший лейтенант, -- сконфуженно
ответил тот, и теперь уже не выдержали и другие:  сначала  фыркнул  Савелий,
затем рассмеялся старший лейтенант, за ним -- все остальные.
     Это  был очистительный смех, успокаивающий. Они только что подвергались
смертельной опасности, некоторые их товарищи так и не встали больше с  чужой
земли,  и  оставшимся в живых любая шутка была сейчас нужнее всего на свете.
Когда все успокоились, а  Шалимов  поднялся  наконец-то  на  ноги,  командир
взвода сказал:
     --  Благодарю, младший сержант, за службу: впредь будет для меня наука.
И как ты учуял опасность?
     -- Сам не знаю. Случайность! -- Савелий улыбнулся.
     -- Случайность? -- недоверчиво переспросил старший  лейтенант,  покачал
головой, потом вдруг спросил: -- Так какой анекдот ты ему рассказал?
     Новый взрыв смеха разорвал тишину: это хохотал рядовой Шалимов...
     --  Извините,  сэр,  вы  будете  есть?  Если  да,  то  что? -- раздался
мелодичный женский голос.
     Савелий открыл глаза  и  несколько  секунд  приходил  в  себя,  пытаясь
сообразить,  где  он,  откуда вдруг взялась эта симпатичная девушка и почему
она говорит по-английски. Наконец понял, что находится в самолете и летит  в
Москву. Улыбнувшись, Савелий кивнул.
     --  Овощной  салат,  цыпленка,  кофе,  ветчину  и  жареные креветки. Из
напитков -- пепси.
     -- Что-нибудь спиртное?
     -- Пиво "Хайнекен".
     -- И все? -- удивилась стюардесса.
     -- Можно два пива.
     -- Хорошо!
     Стюардесса пошла выполнять заказ,  продолжая  удивляться:  похоже,  она
приготовилась к тому, что этот русский загоняет ее, требуя спиртное.
     Савелий  все еще пребывал во власти своего сна, во власти воспоминаний.
Почему мозг отправил его в прошлое? Наконец Савелий  понял:  мысли  крутятся
вокруг  того, что ожидает его в Москве. Почему-то он был уверен, что в самом
ближайшем будущем ему предстоит встреча с Чечней. Откуда такая  уверенность,
он  и  сам  не  знал,  но  поспешный  вызов  Воронова,  последний разговор с
Богомоловым, а также некоторые сведения  из  России  --  все  вместе  взятое
настраивало  именно  на такой вывод. Потому и мозг заставлял его настроиться
на другую волну и задвинуть подальше мысли о Розочке, о мирной жизни...
     Перед вылетом из Нью-Йорка он созвонился с Вороновым  и  сообщил  номер
рейса  и  время прилета. Андрей так обрадовался, что больше ничего и слушать
не захотел, а  говорить  --  тем  более.  Только  бросил  на  прощание,  что
встречать  будет сам. Нечто в его голосе насторожило Савелия: словно Воронов
о чем-то умолчал, недоговорил. В  таких  случаях  человек  либо  трещит  без
умолку,  пытаясь  скрыть  за словесной шелухой главное, либо отмалчивается и
быстро заканчивает разговор. Вполне возможно, Савелий и углубился бы  в  эти
размышления,  если  бы  не  мысли  о Розочке, а потом и сон, окунувший его в
далекое страшное прошлое.
     Воронова Савелий увидел сразу же, как только подошел к пограничникам, и
помахал ему рукой. Из вещей  у  Говоркова  был  лишь  черный  "дипломат",  в
котором  лежали  смена  белья  и  туалетные  принадлежности.  Вся его валюта
хранилась  на  кредитной  карточке,  поэтому  он  спокойно   отправился   по
"зеленому"  коридору.  Пожилой таможенник ничего не сказал, только бросил на
него скользящий, но цепкий взгляд, словно сам был рентгеновским аппаратом  и
в помощи техники не нуждался.
     --  Так  и  думал,  что  ты  по-летнему  одет,  --  усмехнулся Воронов,
протягивая Савелию дубленку, и кивнул на "дипломат": -- Это все твои вещи?
     -- Остальные пришлют вместе  с  вашими,  --  ответил  Савелий.  --  Ну,
здравствуй, братишка!
     Они крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине.
     -- Ты на такси? -- поинтересовался Савелий.
     --  Плохо  думаешь  о начальстве, -- ухмыльнулся Воронов. Генерал лично
распорядился, чтобы тебя встретили на черной "Волге".
     -- Говоров?
     -- Да нет, сам Богомолов.
     -- Все устаканилось?
     -- Да, Константин Иванович снова восседает в своем кабинете.
     -- А Батя?
     -- Батя? Ты бы видел его счастливую физиономию, когда  он  сдавал  дела
настоящему хозяину кабинета.
     -- Подустал старик?
     -- Да, есть немного, -- тяжело вздохнул Воронов.
     Они подошли к машине и сели на заднее сиденье.
     -- Ну, рассказывай, -- бросил Савелий.
     -- О чем? -- не понял Воронов.
     -- О том, о чем умолчал, когда мы по телефону говорили.
     -- Что, было заметно?
     -- Еще как! -- Савелий подмигнул. -- Чечня? -- шепотом спросил он.
     -- Если честно, то не знаю, -- вздохнул Воронов. -- Пока не говорят...
     -- А сам как считаешь?
     --  Думаю,  туда.  --  Воронов  хмыкнул.  --  Уверен,  мы все узнаем не
сегодня-завтра.
     -- Мы? -- удивленно переспросил Савелий.
     -- А как же?! Богомолов ждет нас у себя уже завтра в десять утра.
     -- Ничего себе темпы! -- присвистнул Савелий.
     -- Да, пашем по полной программе.
     -- Где готовитесь?
     -- На тренировочной базе ФСБ.
     -- Разумно ли? -- нахмурился Савелий.
     -- Ты об утечке? Все  нормально:  распоряжением  руководства  ФСБ  база
закрыта   для  "реконструкции  и  установки  современного  оборудования  для
тренинга". Там такие примочки!  "Дорожка  смеха"  Четвертого  управления  --
детская забава по сравнению с ними.
     --  Не  преувеличиваешь?  --  усмехнулся  Савелий.  -- Как никак, а там
действительно жизнью рисковали.
     -- Здесь тоже не хухры-мухры, -- заверил Воронов. -- Жизнью не  жизнью,
а здоровьем своим рискуешь наверняка.
     -- Интересно будет взглянуть.
     -- Так, значит, ты согласен?
     -- В каком смысле? -- не понял Савелий.
     -- Вливаешься в нашу группу?
     -- Не суетись, братишка! Дай оклематься малость, -- рассмеялся Савелий.
-- Да и втемную, как ты знаешь, я играть не люблю.
     -- Говоров словно в воду глядел, -- вздохнул Воронов.
     -- О чем ты?
     -- Он был уверен, что ты сам влезешь в это дело.
     -- Я пока ничего не сказал, -- тут же возразил Савелий.
     -- Вот именно: ПОКА.
     --  Собственно  говоря,  а  ты  как  думал?  Мой  единственный братишка
отправляется в самое пекло, а я, значит,  штаны  буду  здесь  протирать?  --
взволнованно воскликнул Савелий.
     Конечно  же, он порядком устал воевать: хотелось махнуть на все рукой и
отправиться куда-нибудь на море, на пляже бездумно поваляться, но, с  другой
стороны, он прекрасно понимал, что стоит этим мечтам об отдыхе воплотиться в
жизнь,  через пару-тройку дней ему все настолько надоест, что он будет готов
ринуться хоть дьяволу в пасть, лишь бы начать что-нибудь делать.
     -- Как у тебя с Розочкой? -- спросил Воронов.
     -- В каком смысле  "как"?  --  насупился  Савелий:  вопрос  застал  его
врасплох.
     -- Ты прекрасно понял, что я имею в виду.
     -- Я сумел сдержаться, если ты об этом, -- серьезно ответил Савелий.
     -- Собственно говоря, я не о том, -- смутился Воронов.
     --  А  я  о том! -- отрезал Савелий. Он помолчал несколько минут, потом
тихо добавил: -- Расставаться было тяжело... Обоим. Можешь мне поверить.
     -- Настолько все серьезно?
     Савелий тяжело вздохнул и молча кивнул.
     -- Может быть,  и  хорошо,  что  вы  сейчас  расстались,  --  задумчиво
проговорил Воронов, скорее убеждая самого себя.
     Они  долго  молчали,  каждый  думал  о своем. Только когда добрались до
центра, Савелий спросил:
     -- Куда мы едем?
     -- Как куда? К нам.
     -- Не сердись, братишка,  но  мне  хочется  сейчас  побыть  одному,  --
поморщился Савелий.
     --  Ну  вот, здрасте вам, -- обиделся Воронов. -- Да меня Лана на порог
без тебя не пустит! Как ты вчера позвонил, так с того момента она у плиты  и
суетится:  жарит,  варит, парит, пельмени шлепает будто на целую роту... Мне
кажется, ты  не  подумав  ляпнул.  --  Он  перехватил  взгляд  Савелия  и  с
сочувствием  в  голосе  заметил: -- Знаешь, парень, я, конечно, понимаю твое
состояние, а вот как об®яснить ей? Это ведь  женщина!  Давай  так:  приедем,
махнем  по рюмашке-другой, ты отдашь должное ее хлопотам, потом сошлешься на
усталость,  акклиматизацию  и  свалишь  потихоньку,  благо  машину   к   нам
прикрепили на сутки... Как тебе мое предложение?
     --  Извини, братишка, мне кажется, я слишком увлекся своей персоной, --
смутился Савелий. Ему действительно  стало  неловко,  он  тут  же  попытался
исправить  ошибку  и  весело  воскликнул:  -- Конечно же, поехали к тебе! --
Савелий почему-то подумал, что  неплохо  было  бы  принять  хотя  бы  душ  и
переодеться...
     Когда  они остановились перед домом, Воронов молча взглянул на Савелия,
чуть заметно кивнув в сторону водителя.
     -- Насколько мне не изменяет память, тебя зовут Александром, верно?  --
обратился к нему Савелий.
     -- Так точно! -- бодро ответил тот.
     --  Значит,  так,  Александр...  --  Савелий  повернулся к Воронову. --
Слушай, братишка, лежачее место у вас найдется?
     -- Еще какое, просто  царское!  --  обрадовано  воскликнул  Андрей.  --
Думаешь,  преувеличиваю?  Ничего  подобного  -- настоящий восемнадцатый век:
Лана в антикварном отхватила.
     -- Верю-верю, -- рассмеялся Савелий. -- Вот что, Саша, заедешь к нам  в
восемь тридцать утра...
     -- Зачем так рано? -- поморщился Воронов.
     -- Не могу же я в грязной рубашке отправиться на встречу с генералом.
     --  Ты  словно  в  гости  едешь,  --  обидчиво буркнул Андрей. -- Саша,
приезжай в девять двадцать пять -- в самый раз успеем.
     Парень ничего не сказал, но на всякий случай скосил глаза на  Говоркова
и, когда тот согласно кивнул, невозмутимо бросил:
     --  Как  скажете.  В  девять двадцать пять -- значит, в девять двадцать
пять. -- И  не  успели  они  выйти  из  машины,  так  газанул,  что  жалобно
взвизгнули покрышки.
     -- Во обрадовался! -- хмыкнул Савелий.
     --  А  ты  как думал! Его, небось, девчонка ждет, а тут пришлось бы всю
ночь пахать...
     Не успели они подойти к квартире, как  дверь  широко  распахнулась.  На
пороге  их  встречала  разрумянившаяся,  улыбающаяся Лана. Плотно облегающее
платье с глубоким вырезом великолепно подчеркивало  прекрасную,  совсем  еще
девичью фигуру.
     --  А  если  бы это оказались не мы, а грабители? -- недовольно заметил
Савелий.
     -- А "глазок" на что? Да и в окно я видела, как вы  под®ехали.  --  Она
кокетливо подмигнула, и Савелий шутливо вскинул вверх руки.
     -- Сдаюсь!
     --  Ну,  здравствуй,  Савушка,  --  тихо  произнесла  Лана,  и глаза ее
счастливо заблестели.
     -- Здравствуй, Лана, -- ответил он, немного смутившись от того, что  не
знает, как вести себя с бывшей любовницей.
     Выручил Воронов.
     --  Господи,  вы  как  не  родные!  --  воскликнул  он.  -- Обнимитесь,
поцелуйтесь...
     -- А не приревнуешь? -- спросил Савелий.
     -- Раньше нужно было думать, кого теряешь, -- ответил  Андрей,  и  Лана
тут же подхватила:
     --  Вот  именно! -- Чмокнув по-братски Савелия в щеку, она прижалась на
мгновение к его груди, нарочито тяжко вздохнула, потом бросилась Воронову на
шею и укоризненно заметила: -- Что так долго добирались? Я тут ждужду...
     -- И не долго совсем, нигде не задерживались ни минутки. Савка даже  по
"зеленому"  коридору  прошел, -- начал оправдываться Воронов, а в глазах его
тоже светилось счастье.
     Это была игра двух влюбленных: ОН прекрасно знает, что  ОНА  шутит,  но
ему  приятно  слышать  слова, за которыми стоят ее забота, участие и то, что
она успела соскучиться. И ей, конечно же, приятно произносить  эти  слова  и
слушать в ответ его неуклюжие оправдания. Савелий сразу же заметил их игру и
с улыбкой смотрел то на Воронова, то на Лану.
     --  Может,  все-таки  пригласите в дом уставшего путника? -- спросил он
наконец.
     -- Ну вот,  совсем  головушку  потеряла  от  счастья,  что  вижу  обоих
братьев,  --  сконфуженно  проговорила  Лана, всплеснув руками. -- Прошу! --
Сделав книксен, она посторонилась, предлагая Савелию войти.
     Он шутливо выпятил грудь колесом, вошел, снял дубленку и барским жестом
бросил на руки Воронову. Андрей и Лана рассмеялись.
     -- Может, ванну примешь с дороги? -- предложила Лана. -- Я наполнила на
всякий случай.
     -- Ты просто чудо! -- радостно  воскликнул  Савелий  и  тут  же  бросил
взгляд на Воронова.
     --  А  я  тебе  что говорил? -- невозмутимо заметил тот, снимая пальто,
потом повернулся к Савелию и прямо сказал:  --  Послушай,  братишка,  хватит
тебе  всякий  раз  следить за своими словами. Не напрягай себя и не напрягай
нас! Не думай о том, что было, думай о том, что есть.
     -- Вот не знал, что  так  выгляжу  со  стороны,  --  смущенно  хохотнул
Савелий,  затем  облегченно вздохнул, покачал головой и добавил: -- Ты прав:
будем просто жить.
     -- А это уже тост, -- весело сказал Воронов.
     -- Только после ванной! -- категорически  возразила  Лана,  подталкивая
Савелия в бок. -- На полочке в