О чем думает?
Вспоминает ли его? На носу --  сессия,  и  бедняжке  нужно  заниматься.  Как
перенесла  ее  подруга  утрату  отца?  Ей  повезло,  что рядом в этот момент
оказался такой душевный и отзывчивый человечек, как Розочка.
     Савелий так глубоко погрузится в размышления, что даже не  слышал,  как
ребята вошли в комнату отдыха. Он очнулся.
     -- Давно пришли? -- прямо спросил Савелий.
     -- Да нет, -- ответил Иван Калуга.
     Он  был  спокоен. Не волновался и Георгий Мордвинцев. Нервничали только
двое -- Константин Рокотов и сам Савелий. Костя --  потому  что  его  мучило
нехорошее предчувствие, а Савелий -- из-за предстоящего разговора.
     -- Вероятно, вы догадываетесь, для чего мы собрались, -- издалека начал
Савелий.
     Ребята молчали.
     --  К сожалению, я бы сказал, к большому сожалению, нам придется с вами
расстаться. Если хотите, могу каждому об®яснить, почему.
     -- Честно говоря, хотим. -- В тоне Ивана послышались ревнивые ноты.
     -- Уверяю вас, что ваши профессиональные качества тут ни  при  чем.  Вы
все отлично подготовлены! -- искренне сказал Савелий.
     -- Тогда в чем же дело? -- спросил Георгий.
     --  Сегодня  я  встречался с Олегом Вишневецким, -- начал Савелий. -- И
мне пришлось буквально биться за каждую кандидатуру. После длительной  битвы
с  огромным  трудом  удалось  отстоять  тех,  кто сейчас отсутствует на этой
встрече. И первое категорическое "нет" от Олега Владимировича  я  получил  в
отношении  твоей  кандидатуры, Иван Калуга. Он пытался тебя кем-то заменить,
-- но... -- Савелий развел руками.
     Ему, конечно, было немного стыдно, что приходится  говорить  не  совсем
правду, но он успокаивал себя тем, что и правда никого не могла оскорбить.
     --  Именно этого я больше всего и боялся, -- с обреченным видом покачал
головой Иван Калуга.
     Он произнес это совершенно спокойно, просто констатировал  факт.  Таким
тоном обычно повторяют уже рассказанные новости.
     -- Меньше он сопротивлялся, когда речь шла о тебе, Георгий. Но...
     --   Интересно,   а  по  какой  причине  отказали  мне?  --  усмехнулся
Константин.
     -- Ты, парень, трижды допустил ошибку, -- серьезно сказал  Савелий.  --
Первый  раз,  когда  скрыл  от  своего отца правду, второй -- когда уговорил
Олега Владимировича и Воронова покрыть твою ложь...
     -- А третий, когда подумал, что можно будет и тебя уговорить, -- мрачно
улыбнувшись, закончил за Савелия Константин.
     -- Вот видишь, сам догадался, -- облегченно вздохнул Говорков,  в  душе
радуясь  тому, что не придется нудно об®яснять, почему он не хочет брать его
на операцию. -- А раз сам все прекрасно понимаешь, значит,  ты  даже  умнее,
чем я думал.
     -- То ли похвалил, то ли мордой об стол, -- вновь ухмыльнулся Рокотов.
     --  Похвалил,  похвалил! -- подхватили остальные, явно желая поддержать
понравившегося им капитана по прозвищу Бешеный.
     -- Сегодня машина будет? -- деловито спросил Мордвинцев.
     -- Да, вас отвезет сам майор. -- Савелий попрощался с ними и отправился
отдохнуть к себе в комнату.


        Ловушка для Краснодарского

     Этот день был для Мушмакаева самым тягостным за последние шесть недель.
Дело в том, что все это время он ожидал человека из Центра,  который  должен
был  привезти  координационные  планы  взаимодействия  всех боевых чеченских
отрядов. Мушмакаев, конечно, мог обойтись и без этих дурацких, с  его  точки
зрения,  планов:  страна  большая,  а  бедлама  в  ней еще больше и нетрудно
подыскать место, где можно применить  силы  его  отряда.  Однако  Мушмакаев,
несмотря  на громкие заявления в прессе, что он подотчетен только Аллаху, на
самом деле относился с должным уважением к тем людям, которые  финансировали
"зеленое  движение"  в  Чечне.  Им,  впрочем,  как и самому Мушмакаеву, было
глубоко наплевать на это движение, но  оно  приносило  деньги,  а  тот,  кто
платит,  тот  и  музыку  заказывает.  Потому  Мушмакаев  старался  соблюдать
элементарные правила этой страшной игры. Хотя  в  последнее  время  денежные
поступления стали не очень-то регулярными, и приходилось все больше внимания
уделять  собственному,  оружейному,  бизнесу,  чтобы достойно содержать свой
отряд.
     А чем больший спрос на товар, тем большая в нем  потребность  --  иначе
потеряешь  клиентуру.  Но  отряд не снабжался на государственном уровне, все
поступления  происходили  за  счет  грабежа  воинских  складов,  милицейских
пунктов   и   населения   в  сопредельных  республиках.  Это  Мушмакаева  не
устраивало: во-первых, страшновато, во-вторых, можно  запросто  наследить  в
тех  населенных  пунктах,  которые  находятся  в  сфере интересов финансовых
покровителей "зеленого движения". А чтобы  не  терять  время,  а  значит,  и
доходы,   Мушмакаев,  недолго  размышляя,  нашел  простейший  выход:  набеги
продолжать без всяких координационных планов,  но  внести  одну  коррективу.
Если  раньше  его  соратники не трогали тех, кто добровольно отдавал им свое
оружие  и  не  оказывал  сопротивления,  то  сейчас  Мушмакаев  приказал  не
оставлять в живых ни одного свидетеля.
     Сам   Мушмакаев  был  весьма  косноязычен,  поэтому  долго  искал  себе
помощника,  который  мог  бы  не  только  грамотно  донести  идею  "зеленого
движения" до простых людей, но и сам бы верил в эту идею.
     Харона  Таштамирова  он встретил после набега на одно русское поселение
на границе Дагестана с Чечней.  Таштамиров  в  полном  одиночестве  брел  по
дороге,  и,  казалось,  ему  было плевать на то, что вокруг так неспокойно и
жизнь в любой момент может оборваться. Скорее всего,  так  бы  и  случилось:
захмелевшие  от  легкой  победы  и  пролитой  крови  боевики с удовольствием
отправили бы его на тот свет, если бы им  не  заинтересовался  Мушмакаев.  А
заинтересовался  он  лишь  по одной причине: Таштамиров был еще ниже, чем он
сам. Когда разведгруппа отряда Мушмакаева, шедшая на  несколько  сот  метров
впереди,  задержала  его  и попыталась выяснить, кто он, откуда и куда идет,
тот гордо ответил, что является "воином Аллаха" и направлен на землю,  чтобы
"наказывать  неверных и прославлять его имя". На его счастье, старший группы
оказался   человеком   верующим   и   решил   сдать   сумасшедшего    своему
непосредственному командиру, заместителю Мушмакаева. Тот был изрядно пьян и,
когда  задержанный  понес  свою ахинею, чуть не шлепнул его, но вмешался сам
Мушмакаев.
     -- Отставить! -- крикнул он  за  пару  секунд  до  экзекуции.  И  грубо
спросил: -- Ты кто?
     --  Я  воин  Аллаха!  --  гордо выпрямившись, ответил задержанный. -- Я
послан им на землю, чтобы наказывать неверных и славить его великое имя!
     -- Как тебя зовут, воин?
     -- Имя мое -- Харон, я из рода Таштамировых. А ты  кто?  --  бесстрашно
спросил он.
     --  А  я -- Мушмакаев! -- важно ответил Муха и, поскольку пленник никак
не отреагировал, добавил: -- Командир  отряда  "Горные  волки".  Неужели  не
слышал?
     --  Не  слышал.  А  с  кем  сражается твой отряд? -- Харон говорил так,
словно не он находился в плену у Мушмакаева, а Мушмакаев -- у него.
     Тот разозлился и уже хотел отдать придурка  своим  холуям,  как  вдруг,
неожиданно даже для себя самого, решил с ним поговорить.
     -- Мы сражаемся во имя Аллаха, -- произнес Мушмакаев с легкой усмешкой,
но Харон не заметил этого и снова спросил:
     -- С кем вы сражаетесь?
     -- С неверными, -- как можно серьезней ответил Мушмакаев. Разговор стал
его забавлять.
     --  Да  будешь  ты  благословенным,  как  и  дети  твои?  -- Таштамиров
преклонил перед ним правое колено и прижал к груди правую руку.
     -- А с кем ты ведешь войну? -- спросил Мушмакаев.
     -- С теми, с кем борешься и ты, брат мой! -- Таштамиров поднял  голову.
-- С неверными!
     --  И  как же ты воюешь с неверными? -- сдерживая смех, поинтересовался
Мушмакаев.
     -- Либо обращаю в веру Аллаха, либо отправляю к нему на перевоспитание.
     -- К кому "к нему"?
     -- Конечно же, к Аллаху! -- Таштамиров воздел руки и произнес несколько
фраз из Корана.
     -- И как же ты отправляешь их  к  Аллаху?  --  все  больше  забавляясь,
спросил Мушмакаев.
     -- Я отрезаю им головы, -- буднично ответил пленник.
     Мушмакаев  ожидал  услышать  все что угодно, только не это, а потому не
поверил.
     -- И сколько голов ты уже отрезал? -- спросил он.
     -- Сейчас посчитаю, -- спокойно ответил Харон. -- Дайте мой рюкзак!
     Мушмакаев  кивнул,  и  один  из  боевиков  протянул   Таштамирову   его
потрепанный  рюкзак.  Харон  развязал веревку, вытащил жестяную банку из-под
кофе, открыл крышку и высыпал на землю  человеческие  уши,  затем  начал  их
пересчитывать.
     Мушмакаев мгновенно перестал улыбаться.
     -- Восемь! -- об®явил Харон.
     -- И чем же ты их?.. -- Мушмакаев резанул себя по горлу ребром ладони.
     --  А  вот  чем! -- Таштамиров быстро вытащил из рюкзака чуть изогнутый
нож сантиметров сорок длиной.
     В солнечных лучах  он  ярко  вспыхнул  стальным  блеском,  и  по  спине
Мушмакаева  пробежали  липкие  мурашки. Ему вдруг показалось, что Таштамиров
сейчас взмахнет  этим  страшным  клинком  и  снесет  ему  голову.  С  трудом
пересилив страх, Мушмакаев взглянул на тех, кто привел задержанного: их лица
были белее, чем снег, лежавший вокруг. Мушмакаев рассмеялся.
     -- Как, ты говоришь, тебя зовут? -- весело спросил он.
     -- Харон Таштамиров, командир.
     --  Смотри,  Харон,  как  ты  напугал  моих воинов: они стали похожи на
мертвецов!
     -- Я совсем не хотел этого, командир! Прости меня! -- Он вновь  склонил
голову, а его страшное оружие исчезло так же быстро, как и появилось.
     -- Скажи, Харон, ты хотел бы встать в ряды моих воинов, чтобы мы вместе
боролись с неверными?
     --  Очень  хотел  бы командир! -- с воодушевлением ответил тот и тут же
спросил: -- А как же Аллах? Я не могу оставить Аллаха. Ведь я  ЕГО  воин!  И
мне не подобает жить среди других.
     --  Но  ты  будешь  жить  среди  тех, кто борется против неверных, -- с
удивлением заметил Мушмакаев.
     -- Нет, -- возразил Таштамиров и пояснил: -- Между мной  и  Аллахом  не
может быть больше одного человека.
     --  Так  бы  и  сказал  сразу,  --  вновь  рассмеялся  Мушмакаев.  -- А
заместителем ко мне пойдешь? И тогда между Аллахом и тобой буду только я.
     -- В таком случае я согласен. -- Харон с важностью кивнул.
     С того дня в отряде Мушмакаева появился человек, еще более  беспощадный
к  своим  жертвам,  чем сам командир. Харон был настолько предан Мушмакаеву,
что мог перегрызть глотку любому только за то, что тот не так  посмотрел  на
его  командира.  Это очень нравилось Мухе, и он всячески поддерживал Харона,
никому не позволяя дурно отзываться о своем кровожадном любимце. И, конечно,
доверял ему во всем. Разногласия возникали только  тогда,  когда  Мушмакаев,
царственным  жестом  даруя  жизнь  тем,  кто сдавался без боя, уповая на его
милость, не спрашивал даже об их вероисповедании. Этого Харон никак не  мог,
да и не хотел понять.
     Лучше всего Таштамиров чувствовал себя тогда, когда отправлялся в поход
против  нечестивых  без  Мушмакаева,  то  есть  сам возглавлял группу бойцов
Аллаха под его зеленым знаменем. В последнее время эти походы участились,  и
кровь  лилась  рекой.  Харон  не  щадил  никого -- ни молодых, ни старых, ни
женщин, ни детей. И больше всего измывался над  "слугами  дьявола",  как  он
называл русских, причисляя к ним всех светлокожих. Но еще больше доставалось
российским солдатам. Здесь он особенно изощрялся, вырезая прямо у живых все,
что можно было вырезать. Однажды, среди тех, кого захватила их группа, напав
на небольшое российское поселение, оказались шестеро солдат и два офицера, в
том  числе  -- женщина, военный инженер, приехавшая в Чечню для участия в ее
восстановлении. Если солдатам просто отрезали головы, а офицеру, прежде  чем
лишить  его головы, выкололи глаза, то бедной женщине досталось больше всех.
Сначала ей отрезали груди и вогнали во влагалище бутылку  пепси-колы,  чтобы
"она более была похожа на воина", затем выкололи глаза и вырвали язык, чтобы
она,  представ  пред  великим  Аллахом,  не  могла осквернять его нечестивым
взглядом или нечестивыми речами,  но  слушала  его  слова  и  внимала  им  с
благоговением.  Все  это Харон проделал собственноручно, после чего зачем-то
отрезал ей кисти рук и приказал подвесить женщину  на  дереве,  насадив  ее,
словно  свиную  тушу,  на  сук  под  ребро. По рассказам очевидцев, мученица
прожила больше суток и все это время издавала страшные гортанные звуки.  Она
не  могла  видеть,  что  висит  над  глубокой ямой-могилой, где были свалены
обезглавленные тела ее сослуживцев, которых  даже  не  присыпали  землей,  и
всякая  лесная  тварь  устроила  там  свое кровавое пиршество. Перед тем как
уйти, Харон предупредил, чтобы они не вздумали даже пальцем притрагиваться к
неверным, дабы не навлечь беду на  весь  свой  род.  И  те,  наслышанные  об
изуверствах  этого "воина Аллаха", далекой стороной обходили страшное место,
не допуская даже мысли о том, чтобы предать несчастных земле.
     Узнав об изуверствах этого недочеловека, Савелий пришел в  такой  ужас,
что  всю  ночь  провел  без  сна  и,  прежде  чем  вернуться  к своим боевым
приятелям, произнес как заклинание:
     -- Мир, который сейчас окружает меня, нельзя переделать с помощью добра
и любви! Нет! На насилие нужно отвечать насилием! За  отнятую  жизнь  карать
смертью!  Только так можно заставить насильников и изуверов вспомнить о том,
что они тоже смертны и наказание неотвратимо!
     Олег Вишневецкий был точен, как всегда: ровно через два дня он связался
с Савелием и, не вдаваясь в излишние подробности,  предложил  встретиться  в
своем офисе. Не успел Савелий войти в приемную, как Жанна тут же сказала:
     --  Прошу,  входите,  Сергей,  Олег  Владимирович  вас уже ждет. -- Она
кокетливо поправила локон.
     -- Приветствую, дружище! -- бросил Олег, когда Савелий вошел в кабинет.
Лицо Вишневецкого было напряженным, взгляд серьезным.
     -- Привет,  Олежек!  Чувствую,  есть  проблемы?  --  осторожно  спросил
Савелий.
     --  И  да, и нет. Я получил весточку, что Краснодарскому уже сообщили о
твоем приезде.
     -- Отлично! Что ж тебя не устраивает?
     -- А вдруг Краснодарский захочет связаться с  Сиплым,  чтобы  узнать  о
тебе? Может, напрасно мы заранее сообщили ему о Сиплом?
     --  Господи, Олежек! -- улыбнулся Савелий. -- Все хоккей, как говаривал
наш  боцман,  большой  его  любитель.  Во-первых,  не  делай  ты  из   этого
Краснодарского  агента  ЦРУ,  который  только  и занимается тем, что сидит и
просчитывает все варианты  возможного  прокола,  во-вторых...  --  Он  вдруг
рассмеялся.  -- Между прочим, это первое, о чем я подумал, а потому сразу же
связался с Богомоловым. Ответ уже получен. Сиплый пару недель проваляется  в
колонии  на  больничной койке. Ему будут вводить сильнодействующий наркотик,
который должен избавить его от желудочных болей. Как ты понимаешь,  в  таком
состоянии он вряд ли вспомнит о каком-то там Бешеном. Согласен?
     --  Да  уж,  жестоко  с  ним  поступили,  --  покачал  головой  Олег  и
усмехнулся.
     -- Кроме того, генерал сообщил весьма любопытную информацию. -- Савелий
понизил голос, вплотную приблизившись к Олегу. -- По его агентурным  данным,
в  субботу, в шестнадцать часов, на законсервированном нефтеперерабатывающем
комбинате  состоится  примирительная  "стрелка"  Краснодарского  с   Федором
Беспалым...  Так что Семену будет некогда заниматься проверкой какого-то там
человека от Сиплого.
     -- Ну, допустим, -- задумчиво кивнул  Вишневецкий.  --  Что  еще  можно
выжать из этой информации?
     --  Ага!  Тебя,  кажется,  она тоже зацепила! -- Савелий радостно потер
руки.
     -- Ты прав: что-то здесь есть. Говори, не томи! Ведь  ты  небось  давно
все продумал, -- поторопил его Олег.
     --  Эта  информация  дает  нам возможность влезть к Краснодарскому, как
говорится, без мыла. -- Савелий победоносно стукнул кулаком в ладонь.
     Олег нахмурился.
     -- Видно, я совсем заработался -- никак не соображу, --  признался  он.
-- Говори!
     --  Представь,  что  у тебя назначена на нейтральной территории деловая
встреча с довольно опасным человеком. Представил?
     -- Не тяни резину!
     -- И вот появляется некто третий,  который  предупреждает  по-дружески,
что на этой встрече тебя ждет западня. Улавливаешь?
     --  Я тут же связываюсь с тем, с кем должен встретиться, и выясняю, что
это блеф. И... -- Олег усмехнулся. -- Тебя ждут очень большие неприятности!
     -- Предположим, ты вряд ли будешь звонить и спрашивать: "Правда ли, что
вы хотите меня завалить?" Но допустим... -- Савелий поднял руку, когда  Олег
хотел   что-то  возразить.  --  Допустим,  что  у  вас  такие  доверительные
отношения, что ты можешь пойти на это. В таком случае я  прихожу  к  тебе  в
самый  последний  момент, когда всякие выяснения теряют смысл. Что ты будешь
делать? Отменишь встречу? Вряд ли!
     -- Нет, встречу, конечно же, не отменю, но сам на  нее  не  поеду,  это
наверняка.
     -- Вот! -- обрадовано вскочил Савелий.
     -- Но других-то я пошлю проверить!
     --  Разумеется!  Но пошлешь их, предупредив, что там может быть засада,
не так ли?
     -- Конечно! Но когда они приедут, все сразу же и вскроется.
     -- Вскроется, -- согласно кивнул Савелий. -- Если тех, в свою  очередь,
тоже не предупредит какой-нибудь доброхот.
     -- Да, жестокий план! Твой или генерала?
     -- Честно говоря, идея его.
     --  Не  сомневался.  Одним  выстрелом  двух  зайцев убить: сделать тебя
другом Краснодарского и  слегка  прополоть  ряды  криминальных  элементов  в
Москве.
     --  Вот  именно!  Однако  есть  в  этом  отличном плане одно "но"... --
поморщился Савелий.
     -- Какое?
     -- Кто сообщит о кознях "плохого" Краснодарского "честному" Беспалому?
     -- Значит, это уже будут мои проблемы, -- вздохнул Олег. --  А  здорово
было  бы, если б дело выгорело! -- Он произнес это с такой многозначительной
усмешкой, что Савелий догадался.
     -- Заодно решит и какие-то твои задачи?
     -- Не решит, но значительно упростит, -- рассмеялся тот.  --  Кстати...
-- вспомнил он и включил селектор. -- Жанна, пригласи ко мне Пашу!
     Вошел   Еременко,   "Паша-шкаф",   как   между   собой   прозвали   его
друзья-"афганцы", поздоровался с Савелием, и Олег сказал:
     -- Дай-ка ему ключ от машины, он тебе твой заказ погрузит.
     -- Заказ? -- не понял Савелий, но  тут  же  спохватился,  вспомнив  про
оружие. -- А-а! Держи! Если помешает колесо, то перекинь его в салон.
     -- Все будет о'кей, -- заверил Павел и вышел.
     --  Давай  подумаем,  когда  оповестить  "приятелей"  о  "сюрпризе", --
предложил Савелий.
     -- И думать нечего, просто время прикинем. -- Олег заглянул в  какие-то
записи.  --  Краснодарский сшивается в гостинице, которая находится в сорока
минутах езды до места встречи... Беспалому добираться туда несколько  больше
-- час с небольшим.
     --  Так  это  же  прекрасно!  --  Савелий  начал  возбужденно ходить по
кабинету. -- Когда я встречусь с Краснодарским, Беспалый будет  уже  в  пути
и...  -- Он вдруг остановился, прервал свой страстный монолог и чертыхнулся.
-- Совсем забыл о сотовом  телефоне,  черт  бы  побрал  все  эти  новомодные
штучки!
     --  Тебе  они  тоже  во многом облегчают жизнь, -- напомнил Олег. -- Но
здесь все в полном ажуре. -- Он подмигнул, -- Беспалый -- старый  волк,  вор
"в  законе"  со  стажем  и  очень  не  любит  все  эти,  как он их называет,
"новомодные фигли-мигли"! Так что не волнуйся: в машине у него телефона нет.
     --  Но  как  же  тогда  ты  сумеешь  сообщить  ему  про  "сюрприз"?  --
забеспокоился  Савелий.  --  Не  пойдет  же твой человек прямо на встречу --
опасно это! Можно в перестрелку попасть.
     -- Тебе не угодишь