а  гимнастической  перекладине,  словно  собирая  крутануть
"солнце", но в точно рассчитанный не им, а его тренированным,  знающим,  что
делать,  телом момент  разжал  пальцы. В  полете  развернулся винтом на  180
градусов  и сзади  обрушился на плечи Валентина.  Все  заняло едва ли больше
секунды. Только-только Лихарев успел машинально перевести взгляд на падающий
пистолет, тут же тяжелая шапка хлестко влипла ему в переносицу, и вот он уже
лежит  в сугробе, с рукой, завернутой  за спину, а  его "маузер"  перешел  к
наркому и упирается холодным дульным срезом в ямочку у основания черепа.
     Власьев, а тем  более Буданцев  вообще ничего не поняли. Да и Валентин,
поднимаясь с колен и  морщась  от  боли в  плече  (не  сломано ли?),  только
начинал догадываться, что столкнулся с куда более серьезным противником, чем
мог  вообразить.  Даже  убедившись,  что  посланная  им опергруппа  частично
уничтожена   и   полностью  обезврежена,  а   преследуемый  исчез  вместе  с
Буданцевым. Так кто же там скрывается, внутри пока  еще латентной матрицы, и
что  будет,   когда  она  активизируется  полностью?  Но   леди  Спенсер  не
предупреждала о какой-то особенной опасности  об®екта,  значит, виной только
его  собственная неосторожность. Не  стоило  загонять  в  угол  и  без  того
находящегося  в крайнем  нервном напряжении  человека.  А  то, что  "нарком"
проделал  сейчас, не принадлежит  ни к одной  из  известных  боевых  систем.
Скорее - обычная акробатика плюс невероятная скорость движений.
     -  Встать!  К дереву!  Упрись руками! Ноги  врозь  и пошире. Лейтенант,
обыщите его. Потщательнее. Кто таков? Как сумел нас выследить?
     Чтобы прекратить неприятную, даже  унизительную для него сцену, Лихарев
отчетливо, но  тихо, чтобы  не  слышали ошеломленные случившимся  Буданцев и
Власьев, произнес словесную формулу активизации матрицы. И добавил:
     - Спокойно, Шульгин. Свои.
     Как несколько дней назад  (или  почти 50  лет  вперед), черная  вспышка
выбила Шульгина  из  здешней реальности  и  отбросила  в  собственное  тело,
пребывавшее на затерянной  где-то в Кордильерах вилле Сильвии, так сейчас он
вернулся обратно (неизвестно  откуда), испытывая тот же шум в ушах  и легкую
тошноту. Словно провалился  в  воздушную яму  на легком самолете.  Ведь  вот
только что  он  сжимал  в руках рулевое  колесо,  и метались по заснеженному
асфальту лучи фар, вспомнилась  даже последняя мысль, сожаление, что вряд ли
ему будет позволено слишком долго руководить  действиями  наркома,  и вот он
стоит посреди неизвестно  откуда взявшейся  поляны  в зимнем лесу,  сжимая в
руке тяжелый чужой пистолет. Между тем и этим моментами - абсолютный провал.
Что  уже успело случиться и что теперь ему следует делать? Лишь в  следующее
мгновение произошло  новое,  с обратным знаком  совмещение  личностей  его и
Шестакова. Сашка вспомнил все, что говорил и делал  нарком за прошедшие дни.
Заодно Шульгин понял, что теперь полностью отвечает за все. А наркома больше
как  бы  и   не  существует.  От  него  осталась  только  память,  столь  же
неодушевленная, как  хард-диск компьютера.  Григорию Петровичу теперь даже и
пожалеть нечем о столь неожиданном завершении собственного существования.
     Впрочем,  Шульгин  не  собирался  надолго задерживаться  в  этом  теле.
Наверное,  Сильвия  просто  решила  продолжить свой  эксперимент. Зачем, для
чего? Он ведь понятия не имел, что представляет собой сейчас  только "вторую
копию"    собственной   личности   ("симулятор[23]"   можно   сказать),
зафиксированной в  определенный момент,  и что его оригинал  продолжает жить
дальше не один уже год. То есть возвращаться  ему, строго говоря,  и некуда.
Но, как сказано, Шульгин этого  пока  не знал и узнает ли - кто сейчас может
сказать? Пока же он испытывал не столько шок от осознания вновь случившегося
переноса  души  в  чужое  тело,  как  собственный полноценный боевой  азарт.
Очевидно, выход его личности из чужого подсознания в  сознание сопровождался
очередным выбросом  солидной порции  эндорфинов,  превращающих  не столь  уж
полезные для выживания индивидуума ситуации, как сабельная рубка,  под®ем по
западной стене  на вершину Эвереста или карточная игра ва-банк под фамильное
имение, в романтическое приключение, от которого захватывает дух и возникает
непередаваемое ощущение полноты и яркости жизни. Сашка опустил пистолет.
     - Все в порядке, Николай Александрович. Ошибочка вышла. Наш товарищ.
     Еще не понимая, с  кем имеет дело,  но зная, что  ни один  "нормальный"
человек в этом  мире не  может знать его  настоящего имени,  он  решил,  что
прежде всего надо уходить из парка.
     - У вас машина далеко? - обернулся  он к Лихареву. - Поехали, По дороге
будем говорить. А "маузер" я пока у себя оставлю.


        ГЛАВА 35

     Пока его новые друзья приводили себя в порядок после счастливого, на их
взгляд,  завершения  этой  странной эпопеи,  спрессовавшей в несколько  дней
массу событий, каждое из которых, даже по отдельности, выглядело  совершенно
невероятным,  Шульгин  бродил  по  квартире,   известной  ему  по  рассказам
Берестина  и  собственным  впечатлениям  тоже,  Пусть он  был  в  ней  всего
несколько минут, в тот единственный раз,  когда они  с  друзьями  попытались
самостоятельно  уйти из Замка в свою подлинную  реальность,  запомнилась она
хорошо.  Тем  летним  вечером  дверь   квартиры  открылась  почему-то  не  в
восемьдесят  четвертый, а в  декабрь  1991 года.  И -  почти тут  же  проход
"схлопнулся", как выяснилось  -  навсегда.  Ничего из  того,  что  случилось
позже, нынешний Александр  не  знал.  Ни об  исходе  из  Замка  на  пароходе
"Валгалла" в  1920  год,  ни о  Стамбуле,  ни  о  белом  Крыме  и  победе  в
Гражданской войне...
     И о том,  что  в дальнейшем ему неоднократно  приходилось  жить в  этой
квартире,  а  однажды она в буквальном  смысле  спасла им с Новиковым жизнь,
Шульгин  не  знал тоже. Для него  - вот этого -  жизнь закончилась на зимней
подмосковной дороге за рулем машины, Да, знакомая квартира, только тогда она
выглядела    совершенно   нежилой,   каким-то   домом-музеем   с   тщательно
восстановленными,  но все равно  мертвыми  деталями чужой ушедшей  жизни.  А
сейчас жизнь тут била ключом. Звучали голоса, в люстрах горел свет, на кухне
кипел  чайник, и шкворчала  на огромной  сковороде (откуда и взялась такая?)
яичница  из 12 яиц с  копченой  колбасой.  Словно  готовилась  самая обычная
мужская пирушка после хорошо сделанного дела.
     Шульгин стоял у окна  в полутемном кабинете, смотрел в окно на уходящие
во мглу заснеженные  крыши,  одновременно видел в стекле собственное смутное
отражение.  - "Собственное",  -  скептически  усмехнулся он.  За  неделю  он
более-менее  привык  видеть  это  лицо,  за счет  аберрации памяти  ему  уже
казалось,  будто он  вообще не  терял ощущения  собственной  личности, так и
прожил это время в чужом теле, но при своей памяти.
     "Наверное, - убеждал  он себя, - нужно относиться происходящему, словно
я просто загримирован в специальных  целях. Первый раз,  что ли? Тело, слава
богу, досталось мне вполне приличное, крепкое, помолодело даже, в таком теле
жить можно. Новиков с  Берестиным  по  полгода  в чужих  прожили, и  ничего.
Сохранили наилучшие воспоминания. И я как-нибудь перекручусь."
     Так  Шульгин успокаивал себя,  заставляя видеть жизнь в розовом  свете.
Обычно это у него получалось неплохо. Помогали сильная психика, скептический
оптимизм,  и  профессиональные  навыки  аутотренинга.  Он  дал  себе  мощную
психологическую установку - держаться как ни в чем не бывало и верить, что в
ближайшее время найдет способ  восстановить  "статус-кво". И больше  пока на
эту тему  не думать. К  сожалению,  нынешний Шульгин не  успел  как  следует
разобраться  в своей  способности  произвольно вступать  в  контакте  Высшим
разумом, или  Держателями Мира, как назвал их форзейль Антон.  Если бы  знал
то, что выяснил его "оригинал" позже, ему было бы  проще сохранять твердость
духа.  Сейчас  оставались только  нечеткие воспоминания о  единственной,  не
слишком удачной попытке.
     "Все!  С соплями покончили, война продолжается? Теперь надо разобраться
с этими "товарищами".

     Лихарев, Буданцев и Власьев уже сидели за квадратным обеденным столом с
пудовыми  резными  ножками,  похожими  на  артиллерийские  снаряды  крупного
калибра.   Хозяин  квартиры   щедро  разливал   по   серебряным,  с  чернью,
профессорским  чаркам  французский  коньяк.   "Квартирка  -  аггрианская,  -
продолжал  анализировать обстановку  Шульгин  -  значит, этот  паренек  - их
здешний  резидент.  Иркин  предшественник.  А  я,  грешным  делом,  поначалу
вообразил, что он - от Антона  посланец, если не сам  Антон замаскированный.
Обещал  же,  сволочь,  когда  посылал  на   дело,  вытащить  при   серьезной
опасности". Антона, шеф-атташе Галактической Конфедерации Ста  миров, вместе
с которым пришлось сражаться с агграми, Сашка откровенно недолюбливал.  Хотя
и  уважал. Так тоже  случается,  когда  сталкиваются  две  сильные личности,
вынужденные  делать  общее  дело.  "Впрочем, возможно,  с его  точки зрения,
опасности действительно нет. Или -  пока нет. Не врал же он мне раньше. Так,
недоговаривал. Ребят  из сорок первого года  четко выхватил.  Может, таким и
задумано? Ничего, пробьемся".
     - Выпьете с нами? - спросил Лихарев, остальные, очевидно, свое согласие
уже высказали.
     - А чего ж? За знакомство.
     То, что за предыдущие бессонные сутки он уже выпил не меньше полулитра,
Шульгин успел забыть. Мороз, нервное  возбуждение, да, наверное, и  биохимия
организма  как-то изменилась. Алкоголь под влиянием матрицы разлагался почти
мгновенно, без всяких последствий.  "Вдобавок, раз нас теперь  в  этом  теле
двое, то и любую дозу тоже на двоих нужно делить".
     -  Если  позволите,  Григорий  Петрович,  -  продолжал Лихарев называть
Шульгина  прежним именем, -  мы  сначала решим первостепенные вопросы, а уже
потом побеседуем более общие темы.
     Шульгин  молча кивнул.  Все правильно. Ни  к чему Власову, -  а уж  тем
более сыщику-муровцу знать истинное положение дел "в этом лучшем из миров".
     -  Тогда с  вами уточним позицию,  Иван  Афанасьевич. Задание  товарища
Сталина выполнено полностью  и  в  срок.  Невзирая на  имевшиеся  трудности.
Разумеется, еще пару дней вам в городе, тем более - на службе, появляться не
следует. Пока  все устаканится. Поживете здесь, отоспитесь за все прошлое  и
впрок. А потом сориентируемся, вернемся и к вопросу об обещанной награде.
     - Какая там награда? - искренне изумился  Буданцев. Он был убежден, что
жизнь, свобода, а уж тем более - собственная отдельная  квартира куда важнее
и ценнее, чем любые чины и ордена. Впрочем,  орден Красного Знамени или хоть
"Знак Почета",  совсем  неплохо  выглядел  бы  на  его гимнастерке  рядом  с
единственным ведомственным значком.
     - Это уж позвольте  мне судить. Начальником  МУРа поработать не желаете
ли? А то комиссаром госбезопасности, Предчувствую серьезные изменения в этой
конторе в ближайшее время. Надежные люди там очень не помешают.
     "Ага,  да  очередной  разборки,  - подумал  Буданцев, но вслух этого не
сказал... - Интересно бы посчитать, какова  средняя продолжительность  жизни
комиссара ГБ от трех ромбиков до стенки?"
     - Да я бы, знаете, и на старом месте с удовольствием.
     -  Смирение паче гордости, - понимающе кивнул Лихарев. -  Одним словом,
ваша позиция  мне ясна.  Но  вряд  ли мы можем позволить себе разбрасываться
ценными  кадрами,  которые,  как сказано  свыше, решают все.  Может быть,  я
просто  предложу  вам  достойный пост  в  моем личном  аппарате. Но  - время
терпит. Выпивайте, Иван Афанасьевич, и закусывайте.
     За каким-то пустячным разговором  на общие темы Валентин подождал, пока
Буданцев  насытится.  Без  всякого  дополнительного  намека  сыщик,  знающий
субординацию, поблагодарил  за ужин и отправился  в отведенную ему  комнату,
где мгновенно и заснул, довольный,  что больше никуда  не нужно бежать, ни о
чем серьезном думать.
     Власьев  пока воздерживался  от высказываний и вопросов.  Ему это  было
совсем не трудно. Но внимал он словам и жестам, недомолвкам и непонятным ему
намекам  тщательно.  Все его сомнения, подозрения  и догадки  подтверждались
самым наглядным образом. Шульгин сразу обратил на это внимание.
     -  Что-то  загрустили  вы,  Николай Александрович.  С  чего? Наши планы
осуществились наилучшим образом, а я ведь  почти не надеялся, признаюсь вам.
Устали? Так теперь все в прошлом. Утром я передам бумаги моему человеку и...
Мне отчего-то кажется,  что  проблем  с переходом  границы  у нас теперь  не
возникнет.
     Власьев остро  глянул  из-под  насупленных бровей на "наркома", перевел
взгляд на Лихарева.
     - Вы уж простите старика необразованного, Григорий  Петрович, только  я
бы сначала  хотел выяснить  -  с кем мы все-таки  дело-то  имеем?  - В  речи
старшего лейтенанта зазвучал даже слегка утрированный тверской  акцент.  - А
то я не  пойму  ничего. Тот из милиции, этот товарищ вообще инженер, какие у
нас общие дела?
     -  Это вы меня простите, что так получилось. Но я на самом деле многого
не знал. Да  и сейчас еще не  во всем  разобрался. Буквально  до  последнего
момента был  уверен, что мы с вами вдвоем - против  всего советского мира. И
поступал соответственно. Думаю, вам  не  в  чем меня упрекнуть. Только вчера
днем удалось  встретиться с людьми, которые,  вроде нас, судьбами  Отечества
озабочены и со сталинским  режимом воевать готовы. Пообещали помощь. Вот она
и пришла.
     Шульгин  импровизировал,  что  было  не  так  уж  трудно  со  всем  его
предыдущим  опытом, стараясь,  с одной стороны,  успокоить старого товарища,
которому столь многим был обязан,  а с другой  - исподволь  выяснить позицию
Лихарева.  Валентин  смотрел  на  него  одобрительно  и думал,  что  с  этим
человеком безусловно можно и, главное, нужно иметь дело.
     - Да вы не осторожничайте, Григорий  Петрович, - поощрил он Шульгина. -
И  заодно  познакомьте нас по-настоящему.  Николай  Александрович,  конечно,
играет свою роль очень убедительно, но ведь он не только лесник, да?
     - Да как вам сказать, гимназий он действительно не кончал.
     - Но закончил Пажеский корпус, - со  смехом продолжил цитату  Валентин,
неожиданно для себя попав почти в точку. Власьев тоже усмехнулся в усы.
     - В этом роде.
     Он  решил,  что  если  Шестаков  держится   так  свободно,  то  Лихарев
действительно  человек из  близких  ему  кругов  и  в  СССР  на  самом  деле
существует мощное антисоветское подполье. В котором, пожалуй, и ему найдется
место. В таком примерно духе он и высказался.
     - Не знаю, -  с некоторым сомнением ответил  Шульгин. - Может быть,  по
старому  плану, лучше вам с Зоей и детьми пока перебраться за границу? Очень
меня обяжете.  Поможете  им устроиться,  сами  отдохнете за все двадцать лет
сразу. Денег теперь считать не придется, а там видно будет.
     Делая  такое предложение, Шульгин прежде всего надеялся  развязать себе
руки.  Против Власьева он ничего не  имел,  старший лейтенант зарекомендовал
себя наилучшим образом, но вот перспектива повесить себе на шею чужую жену с
двумя    детьми    его   откровенно   пугала.   Собственного,   не   слишком
продолжительного опыта семейной жизни Сашке хватило выше головы, оттого он и
испытал подлинное  облегчение  уйдя с друзьями  с Земли  на  Валгаллу.  Да и
просто по-человечески, как можно заниматься галактическими проблемами (а что
заниматься  ими  еще придется, он  не  сомневался),  одновременно  изображая
заботливого и любящего мужа  и  отца  для  совершенно ему чужих  людей? Куда
лучше и удобнее отправить их на Запад. Не  в Европу, конечно, известно,  ЧТО
там начнется всего  лишь через год. В  США можно, в Канаду,  в Аргентину или
ЮАС.[24]  Купить  Зое  поместье  с  хорошим  домом,  устроить  ребят  в
приличный  колледж.  А  когда нарком получит назад свое  тело, пусть  сам  и
разбирается.
     -  Для  вас  бы  я  это  сделал,  -  после  раздумья  ответил  Власьев.
Перспектива оказаться  в  цивилизованном  мире,  да с  миллионами в  твердой
валюте, дожить остаток дней в покое и довольстве казалась крайне заманчивой.
Но он ведь еще и боевой офицер! Если в  России случится что-то такое...  Тут
ведь  и  адмиральских  орлов на погонах нельзя исключать. Как вон лихо  этот
Лихарев  (каламбурчик,   однако!)   предлагал  высокие   чины   и  должности
милицейскому. И не врал, похоже. - Для вас бы я это сделал, - повторил он, -
только... Думать надо. Домой с®ездить,  посмотреть, что там и как,  обсудить
все. Через  границу перебираться - по старому  плану  или  теперь берлинским
экспрессом, с заграничным паспортом?
     -  Обсудим,  Николай  Александрович,  обязательно,  -  вместо  Шульгина
ответил Лихарев. - С налета такие дела не решаются. А  чтобы сомнений  у вас
поменьше оставалось, скажу,  раз Григорий Петрович себя вправе не считает. Я
в  данный  момент- один  из ближайших помощников товарища Сталина. При  этих
словах  Власьев не  сдержал брезгливой гримасы. -  Однако  поспешных выводов
делать не  стоит.  Тут все  куда сложнее.  Если вы  действительно  дворянин,
монархист  и царский офицер,  вы  вскоре  на многое  взглянете совсем иначе.
Чистка, которую мы проводим, - это только начало.
     Власьев взглянул  на Шестакова чуть ли не торжествующе,  А  я, мол, что
вам говорил?! Но сказал совеем другое.
     - Чистка  -  дело благое,  "товарищ помощник". Благое.  Только зачем же
простых людей сотнями  тысяч  косить?  Они, само  собой, не  ангелы, уже тем
виноваты, что белых не поддержали  как следует, что после Кронштадта терпели
все, как скоты бессловесные,  а все  же - нельзя  так. Как того мальчишку, -
вспомнил он  парня из  тюремной  машины,  -  за шутку  невинную -  и сразу к
стенке.
     -  Это  не  мы, Николай  Александрович, это как раз  "они". А что через
неделю или две случится - посмотрите.
     - Так если через неделю или две - куда ж мне ехать? - удивился Власьев.
     -  Давайте завтра  об этом, - не  выдержал  становящегося  утомительным
разговора Лихарев.
     - Если так, позвольте откланяться, - поднялся старший лейтенант. - Куда
на ночлег определите?
     Наконец-то  они  остались  вдвоем.  Тишина  в  квартире  и  за  окнами,
пробивающаяся между высящимися вдали темными башнями Центрального универмага
и Лубянского дома бледная полоска грядущей зари.
     -  А  вы спать не хотите,  как  вас звать-то по-настоящему?  -  спросил
Лихарев.
     - Александр Иванович. Только вряд ли стоит запоминать, а то обмолвитесь
при посторонних.
     -  Я  не обмолвлюсь. Но будь по-вашему.  Так что в известных мне  о вас
фактах  правда, а  что - предположения  и вымысел?  Я  ведь  знаю  наверняка
меньше, чем вы предполагаете. Откроем карты?
     Видя, что Шульгин молчит, Лихарев медленно воспроизвел имена и фамилии,
которые ему сообщила Сильвия.
     - В качестве пароля подойдет?
     Шульгин  снова хмыкнул.  Слишком  часто  ему  в последние часы пришлось
ограничиваться  этим многозначным звуком.  Не спеша  размял  папиросу,  хотя
курить совсем не хотелось. Но это уж так - начнешь выпивать, папироса сама в
руку прыгает.
     - И от кого - же столь впечатляющий поминальничек?
     -  От  леди  Спенсер, - не стал кривить душой  Валентин.  Тем более что
хранить имя источника в тайне ему не приказывалось.
     -  Стриптизит старушка,  -  не слишком  понятно для Лихарева  выразился
собеседник. -  А вы,  как я понимаю, здешний  агент-координатор. Не надо, не
делайте удивленного лица. Я про вас все знаю. И про вас, и про леди Спенсер,
про базу  на Валгалле,  которая еще  зовется Таорэрой, и даже ее планировку.
Откуда, почему - не  суть сейчас  важно. Что вам  "хозяйка" со  мной сделать
поручила?
     Слегка  ошеломленный услышанным Валентин, который  никак не ждал им