ку получить ни
с того ни  с сего  отдельную да еще такую  просторную квартиру было чудом не
меньшим, чем  выигрыш ста  тысяч  рублей  по облигации госзайма. Он вертел в
руках ордер,  не  зная, что и сказать. Улыбался растерянно. Но в  бумаге все
было правильно - его  фамилия, имя, отчество,  дата и номер решения жилищной
комиссии райисполкома, положенные подписи и печать.
     - Да вы не сомневайтесь, все совершенно законно. И даже  участковый вам
не  станет  надоедать  визитами и  ненужными  расспросами,  потому  что  сам
начальник  райотдела поставлен в известность, что данная жилплощадь числится
по особому списку.  Ну, вроде как  служебная, а  чья и  зачем - не его дело.
Попозже, когда завершим нашу операцию, обставим все  как положено, будто  вы
таким   образом  премированы  за  образцовое  выполнение  заданий  партии  и
правительства.
     "Вот-вот,  - с привычным  скептицизмом подумал Буданцев.- Можно так,  а
можно и наоборот. Кто его знает, который я по счету "законный владелец"?" Но
ничего  вслух  не  сказал,   сбросил   шинель,  присел  к  столу,   невольно
осматриваясь уже по-хозяйски, прикидывая,  что неплохо бы стол переставить к
окну,  подбелить  стены и потолок  над газовой плитой,  а  с пола соскоблить
коричневую   краску  и  покрыть  голые  доски  спиртовым  лаком.  Выпили  по
полстакана, закурили.
     И Лихарев продолжил предыдущие разговор ровно с того места,  на котором
остановился:
     - И  последнее  недоумение  мое рассейте -  что же  это за  организация
должна быть у нашего наркома, если по тайному сигналу через какие-то полчаса
способна выслать  в нужное место  великолепно подготовленную  группу, членам
которой  не  нужно  ничего  даже  предварительно  об®яснять,  все  действуют
автоматически,  абсолютно  безошибочно. Где они  опыта набрались? В  архивах
милиции  и  госбезопасности  есть  примеры  аналогичных  акций  хотя  бы  за
последние десять лет?
     Буданцев сидел, пристыженно опустив глаза. Как  пацана  мордой об  стол
повозили. А он-то сам хорош, расфантазировался.
     Валентин же неожиданно опять сменил пластинку:
     - Но в  целом, по замыслу, версии ваши крайне интересны, я  их по своей
линии, безусловно, проработаю.  Однако. Ваша забота - пока заняться  первой,
основной. Исходя из того, что нарком все это на самом деле совершил и теперь
скрывается.
     Уловил желание Буданцева возразить, предостерегающе поднял руку.
     -  Не  спешите.  Во-первых,  это   все-таки  гораздо  вероятнее  прочих
экзотических  гипотез,  во-вторых,  наша  главная задача  -  найти  наркома.
Желательно живого. А  вдруг он действительно крупный  специалист  в  области
тайных  убийств? Японский шпион, самурай - ниндзя, к примеру. Не приходилось
слышать? Ладно,  позже подробно  расскажу,  а  в  двух словах  - это ребята,
владеющие такими приемами и навыками,  что забраться  без крючьев и кошек на
пятый этаж по кирпичной стене, убить человека свернутой в трубку газетой или
карандащом  для  них  раз  плюнуть. Я  об этом  давно  читал,  а теперь  вот
вспомнилось. Так что ищите наркома-убийцу  с применением  всех доступных вам
оперативных  средств. Проверьте, кстати,  никаких  у него корней и связей по
самурайской линии нет? Товарищу Шадрину эту же версию вкручивайте. Работайте
со  всей отдачей. Поскольку никаких других  перспектив у вас лично все равно
не имеется. Вы меня поняли?
     - Да чего уж тут не понять.
     - Ну и слава богу. Еще выпьете?
     - Спасибо, нет. Мне же еще к Шадрину на доклад.
     - Тогда  пойдемте. Подвозить не  буду, чтобы лишний раз не светиться. И
так за десять минут не торопясь доберетесь. Теперь вам близко.
     - Всякое даже  самое отдаленное место к чему-нибудь да  близко, а самое
близкое от чего-нибудь да отдалено, - усмехнувшись, ответил Буданцев.


        ГЛАВА 17

     Шадрин уже ждал Буданцева, нервничая. Кончались вторые сутки поисков, а
результат -  ноль.  Запросы по  всем райотделам и отделениям  ГУГБ и милиции
Москвы  и двенадцати прилегающих областей ничего существенного не дали, хотя
сеть  была наброшена  плотная,  с мелкими ячейками. Опрошены  все инспектора
ОРУДа,  находившиеся в эти дни на улицах и дорогах, все сельские участковые,
работники бензозаправочных станций в радиусе двухсот километров от  столицы.
"Эмки"  с номером  Р-5-22-17  никто не видел, брошенных машин без номеров не
обнаружено, подходящих  по  приметам мужских  или  женских  трупов  -  тоже.
Агентура  из  уголовных  и  сексоты,  работающие  в  самых  различных  слоях
общества, пока молчали,  да и  надежды на  этот  контингент было  изначально
мало.  Вряд  ли  член правительства  имел  связи на  воровских  "малинах"  и
блатхатах.   Зато  задержанных  -   партийных,  советских  и   хозяйственных
работников"  имевших несчастье  в эти  дни  появиться  на  территории  чужих
районов и областей в черных "эмках"- оказалось сотни. Посаженные отвечать на
телефонные  звонки  работники  давно осатанели, крича сорванными  голосами в
трубки:  - Нет!  Не Ф-3-44-77!  И не Шумахер!  И два  мальчика,  а  не  одна
девочка.
     Шадрин с ужасом, будто никогда раньше с подобным не  сталкивался, начал
понимать, какую тупую, не рассуждающую, лишенную даже намека на разум машину
он запустил. Наблюдательное дело на Шестакова тоже было на удивление скудно.
С самого двадцать  шестого  года,  когда  оно было заведено, жизнь  будущего
наркома  выглядела  прозрачной как  стеклышко.  Вот если бы  его требовалось
посадить или расстрелять, можно было зацепиться за любую из трех заграничных
командировок,  или  службу  в царском  флоте, или  за  отца  - преподавателя
реального училища.  Но для целей об®ективного расследования  эти сведения не
давали ничего.
     А  между тем  тучи и над самим Шадриным, и  даже над  Заковским ощутимо
сгущались. Явных признаков пока не было, но нюх старший майор имел отменный.
Самое главное -  никак себя не проявляли те,  кто был заинтересован в аресте
наркома.  Если  бы  удалось допросить неудачливого самоубийцу Чмурова. Но он
после операции был  так плох, что ни о  какой беседе нечего и помышлять  еще
неделю, по мнению врачей. Кто  дал ему команду доставить задержанного именно
в Сухановскую, о чем имелась сделанная его рукой пометка в журнале? И почему
до сих  пор не  поступило  запроса в тюрьму, доставлен  ли туда арестованный
нарком?  Так  в  принципе  бывало,  иные  сидели в камерах  месяцами, ожидая
первого  допроса,  но   здесь,   похоже,   шла   другая  игра.  Складывалось
впечатление, что некто  отдал соответствующую команду, а узнав о происшедшем
(от  кого?)  - и залег на  дно. И чье распоряжение понимающий субординацию и
весьма опытный сотрудник  кинулся  бы  исполнять, не поставив  в известность
непосредственного начальника? Таких людей в принципе могло быть только трое.
     Из тех,  кто известен  Шадрину: сам  начальник ГУГБ,  он же заместитель
наркома внутренних дел  комкор  Фриновский,  оперативный  секретарь  ГУГБ  и
начальник  секретариата  НКВД.  Только они напрямую могли  приказать  что-то
Чмурову,   предупредив   также   о  необходимости  молчать.   Любой   другой
руководитель,   невзирая  на  число   ромбов  в  петлицах,  над  сотрудником
спецотдела  власти  не  имел.  Ну и еще,  конечно, оставался  сам  "железный
сталинский нарком",  Николай  Иванович Ежов. Только ему-то зачем таиться? Он
бы уже давно рвал и метал, матерился тонким  ломающимся голосом, все было бы
хотя и страшно, но хоть понятно. А вот первые трое?
     Шадрин доложил свои  соображения Заковскому и теперь  ждал Буданцева  с
глупой надеждой на чудо. Наконец  муровец прибыл. Старший майор распорядился
подать свежезаваренного чаю.
     -  Слушаю  вас,  Иван  Афанасьевич,  -  сказал  он, стараясь  выглядеть
совершенно спокойным и благожелательным.
     Буданцев  подробно  доложил  о   результатах  осмотра,   дополнительной
судмедэкепертизы, допроса понятых и сотрудников, обнаруживших трупы.
     - Ну и что из всего этого следует?
     -   Прежде   всего   -   нарком   Шестаков   крайне   хладнокровный   и
предусмотрительный человек. В квартире  практически  отсутствуют  материалы,
которые  дали  бы  ключ  к разгадке.  Ни  личных  писем,  ни  дневников,  ни
фотографий. Далее - на кухне следы  ужина или завтрака четырех человек. Судя
по  тому,  что отпечатки  пальцев  на  двух приборах явно  детские,  это сам
нарком,  его  жена  и  сыновья. Если они сели за стол  уже после  убийства -
выдержка железная.
     - А если - до?
     - Мало вероятно. Вряд - ли хозяйка оставила бы на ночь неубранный стол.
     - М-да.  Но вот  вы можете.  Иван  Афанасьевич, представить себе ребят,
причем  в  самом впечатлительном  и уже  все  понимающем  возрасте,  которые
спокойно завтракают в квартире, полной  свежих трупов? Такое даже не каждому
из наших людей под силу.
     - Я предполагаю, они  об этом и не подозревали. Понятые утверждают, что
детей  не видели,  значит, они  в  момент преступления еще  спали.  Выходит,
подозреваемый  сначала расправился  с сотрудниками, сложил  тела в кабинете,
укрыл их ковром  и уже потом разбудил детей. Затем семья собралась в дорогу,
позавтракала наскоро  и уехала.  Но машина, как  вы  знаете, до сих  пор  не
обнаружена.
     - Чертовщина какая-то, - искренне выдохнул Шадрин.
     - В вашей практике нечто подобное случалось?
     - За пятнадцать лет чего только не случалось, товарищ старший майор. Но
вот именно такого - нет.
     - И все же, что вы думаете делать дальше?
     - Дальше начнется  очень нудная и рутинная работа.  С не очень большими
шансами  на  быстрый успех. Тут  главная штука в  чем?  Нарком-то наш  может
простейшим  образом  укрыться на заранее  подготовленной "хазе",  как  у нас
выражаются, и сидеть там неделю, две, месяц. Причем буквально  в двух  шагах
от нас, пока мы будем искать его в Ленинграде или Кисловодске.
     - Почему именно в Кисловодске? - насторожился Шадрин.
     -  Да так, сказалось, и все. Может, потому, что  узнал - он там отдыхал
два раза. Вполне мог знакомства завести.
     - Так что - безнадега?
     -  Я такого  не  говорил. Буду  работать.  С  вашей  стороны  требуется
организовать, а главное  - поддерживать самый  жесткий  контроль  на улицах,
дорогах, вокзалах. Если он еще в Москве - вполне может попытаться выбраться,
когда сочтет, что его устали искать. Ну а мне придется день  и ночь копаться
в  бумагах,  допрашивать сотни людей-  учителей  и одноклассников его детей,
сотрудников наркомата, прежде всего - секретарш и  шоферов, которые хоть раз
в  жизни  его  возили (вдруг,  да и сболтнул  что-то  интересное невзначай),
друзей и сослуживцев  жены,  ну и  много кого еще.  Адская работа, но обычно
приносит результаты.
     - Но сроки, сроки! - почти с отчаянием воскликнул Шадрин.
     Буданцев пожал плечами.
     -  Товарищ  старший майор, это и есть работа угрозыска. Если преступник
не задержан с  поличным или по горячим следам - вот так и копаемся. Тут хоть
подозреваемый есть, уже легче.
     Шадрин скрипнул зубами. Чуда не получилось.
     -  Хорошо. Работайте как умеете.  Комната  для вас приготовлена в нашей
приемной, здесь рядом.
     - Я знаю, - кивнул Буданцев.
     -  Машина  в  вашем  распоряжении,  вызывайте,  кого  считаете  нужным,
беседуйте, только...
     -  Понятно,  товарищ старший майор, - снова перебил  его сыщик.  Лишней
болтовни   он  не  любил,  а   учить  его  соблюдать  максимально  возможную
секретность  не  требовалось.  - Постараюсь.  Мне  теперь  нужно  три-четыре
помощника из  моей  бригады и  столько  же  - из ваших людей. Распорядитесь,
пожалуйста. Я  скажу, кого именно, а вы мое начальство уговорите. Да  найдем
мы его, - решил наконец Буданцев  поднять чекисту настроение. - Высунется он
где-нибудь непременно.  Не сам, так  жена или дети. Не на дне же морском они
прячутся. Дилетанты, - а Шестаков, безусловно, дилетант, нет в его биографии
моментов, говорящих об  обратном,  -  обычно  на самой ерунде прокалываются.
Будьте спокойны.
     - Хорошо, хорошо, можете быть свободны, Антонюк все сделает.  -  Шадрин
протянул руку через стол, уже погружаясь в другие мысли.


        ГЛАВА 18

     А Лихарев, простившись  с сыщиком,  поехал  в  Кремль.  Теперь  у  него
хватало материала, чтобы  начать давно задуманную  интригу. Что  интересно -
исходно она не имела отношения к "делу наркома". Но так  оно  к месту сейчас
подвернулось.  Валентин давно уже готовил свой  собственный "заговор",  если
это можно так назвать. По его расчетам, происходящее в стране, то, что позже
получит ярлык "ежовщина", следовало прекращать. Оно себя исчерпало. Основная
цель спланированной  им  еще пять  лет назад широкомасштабной  операции была
достигнута. С неожиданными издержками в  виде сотен тысяч пострадавших ни за
что "простых людей", но достигнута. Успешно ликвидирована вся так называемая
"ленинская гвардия",  состоявшая из пламенных  адептов "мировой  революции",
уничтожена    созданная    Дзержинским,    Менжинским,    Ягодой    ВЧК-ГПУ,
ориентированная на ту же цель. Ей на смену пришла совсем другая организация,
с новой идеологией. Точнее -  без всякой идеологии, работающий с четкостью и
надежностью "маузера", не  рассуждающий механизм, способный одинаково  метко
стрелять по любым целям.
     Хоть завтра его  можно  использовать для свержения  Советской власти  и
реставрации самодержавия  любого  типа. Хоть  в  духе  Николая 1, хоть  царя
Ашшурбанипала. Осталось только избавиться  от ставшего одиозным, да и просто
почти невменяемого генерального  комиссара госбезопасности, поставить на его
место человека  гораздо  более умного,  уравновешенного  и прагматичного,  и
первый  этап грандиозного замысла можно считать  исполненным. Спешить агграм
было некуда. Десять дет займет исполнение их очередного  плана или пятьдесят
- не  имело никакого значения.  Все равно  это лишь  эпизоды,  бои  местного
значения  в  длящейся  тысячелетия  межзвездной  войне.  Предыдущую  схватку
выиграли их враги,  мировая война  и большевистская  революция свела на  нет
тщательно спланированный сценарий  грядущего мироустройства. Теперь приходит
пора реванша.
     Сталин  сидел  в  своем  кабинете,  известном   по   миллионным  копиям
живописных картин,  фотографий и кинофильмов. Правда, сейчас он был другим -
еще довоенным, без  портретов  русских полководцев на дубовых стенах,  и сам
вождь  был одет в старый серый френч с отложным  воротником под горло, серые
же  брюки и поношенные шевровые  сапоги. Иосиф  Виссарионович вертел в руках
зажженную, но столь редко потягиваемую трубку, что она все время гасла, и он
не столько курил ее,  сколько просто подносил время  от времени к губам  без
всякого особого смысла.
     Вызвал  звонком  Поскребышева.  Секретарь  вошел,  как  всегда,  внешне
невозмутимый, но напряженный. Ибо привыкнув к шефу, никогда не был уверен (и
не безосновательно), чем закончится очередной разговор - просьбой подать чаю
или разносом, опалой, арестом. Такие уж  тогда были времена.  Ничем  не хуже
прочих, имевших  место в  истории, но и по-своему  оригинальные.  К примеру,
обычай  Чингисхана  ломать   позвоночники  курьерам,   доставившим   не  ими
написанные,  но  неприятные  властителю  сообщения,  до  сих  пор  считается
довольно варварским, но горячего эмоционального отклика уже не вызывает.
     - Ежова ко мне. Сейчас же, - сказал Сталин почти без интонаций.
     Поскребышев  незаметно,  давно отработанным  мгновенным движением  глаз
покосился на Лихарева, сидевшего у дальнего края стола для совещаний. "Когда
это он успел сюда прошмыгнуть? - ревниво подумал бессменный секретарь вождя.
- Через заднюю дверь вошел, значит. Хозяин пригласил его лично. К чему бы? А
теперь  Ежова требует. Не  иначе,  мордокол сейчас начнется.  Валентин  вон,
похоже, веселый. Накопал чего-то на Кольку." (Булганин был у них Николкой, а
этот - Колькой числился.)
     Одетый сейчас почему-то в форму не  инженерную, к  которой  Поскребышев
уже привык, а  бриг военюриста,  Лихарев  держался  скучающе-безразлично, не
смотрел  ни  на Поскребышева, ни  на  самого Сталина,  а просто  затягивался
изредка папиросой  и только вот дым  старался  пускать деликатно -  вправо и
вбок, чтобы  не потянуло его невзначай в сторону  хозяина кабинета. А  потом
вдруг  незаметно   подмигнул   Александру  Николаевичу.  Поскребышев  слегка
удивился  -  именно  слегка, потому  что,  умей он удивляться хоть чуть-чуть
сильнее,  давно   бы   сменил   сталинскую   приемную   на  места,   вопреки
распространенной  поговорке,  весьма отдаленные. (Что, впрочем,  его в  свое
время все равно не миновало.)
     "Нет, точно, какую-то крупную  пакость плюгавому инквизитору приготовил
приятель".
     -  Ты,  Александр,  давай-давай,  не  задумывайся  слишком,  -  заметил
секундную задержку верного секретаря Сталин.
     "Сталинский нарком" внутренних дел Николай Иванович Ежов, только-только
вошедший в полную силу - после успешного,  произведшего огромное впечатление
на  друзей,  врагов  и  колеблющихся разгрома  всевозможных:  левой, правой,
военной, "об®единенной" и  даже  не получивших специального названия, но все
равно вредоносных оппозиций, считавший,  что  во всей советской  стране есть
только два  безусловно надежных человека - он сам и великий Сталин, - явился
по вызову почти  мгновенно. Можно было  бы подумать, что  он  даже не тратил
времени на спуск лифтом с седьмого этажа лубянского  дома к машине во дворе,
а просто выпрыгнул в окно.
     - Слушаю вас, товарищ Сталин...- почтительно произнес он после обычного
доклада  с  прищелкиванием каблуками у самой  двери.  Замер,  чуть подавшись
вперед, прижимая  локтем  тонкую  коричневую папку, чтобы по  первому  знаку
рвануться к своему обычному месту за приставным столиком.
     Сталин молчал долго,  достаточно  долго, чтобы кожаная  папка с  самыми
актуальными документами успела взмокнуть в маленькой ладони наркома.
     - Садитесь, Николай Иванович. Вернее - присаживайтесь,  - позволил себе
слегка пошутить Сталин. -  Как у нас на данный момент обстоит дело с врагами
народа? Всех разоблачили или пока не всех?
     Через десяток минут, выслушав без особого внимания набиравший обороты и
азарт монолог Ежова, он оборвал его движением руки:
     - Пока достаточно.  А  что вы скажете  насчет  странного  - я правильно
выразился, странного происшествия с наркомом товарищем Шестаковым?
     - О чем вы, товарищ Сталин? Я не в курсе.
     -  Не  в курсе?  В вашем  ведомстве черт знает что творится, а вы не  в
курсе? Доложите  товарищу Ежову  суть  дела, -  повернулся он к Лихареву,  -
только покороче.
     Выслушав  сообщение  Валентина, сделанное нарочито  бесстрастным тоном,
Ежов мгновенно  позеленел.  Выглядело  это  именно  так.  Обычная  бледность
выглядит  более  эстетично, а лицо Ежова приобрело  оттенок, свойственный не
каждому  даже  покойнику, причем еще и покрылось мелкой  липкой испариной от
края волос до воротника кителя.
     - Нет, а что вы так вдруг испугались? - с мягкой, сочувственной улыбкой
спросил его  Сталин.  - Мне кажется, ничего  особенного не произошло. Плохо,
конечно, что вас не  поставили в известность, а по сути... Если тот, кого мы
называли  товарищем  Шестаковым,   истинный  враг  народа,  которого  решили
арестовать на вполне законных основаниях,  то его поступок вполне естествен.
Мы,  большевики,  в царское время  тоже  не считали  зазорным сопротивляться
жандармам,  бежать от  охранки, отстреливаться, если нужно. Я  сам  пять раз
бегал.  И стрелял, да.  Надеюсь - попадал. Так что тут  ничего  невероятного
нет. Но если товарищ Шестаков не враг? Если он честный человек, только это -
слишком впечатлительный  и... да, вот именно - гордый? Пришли какие-то люди,
в небольших чинах, наверное, да еще и невежливые, грубые, предположим... Что
он мог подумать? Если он точно знает, что не является врагом? Значит, это на
него  враги  покушаются!  Мы  разве  з