годняшний  вечер.  Брать  их  решено  в
гостинице. Мне нужно посвящать наблюдателей в  детали? - справился Чеботарев
у шефа.
     Золотых развел руками:
     - Если это необходимо... Необходимо, а Вениамин Палыч?
     Коршунович покачал головой и поморщился:
     - Как хотите. Наверное, в самых общих чертах.
     - Да какие тут могут быть детали... - фыркнул Золотых и смешно задвигал
ушами. - Оцепим гостинцу, чтоб муха не пролетела, вкатим им парализующего...
А уж в управлении будем за языки тянуть.
     Чеботарев согласно кивнул.
     - Собственно, у меня все, - сказал  он и сразу же поправился: - Точнее,
почти все. Возник один-единственный вопрос к коллегам из России. Официальный
агент  уже в  Алзамае? Откровенно говоря,  мы засекли только  Арчибальда  де
Шертарини, но у него здесь родственники. Мать его приехала, опять же. Что-то
семейное. Он задействован?
     Золотых довольно напыжился:
     -  Он  и  есть  агент,  - сказал  полковник. -  Молодец,  Степа! Хорошо
работаешь.
     Степа вяло мигнул -  он явно  полагал, что насчет личности официального
агента можно было  и  проинформировать. Но Золотых всегда был безопасником с
причудами,  особенно  последнее время, когда  из-за должности  многое  стало
сходить ему с рук.  Впрочем, работал  он цепко,  и  был дьявольски  везучим,
наверное поэтому наверху  на художества  полковника Золотых смотрели  сквозь
пальцы и вообще относились  с немалым снисхождением. В конце концов, главное
- результат, а с этим Золотых свое начальство никогда еще не подводил.

        x x x

     Макс  Мэнсон-Крютченко облюбовал  один  из  трех  предложенных  еще  на
подготовительной базе  в  Орегоне  подвальчиков; подвальчик  располагался на
самой  окраине  Алзамая. Несколько однотипных  домов  приблизительно равного
возраста смыкались стволами, а ветви короны наверху совершенно переплелись и
образовали  над внутренним  двориком  эдакий сплошной живой  свод, отчего во
дворике всегда  было сумрачно и прохладно. Подвальчик имел два  выхода: один
прямо  во дворик, посредством полувросшей в почву  лестницы;  второй - через
нижний,  нежилой  ярус корневой системы дома в соседний подвал. А оттуда - в
подвал следующего дома; корневая система у домов вообще оказалась общей. Это
был   дом-многостволка,   строго   говоря,  даже  не  симбионт-полиморф,   а
невыраженный Tottumus ъuonkae, в просторечии именуемый кустом.  В подвале не
было даже намека  на  сырость,  крохотная  комнатенка  (нечто вроде дежурки)
вмещала  только  маленький  шкаф, стол  без  стула  или  табурета  и  низкий
топчанчик,  похожий скорее  на  эстрадный подиум. Рядом  со  входной  дверью
оттопыривалась  зевающая  пасть  рукомойника,  над   которой  нависал  носик
водопроводного  крана.  А  над рукомойником нашелся  даже  впавший в  спячку
мономорф-зеркало.  Макс  его  немедленно разбудил  и  порадовал  несколькими
крупинками  универсального   корма.   Зеркало   ему  понадобится.   Конечно,
портативное у него имелось, но если есть возможность пользоваться  большим -
почему бы и не воспользоваться?
     Первым  делом  после  осмотра  Макс  вскрыл  тайник.  Сигнальные  вешки
оказались нетронутыми,  и Макс с  некоторым  облегчением  спрятал  в  тайник
шмотник с реквизитом, забрав только самое необходимое.
     Со временем у  него было туго: задание по основной программе неожиданно
наложилось на едва  ли  не всеобщую активность иностранных разведок; у Макса
имелись косвенные данные о засылке  балтийских агентов  в  Алзамай, из  чего
следовал   простой  и   неизбежный   вывод:  Смотритель   немедленно  выдаст
агентам-прибалтам   координаты   сибирского  маяка  и  вообще  все  сведения
относительно программы "Виера". Прибалты, естественно, сунутся к маяку, и на
хвосте притащат всю собравшуюся в Алзамае свору.
     Америка  не могла этого  допустить, особенно  после  того, как маяки  в
Антарктиде  и  в   верховьях   Амазонки  были  ликвидированы   таинственными
хозяевами.  Сам Макс  к маяку  лезть  не  собирался, не  его  это дело. Если
хозяева решили свернуть все засвеченные маяки, не стоит доводить ситуацию до
крайности. А то и этот, последний из засеченных свернут.
     Он взглянул на  часы. До встречи  с  резидентом эн-эр, научной разведки
Америки в Алзамае, оставалось два часа.
     Час  Макс убил  на  пристальное  наблюдение  за собственным  хвостом  и
окрестностями подвальчика. Никого. Макс был достаточно опытным агентом чтобы
почуять слежку. Сейчас он ничего не  чувствовал, и ничего подозрительного не
заметил.
     К  точке рандеву  он  пришел  пешком,  побрякивая на ходу  фенечками  и
предоставив легкому ветерку трепать хиповскую шевелюру.  В этой непостижимой
стране не имело никакого смысла назначать встречи в кафешках: кафешек даже в
столице  Сибири  было исчезающе мало; истинными  центрами  народного  досуга
служили многочисленные  пивные  ларьки  с  их  столиками, у которых  принято
стоять, а не  сидеть,  с  легким и  часто  разбавленным пивом  из новомодных
бокалов  мутного  стекла, с  сушеной  воблой  и  вяленым  хариусом.  Местное
разливное пиво вообще  было напитком отдельного класса; несмотря на  то, что
привозилось  оно, в общем-то, с  одних  и тех же заводиков, в двух  соседних
ларьках вкус его различался кардинально. Впрочем, Макс за время пребывания в
России  успел  даже  отыскать  некую мрачную прелесть  в  ритуале поглощения
разливного пива; теперь же он мгновенно  убедился, что в Сибири  дело с этим
истинно народным напитком обстоит точно так же, как и в  России. Только вкус
пива, конечно же, совершенно иной.
     Нужный ларек Макс давно приметил,  но подходить не спешил. Долго кружил
по  окрестным   улицам,  заглянул  на  крохотный  рыночек,  приткнувшийся  к
перекрестку двух более-менее оживленных  улиц, потолкался среди толпы, купил
орешков.  Выпил пива в  другом ларьке; все это время он тщательно прощупывал
пространство вокруг себя. И  не  мог отследить  наблюдения. И жук-индикатор,
привитый к поясному ремню, тоже молчал. Его не прослушивали, не  прощупывали
модальными зондами, и, вроде бы, даже вживую не следили.
     Риск,  конечно, сохранялся; но время все  равно уже почти  вышло. Нужно
было рисковать.
     Когда Макс  подтянулся  к  условленному месту,  до  времени  оставалось
четыре  минуты.  Он  пристроился  в  кильватер  низенькому  работяге-аморфу,
одетому в грязную спецовку. Дождался очереди, взял пива, и отошел к дальнему
столику. Работяга жадно глотал пену даже толком не отойдя от окошка.
     Двое молодых парней-овчаров  горячо обсуждали что-то экипажное: не то о
спецпрививках, не  то о способах аварийной регенерации.  Сизая  от  алкоголя
тетка  тоскливо  сжимала в грязной  ладони  хвосты  трех сомнительного  вида
рыбин; Макс  есть  подобных  существ на  всякий  случай  поостерегся бы.  И,
наконец,  целая компания настоящих сибирских лаек шумно спорила насчет  цен.
Дескать, раньше водка стоила о, а теперь - ого-го-о-о!
     Связной  возник  будто из  ничего;  вывернул  из-за  ларька,  мгновенно
сориентировался, на  миг замедлился  перед  окошком  и прямиком направился к
Максу.
     - Друг! - сказал он проникновенно. - Рыбца не желаешь?
     И  извлек  из  пакетика  сушеную  рыбину.  Тетка  с  уродцами  в  руках
забеспокоилась и попыталась протестовать:
     - Эй, ты! Здесь только я торгую!
     Связной - пятнистый пойнтер с висячими ушами - благодушно отмахнулся:
     - Я не торгую! Я меняюсь!
     -  На что? -  с некоторой насмешливостью в голосе поинтересовался Макс.
Рыбец у пойнтера был правильный: юконский лосось, на  этом континенте такого
при все желании не выловишь.
     - Да все на нее же! - делано вздохнул пойнтер. - На влагу живительную!
     - То есть, - подытожил  Макс, - я беру еще пивка, и мы с  тобой на пару
давим этого леща?
     -  Именно!  - просиял  пойнтер.  - Вы  на  редкость догадливы,  молодой
человек!
     -  Идет! -  ухмыльнулся Макс, одним махом опорожнил свой бокал и  мигом
принес еще четыре. Пойнтер  тем  временем расстелил на столе газету  - опять
правильную.  Не  "Нью-Йорк  Таймс",   конечно,   это   было  бы  слишком,  а
красноярскую "Сибирь", причем Макс ясно рассмотрел заголовок одной из статей
-  "Не  валяй дурака, Америка!". Ключевое  слово  присутствовало.  Девяносто
девять процентов, что это действительно связной.
     - Макс, - представился Макс и протянул руку.
     - Алексей Семенович, - склонил голову пойнтер и  светским  жестом подал
руку. Папиллятор на браслете коротко кольнул Макса в запястье. И точно такой
же браслет на секунду выглянул из-под обшлага легкой летней куртки пойнтера.
     У Макса испарились последние сомнения.
     - Итак, молодой человек! Приступим.  Такую  рыбу редко кому  приходится
едать, а уж без пива  это делать совершенно не  стоит! Право же,  не  стоит,
поверьте мне, старому пьянице!
     Он  взялся за лосося. Тетка глядела на свежесложившийся питейный дуэт с
плохо скрываемой ненавистью.
     Лосось оказался  великолепным.  Некоторое  время  кроме  сей  почтенной
рыбины Макс был занят только одним  - незаметно поглядывал кругом, не  пасет
ли их кто-нибудь. Овчары-экипажники уже ушли, компания лаек переключилась на
обсуждение  футбольного  матча, и даже тетка  с сушеными  чудовищами немного
подобрела,  потому  что  к ларьку  забрел с  престарелой  канистрой какой-то
молодняк и одно чудовище тетка молодняку все же всучила за пару монеток.
     Потом, когда бокалы опустели а от  лосося осталась только голова, чешуя
да кости,  пойнтер аккуратно  завернул  об®едки  в газету и выбросил в ящик.
Макс с сожалением принял нейтрализатор - после пива накатила легкая эйфория,
когда кажется, что ты хозяин всего мира и горы можешь свернуть, когда ничего
не страшно и все по плечу.
     Только абсолютно  трезвые  люди способны понять, что это  не более  чем
заблуждение.
     Разговор состоялся на одинокой лавочке посреди старых-престарых  сосен,
толстенных,  как опоры Стэдфордского моста.  Пойнтер  тоже глотнул что-то  -
видно разгонять алкогольную эйфорию и он считал очень важным.
     - Итак,  молодой человек, - начал пойнтер совсем другим голосом, - имею
вам сообщить следующее.  На  сегодняшний день  нашими  главными  и основными
конкурентами являются только прибалты. По косвенным  данным, их агенты уже в
городе, но это агенты не научной, а регулярной внешней разведки.  Их, скорее
всего, двое.
     Все это Макс знал и так. Но, тем не менее, слушал очень внимательно.
     - В Алзамай давным-давно  внедрен агент-научник Балтии.  Зовут его Карл
Логан,  причем он больше ученый, чем разведчик. И  ведет он себя как ученый.
Неизвестно, как  долго занимается он этим вопросом, но в Алзамае он появился
восемнадцать  лет  назад  под  именем  Эдуарда  Эрлихмана. Неизвестно  также
насколько глубоко он копает и  до чего уже успел  докопаться - мы здесь едва
ли  не  вчетверо  меньше работаем.  Научная  разведка  Балтии  разрабатывает
интересующую нас тему давно и плотно,  причем независимо от других спецслужб
и  даже, похоже,  независимо  от  правительства.  Только  в  свете последних
событий научники сделали шаг навстречу вэ-эровцам...
     -  То  есть,  -  перебил  Макс,  - Смотритель  может поделиться  некоей
информацией с вээровцами, и те опередят остальных? Даже официального агента?
     - Именно так.
     - Что это за информация?
     - Координаты местного маяка.
     Макс приподнял брови, хотя снова  ничего такого, чего бы он не знал, не
услышал:
     - Вот, значит, как...
     Пойнтер, не изменясь в лице, продолжал:
     -   Прибалты   осведомлены  о   существовании  единственного   маяка  -
сибирского. Именно поэтому здесь и  осел Логан-Эрлихман. Хотя, стопроцентной
уверенности все равно нет. Его никто  плотно не  прощупывал, пока у нас  нет
подобной возможности. Но вероятность очень высока.
     -  А что,  -  задумчиво поинтересовался Макс.  -  Балтия  так  серьезно
занимается   исследованием   неопознанных   летающих  об®ектов  и   об®ектов
предположительно внеземного происхождения?
     - Очень серьезно. С тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.
     Макс ничего не сказал - ждал продолжения.
     - В августе семьдесят седьмого в руки балтийских научников попал сильно
поврежденный летательный  аппарат,  по  нашим данным -  беспилотный. В марте
восьмидесятого они ознакомились со снимками неопознанных летающих  об®ектов,
замеченных в  районе Алзамая,  и  обнаружили  на  одном из  них  аналогичный
аппарат. Это был единственный  случай  наблюдения аппарата такого типа. Все,
изображенное   на  остальных  снимках,   не   совпадало   с   более  ранними
наблюдениями,  и  могло оказаться  в  итоге  чем  угодно,  от метеозонда  до
атмосферной  линзы  или  шаровой  молнии.  Только  алзамайский  аппарат  был
стопроцентно внеземным.  И в Алзамай немедленно внедрили Логана. Мы так и не
сумели выяснить,  что же он тут раскопал, к его квартирке-лаборатории просто
не подступиться.  Но  приборов там напичкано - будь-будь. У маяка установили
кое-какую регистрирующую селектуру; маяк все  время  прощупывается. В общем,
Логан  стал  опасным. Его нужно  убрать. Причем, немедленно. До того, как он
раскроет местонахождение маяка.
     - Он работает в одиночку? - поинтересовался Макс. - Без прикрытия?
     -  Мы  не успели  выяснить.  Похоже,  что да. Но  ни в чем нельзя  быть
уверенным на все сто. Мы не видели прикрытия. Ни разу за четыре года.
     - Понятно, - кивнул Макс. - Что ж. Я готов. Уберу его сегодня же.
     -  Последнюю  неделю он  ежедневно  бывает на  привокзальном  бульваре.
Вероятно, ждет агентов-прибалтов. Там  есть пивной ларек, напротив  магазина
Кузьминых. Знаешь?
     - Знаю, -  Макс  усмехнулся. Его позабавил  тот факт, что  не они  одни
использовали пивные ларьки как точки рандеву.
     - Пока он ни с  кем контактов не имел.  Вот  он, взгляни...  -  пойнтер
ненадолго показал Максу фотографию невзрачного аморфа неопределенно-среднего
возраста. - Запомнил?
     - Да.
     - Привокзальный бульвар, с полудня. У тебя еще есть время.
     Макс кивнул, попутно уяснив для себя: агент-пойнтер выдал абсолютно всю
необходимую информацию. Ничего не скрыл, но и ничего лишнего не выболтал.
     Периодическая  проверка  внедренных  агентов  была  обычным  делом  для
научной разведки Америки.
     Впрочем, самое главное Макс с помощью коллеги все же выяснил. Теперь он
знал Логана-Эрлихмана, Смотрителя сибирского маяка, в  лицо.  И он не теперь
не проколется, убрав ненароком постороннего.
     - Удачи, сынок, - сказал пойнтер, в упор глядя на Макса.
     Макс с легкой улыбкой кивнул.
     - Спасибо за рыбку. Хороша, зараза!

        x x x

     Когда Арчи приехал в Алзамай, бабка уже умерла. Умерла тихо и спокойно,
без мучений,  угасла, как догоревшая свеча. Практически  до  последних часов
она  оставалась  в  сознании,  и  даже была  в состоянии  передвигаться  без
посторонней помощи. Просто заснула не проснулась. Мать, словно почувствовав,
часа в  три ночи  вошла  к  ней  - дыхание старухи, до сих  пор  более-менее
равномерное, вдруг прервалось. На миг открылись  глаза,  взглянули  на дочь,
которой было уже почти шестьдесят, и закрылись снова.
     И все.
     Родичи-женщины и соседи успели свое отплакать и отпричитать; Арчи вошел
как раз, когда поминали усопшую крепким домашним самогоном. По  тем, кто жил
долго и счастливо  и ушел без мучений, как правило  долго не скорбят, и Арчи
считал  это  глубоко  правильным.  Он жалел только об одном - что не  успел.
Правильнее  было бы хотя бы перед смертью подержать бабку за руку. Наверняка
это ее успокоило бы.
     Но - не успел.
     Женщины  хлопотали  в бабкиной  комнате,  Арчи неоднократно  выцедил  с
коренастыми   сибирскими   мужичками   сизого   крепчайшего  пойла.  Коротко
переговорил с  матерью  - она  удивилась  приезду  сына.  Не  то  чтобы  она
обижалась; из-за  работы Арчи часто приходилось  отказываться  от исполнения
разнообразных семейных дел и хлопот, но работа  -  есть работа.  Похоже, что
мать обрадовалась, но, конечно же, тоже жалела,  что  Арчи  самую малость не
успел.
     Потом  были  похороны  -  на следующий  день.  До  этого  времени  Арчи
выбирался в город  только однажды, с матерью и теткой  из соседнего Тайшета.
Заходили в какие-то погребальные конторы, женщины о чем-то договаривались, а
Арчи, не вникая, молча платил, сколько требовалось.
     А когда вернулись с кладбища и уселись поминать уже во дворе, под диким
сибирским виноградом, Арчи неожиданно ощутил в себе какую-то пустоту.
     Он  всегда  гордился  тем,  что  его  родственники  так  долго живут  и
пребывают  совершенно в ясном  уме  и  трезвой памяти  до последней  минуты.
Казалось, что  он и  сам  должен точно  так  же  тянуть  к сотне,  оставаясь
здоровым и умным.
     Два года назад ему  сообщили, что скончался девяностосемилетний дед. Но
Арчи тогда  только-только  отходил от последнего задания, приведшего к сразу
двум "фитилям". И вот теперь - все. Родственников-долгожителей не осталось.
     Он  вышел  из-за  стола,  заскочил  в  комнатенку   под  самой  крышей,
получердак-полумансарду, которую Арчи отвели по его же просьбе, и отправился
на связь.
     Некоторое время Арчи постоял за воротами. Ветер путался в кронах сосен,
шумел, словно тянул  заунывную  поминальную  песню.  Похожий  на исполинскую
пузатую бочку дедовский дом стоял на пересечении улиц Шадченко и  Распадной.
Корявые  верховые ветви обрамляли потемневшую от  времени выпуклую крышу. На
крыше, на  самой макушке,  рядом  с  узловатым стеблем универсальной антенны
(той еще  древности)  сидела лимонно-бурая харза и сосредоточенно вычесывала
шерстку.
     На  Распадной  Арчи  поймал  экипаж и доехал  до  центра  за совершенно
смешные в сравнении с курортным Крымом деньги.
     Два  тридцать  семь.  Бульвар  недалеко от  вокзалов.  Много  свободных
лавочек. И целых двадцать минут, которые нужно непринужденно убить.
     Бесцельно слоняться по  бульвару  Арчи не захотел, по  привычке сначала
покружил в  отдалении.  И  практически  сразу  у  него сработал  жук-сторож:
забеспокоился,  завибрировал  и  загудел. Арчи скормил  ему крупинку лакомой
органики.
     Итак, он здесь не один. Кто-то точно так же кружит в отдалении и кормит
жука-эмпата.
     Арчи немедленно нырнул в раскрытые  двери ближайшего  магазина. И -  о,
удача! -  в магазине  нашелся мини-бар, причем  стойка его заканчивалась как
раз у окна, выходящего на бульвар.  Арчи заказал кофе по-венесуэльски, рюмку
хереса (и откуда в Сибири приличный херес?)  и свежую газету. Сел на высокий
табурет и сделал вид, что погрузился в чтение.
     На самом же деле он то и дело поглядывал в окно.
     Бульвар выглядел вполне мирно и обыденно: лавочки;  маленькие, по  пояс
всего, пушистые сосенки и елочки (а, может, и пихточки, Арчи не особо в этом
разбирался).  На лавочках -  мамаши, среди  елочек  - малышня.  С елочки  на
елочку скачет харза, ребятишки гурьбой бегают за нею. Идиллия.
     Вдалеке виден вокзал, но опять  же после Крыма он выглядит  чуть ли  не
покинутым. Экипажей на улице не  то чтобы мало, но и плотным такое  движение
никак не назовешь.
     Кофе оказался так себе. Херес тоже. Впрочем, стоило ли удивляться?
     Арчи  шелестел  газетой.  Жук  больше  не беспокоился, дремал  себе  за
подкладкой. Но чутье подсказывало Арчи: жди. Кто-то здесь есть.
     И он ждал.
     Прошло минут  пять,  прежде чем он  выделил из  находящихся на бульваре
двоих мужчин. Первому было под сорок, не меньше  -  низенький, породистый  и
толстомордый  мопс.  Сидит на  лавочке  и щурится на солнце, сложив руки  на
рукояти трости. Второй больше похож на агента - никакой просто. Неприметный.
Не то серая, не то пегая шевелюра, уши врозь, морфема - и не поймешь с ходу.
Аморф,  наверное.  Но  взгляд  цепкий,  внимательный.  Пристроился к  жидкой
очереди  у  пивного  ларька  наискосок от  магазина  и  зыркает  исподлобья.
Туда-сюда...