тяне... Какие они?
     - Разные, любезный Варга. Очень разные с виду. И очень похожие на нас в
целом. Просто, большинство чужих рас, с которыми нам довелось столкнуться за
полвека, гораздо старше землян, и  поэтому они сумели взобраться по лестнице
прогресса на невообразимую для вас - да и для нас тоже - высоту. Возможно, и
Земля когда-нибудь станет столь же искусной в науках и технологиях.
     Варга готов был спрашивать о чужаках еще и еще, но что-то его удержало.
Что-то разом сбросило его жгучее любопытство с небес на Землю. И он вернулся
к сиюминутным проблемам.
     - Значит, нам предстоит разместить у себя две сотни людей...
     - Волков, любезный Варга, - поправил  его Расмус. - Волков. Мы вовсе не
возражаем против этого... - гм! - наименования. К сожалению, за время нашего
отсутствия люди превратились  в  нечто такое,  что  не  может у нас  вызвать
ничего кроме недоумения и легкой брезгливости. И только благодаря факту, что
хоть  кто-то на  всей  планете пытается  вновь  сделать  людей людьми, а  не
слюнявыми овечками, наш разговор и стал возможным. Меня совершенно не радуют
родственники, падающие  в  обморок  при  виде  крови. Что,  в  конце концов,
произойдет,  если  чужие вздумают завоевать Землю?  Даже бойни не получится.
Получится плодотворная прогулка грабителя и насильника по детской площадке.
     - А что, - с легким холодком в груди спросил Варга. - Есть вероятность,
что Землю попытаются завоевать?
     -  Вряд ли,  -  Расмус пожал  плечами.  -  Какой смысл тогда нам  здесь
оседать?  Земля  не  может  заинтересовать  ведущие  расы  -  как  не  может
заинтересовать  шефа  "Чирс" Саймона Варгу муравейник  на  соседнем  с базой
поле.  Наткнуться на прогулке и разворошить подвернувшейся под руку палкой -
это  еще  возможно.  Но - если  начистоту  - часто ли  шеф "Чирс" гуляет  по
окрестным полям?
     Варга немного смутился.
     - Нет... По правде говоря - ни разу не гулял за все годы.
     -  Вот  видите.  Земля  не  нужна чужим. Единственное, что как-то может
заинтересовать  некоторые  расы  - это  ваша  биоинженерия. Но  все  то, что
делаете со своим живым материалом вы, доступно  и  чужим.  Все то же, и  еще
много того, что Земле только  предстоит  научиться  в ближайшие тысячелетия.
Есть две причины, по которым  чужие  могут посетить  Землю. Это скука  и это
любопытство.
     -  Скажите, Расмус, - вкрадчиво  поинтересовался Варга, - а войну чужие
вели от скуки или же от любопытства?
     Все  трое волков дружно  расхохотались; причем  Варга сразу  понял, что
смеются  они  не  оттого,  что вопрос глуп  или неуместен.  Вовсе нет. Варге
скорее  всего удалось взглянуть  на  приевшуюся  им  проблему  с  совершенно
неожиданной  точки  зрения.  Как  иногда  удается  детям  поразить  взрослых
неожиданной мыслью или неожиданным вопросом.
     Варга  тотчас  вспомнил,  как лет  десять  в  Тирасполе  по  давно  уже
забывшейся причине угодил на  конкурс детского  рисунка  - малышня  рисовала
мелками  на асфальте всякую маловразумительную лабуду. Но один рисунок Варгу
просто потряс. На асфальте был  изображен  желто-оранжевый  зверь,  которого
юный художник назвал "Жераф". Зверь имел совершенно нормальных размеров  шею
и очень длинное туловище.  Тогда Варга  еще подумал,  что  если зверь назван
"жерафом",  а  не  "жирафом"  умышленно, то кусок асфальта с рисунком  можно
смело вырубать  и  прятать, а лет через  пятьдесят продавать за баснословные
деньги.  Всплыл   бы  сейчас  детский  рисунок   Сальвадора  Дали  -   то-то
всколыхнулся бы мировой бомонд!
     Воспоминание это молнией  промелькнуло у Варги  в голове,  а сам он, не
отрываясь, глядел Расмусу в глаза.
     Расмус продолжал смеяться. А когда отсмеялся, ответил странно:
     - Я не могу ответить на  ваш вопрос, любезный Варга. На него просто нет
ответа. Но если бы я задал такой вопрос чужим, меня либо убили  бы на месте,
либо осыпали бы почестями. И я не берусь судить, что более вероятно.

        x x x

     Утренняя  стоянка затянулась  на шесть с половиной  часов. Пограничники
снялись уже  за полдень. Юркие  легковые  экипажи  сибирских  безопасников и
передовой группы  долго мчались по левой полосе, обходя нескончаемую колонну
пятнистых грузовиков,  лениво косящих  глазами на обгоняющую  мелочь. Из-под
выгоревших на солнце тентов выглядывали скуластые  стриженные лица. Цицаркин
вдруг подумал, что этих юнцов, вчера  еще тискавших на лавочках одноклассниц
и гонявших по траве саморощенные мячи, посылают в самую настоящую мясорубку.
     А ведь это трудно, посылать юнцов в мясорубку. Цицаркин не чувствовал в
себе сил  на  подобное. И он  в  который  раз  подумал, что ноша  полковника
Золотых в этом необычном деле - самая тяжелая.
     Юрий  Цицаркин,  агент  внешней  разведки Балтии,  неизбежно  привык  к
промытым  психологами мозгам. Чужая смерть давно  уже  его не ужасала, да  и
своя много лет не казалась  абстрактным понятием. Она стала понятием  вполне
конкретным, некоей  сущностью,  непрерывно  маячившей в  поле зрения,  и  на
многих  операциях  Цицаркину приходилось прилагать массу  усилий, чтобы  эта
костлявая старуха  в ветхом рубище не вздумала приблизиться хотя бы на  шаг.
Тем не менее, старуха иногда оказывалась совсем  рядом, но ухватить его  или
хотя бы коснуться ей пока не удавалось.
     Но вот эти  вот ребята... Юнцы, в неполные  двадцать получившие  в руки
казенные иглометы, оторванные от  дома  и  каждую  ночь  вынужденные  ловить
проныр-контрабандистов  на  японокитайской  границе.  Чем для  них  является
смерть?  Без разницы, своя  ли, чужая ли? Как уберечь их непрочное "я", если
им придется убивать? И как оправдать, если  костлявая старуха сграбастает их
в об®ятия, от которых  уже не освободиться? Сколько их в каждом грузовике, и
сколько грузовиков на каждом километре сибирской трассы?
     И  как,  черт  возьми, люди жили  до коррекции? Жили и умирали? Шли  на
смерть  сами и  отсылали других? Что они чувствовали при этом? Ведь не может
же быть, чтобы ничего?
     Не может. Точно не может.
     И  поди теперь  разберись, что  есть биокоррекция - благо  или зло? Что
важнее - сохраненные  жизни тысяч людей, не вцепившихся  друг другу в глотки
за  последние двести  лет,  или неумение  человечества  дать толковый  отпор
невесть  откуда вынырнувшей горстке волков? Как сравнить, как сопоставить, и
как оценить одно и другое?
     Как, наверное,  трудно  было  людям, от  которых  зависело -  проводить
биокоррекцию или нет. Впрочем, тем, кто выбирает не только за  себя, но и за
других, всегда бывает трудно.
     Но ведь тогда, в тысяча семьсот восемьдесят четвертом, кому-то пришлось
выбирать за всех. За всех, живших тогда, и за  всех живущих ныне, и за всех,
кто еще только будет жить.
     И еще - за тех, кто умрет завтра. За этих скуластых мальчишек, которым,
возможно,  не  суждено увидеть очередную осень. Которые навечно  останутся в
сибирском лете с пулей в сердце и непониманием в стекленеющих глазах.
     Ты  ведь  не  любишь,  когда  выбирают за  тебя,  Юрий Цицаркин. Хотя и
подчиняешься приказам.  Но все же  - не любишь.  Как странно, что прогресс и
цивилизация предполагают бесконечную цепочку  ситуаций, в  каждой из которых
ты выбираешь за других, а кто-то - за тебя,  и крайне редко  человеку дается
выбор, способный изменить исключительно собственную судьбу.
     И  как странно  понимать,  что нынешний  порядок вещей  -  тоже  чей-то
нелегкий выбор.
     Выбор за тебя. И выбор за всех.

        x x x

     После    учебного   разворачивания   погранцы   совершили    еще    два
трехсоткилометровых броска. И все.  Грузовики  полевых частей  оторвались, и
ушли дальше по шоссе, а связистам и прочим тыловикам велели разворачиваться,
причем по полной программе. Второй раз было уже легче - Арчи знал что делать
и  кому помогать.  Мачта  с  релейкой  послушно  вознеслась ближе к пушистым
тучкам,  что  торопились  куда-то  вперед,  вслед  за  основной  пограничной
колонной.   Ожил  сонный  биосиловик,   без  капризов,  впрочем,   сожравший
четырехдневный усиленный паек. Над экипажами, снова поставленными "валетом",
растянули  буро-зеленую маскировочную сеть. Водилы мигом  затащили  на крыши
кунгов полосатые пограничные матрацы - Арчи заглянул под сетку и впечатленно
покачал  головой. Ну, прям, беседка  где-нибудь на  море, ни дать, ни взять.
Вокруг оживал  выезд - поднимались мачты с антеннами, озабоченные  линейщики
бегали с тяжелыми катушками кабелей, костяные срезы лопат вспарывали  годами
слежавшуюся таежную почву.
     Спать  водилам на этот  раз  не позволили: всех моментально назначили в
патруль,  пока  операторы  налаживали  связь.   В  центральном  лагере,  где
сгрудилась  основная  масса  командно-штабных  машин,  рябило  от  звезд  на
погонах. Хорошо  еще, что  и  погоны, и  звезды были полевые,  маскировочных
оттенков.
     Хватало и штатских - Арчи не  сомневался, что это сибирские безопасники
и наблюдатели от командных структур.
     Показался ненадолго долговязый капитан, видимо  - тот самый пресловутый
особист. Он  о чем-то недолго  пошептался с лейтенантом Данильчуком, оставил
ему небольшой  брезентовый подсумок вроде противогазного, и убрался назад, к
центру  выезда.   Данильчук  полез   в  подсумок,   извлек  оттуда  какую-то
документацию  и  некоторое  время внимательно  ее  изучал, причем  для этого
специально перебазировался из-под навесика  перед входом  в лабораторию аж в
кабину экипажа, где никто не смог бы его разглядеть из-за сетки.
     Никто, кроме Арчи, разумеется.
     А минут через пять лейтенант самолично отыскал Арчи.
     - Эй, Пасечный! - сказал он. - Пойдем-ка, подсобишь.
     Арчи послушно отлепился от мачты, которую уже с минуту подпирал спиной,
и вид при этом имел такой, будто проторчал тут по меньшей мере минут десять.
     Лейтенант без колебаний направился  к  лаборатории. Подсумок болтался у
него на  боку, и  даже  ниже, потому что капитан  был  терьером-чернышом,  а
распущенный почти до отказа ремень низкорослый бульдог подтягивать почему-то
не стал.
     В  кунге  Данильчук  сразу  стащил подсумок с плеча и  поставил его  на
столик, да не на откидной, а в самый угол, между двумя ЗаСС-аппаратами.
     -  Знаешь,  что это такое? - спросил  он, вскрывая опечатанную панель и
отпуская слепую крышку.
     Под крышкой обнаружился стандартный монитор. Стандартный из хороших,  с
высоким разрешением. Больше двух  тысяч  пикселов по  горизонтали,  и  около
полутора -  по  вертикали. В  общем,  профессиональный селектоид, Арчи такие
только в конторе видел.
     - Знаю, - ответил Арчи.
     -  Прекрасно, - лейтенант вытащил из подсумка продолговатый, похожий на
термос   прибор.    Прибор,    не    селектоид.   С    прилепленным    сбоку
грибом-согласователем. Тонкое  жало  видеовхода лейтенант  умело  подживил к
согласователю.  Теперь экран  монитора  засветился, но  на  нем  развернулся
пустой растр. Понятно, сигнал на прибор нужно подать откуда-то снаружи.
     -  Слушай сюда, Арчи, - лейтенант понизил голос до шепота, и при этом в
руках вертел такой же индикатор чужих жуков, как и у Рожновского.  Индикатор
сигнализировал,  что  все  на контроле:  выявленный  жук спит,  а  прочих  в
очерченном об®еме  нетути. -  Через  соседний коммутатор будут транслировать
картинку с места событий самому  высокому  начальству. До  коммутатора -  по
воздуху, релейками. А дальше - по кабелю,  и кабель этот только что закопали
в полусотне метров от нас.
     И когда  лейтенант показал ему тонюсенький шнур с иглой на конце,  Арчи
все  понял. Команда Коршуновича  позаботилась и о  том, чтобы он все увидел,
причем из сравнительно безопасного места.
     Что  ж...  Разумно.  Но  все  равно глупо.  Можно  сделать хитрее...  И
надежнее.
     - Я могу тут пошариться по ЗИПам? - спросил Арчи.
     - Можешь, - без разговоров позволил  лейтенант. - И  если ты что-нибудь
придумал, делай это немедленно, потому что трансляция может начаться в любую
секунду.
     И он, круто развернувшись, шагнул к выходу и выпрыгнул наружу.
     Где висят ключи от ящиков Арчи уже знал.
     То,  что  ему  хотелось  найти,  нашлось  только  в  четвертом   ящике.
Портативный  видеоплейер, понятно - пишущий.  И четыре чистых кристалла,  ни
разу еще не пользованных. А это больше двенадцати часов непрерывного кино...
     И пульт -  как  водится,  маленький и  очень дальнобойный.  Ну,  очень.
Осталось найти только батарею.
     Нашлась и нужная батарея вместе с пакетиком специального корма - видику
ввиду  портативности  обычный не  годился.  Эти  лопали высококалорийный, от
которого обычный селектоид осоловел бы мгновенно и надолго.
     Остальное было делом навыка.
     Сначала Арчи отыскал нужный кабель от  коммутатора,  подкопался, вонзил
иглу, проложил ниточку до самого  экипажа и присыпал это ровным  слоем сухой
рыжей хвои. Потом провел еще одну паутинку к ближайшему дереву. Замаскировал
все как следует.  Влез  на  дерево, продолжая разматывать паутинку за собой.
Надежно закрепил жука-передатчика, разбудил его и вогнал в  нужный режим. На
обратном пути закрепил и паутинку, в нескольких местах.
     Жуку  могли  угрожать  только  люди -  птиц,  хищных  насекомых и  даже
млекопитающих он отпугивал генетически.
     Арчи  все  время внимательно глядел  по сторонам - но псевдолаборатория
стояла чуть особняком,  Доктор  и  Лысый охраняли  подходы, а на дереве Арчи
установил еще и  микрорефлектор, который все  равно должен  понадобиться для
поиска  областей с положительным  отражением. Разглядеть  же тянущуюся вдоль
ствола   паутинку...   Для  этого  нужно  присматриваться.  Но   кто  станет
присматриваться? Арчи надеялся, что никому это в голову не взбредет.
     Второго жука-радиоблизнеца  он подживил к  видику, видик зарядил  парой
кристаллов и запитал от батареи,  но  оставил в  режиме  полудремы. Проверил
сигнал на  приборе, который принес капитан-особист - новый растр на мониторе
раскрылся сразу, но он тоже  был  еще пустым.  На  коммутатор просто  еще не
передали картинку с оконечных датчиков.
     Как только штабистам передадут картинку,  она появится и на  мониторе в
лаборатории. Прибор передаст ее жуку-передатчику, тот - жуку-приемнику, а  с
приемника картинка тут же начнет писаться на видик. А видик останется у Арчи
в кармане;  в крайнем случае - под соседним  кустом.  Просто... и запись под
рукой.  Когда (и если) фокус Арчи отследят, кристаллы все равно останутся. А
сидеть у лаборатории он, если честно, не собирался.
     Данильчуку Арчи  явился  пред ясны очи  спустя полчаса,  и вид при этом
имел совершенно ангельский.
     - Все сделал? - тихо поинтересовался лейтенант.
     - Все. И как  пойдет сигнал, монитор лучше вообще  отключить. От греха.
Лучше никому это не видеть. Да и сигнал у штабистов не так искажаться будет.
     - Писать будешь? - догадался лейтенант.
     - Да.
     - Значит, - констатировал тот, - сидеть тут ты не намерен...
     Арчи промолчал.
     - Пойдем, - сказал лейтенант-бульдог и ловко поднырнул под сетку.
     С ростом Арчи проделать то же самое оказалось вовсе нетрудно,  но сетку
пришлось  все  же  придержать  рукой.  Лейтенант присел  у  экипажа,  словно
собирался подлезть под него. Потом откинул какой-то зажим...
     И  вытащил  из-под  экипажа  мопед-малютку. Одноглазенький,  не слишком
скоростной,  но  зато компактный и  трудолюбивый, как муравьишка, селектоид.
Такой и по тайге пройдет, и даже по болоту, если не совсем топь.
     В  самом  деле - не  пешком  же  Арчи  тащиться  к  передовым  позициям
погранцов? К волчьему логову?
     - А документов заодно никаких нет?  - Арчи готов был поверить и в такое
чудо. - Чтоб часовые только честь отдавали?
     -  Документов  - нет, но жетон вестового  особист  наш  обещал достать.
Стемнеет  -  стартуй.  Операция  начнется  ночью. А  пока  район  оцепили  и
осторожненько прочесывают окрестности.
     Арчи сдержанно кивнул.
     -  За деревом приглядывайте,  - попросил он лейтенанта.  - Чтоб никакая
сука паутинку не сорвала.
     Лейтенант кивнул - с самым серьезным видом.

        x x x

     - Эта ваша  плотина - она что, не  охраняется? - подозрительно  спросил
один из помощников Расмуса, кажется Лоренцо.
     - Только с берегов, - сказал Сулим.
     Сулим был все  еще недовольным - шеф спрятал в рукав подобного туза без
его ведома, а значит, он Сулиму не доверял. Это было очень неприятно. Внешне
Сулим, конечно же, ничего не показал. Да  и Варга уже  не раз доказывал, что
его решения в конечном итоге всегда оказываются безошибочно верными.  Раз не
открылся своему верховному  разведчику  и охраннику -  выходит  есть  в этом
некий неявный резон.
     -  Какой смысл  охранять  плотину  на воде? Туда  все равно  невозможно
пробраться, - сухо пояснил Сулим.
     Они глядели на обмелевшую Ангару. Чуть выше по течению, перегородив всю
реку,  вздымалось на  семидесятиметровую  высоту роговое тело  плотины.  Оно
тускло поблескивало в лучах закатного солнца, а через верхнюю кромку валился
серебристый водопад, валился прямо  в пенную  круговерть, в кипящий котел  у
подножия плотины, и мерный гул падающей воды глушил все звуки в округе, даже
надрывное пение истребителей, что звеньями носились в вечернем небе.
     Сулим взглянул ввысь.
     - Ишь, разлетались, - проворчал он.
     Лоренцо лениво взглянул на небо.
     - Гробы, - сказал он, презрительно опуская нижнюю губу. -  Я бы в такой
ни за что не сел.
     -  Этот  гроб,  между прочим,  -  заметил Сулим с обидой в  голосе, - в
состоянии выжечь сотню гектаров тайги. Со всеми, кто в тайге прячется.
     Лоренцо с иронией поглядел на него.
     -  Надо же, - хмыкнул  волк.  -  А  говорили,  что  у  вас нет  средств
массового поражения. В газетах клялись, с трибун и телеэкранов... Убивать вы
может и разучились,  господа потомки. Зато  научились  лгать. Так научились,
что вас снова можно зауважать.
     Сулим  вздохнул.  Что верно,  то  верно. Он и  сам это  подозревал, всю
жизнь.   Поэтому   его  гораздо  больше   задел  отзыв  Лоренцо  о  новейших
истребителях, как о гробах.
     К тому же, люди замечательно умели лгать и до биокоррекции.
     - Ладно, - проворчал Лоренцо. - Где этот ваш шлюз расположен?
     - У подножия плотины.  Ближе к  противоположному  берегу.  Его не видно
из-за водопада.
     - И что, им так ни разу и не пользовались?
     - А кто о его существовании знает? Боюсь, что никто. Кроме, разумеется,
селекционеров, Варги и нас.
     - Даже правительство Сибири?
     -  Даже  правительство.  Плотины-то  почти во  всей Евразии  выращивали
туркмены. Это старый национальный секрет. Американцы, правда, тоже научились
лет пятьдесят назад - но их плотины хуже. Хранить воду умеет только тот, кто
знает ей истинную цену.
     - То есть, обитатели пустынь? Почему же тогда в Сахаре или  в Аравии не
научились возводить такие же же?
     - А там есть крупные реки? Вроде Амударьи или Сырдарьи?
     - Нил.
     - Нил далеко от пустынь.
     - Кстати, - Лоренцо напрягся, вспоминая. -  А ведь Сырдарья  течет не в
Туркмении. Да  и Амударья большею частью тоже. Что  ж  узбеки  не выращивают
плотин?
     Сулим усмехнулся.
     - Когда туркмены выращивали первые плотины, узбеки еще толком  не знали
огня. Вся средняя Азия когда-то принадлежала туркменам. Вместе с Сырдарьей и
Амударьей. Любая азиатская плотина - дело селекции туркменских биоинженеров.
     - Шовинисты вы, - вздохнул Лоренцо. - И наци, к тому же.
     - Это не шовинизм,  - спокойно ответил  Сулим.  - Это, скорее, клановая
верность.
     -  Ладно,  - проворчал  волк.  -  Что,  собственно, нужно?  Добраться к
подножию?
     - Да. У вас много грузов?
     - Не особенно. Помимо персонального снаряжения -  несколько грузовиков,
и кое-какое оборудование. Ну, пищевой запас небольшой, и запас воды.
     - Воды нам хватит, - Сулим хмыкнул и указал на водопады. - Хватит