вместо реальных  шагов навстречу,
волки  скоро прорвутся  на территории соседних  стран. И  тогда  эти  страны
почувствуют на себе все, что сейчас чувствуете вы. Сейчас не время  играть в
слова.  Сейчас время решительных и  слаженных действий. Для этого мне  нужно
три  вещи, я уже  говорил:  а -  подчинение пограничников,  бэ -  подчинение
мобильного спецназа  Европы и цэ - выход из  тени всех агентов всех  стран и
опять же подчинение  их мне. В  том  числе  и Шерифа,  общего и  единственно
легального агента на территории Сибири.  И меня не интересует, каким образом
вы  этого добьетесь. Это -  ваша работа. Если мы  все будем  четко выполнять
свою работу, мы победим. Если нет... Догадайтесь сами.
     Министр впечатленно покачал головой.
     - Ну и ну!  Интересно, кто из  нас министр,  а Константин Семеныч?  Кто
кому приказывает?
     Золотых рывком встал.
     - Когда волки  выйдут из тени  - приказывать  будут  они. И вам, и мне.
Если, конечно, мы к тому времени еще останемся в живых. И все  равно станет,
кто раньше был министром. А сейчас, простите, Алексей Владимирович, мне пора
идти и делать свою часть  работы.  Вот, тут,  в папочке, внятно изложены мои
требования    и   посильная    мотивация   моих   требований.   Командование
пограничниками  мне  будет  необходимо  уже  к  обеду.  Командование  чужими
агентами - самое  позднее завтра к утру.  И, поймите,  наконец,  действовать
нужно быстро. Иначе так хорошо знакомый вам мир просто рухнет.
     Золотых  порывисто встал и  прошел к  выходу, ни разу не оглянувшись на
оцепеневшего министра. Специально прилетевшего в Алзамай ранним утром.
     Конечно, так давить на него,  без  оглядки  на чины  -  дурной  тон. Но
выхода другого  просто  нет.  Министр  внутренних  дел  вызвал  Золотых  для
нещадного  разноса,  а  на  деле  получил  разнос  сам.  Причем,  достаточно
бесцеремонный.  В другое время  после подобного демарша Золотых  моментально
слетел  бы со  своего  поста.  В два счета.  Но  только  не  сейчас. Министр
прекрасно  знает,  что если и есть  человек, способный все-таки справиться с
накалившейся ситуацией, то это именно железный полковник Золотых.
     Золотых едва успел дойти до выделенного  ему  Бережинским кабинета, как
заверещал  красный телефон  -  прямой  президентский  канал.  Рука  привычно
потянулась к трубке.
     - Золотых.
     - Полковник? Здравствуйте. С вами сейчас будет говорить президент.
     - Я внимательно слушаю.
     В трубке щелкнуло, и знакомый  по многочисленным телевыступлениям голос
обратился непосредственно к Золотых:
     - Здравствуйте, полковник.
     - Доброе утро, господин президент.
     Золотых не впервые говорил лично с президентом. Даже встречался дважды.
Но  все  таки  сказать, что беседы  с ним -  дело обыденное, было нельзя.  В
основном приходилось общаться с министром внутренних дел.
     - Алексей Владимирович мне звонил... Жаловался.
     -  Жаловался? -  Золотых  постарался вложить  в это единственное  слово
легкое презрение.
     - Представьте себе,  жаловался. Мол,  наехали вы на него,  как утюг  на
платочек.
     -  Господин  президент...  У меня  сложилось  впечатление,  что Алексей
Владимирович, опытнейший  и  достойнейший работник,  просто не  уловил  сути
момента. Бирюльки закончились. Мы в состоянии войны. Войны - понимаете? И  в
сложившейся   ситуации    жизненно   необходимо   жесткое   централизованное
руководство.  Даже если это идет вразрез с сиюминутными интересами державы -
сейчас на кону интересы всей планеты.
     - Даже так? - сухо спросил президент.
     -  Поверьте,   я  не   преувеличиваю.  Вы  уже  просмотрели   ролик   с
последствиями ночного налета волков?
     - Нет, еще не успел.
     - Обязательно посмотрите. И  вы убедитесь,  что мои слова  -  не просто
слова.
     Президент, казалось, растерялся от такого напора.
     -  Посмотрю...  Обязательно  посмотрю.  Э-э-э...  Собственно,  я  хотел
спросить вот о чем: если необходимые полномочия  вам будут предоставлены, вы
можете гарантировать разрешение проблемы в кратчайшие сроки?
     - Боюсь,  господин президент, что в этом деле любые гарантии - не более
чем  пустой  звук.  Мы  столкнулись  с  силой, заведомо  превосходящей  наши
возможности. Заведомо. Но с случае, если мои требования будут удовлетворены,
наши шансы в  борьбе  станут  максимальными. Промедление сейчас может стоить
очень и очень дорого.
     - А если вы все же ошибаетесь?
     -  Что ж,  -  невозмутимо  сказал Золотых. -  Тогда  вам придется  меня
уволить.
     Президент несколько  секунд  молчал  - наверное, размышлял,  а  может -
совещался  со  своими  помощниками.  Золотых  показалось,  что  президент  в
процессе разговора сменил позицию на прямо противоположную.
     - Вам позвонят через два часа, полковник. Обязательно будьте на месте.
     - Буду. В крайнем случае, мне заведут этот канал на мобильник.  Я  жду,
господин президент.
     В трубке щелкнуло -  на  этот  раз  погромче.  Золотых водрузил  ее  на
аппарат и прищурился.
     -  Зашевелились...  Но  Владимирович-то  каков!  Сразу   же  президенту
капнул...
     Про себя Золотых добавил еще одно слово. Довольно обидное.
     Министр внутренних дел всегда больше пекся  о собственной шкуре, чем об
интересах страны. И почему наверх  всегда пробиваются именно  такие  типы  -
скользкие и неприятные?
     "Наверное потому, -  ответил себе Золотых, - что нормальные люди, вроде
тебя,  полковник,  вынуждены делать  грязную работу.  И вдобавок  -  за  все
отвечать в случае поражения.  А министры нужны  чтобы  почивать  на лаврах в
случае победы."
     Два  часа  промелькнули  совершенно  незаметно  -  забежал  издерганный
Чеботарев, которому нужно было приказать все бросить и отправить как следует
выспаться, но нельзя, нельзя... Забежал  Бережинский с  выпученными глазами.
После вчерашнего убийства Шарадниковых на него скопом накинулись  кабинетные
деятели из  верхов, но после ночного  погрома дома  Эрлихмана так  же скопом
оставили  в  покое.  Аналитики  пытались  расшифровать  записи  Эрлихмана  -
вычислительный центр гудел которые сутки. Золотых намеренно туда не совался,
не звонил и  не  донимал.  Был уверен  - когда  хоть  что-нибудь прояснится,
немедленно прибегут сами.
     Оперативная  группа,  изрядно   поредевшая,  просеивала  всех,   кто  в
интересующий  период  приехал в  Алзамай из Ашгабата. В процессе взяли  двух
наркодельцов, прямо с товаром.
     Перед самым полуднем красный телефон зазвонил вновь.
     - Полковник?
     - Я, господин президент.
     На  этот  раз даже  референта вперед  не подпускали, в трубке с  самого
начала прозвучал знакомый голос.
     -  Принимайте  командование.   И   пограничниками,  и  европейцами.  Их
начальники  вот-вот  явятся  к  вам.  Что  касается  агентов...  Предложение
рассматривается. В ближайшие сутки ответ станет ясен.
     Золотых изо всех сил попытался скрыть облегчение.
     - Спасибо господин президент. Наконец-то у меня будут развязаны руки...
     - Не оплошайте полковник. Мы надеемся на вас. И вот  еще что: отсылайте
мне  короткие  сводки  каждые три-четыре  часа.  Только  без  воды  и  столь
нелюбимой вами дипломатии, голые факты. Договорились?
     - Конечно,  господин президент. Я  распоряжусь немедленно... Впрочем, о
чем  это  я?  -  спохватился  Золотых.  -  Сводки  рассылаются  всем  членам
президентского совета, с первого дня.
     - Вот как? - удивился президент. - Хорошо, я велю разузнать. Работайте,
Константин Семенович...
     И президент отключился.
     "Хм... - подумал Золотых. - А он знает, как меня зовут! Вот уж, чего не
ожидал!"
     В дверь постучали; заглянул Богдан По, а за  его спиной виднелся офицер
в полевой пограничной форме.
     - Константин Семенович? Здесь командующий пограничным отрядом...
     - Прошу! - Золотых встал из-за стола и сделал приглашающий жест рукой.
     Он не собирался зря терять время.

        x x x

     Сигнальный  жук очнулся  из спячки  сразу после полудня.  Генрих  давно
бросил  просматривать газеты - смысла в этом никакого не содержалось, потому
что  сибирские  конторы  закуклили  город. В газетах  розовая чепуха,  линия
межгорода   беспрерывно   занята,   на  стандартные   жучиные   радиочастоты
накладывается  могучая помеха  однозначного происхождения... И  -  наверняка
оцепление на всех дорогах. И даже тропках.
     Город  решили превратить  в мышеловку.  Суровая мера. Во всяком случае,
Генрих не  был  уверен,  что  Европа  решилась  бы  изолировать целый город.
Слишком уж  Европа печется об свободе  каждого отдельного человека. А  тут -
прихлопнули крышку и вся недолга. Все-таки сибиряки - неисправимые практики.
Когда нужно...
     Пение  сигнального  жука  выдернуло  Генриха  из   раздумий.   Конечно,
специальные    жуки-радиоблизнецы   использовали   диапазон    отличный   от
общепринятого.  И,   разумеется,   использовали  многоуровневую   кодировку.
Собственно, это была  одноразовая пара. Тот  жук, что у Генриха, должен  был
принять сообщение,  странслировать его, и  умереть,  унося вместе  с  жизнью
секрет одноразового кода и  используемую  частоту. Как  правило, таких жуков
применяли  для  единственной  цели: для  внеурочного  отзыва агентов,  когда
обстановка резко меняется.
     Жук-передатчик  тоже самоуничтожался  после сеанса.  Дабы  генетическую
вытяжку никто не смог использовать для расшифровки сообщения.
     Генрих без промедления проделал  все необходимые манипуляции для приема
трансляции. Нацепил наушник и - чтобы не отвлекаться - темные очки. Вскоре в
ровное пение вплелся высокий атональный обертон: жук сигнализировал о начале
трансляции.
     Генрих выслушал короткое бесстрастное сообщение.
     Когда  он стянул  наушник и  очки,  жук догорал в  своем  продолговатом
коконе. Догорал,  не  оставляя даже  пепла.  Он растворялся  в  пламени  без
малейших следов. Так уж он был устроен европейскими биоинженерами.
     Итак, все закончилось. Генрих устало помассировал переносицу.
     Точнее,  закончилась  предварительная  фаза.  Досрочно.  Но вторая фаза
центром  отменена, а  вместо  этого  Генриху  предписано  придти к сибирским
безопасникам и сдаться. Впрочем, сдаться  - это  неверное слово.  Никто его,
агента Европейского Союза, не собирается арестовывать за незаконные действия
на территории Сибири. Кстати,  никаких незаконных действий Генрих  вообще не
успел предпринять,  разве  что  приехал  по  поддельному  паспорту.  Генриха
собирались  использовать  -  как  профессионала. На стороне  складывающегося
межгосударственного альянса "Земля против волков".
     Иными  словами, приказывать  Генриху отныне  станет сибиряк-безопасник.
Кто тут у них главный? Наверное, сам  шеф службы безопасности - не станет же
он в такое горячее время отсиживаться в Красноярске?
     Что  ж...  Приказы Шольца  Генрих никогда  не  обсуждал и  не собирался
обсуждать. Раз приказано идти и  поступить в распоряжение сибиряков,  значит
надо идти и поступать. Он деловито перепахал все свое снаряжение, отсеял все
секретные новинки, чтобы уничтожить,  и оставил все достаточно традиционное,
но  полезное  снаряжение.  Накормил  оба игломета  и  почистил  механический
пистолет. Обнулил  все  записи на компе. Обнулил  память мобильника. И пошел
сдаваться сибирякам.
     Так и  не  довелось ему,  агенту Европы, ничего здесь  сделать: события
обернулись  таким образом, что Франсуа в  самом начале угодил в  больницу, а
сам Генрих все эти несколько дней оставался просто сторонним наблюдателем. И
вот, даже это закончилось, причем очень неожиданным образом.
     Генрих никогда еще не работал на службы чужих стран.

        x x x

     - Еще,  говоришь,  круче?  - переспросил  Цицаркин,  в  упор  глядя  на
Рихарда. - Ну, и что же стряслось?
     - В дом Эрлихмана  ночью наведались. Там и смотреть теперь, небось,  не
на что.  Улица  блокирована  спецназовцами из Европы,  я и подойти близко не
смог.
     Цицаркин  ограничился  нейтральным  кивком;  Рихард  ждал  какой угодно
реакции, но только не такой безразличной.
     - Юра... Ты что, знал, что ли? - спросил Рихард недоуменно.
     - Когда тебя  отсылал - еще нет, - сказал Цицаркин. - Садись, напарник.
Тут из центра директива свалилась.
     - Директива?
     - По безоткатке.
     - Что, отзывают?
     - Представь, нет.
     Рихард расслабленно повалился на облюбованный диван.
     - В общем, нам нужно идти  в лапы к безопасникам, назваться,  а  дальше
делать то, что они скажут.
     Рихард лежа остолбенел.
     - Ахм-м-м... Ты уверен, что это не липа?
     -  По  закрытому  каналу? - с иронией в голосе спросил Цицаркин.  -  Не
смеши.
     - А что - не смеши? - Рихард даже сел. - Ты что, инсекторадист, что ли?
Много ты об этих приемниках знаешь?
     - Не много, - признался  Цицаркин. - Но точно знаю, что  настроиться на
частоты выращенной пары не сможет никакая другая.
     - Теоретически, - уточнил Рихард.
     -  Теоретически,  отпечатки  носа  тоже  могут  совпасть.  Однако  ж не
совпадают почему-то.
     Рихард поморщился.
     -  Ладно, Юра. Не  будем  лезть в биоинженерию,  мы оба не спецы. Лучше
скажи:  ты уверен,  что  директива действительно из  центра,  и  что нам  не
морочат голову?
     - Уверен.
     - И что будем делать?
     - Выполнять.
     - Но это... как бы это сказать... убивает наше преимущество, что ли. По
всей теме.
     - Рихард, - проникновенно сказал Цицаркин, - сейчас мы либо об®единимся
с  Россией, Европой и Сибирью, либо все  вместе проиграем.  Что  тебе больше
нравится?
     Рихард Вапшис тяжело вздохнул.
     - Мне ни то, ни другое не нравится.
     -  Мне тоже. Но выполнять  будем.  Так что поднимай свой laiska dirsa и
перетряхивай вещички. На предмет эксклюзива. Уяснил?
     - Уяснил, босс... - Рихард послушно встал с дивана. - Слушаюсь, босс...
     Формально, в двойке Цицаркин значился старшим и имел право приказывать.
Рихарда утешало только одно - недолго ему осталось приказывать. И подумал об
этом Рихард наполовину с добродушным злорадством (по отношению к напарнику),
наполовину с легкой тоской (по отношению к моменту).
     Кто станет радоваться, когда приходится подчиняться соперникам?

        x x x

     В вихре событий  Арчи и не заметил, как минуло девять дней. Мать  опять
хлопотала на кухне, снова накрывался стол, снова в дом сбрелись родственники
и знакомые, и Арчи даже рад сделался  очередному поручению: мать заслала его
на рынок за чем-то с®едобным. За чем именно -  Арчи даже запоминать не стал,
попросил,  чтоб  ему  написали  подробную шпаргалку,  сунул  ее в  карман  и
успокоился.
     По дороге  на  рынок  он невольно  принялся в который раз анализировать
последние  новости. Позиция стороннего  наблюдателя, которую определило  ему
начальство, теперь  не  казалась  глупой  и зряшней.  Он все  еще жив  и  не
раскрыт; а  активные  теперь где? Где шустрый афган,  убивший Эрлихмана? Где
Испанец, отправивший на больничную  койку д'Арсонваля? Где настырные братья,
которые выгоняли  Арчи из наблюдательного пункта в баре магазина  Кузьминых?
Достоверно  Арчи знал, что уцелел  долговязый дог,  которого квалифицировали
как прибалта  -  Арчи видел  его на  улице неподалеку от  пострадавшего дома
Эрлихмана. Ни о его напарнике, ни о гипотетическом напарнике д'Арсонваля, ни
об  ашгабатских   гастролерах,   к   которым,  видимо,  принадлежали  братья
Шарадниковы, Арчи больше не  имел решительно никаких сведений. Афган, скорее
всего  американец,  тоже бесследно  исчез,  но  этот  исчез как-то нехорошо,
суматошно,  из  чего  Арчи и  заключил, что он либо убит,  либо взят  кем-то
помимо сибиряков, может быть  и  волками. Остальные  же наверняка залегли на
тюфяки. И выжидают.
     В город ввели пограничников и европейцев  - всех, как один, здоровенных
лбов  -  Арчи видел их  в  оцеплении  перед домом Эрлихмана.  Как на подбор,
ризены,  ротвейлеры,   немецкие  и  бельгийские  овчары...  Рослые   ребята,
решительные,  и  весьма  неплохо  экипированные.  Уж  Арчи-то  знал  толк  в
экипировке.
     В ближайшие же сутки должно проясниться - раскопали что-нибудь сибиряки
у Эрлихмана  или нет.  Если  погранцы  слаженно  двинут  в  тайгу -  значит,
раскопали.  И  тогда придется волей-неволей становиться  на их след. Причем,
нагло   и  цинично,  потому  что  предполагаемые  координаты  волчьей   базы
Арчибальду, понятно, никто не  удосужится вовремя сообщить. А когда сообщат,
будет уже поздно догонять.
     Нырнув в людской поток, что вливался на рынок, Арчи невольно, вслушался
в свежие городские сплетни.
     Дороги  перекрыты, ни  в  город,  ни  из города  проехать невозможно. В
центре ступить некуда, на каждом углу патрули, проверяют у всех документы, у
кого нету - без разговоров кладут мордой в асфальт, обыскивают и задерживают
до  выяснения. На аэродроме с утра  садился правительственный самолет, синий
такой,  с флагами на  брюхе.  Межгород не  работает, и  радио заглушили.  По
телеку сплошь "Лебединое озеро", прям как во время давнего путча. На Иркутке
цельный квартал разнесли в  щепочки,  и две сотни человек погубили (тут Арчи
скептически  хмыкнул,   потому   что   доподлинно   знал:  разнесли   только
внутренности  одного-единственного  дома и погибло при этом  двадцать четыре
человека  - двадцать  три  на месте,  и один  по  пути в больницу). Какой-то
банкир, когда не смог позвонить по межгороду, решил,  что это про его душу и
сдуру сиганул в окно, причем не убился, потому что упал  сначала на сосну, а
потом в фонтан. Видать, нечиста совесть. Мясо подорожало, потому как подвоза
с утра не было, из-за все тех же кордонов.
     Больше всего Арчибальда поразила сухонькая рыжая бабуля-бракк, с  жаром
утверждавшая,  будто  в городе "полным полно шпиенов". И откуда это ей стало
известно?
     Потом поток  разделился и  потек вдоль торговых рядов, и  вместо слухов
стала  слышна только  торговля да выкрики  продавцов,  расхваливающих товар.
Арчи  вытащил  шпаргалку  и пошел  набивать  здоровенную  сумку  по  списку.
Торговаться Арчи не любил, и на нем,  скорее всего, многие  сегодня  неплохо
нажились.
     Итак, думал Арчи,  уже  сегодня к вечеру многое  прояснится. И  тут же,
очень  непоследовательно  с легким  раздражением  вспомнил,  как мать  утром
решила застелить его койку и наткнулась на игломет под подушкой. Арчи ее еле
успокоил.
     Бедная  мама.  До сих  пор  убеждена, что ее  сын - инструктор-водолаз,
вынужденный часто  ездить  в  командировки и  учить  людей  неводных  морфем
держаться на плаву...
     Остался  всего  один  пункт  из  списка,  который  Арчи  приписал  сам:
корейское  блюдо, хе.  Мясо  с морковкой и луком,  особое, очень  острое. На
обычном месте его почему-то не продавали,  может быть тоже из-за пограничных
кордонов? Арчи спросил раз, другой; потом вдруг почуял слежку и напрягся. Но
тут же  узрел Виталия Лутченко,  чему несказанно удивился, но виду, конечно,
не подал.
     - Хе спрашивал? - весело сказал Лутченко, приближаясь. - Надо? Пойдем!
     Арчи скептически взглянул на часы.
     - А далеко? Я спешу вообще.
     - Да тут рядом! - заверил Лутченко.
     - А  крабов  у вас  нет? Остреньких? -  немедленно поинтересовались  со
стороны.
     - Крабов - нет, - вздохнул Лутченко, умело работая локтями.
     Уголком глаза Арчи заметил и Баграта, своего ровесника. Баграт держался
в стороне и казался поглощенным собственными заботами.
     Лутченко вывел Арчи за рыночную ограду и остановился только у полосатой
"Белки", что приткнулась в узкой щели между экипажами у самого тротуара.
     - Садись, - велел Виталий и распахнул дверцу-надкрылок.
     Незнакомый  парень принял из рук Арчи пухлую сумку и немедленно запихал
ее в багажник, а сам уселся на место водителя.
     В экипаже было прохладно  и тихо;  Арчи заметил, что это спецпорода,  с
прочными стеклами и, наверняка, с антипрослушиванием.
     - Это вы з