каждого подобного дня заказов накапливается - только
успевай поворачиваться. Не все они столь деликатны и ответственны (не
зря же Буарт посылает к аристократам именно меня), но не могу же я
бросить просто так своих товарищей. Только бы суметь отвертеться от
сегодняшней совместной пьянки и прогулки по увеселительным
заведениям...
    Даже и не знаю, как мне на глаза попалась та самая табличка. Я,
собственно, не придал ей особенного значения. Выставка открыта всего
до четырех пополудни, а сегодня проторчишь в лавке хорошо если только
до девяти. Первое время Д. меня гнал на всевозможные художественные
мероприятия едва ли не из под палки, а потом я и сам осознал, что это
интересно.
    Первый сюрприз ждал меня, когда я вернулся в лавку. Не пешком,
конечно - перекусил на Семи Фонтанах да и под®ехал. Если в пределах
того же района - совсем дешево, на пару серебряных можно полчаса
кататься. Я вам не говорил, что в Венллене берут не за расстояние, а
за время? Ну, значит, теперь сказал...

                  Равнина Вереньен, Лето 45, 429 Д.

    Дорога выдалась на редкость скучная. Поначалу юноша отчаянно
трусил: уехать из родного города легко только на словах. Все время
кажется - все эти обиды, мрачные взгляды и прочие неприятности - не
более чем способ выказать свое расположение. Стоит выйти за пределы
городской стены и осознаешь это особенно остро. Город не изгоняет
даже тех, кого не любит. Смешивает с грязью, ставит на место... но
почти никогда не вынуждает уйти. Наверное, поэтому Ланенсу было так
одиноко и страшно.
    Караван двигался неторопливо. Везли они какое-то редкостное вино,
ткани разные, что-то еще - сильно не поспрашиваешь. Ланенс, конечно,
поспрашивал бы - но слова скупщика еще звучали в его ушах, а взгляды,
которыми одаривали его сопровождающие, и так не отличались излишней
симпатией. Это, впрочем, понятно. Им деньги приходится зарабатывать,
рискуя собственной головой, а ему, молодому бездельнику, всего-то и
работы, что посетить соседний город, оставить пару-другую писем,
забрать ответ и ехать назад, в спокойствии и безопасности.
    Один из охранников, правда, заметил, что увязавшийся с караваном
юнец не очень-то походит на молодого аристократа - ни манер, ни
стиля, ничего. Слово за слово - и выяснилось, что парнишка
возвращается к своему дядюшке после не очень удачного обучения.
    - Правильно, - одобрил охранник, - камни точить или там статуэтки
вырезать - это для стариков да всяких нелюдей. Так человеком никогда
не станешь. А вот возьмешься за оружие, подпортишь себе немного шкуру
- глядишь, и все остальное уже нипочем...
    Слушатель ему попался благодарный, и ветеран, явно обрадовавшись
перспективе пополнить ряды наемников еще одним молокососом, сделался
куда приветливее и общительнее. Юноше стоило немалого труда
изображать на лице восторг, когда охранник ("зови меня Уанктом,
приятель") принялся рассказывать всякие страсти. Правда, надо отдать
ему должное, рассказывать он умел.
    В эту ночь, едва большая луна достигла зенита, лошади неожиданно
переполошились. Помогая утихомиривать их, Ланенс едва не лишился
глаза - копыто просвистело совсем рядом. В конце концов все устремили
свой взгляд куда-то вперед - там, пересекая дорогу, клубилась пыль
(или туман?), доносились странные звуки - не то скрежет железа, не
той чей-то голос.
    - Что это? - спросил юноша, не особенно расчитывая на ответ. Лица
у всех были побледневшие.
    - А кто его знает... - сплюнул стоявший поблизости человек. На
охранника не очень похож - должно быть, купец. - Однажды уже видел
такое, и тоже в полнолуние. Хорошо еще ума хватило в этот туман не
попасть...
    - А если бы попали?
    Человек как-то странно посмотрел на юношу, торопливо сложил
пальцы в охранный знак и отошел в сторонку.
    - Дозорные, - мрачно изрек Уанкт, тоже осеняя себя магическим (по
его понятиям) знаком. - Видел я их поблизости. Сплошные призраки.
Только кони у них словно бы из железа. Редко появляюстя, милостивы
все-таки боги...
    - Ну давай, давай, - ответил кто-то насмешливо из темноты. -
Рассказывай сказки.  Дозорные... Скажи еще, что это Семеро с
перевала. Кошки это, только и всего. Торный путь поблизости, вот они
и показались. Так бы их и не видать.
    - Что за дозорные? - полюбопытствовал Ланенс, не удержавшись.
    - Днем расскажу, - пообещал Уанкт хмуро. - Если доживем.
    Юноша долго смотрел в клубящееся облако. Про призрачных кошек он
тоже слышал, а торный путь даже видел собственными глазами. На
границах с равниной еще оставались островки пустыни; хоть и
небольшие, они не становились от этого безопасными. Зыбучие пески,
призрачные кошки, змеи - множество опасностей по-прежнему
подстерегало неосторожного путника. Поэтому когда совсем еще
маленький Ланенс (тогда он носил иное имя) увидел, как поверхность
песка сама собой становится ровной, плотной и надежной, то сразу
понял: сказки тоже бывают правдой. Правда, детей в этом убеждать, как
правило, не приходится...
    Торные пути пролегали через многие пустыни. Кто построил их,
отчего они появлялись, нередко спасая отчаявшихся - ничего этого люди
не знали. Только что мудрецы какие-нибудь... но как-то на пути ни
разу не попадался ни один разговорчивый мудрец. Не случайно,
наверное.
    До утра они дожили без особых хлопот. Туман к утру рассеялся, а
когда караван проходил мимо вчерашнего "туманного следа", юноша
явственно различил озерцо зыбучего песка и несомненные очертания
Торного пути. Что, впрочем, не помешало его новому собеседнику
поведать и о таинственных Дозорных, и о Семерых и о прочих чудесах,
что частенько досаждают путешественникам.

                Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 14-й час

    Никогда Клеммен так не спешил. Случилось настоящее чудо, даже
два: во-первых, заказов осталось не так уж и много (что, конечно,
понравилось всем, кроме Буарта), а во-вторых, на голову им
неожиданно свалилась премия. По два десятка серебряных - этого, как
тут же подсчитал Пройн, хватит на четыре бутылки очень неплохого
вина, на пир горой до самого утра и на прочие, не менее приятные,
развлечения.  Клеммен тут же отговорился своим дядюшкой и его
товарищи понимающе закивали головами: они и сами трудились тут по
воле своих отцов, что надеялись подобным образом вырастить из них
людей в меру умных, в меру трудолюбивых, и так далее.
    Одним словом, полдня свободы - это сила. В особенности, если дома
тебя дожидается несколько отличных кусков мрамора, резец и
несколько до сих пор не воплощенных идей...
    У каждого человека есть по меньшей мере одна страсть, увлечение,
талант - называйте как хотите. У Клеммена это была резьба. По камню,
по дереву, по кости. По камню - лучше и благороднее всего.
Собственно, из-за камня вся эта история с отцом и произошла.
    Насвистывая, юноша прошел во вторую свою комнату (снимать больше
чем две комнаты неминуемо выглядело бы небывалой роскошью), которая
служила ему студией, комнатой отдыха и библиотекой и, неторопливо
переодеваясь в подобающую одежду, уже видел контуры Предмета, которые
явственно проступали сквозь неровные грани мраморного куска.  Хорошо,
если на этот раз Предмет не ускользнет, не растает под обломками
коварно рассыпавшегося камня... все-таки на подлинное мастерство
требуется много лет. Но Клеммен не жаловался.
    И тут его словно молнией поразило. Он вспомнил ту табличку на
площади. "Выставка". Картины, скульптуры и... резьба по камню! Точно!
У него еще по меньшей мере полтора часа!
    Предмет тут же вылетел из головы. Не каждый день в Венллен
приезжают ольтийские и дарионские шедевры. Пропустить такое - просто
престпно. Правда, как он ни спешил, Клеммен оделся не в свою рабочую
одежду, а в выходной костюм. В нем его не узнает никто из его
"товарищей по работе". Они просто не привыкли замечать тех, кто так
одевается. Неплохая маскировка.
    Хозяйка апартаментов покачала головой, глядя, как ее тихий, но
все время погруженный в задумчивость постоялец вихрем выносится
наружу, едва успев поздороваться. Не иначе, на свидание, решила она и
улыбнулась. В его-то годы земля должна под ногами гореть. Только бы
вот уши ему уменьшить... самую малость.

                               *  *  *

    Клеммен пулей промчался мимо Д., который, как всегда, совершенно
неузнаваемый, прогуливался по площади, погруженный в раздумья. Бороду
он никогда не сбривал - незачем - а вот все прочее всегда можно
изменить, скрыть или, наоборот, сделать явным. Переодеваться и
перевоплощаться - вполне обыденное искусство, магии здесь не нужно и
каждому человеку это под силу. Сейчас он выглядел преуспевающим
купцом - примерно тем же, что некогда встретил Ланенса-Клеммена в
душном коридоре биржи Веннелера. В таком виде ему думалось особенно
легко.
    Да и выставка, в сторону которой умчался его ученик,
действительно хороша. Жаль только, что почти всегда находятся
неотложные дела, мешающие насладиться подобным зрелищем от души.
    Ему на ум приходил разговор, который произошел не более получаса
назад.
    - Пора, - заявил он, закрывая за собой дверь. - Пора находить ему
настоящую работу.
    Его начальник - вернее, начальница - долго думала, глядя куда-то
на стену, прежде чем ответила.
    - О ком из своих подопечных ты говоришь?
    - Странный вопрос, - поразился Д. - О Клеммене, разумеется. -
Прежнее имя пришлось менять как можно скорее. "Ланенс" было далеко не
безобидным именем, а в сочетании с тщательно произведенным ритуалом
проклятия оно и вовсе не оставляло человеку шансов на долгую и
безоблачную жизнь. До тех пор, пока Клеммена не назовут этим
уродливым словом (буквальный его перевод звучал для ушей человека
площадной бранью), проклятие ему ничем не грозит. Да, таланты у людей
порой бывают самыми неожиданными. Д. припомнил, как несколько раз
навещал отца Клеммена, чтобы выудить у того хотя бы часть формулы.
    Выудил.
    Теперь его отец уже никого не сможет "наградить" подобным
образом. Потому, что до конца дней своих не вспомнит из нее ни слова.
Каким образом такая убийственная вещь передалась кожевеннику, понять
трудно. Но сталкиваясь с подобными случаями, Д. каждый раз осознавал,
что от их работы толк все же есть.
    - Ну что же, - начальница долго думала, глядя на огонь в камине.
- Действуй. По обычному маршруту, я полагаю?
    - Естественно.
    - Через... - она перелистнула несколько страниц на календаре, -
три дня праздники завершатся. Тогда и начинайте.
    Как будто он сам этого не знал! Впрочем, если с твоим начальником
тебя связывают дружественные, а не только служебные, отношения,
субординация порой начинает раздражать. По крайней мере, Д. она
раздражала.
    С другой стороны, избавиться от нее и сохранить подобающую
дисциплину невозможно.
    ...А пойду-ка я во-он в тот ресторан, подумал Д. Слово было
новомодное, но не обзывать же подобное заведение харчевней! Вполне
возможно, что Клеммен тоже заглянет сюда на обратном пути. Когда
немного успокоится. Кстати, что это он вдруг так несся? Тут же Д.
вспомнил, что именно представлено на выставке и все стало ясно. Надо
будет как-нибудь попросить его показать свои творения.
    Но очень вежливо и ненавязчиво. О своем увлечении Клеммен не
говорил практически ничего - и Д. не лез не в свое дело. Полномочия
его очень велики, но на частную жизнь они не распространяются.

                      Киншиар, Лето 49, 429 Д.

    Если вспомнить, как я себя вел в Киншиаре, то станет очень
стыдно. Правда, это мне сейчас станет стыдно. А тогда я на самом деле
считал, что в порту меня встретит Д. (как его зовут, я, понятное
дело, не знал) и об®яснит - что, собственно, он от меня хочет.
    Одним словом, потребовалось не больше трех минут, чтобы один из
семи "жертвенных" кошельков испарился у меня с пояса. Все остальное
извлечь было не так просто - все хорошо застегивается, плотную кожу
не так-то легко прорезать, да и на совсем бесчувственное дерево я не
похож.
    Когда я увидел, как два стражника откровенно потешаются, глядя на
мою вытянувшуюся физиономию, мне захотелось их придушить. До того
сильно захотелось, что пришлось отвести взгляд в сторону. Слезы на
глаза навернулись совершенно натурально - даже делать вид не
пришлось. И в самом деле, я совершенно был уверен, что в кошельке
были мои последние деньги. Честное слово!
    В конце концов я ушел подальше. Стало понятно, что никто меня тут
не ждет. Инструкции на Киншиаре заканчивались и у меня возникло
сильное предчувствие, что на этом ничего еще не закончилось. А раз не
закончилось, то что делать?
    Прежде всего, найти, где остановиться. С этим, хвала
духам-хранителям, особых проблем нет. Как и во всяком крупном городе,
и гостиниц, и постоялых дворов, и таверн здесь хватает. Вообще у
Киншиара вид такой, словно два десятка архитекторов придумывали его
одновременно - и каждый, улучив возможность, сносил то, что ему
мешало. Правда, так выглядит любой старый город. Но Киншиар на меня
произвел наиболее отвратное впечатление.
    Потом я узнал, что не далее как месяц назад здесь бушевала
эпидемия красной лихорадки. Не очень опасная болезнь, но крайне
мучительная - и следы от нее потом годами проходят. Так что можно
было испытать и сочувствие к этой огромной каменной помойке - но я не
испытывал. Наверное, еще и оттого, что он так напомнил мне дом моих
родителей...
    В конце концов я отыскал комнатку подешевле (вид мой, видимо,
наводил на достаточно благопристойные мысли, поскольку вызвал явное
одобрение у хозяйки) и принялся размышлять над неразрешимой проблемой
- куда девать тысячу восемьсот серебряных - так, чтобы и под рукой
были, и грабителей не бояться. Всю первую ночь я так и не заснул - то
об этих проклятых деньгах думал, то стука в дверь ожидал. Последнее,
наверное, беспокоило сильнее всего.
    На следующее утро я отправился в банк. Туда меня не пустили, ко
всеобщему оживлению, а пять минут спустя двое мрачных личностей
нагнали меня в тихой улочке...

                               *  *  *

    Они возникли словно из-под земли. Юноша был изрядно зол: кем же
надо быть, чтобы в банк пускали без лишних вопросов? Обрядиться в
золото и шелка? Приехать в роскошном экипаже? Что им нужно? Сама
мысль о том, что он только что выглядел круглым дураком, была
нестерпима. Наверное, оттого и притупилось чувство осторожности.
Следуя непонятному для него самого позыву, Ланенс свернул в одну из
узких улочек и побрел прочь, размышляя, куда направиться теперь.
    - Что это тебе потребовалось в банке, птенчик? - послышался
хриплый голос за спиной и юноша вздрогнул. Ноги отчего-то стали
ватными, а мысли спутались и перемешались.
    Позади стоял небритый и одетый как попало суб®ект, вооруженный
кривым ножом. Нож этот показался перепуганному Ланенсу фута в три
длиной. Грабитель нехорошо улыбнулся.
    Ланенс стремительно оглянулся. Вторая фигура неторопливо
приближалсь с другой стороны, тоже поигрывая каким-то неприятным на
вид предметом.
    Ланенс ощутил, что холод сковал его гортань, не позволяя
произнести ни слова. Это было, словно в страшном сне - когда
напрягаешь все усилия, но ничего не происходит и остается только
наблюдать, что с тобой тем временем творится.
    - Помогите, - прошептал Ланенс неслышно для всего окружающего
мира. Когда шаги второго грабителя послышались совсем близко, он
словно порвал толстую веревку, охватившую его горло и закричал во
весь голос:
    - Помогите!
    Грабители замерли, переглянулись и расхохотались.
    - Кричи, кричи, - посоветовал второй - ростом пониже и с изрядным
брюшком. - Кричи громче. То-то все вокруг посмеются...
    Он оттесняли юношу в угол, поигрывая своим оружием, предвкушая
потеху. Только когда холодная сырая стена впилась в спину Ланенса
всеми своими углами, до него дошло, что происходящее с ним - не сон.
    Следующее движение было столь же естественным, сколь и его
давешние слезы - там, в порту. Он полез в карман и, вытянув очередной
"подсадной" кошелек, протянул его грабителям дрожащими руками.
    - Правильно, - просипел толстяк. - Смотри-ка, какой сговорчивый!
Но только это не все, что от тебя требуется...
    Тут рука юноша наткнулась на рукоять кинжала.
    Вначале он не понял, что это, но рука сама обхватила удобный,
специально предназначенный для этого предмет и тут внутри Ланенса
сломалось что-то еще.
    Ощущалось это, словно горячая игла, вонзившаяся в живот. Он даже
подумал, что его-таки ударили в живот ножом. Сначала он просто
смотрел на карикатурно вытянувшиеся лица, на которые натекал красный
туман и тут страх и бессилие неожиданно уступили место ярости.
    Ланенс сорвался с места и толкнул левой рукой высокого грабителя
в плечо. Если бы его враги ожидали хоть какого-нибудь сопротивления,
лежать бы ему с перерезанным горлом. Толстяк оцепенел от удивления, а
когда опомнился и замахнулся кистенем, его жертва, оскалившись,
словно загнанная в угол крыса, молча кинулась на него.
    Кистень не завершил своего полета и, взлетев над головами
дерущихся, безобидно упал шагах в пятнадцати поодаль. Толстяк зажал
рукой плечо, в котором теперь зияла глубокая рана и лишь потом
заверещал. Видимо потому, что ничего подобного и в мыслях его не
было.
    - Ах ты, щенок, - выдохнул высокий, намереваясь ударить Ланенса в
спину снизу вверх. Но кровавая пелена уже упала с глаз юноши, а
ярость все еще бушевала в нем, наделив и силой, и проворностью.
Окровавленное лезвие свистнуло перед лицом грабителя и он упал, с
залитым кровью лицом, и более не шевелился.
    Жаркое безумие, что только что спасло ему жизнь, неожиданно
оставило Ланенса и тот осознал, что, скорее всего, только что убил
человека. Это оказалось настолько страшно, что он, побледнев,
бросился опрометью, едва не растянувшись с размаху на залитой
нечистотами мостовой.
    Лишь когда показался перекресток, у Ланенса хватило присутствия
духа остановиться, вытереть кинжал и спрятать его.
    Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы добраться до своего
нового жилища пешком, не оглядываясь каждые несколько секунд.
Отчего-то казалось, что за спиной вот-вот прозвучат тяжелые шаги и
раздастся голос: "именем закона..."
    Ланенс рискнул выйти из своей комнаты только к вечеру, когда
несколько обеспокоенная хозяйка предложила вызвать лекаря. Ее
постоялец вышел весь бледный, с горящими глазами и поначалу женщина
перепугалась - не приведи боги, снова лихорадка! Но, как выяснилось,
юноша всего лишь с®ел что-то несвежее, пока бродил по городу. Хозяйка
так обрадовалась, узнав подлинную причину странного поведения своего
постояльца, что тут же принесла ему добрую дюжину разнообразных
снадобий. Помогло почти сразу же.
    То ли от снадобий, то ли просто сам по себе, но терзающий Ланенса
страх прошел. Наоборот, он  понял, что только что сумел постоять сам
за себя... а что до - вполне возможно - убитого грабителя, то с какой
целью сами они держали в руках оружие?..
    Упреки совести мучили Ланенса не так уж и долго - неделю. Все его
несметные денежные запасы лежали все это время под кроватью, а самому
ему время от времени удавалось отыскать какую-никакую работу -
грузчика, мусорщика, рассыльного... Большого выбора, увы, не было.
    Совесть замолчала в тот час, когда Ланенс, уставший и мрачный,
зашел как-то к себе в комнату и увидел на столе конверт, надписанный
знакомым почерком.
    Тут же серая пелена, что лежала на окружающем его мире, сменилась
розовой.

                Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 15-й час

    Выставка занимала восемь больших залов. Живопись я оставил на
закуску: главное - побывать в Золотом и Хрустальном залах, где
выставлено все, изготовленное из камня. Людей здесь было мало -
сплошь ольты и дарионы. Оно и понятно. На меня никто особенно не
косился - одежда приличная, а что до моего интереса к подобным
произведениям искусства, так Венллен, как известно, негласная столица
творчества подобного рода.
    Вход, как водится, стоил немало