ся, Дэвид, - сказал Фред. - Разве есть  наркотики,
которые превращают человека то в свинью, то в любовника, ждущего  свидания
с кинозвездой? Или  поднимающие  в  космос,  а  в  другой  концентрации  -
спускающие под воду? Мне кажется, ты переоцениваешь  действие  препаратов.
Тут не обошлось, наверное, без какого-то  внушения,  сделанного  в  первый
момент после принятия препарата...
   - Допускаю даже, что в иных случаях они  устраивают  ассорти:  наркотик
плюс  внушение  плюс  реальность.  Обман,  ничуть   не   отличающийся   от
шарлатанства рыночных балаганов.
   - Что же в таком случае происходит с теми, кто  берет  приключения  без
гарантии?
   - Их элементарно режут как свиней! Ножами!
   Фреда передернуло, и по его лицу пробежала судорога.
   - Прости, - сказал Гард.  -  Наверное,  не  очень  приятно  побывать  в
поросячьей шкуре... Что будем делать дальше?
   - У меня пропало желание иметь с ними дело.
   - Они на это и рассчитывают. Но репортаж я  все  же  советую  написать.
Понимаешь, твой приход к ним должен быть "чистым" даже  при  условии,  что
они знают о нашей дружбе. Они не должны  ни  меня,  ни  тебя  подозревать,
иначе нам будет трудно подозревать их.
   - В чем, Дэвид?
   - В связи с убийством Мишеля Пикколи! Между  тем  эта  связь  возможна,
если тянуть ее от Аль Почино, оказавшегося в числе клиентов фирмы. И это -
как минимум, Фред!
   - Знаешь, мне все же кажется, что я валялся в той луже...
   - Увы, старина, фирма  -  орешек,  который  так  просто  не  раскусишь.
Сколько  изобретательности  надо  иметь,  чтобы  с  такой  реалистичностью
воздействовать на психику человека! Ведь все  твое  "убийство"  они  всего
лишь проиграли в твоем мозгу!
   - Лучше бы я заказал акул.
   - У них совершенная техника внушения, Фред, ты наверняка  ощутил  бы  и
акульи зубы... Но кто на них работает? Какой ученый или изобретатель? И на
кого работают они? Вот в чем загадка...
   -  Знаешь,  Дэвид...  -  Фред  потер  лоб,  как  бы  вспоминая   нечто,
ускользающее из его памяти. - Что-то было еще... Что-то такое, что я то ли
слышал, то ли мне кажется, что слышал... Понимаешь, после этого  пахнущего
миндалем коньяка, когда  я  уже  отваливал  куда-то  "туда",  но  еще  был
"тут"... этот Хартон с кем-то  говорил...  или  кому-то  докладывал...  Не
знаю,  Дэвид,  это  похоже  на   слуховую   галлюцинацию...   он   сказал:
"Генерал..." Такое возможно, как ты считаешь?
   - Не знаю, не знаю, - пробормотал Гард, внимательно глядя на Честера. -
Не фантазируешь? Имей в виду, каждое твое воспоминание - на вес золота!  -
Он помолчал. -  Мне  кажется,  фирма  -  это  айсберг.  Над  водой  только
крохотная часть, где делают элементарные фокусы с наркотиками и внушением.
Что же касается "без гарантии", то это там, внизу, в  глубине...  И  нужно
нырять туда!
   - Уволь, - помрачнел Честер. - С меня довольно.
   - О чем ты, дружище? - улыбнулся Гард. - Я  вообще  был  против  твоего
участия в этом эксперименте, а агитировать за его продолжение  было  бы  с
моей стороны совершеннейшим... свинством!
   - Дэвид!
   - Вырвалось, Фред. Извини,  -  сказал  комиссар.  -  Я  теперь  сам  их
пощупаю. С парадного входа. Вот так! - И Гард нажал  кнопку  селектора:  -
Таратура? Перехватите Честера, он сейчас спустится вниз, и  отправьте  его
домой в сопровождении Мартенса.
   - Вас понял, комиссар, - с готовностью отозвался инспектор.
   - А потом снова туда же, на свой пост. Ясно?
   - Как же не ясно, шеф! Мне  бы  вообще  пора  переселяться  на  площадь
Согласия со всем своим домашним имуществом.
   Инспектор  отключился.  Гард  спокойно  выдержал  встревоженный  взгляд
Честера, пожал ему руку и на прощанье, уже в  дверях,  ободряюще  потрепал
его по плечу. Затем вернулся к письменному столу  и  минут  пять  сидел  в
кресле, молча уставившись в одну точку. Да, именно так! - будто сказал  он
сам себе, решительно встал и, оттянув подтяжки, треснул ими по груди.
   Выйдя из управления. Гард едва увернулся от  струи  поливочной  машины,
которая совершала недолгое преображение душной улицы в прохладный оазис, и
чуть не столкнулся с синеглазой девушкой в  почти  нематериальном  голубом
платьице.
   - Ах!
   - Простите!
   - Ничего...
   Девушка  одарила  Гарда  мимолетной  улыбкой  и  прошла  дальше  легкой
танцующей походкой. Она скрылась в обшарпанном под®езде старого кирпичного
дома, расположенного напротив управления, чуть  наискосок.  Над  входом  в
под®езд висела тусклая вывеска какой-то  экспортно-импортной  конторы,  не
десять и не сотню раз виденная комиссаром Гардом, но никогда не обращавшая
на себя внимание, как это было бы и на сей  раз,  если  бы  не  синеглазая
красотка. Прежде  чем  сесть  в  "мерседес",  Гард  невольно  проводил  ее
взглядом, в котором было больше отеческого сострадания, чем донжуановского
интереса. Ему и впрямь было жаль  это  юное  существо,  которое,  войдя  в
под®езд, будет вынуждено досиживать этот прекрасный день  в  комнатушке  с
неистребимым запахом чернил, смотреть на мир сквозь пыльное  окно,  писать
под монотонную диктовку какой-нибудь канцелярской мумии, - что может  быть
для такого воздушного создания тягостнее! "Ей бы сейчас толику романтики!"
- подумал Гард, садясь в машину и трогая стартер. Настроение  у  комиссара
было определенно игриво-лирическое, едва не легкомысленное, что  случалось
с ним, прямо скажем, не часто, притом беспричинно и,  добавим,  на  весьма
короткий отрезок времени. Так и теперь: через десять  минут,  под®езжая  к
площади Согласия, Гард уже забыл о девушке, ее образ растаял в глубине его
памяти, где и не такие мимолетные встречи  гибнут,  будто  их  никогда  не
было.  А  это  разве  встреча?  Так,  случайное  касание  взглядов,  нечто
промелькнувшее, как пылинка в световом луче.
   Однако мудрая наука говорит, что отдаленное и близкое - все связано  со
всем, и никто не знает, чем была и чем станет та  же  пылинка,  с  которой
секундой раньше мы сравнили случайную встречу Гарда с безвестной девушкой.
Пылинка! - может, ее долго носило в холодных пространствах космоса, прежде
чем она блеснула в воздухе?  А  может  быть,  это  просто  дорожная  пыль,
которая через пару сотен лет в виде атома окажется в человеческом мозгу  и
замкнет собою гениальную мысль? Ничто не исключено, даже то, что  невинная
пыль - зловещий сгусток канцерогенных молекул.
   Впрочем, нас, кажется,  не  туда  занесло.  Оставим  Гарда,  который  с
неслужебными мыслями вылезал из "мерседеса", чтобы войти затем в старинную
виллу с неоновой вывеской "Фирма Приключений", уже  горящей,  несмотря  на
день, мерцающим светом, и проследим лучше за девушкой, тем более что,  как
это ни странно, ее поступки, как и поступки комиссара полиции,  придут  со
временем в странное и роковое зацепление.
   Имя девушки - Дина Ланн. Сначала все было так, как и  представлял  себе
Гард. Был коридор с дощатым, натертым  мастикой  полом,  были  грязноватые
двери, за  которыми  стрекотали  машинки,  был  и  устоявшийся  за  многие
десятилетия кислый запах чернил.  Пропустим  все  это,  потому  что  облик
контор известен любому читателю, и пока Дина Ланн идет,  скажем  несколько
слов по существу.
   Есть на  земле  места,  для  простого  человека  заведомо  недоступные,
как-то: вершина Эвереста или ледники  Южного  полюса.  Мало,  однако,  кто
задумывался, что столь же недоступные места  находятся  в  двух  шагах  от
людных улиц, скверов, где встречаются влюбленные, или  комнат  консьержек.
Конечно, туда можно  добраться  без  альпийского  снаряжения,  кислородных
масок и полярных унт на гагачьем пуху, но вы туда не попадете.
   Попав же, не выйдете.
   Именно туда и лежал  путь  Дины  Ланн.  Спустившись  по  лестнице,  она
подошла  к  самой  обыкновенной   с   виду   двери   и   коснулась   рукой
четырехугольной  ручки-пластины.  Никто  не  пронзил   девушку   сверлящим
взглядом контрразведчика, никто не  прорычал  в  ее  адрес:  "Пропуск!"  -
закоулок в здании, где находилась дверь, вообще был пуст. Но Дина Ланн тем
не менее двумя нежными пальчиками открыла себе путь и  мгновенно  скрылась
за дверью.
   Это не значит, что вход этот так же легко и просто открылся  бы  любому
постороннему человеку.  Вовсе  нет!  Дверь  не  открылась  бы  даже  перед
Геркулесом, даже перед миллионером, посулившим ей  пятьдесят  или  пятьсот
тысяч кларков. Ключом, который отворял ее, был сам  человек,  вернее,  его
энергофизиологическая    характеристика,    столь    же    индивидуальная,
неповторимая, как отпечатки пальцев. Коснувшись металлической пластины  на
двери, Дина Ланн привела в действие память компьютера,  который  в  то  же
мгновение сличил саму  девушку  с  ее  энергофизиологическим  портретом  и
услужливо распахнул створку. Собственно говоря, к чему, спрашивается,  эта
ненадежная процедура с пропусками, которые можно потерять или подделать, с
охранниками,  которых  можно  купить,  если  есть   автоматика,   лишенная
человеческих слабостей и пороков?
   Место, где минутой  спустя  оказалась  Дина  Ланн...  Впрочем,  пришло,
кажется, время расстаться с синеглазой  красавицей  на  некоторый  срок  и
вернуться к комиссару Гарду.



        9. С ОТКРЫТЫМ ЗАБРАЛОМ

   Гард снова сидел в кабинете управляющего Хартона, который не только  не
удивился визиту крупного полицейского чина, но, кажется, даже  обрадовался
ему. Во всяком случае, он определенно ожидал Гарда.
   - Все готово, господин комиссар! - лучезарно улыбаясь,  говорил  старый
вакх. - Документация  к  вашим  услугам.  Журнал  общего  учета?  Расписки
клиентов? Адреса их родственников? Финансовая отчетность?
   Гард несколько опешил от такой  готовности,  и  это  обстоятельство  не
ускользнуло от слегка прищуренных глаз Хартона.
   - Не надо удивляться, дорогой комиссар, мы знали, что рано  или  поздно
нами заинтересуются высшие чины полиции, и потому готовы к диалогу.  Кофе?
Стерфорд? Пиво? Коньяк?
   - Сначала журнал учета, - мрачно сказал Гард,  удобнее  располагаясь  в
кресле. - Я имею в виду, учета тех, кто брал приключения без гарантии.
   - Прошу!
   Хартон протянул комиссару  нечто,  действительно  напоминающее  журнал,
хотя, с другой  стороны,  и  похожее  на  весьма  модный  проспект  фирмы:
красочная обложка, множество цветных иллюстраций внутри и, что более всего
удивило Гарда, типографским способом  напечатанные  фамилии  клиентов,  не
вернувшихся в этот мир, да еще недурные к ним фотографии фас и в профиль.
   Углубившись в изучение списка,  комиссар  нет-нет  да  и  поглядывал  в
сторону Хартона. Управляющий вел себя в высшей степени уравновешенно,  как
будто перед  ним  был  не  комиссар  полиции,  что-то  там  "копающий",  а
финансовый  инспектор  рядового  учреждения,  который  в  крайнем   случае
способен указать  на  неточность  в  оформлении  какого-либо  документа  и
пригрозить на будущее штрафом величиной  в  десять  кларков  и  семнадцать
леммов. Однако, как и в предыдущий раз. Гард отметил про себя  то,  что  в
кабинет не входил никто из  работников  фирмы,  даже  обе  "стрекозы",  не
клаксонил селектор и не трещал ни один из четырех  телефонов.  При  визите
рядового налогового  инспектора  такая  стерильность  обстановки  вряд  ли
соблюдалась бы. "Волнуется, - решил про себя Гард. -  Ему,  конечно,  есть
из-за чего волноваться, но хотел бы я тоже знать из-за чего!.."
   Да, комиссар с Таратурой приняли решение еще  раз  зайти  с  "парадного
хода", вполне официально, не скрывая своих задач. В конце  концов,  сейчас
Гарду важно было нащупать  их  болевую  точку.  Например,  не  остался  ли
кто-нибудь жив из числа клиентов, купивших приключение без гарантии?  Если
остался, не значится ли этот клиент "случайно" и  в  списках  полицейского
управления как член какой-либо мафии или как подозреваемый по  какому-либо
уголовному делу? Разумеется, на такой щедрый подарок от фирмы Гард  просто
так не рассчитывал, однако, как и в  любом  учреждении,  и  в  этом  могли
возникнуть  непредсказуемые  и  нерегулируемые  ситуации.  Положим,  любой
клиент банка, принадлежащего тому же Клоду Серпино, со скандалом  или  без
скандала мог в любой момент забрать свой вклад, имея целью перевести его в
банк конкурента. Так и тут: уже внеся деньги за приключение, уже приподняв
перо над распиской о добровольном вручении своей жизни  работникам  фирмы,
уже увидев свою фамилию напечатанной в этом прекрасном  журнале-проспекте,
клиент мог передумать, чтобы отдаться воле случая, вручить свою  судьбу  в
руки той же полиции или самой обыкновенной намыленной веревки, к  тому  же
намного дешевле стоившей: чем черт не шутит?!
   Хартон, потеребив по своему обыкновению клок волос на засушенной голове
индейца, вдруг сказал с невероятной прозорливостью:
   - Господин комиссар, из всех интересующих вас лиц, купивших приключения
без гарантии, остался жив только один...
   Гард прямо-таки подскочил в своем кресле, вызвав тем самым  веселье  на
лице старого вакха. Бесцеремонно хохотнув, Хартон сказал:
   - Я, кажется,  уже  поминал  этого  человека:  помните,  тот,  которому
удалось-таки убежать от раз®яренного слона?
   - Как его фамилия?
   - Барроу. Мэтьюз Барроу. Вам угоден его адрес?
   И Хартон с той же любезной готовностью, с какой  делал  все,  обхаживая
комиссара полиции, протянул Гарду заранее заготовленный - уже отпечатанный
типографским способом на отдельном листе бумаги! - адрес Мэтьюза К.Барроу,
проживавшего  буквально  в  двух  шагах  от  площади  Согласия,  на  улице
Иностранных моряков!
   "Барроу, Барроу... - повторял про себя Гард, пытаясь возродить в памяти
смутные воспоминания, связанные с этой фамилией. - Мэтьюз Барроу..."  Года
два назад было одно дело, в  котором  оказался  замешанным  бывший  офицер
военного флота, состоявший в  довольно  большом  звании  и  живший...  да,
кажется, на улице Иностранных моряков. Но Барроу ли? И что за дело? Провоз
наркотиков, какой-то большой партии? Или, может  быть,  перестрелка  из-за
них  между  двумя  конкурирующими  мафиями,  потому  что  посредник,   как
оказалось,  работал  сразу  и  на  Гауснера,  и  на  Фреза,  то  есть  был
"двойником"  и  предпочел,  чтобы  мафии   сами   делили   товар?   Точно,
перестрелка! И в ней один лихой и могучий морячок-гангстер отправил на тот
свет без всяких гарантий и выставленных через банк счетов не менее десятка
противников, а затем... Что затем? Исчез? Да  нет,  вроде  не  исчез,  его
накрыли месяца через два, и этим делом занимался комиссар Робертсон,  если
Гарду не изменяла память, потому что он, Гард, тогда с головой ушел в дело
профессора Чвиза, погибшего якобы в автомобильной  катастрофе...  В  таком
случае надо немедленно связаться с Робертсоном:  не  был  ли  тем  крепким
малым Барроу, бывший офицер флота, и, вообще, чем кончилось дело?
   Все это мгновенно пронеслось в голове комиссара Гарда, однако Хартон не
дал ему возможности додумать версию до конца. Накрутив меланхолично  моток
волос бедного индейца на  свой  указательный  палец,  он  с  поразительным
равнодушием в голосе - казалось, в середине фразы он вот-вот зевнет во всю
свою веселую пасть - произнес:
   - Морской офицер. Из бывших. Три года назад  убил  в  драке  нескольких
человек, а потом, видите ли,  учитывая  неподкупность  нашего  правосудия,
решил покончить с жизнью с помощью нашей фирмы, испытав напоследок  острое
ощущение. Но нервы его не выдержали, и он,  хоть  и  моряк,  по  сухопутку
смылся от слона, тем самым поставив себя перед лицом закона.
   - И что же? Был осужден? Приговорен к электрическому  стулу?  -  быстро
спросил Гард.
   - Прошу прощения, но это уже не по моей части, господин комиссар.  Дело
его где-то у вас, а сам он... Впрочем, адрес я вам передал.
   - А еще таких счастливчиков из этих девятнадцати у вас не было?
   - Увы! Фирма гарантирует,  когда  кто-то  берет  у  нее  без  гарантии,
ха-ха-ха-ха! - довольный собственным каламбуром, захохотал Хартон.
   Прежде  чем  покинуть  кабинет  веселящегося   вакха,   Гард   все-таки
внимательно  перелистал  журнал  учета:   все   девятнадцать   гангстеров,
исчезнувших за минувшие три  года,  в  том  числе  Аль  Почино,  аккуратно
наличествовали  в  журнале  со  своими  собственноручными   расписками   и
фотографиями фас и  в  профиль,  собранными  с  педантичностью  нацистских
палачей в  каком-нибудь  Майданеке  или  Освенциме.  Правда,  восемнадцать
физиономий были в черных траурных рамках, а одна  -  в  канареечно-желтой.
Гард вгляделся в фотографию Мэтьюза Барроу: большие серые  глаза,  типично
морские усики над верхней губой - тонкие, щегольские,  мощная  бычья  шея,
брови вразлет,  прямой  крупный  нос,  густые,  назад  зачесанные  волосы.
Мужчина что надо!
   Не  скрываясь  от  Хартона,   комиссар   нажал   кнопку   переговорного
устройства, находившегося в  нагрудном  кармане  пиджака,  и,  не  повышая
голоса, сказал:
   - Инспектор, прошу машину.
   И в тишине кабинета Несколько мистически отозвался голос Таратуры:
   - Я на месте, господин комиссар.
   Не подавая  Хартону  руку,  -  впрочем,  и  Хартон  не  сделал  попытки
попрощаться с гостем при помощи рукопожатия,  -  Гард  наклонил  голову  в
качестве  прощального  жеста,  на  что  получил  точно  такой  же   наклон
приподнявшегося в кресле Хартона, и вышел из кабинета.  В  тот  же  момент
ожил селектор, и не менее мистическим образом прозвучал  чей-то  басовитый
спокойный голос:
   - Вы молодец, Хартон. Сейчас они, судя по  всему,  отправятся  к  этому
Барроу. Подождем.
   - Так  точно!  -  по-военному  отозвался  управляющий  и  даже  щелкнул
каблуками, вскочив с кресла, словно его не  только  слышали,  но  и  могли
видеть.



        10. ГОВОРЯЩИЙ НЕМОЙ

   Тем  временем  Гард,  сопровождаемый  Таратурой  и  сержантом   полиции
Мартенсом, уже мчался, не видя светофоров, на улицу  Иностранных  моряков.
Из машины комиссар сделал попытку связаться с Робертсоном, но в этот  день
Робертсон не дежурил, а дома застать "большого мастера по маленьким делам"
было невозможно: он либо удил рыбу вместе с братом министра комиссаром Джо
Воннелом, либо где-нибудь играл в бридж.
   Дом, в котором жил - или,  по  крайней  мере,  когда-то  жил  -  Мэтьюз
Барроу, разместился в глубине небольшого парка и напоминал  скорее  виллу,
нежели городское жилье: небольшие колонны при входе, парадный  под®езд,  к
которому вели широкие ступени, красный "церковный" кирпич  первого  этажа,
добротное дерево второго, две террасы и мезонин,  полукругом  охватывающий
правую половину здания. И еще собаки,  встречающие  прибывших  не  злобным
лаем, а  буйным  весельем,  как  это  и  подобает  гостеприимным  сельским
собакам.
   - Ладно, ладно, чего обрадовались? Людей давно не видели? А ну, марш по
местам! - ворчливо и тоже беззлобно говорила  собакам  вышедшая  навстречу
полицейским старуха. - Вам кого, если не секрет?
   - Видите ли, - начал Гард, - в этом доме когда-то жил мистер Барроу,  и
нам хотелось бы узнать...
   - А кто вы будете?  -  спросила  старуха,  подозрительно  посмотрев  на
огромного Таратуру,  напоминающего  внешним  видом  не  то  борца,  не  то
штангиста.
   - Мы из полиции, - сухо сказал Гард, пред®являя старухе фирменный  знак
на  внутренней  стороне  лацкана  пиджака.  Он,   кстати,   всегда   менял
тональность, говоря, что представляет полицию, и терпеть не мог  елейность
в голосе при словах о том, с какой организацией в  его  лице  сталкиваются
люди.
   Старуха не удивилась, не испугалась, правда, и не обрадовалась. Тем  же
ворчливым, но не злобным тоном она произнесла:
   - Почему "когда-то жил"? Он и сейчас живет,  мистер  Барроу,  если  это
можно назвать жизнью... Вам чего, нужно его видеть? Так  проходите,  зачем
зря стоять? А ну, марш отсюда, хватит галдеть! - вновь  обратилась  она  к
собакам, и те, все еще виляя хвостами, разбрелись по парку.
   Не без дурного предчувствия Гард двинулся  вслед  за  старухо