прочим, вы и так уже связаны со мной  посредством  вашей
секретной  работы  в  институте,  и  без  того  у  меня  ваша  расписка  о
неразглашении того, что вы там видели и о чем знаете. Но к этому  я  хотел
бы добавить...
   - Извините, генерал, но я не давала расписку докладывать вам или  вашим
сотрудникам о том, что происходит со мной за  пределами  института.  Кроме
того, насколько я понимаю, я уже не работаю у вас, господин генерал!
   Дорон поднял на девушку глаза, сразу  налившиеся  тяжестью  и  какой-то
замутненностью. Дина Ланн  внутренне  сжалась,  она  поняла,  что  хватила
лишку, и откуда только взялась у нее эта смелость, да  еще  в  присутствии
Дорона, прежде совершенно недосягаемого для  нее  человека,  пользующегося
репутацией личности мрачной, всесильной и таинственной, как  средневековый
глава ордена иезуитов. Впрочем, собеседники, говорящие на острые  темы,  в
силу  непостижимых   законов   разговора   нередко   становятся   как   бы
сообщающимися сосудами: какое качество убывает у  одного,  оно  немедленно
появляется  у  другого.  Интуитивно  почувствовав  слабость   и   минутную
неуверенность генерала Дорона, Дина Ланн ровно на то же  время  ощутила  в
себе прилив силы и смелости.
   - Вы ошибаетесь, дорогая, - чеканя каждое слово, произнес Дорон,  вновь
беря себя в руки. - Вы были моей сотрудницей  и  навсегда  останетесь  ею,
хотя и несколько в ином качестве. От меня уйти просто так, в  никуда,  еще
никому не удавалось. И пусть вас не обольщает... все это! - Он показал  на
столик с винами и фруктами, как бы олицетворяющими другую жизнь Дины  Ланн
в недалеком будущем, и "высокую честь", которой  удостаивал  ее  в  данный
момент генерал Дорон. - Ваш жених стал  президентом  лишь  благодаря  моим
личным усилиям, вам надо знать об этом, дорогая Дина Ланн, и только я могу
сделать так, чтобы он им остался. Вы хорошо усваиваете то, что я говорю?
   - Да, - тихо ответила девушка, теряя уверенность по мере того,  как  ее
приобретал собеседник.
   "Ну и прекрасно, - решил про себя генерал. - Хватит ломать комедию, так
мне легче будет договориться".
   - Ну и прекрасно, - вслух  сказал  он.  -  Итак,  я  требую,  чтобы  вы
остались моим человеком, даже став женой Кифа Бакеро. Собственно,  от  вас
понадобится немного: сообщать моим людям или лично мне -  ну,  это  вопрос
техники, мы его, надеюсь, решим - все, о чем мы с вами уговоримся заранее.
Я же, в свою очередь, при  умном  и  деловом  отношении  вашего  жениха  к
сложившейся ситуации гарантирую ему - и вам, естественно, -  счастливую  и
спокойную жизнь. Это не так уж мало, если считать не на кларки.
   - А если я... если мы откажемся?
   "Мы"?! Дорон встал, обошел Дину Ланн и сел  у  нее  за  спиной  в  свое
рабочее кресло, стоящее у письменного стола. Все последующее он чеканил ей
в затылок, не видя полных ненависти и страха глаз девушки:
   - Так знайте, дорогая, что я уничтожу и вас, и вашего жениха, как  мух,
как ничтожных козявок, сотру вас в пыль, и всех, кто  знал  или  помнил  о
вашем существовании. И поверьте,  что  мне  это  так  же  легко  и  просто
сделать, как шевельнуть мизинцем. При этом учтите, что еще не было  случая
в  моей  практике,  чтобы  угроза,   сошедшая   с   моих   уст,   осталась
невыполненной. У вас с вашим милым женишком  есть  только  один  выбор  из
двух: жизнь или смерть, третьего  не  дано,  от  меня  нельзя  спрятаться,
нельзя меня обмануть, нельзя уговорить. Надеюсь, вы понимаете?
   Дорон умолк. Дина Ланн как сидела  к  нему  спиной,  так  и  продолжала
сидеть, втянув голову в плечи. "Все,  готова!"  -  решил  генерал  и,  так
решив, несколько мягче продолжил:
   - Давайте  не  будем  капризничать,  моя  дорогая,  и  зря  обольщаться
относительно последствий вашего отказа, тем более что...
   И вдруг осекся, увидев взгляд девушки, медленно  повернувшейся  к  нему
лицом. Она глядела на Дорона с нескрываемой ненавистью, а губы ее, кривясь
и дергаясь, словно в агонии, хрипло выдавили:
   - Вы чудовище!.. Вы не человек!..
   "Этого еще  не  хватало!  -  подумал  мельком  Дорон.  -  Сейчас  будет
истерика... Неужели я перебрал? Неужто теперь и в самом деле  придется  их
убирать? По правде говоря, сделать это вовсе не так просто, как шевельнуть
мизинцем... Едва вознесли  этого  идиота  Бакеро  на  престол,  как  сразу
смещать?! Ни Крафт, ни Воннел, ни сам президент Кейсон  такого  финала  не
одобрят, тем более что ошибка,  приведшая  к  нему,  допущена  не  ими,  а
мною... Ситуация!"
   - Меня вы можете и ненавидеть, - мирно произнес Дорон, делая над  собой
усилие. - К тому же я ни от кого, в том числе и от вас, любви  не  требую.
Но дело есть дело, уважаемая Ланн.
   Он опять перешел на "уважаемую" с "дорогой", она все же  поставила  его
на место, эта паршивая пигалица, этот сморчок в юбке, этот пуп  на  ровном
месте, попадись она генералу за пять минут  до  того,  как  тщедушный  Киф
Бакеро стал президентом!
   - Нет уж, дорогой генерал! - вдруг сказала, поднимаясь с  кресла,  Дина
Ланн, в которую в виде силы мгновенно влилась  его  секундная  слабость  и
неуверенность. - Если дело есть дело, и у меня будут кое-какие условия!  -
Она решительно подошла к столу и села в кресло справа от Дорона, при  этом
по-мужски положив ногу на ногу. Увы, как плохо  мы  знаем  природу  самого
загадочного существа на земле, созданного  Природой,  -  женщины,  которая
обладает, по-видимому, огромным и невыявленным  запасом  моральных  сил  и
возможностей! Да знает  ли  о  них  сама  женщина,  догадывается  ли,  что
притаилось в недрах ее души?..
   - Полагаю, - сказала Дина  Ланн,  -  теперь  мы  можем  начать  деловой
разговор?
   Дитрих в приемной замер от неожиданности.  Затем  он  тихо  привстал  и
протянул руку к тумблеру,  выключающему  трансляцию  из  кабинета  Дорона:
секретарь точно знал, что ему можно слушать, а чего нельзя.



        18. В ПОИСКАХ СЛЕДА

   Утром следующего дня Честер и  Таратура  сидели  в  кабинете  комиссара
Гарда, приглашенные им для того, чтобы конкретно решить,  как  действовать
дальше.
   - Наступил критический момент, - сказал Гард. - Или мы опередим Дорона,
и тогда у нас будет шанс размотать всю историю от начала до конца, или  он
опередит нас, и тогда на всем этом деле  можно  ставить  большой  чугунный
крест.
   - Очень образно, - прокомментировал Честер, - но  ни  на  сантиметр  не
приближает нас к цели.
   Гард недовольно крякнул, но промолчал, чувствуя правоту  Честера,  зато
Таратура с некоторой завистью посмотрел на журналиста: что позволено быку,
никогда не будет разрешено Юпитеру.
   -  Ладно,  -  согласился  с  Честером  комиссар,  -   от   общих   слов
действительно надо переходить к делу. Ваши предложения?
   - Я думаю о том, что, даже если мы  разыщем  эту  шестерку,  -  заметил
Фред, - еще неизвестно, захочет ли она посвящать нас в  свои  тайны  всего
лишь на том основании, что мы спасли их от Дорона...
   Зазвонил  зуммер  селекторной  связи,  и  голос  комиссара   Робертсона
заставил Гарда отвлечься от разговора, а Честера прервать свою речь.
   - Гард? Есть еще один трупик, если тебя интересует.
   - Кто?
   - Женщина. Лет шестидесяти. Обнаружена за городом, в озере. То ли  сама
утопилась, то ли ее... Вскрытие еще не делали.
   - Роб, документов при ней, конечно, никаких?
   - Увы, хотелось бы и автобиографию в двух  экземплярах,  один  в  дело,
другой нотариусу... Ты не против, Дэв?
   - Спасибо, старина, подождем вскрытия. Даю голову  на  отсечение,  что,
прежде чем сунуть старуху в воду, ее  пристукнули  или  отравили.  -  Гард
отключил себя от селектора.  -  Мне  кажется,  это  мисс  Флейшбот.  Дорон
продолжает чистить конюшню. Как только трещит  этот  проклятый  зуммер,  я
мысленно уменьшаю шестерку до пятерых, а потом буду уменьшать  пятерку  до
четверых,  пока  мы  не  останемся  при  пиковом  интересе,  как   говорят
гадалки... Так что ты вещал?
   - Я не вещал, - обиделся Честер, - а высказал  предположение,  что  эти
шестеро будут с нами так же красноречивы, как адвокат, выступающий на суде
бесплатно.
   - Тут я надеюсь на Фреза и Гауснера, - сказал Гард. - Несмотря  на  то,
что шестерка поменяла внешность  и  фамилии,  все  эти  люди  остались  их
людьми, а в мафиях порядок строгий. Найти бы!
   - Зацепиться не за что, - мрачно констатировал Таратура.
   - Да, - подтвердил комиссар, - мы, кажется, никогда еще не  оказывались
в таком сложном положении... Может, взять за крылышки  этих  "стрекоз"  на
фирме? Ну-ка, проверим.
   Гард набрал номер телефона, и в трубке, усиленный  динамиком,  раздался
спокойный и вежливый голос одной из девиц, узнать который не  представляло
труда:
   - Вас слушают.
   - Говорит Клод  Шааль,  -  произнес  Гард.  -  Я  хотел  бы  приобрести
небольшое приключение.
   - Мы очень рады, господин Шааль! Позвольте поинтересоваться, знакомы ли
вы с нашими проспектами?
   - Знаком. Но я  хотел  бы  на  всякий  случай  переговорить  сначала  с
управляющим.
   -  Сейчас  соединю,  минуточку,  -  с  услужливой  готовностью  сказала
"стрекоза", и тошнота подступила к горлу комиссара: Гард подумал, что, как
в кошмарном сне, сейчас услышит голос покойного, - а  в  том,  что  именно
покойного, он не сомневался, - вакха Хартона...
   - Нет-нет! - едва успел вымолвить Гард. - Немного позже! Я еще  подумаю
и посоветуюсь с родственниками... Кстати, как его зовут?
   - Управляющего фирмой? - раздалось в ответ. - Мистер Палаушек, господин
Шааль.
   - Премного благодарен. - Гард положил трубку.
   Дело было яснее ясного: фирма продолжала безоблачное существование,  на
месте Хартона уже сидел какой-то Палаушек, и если "стрекозы" оставались на
своих постах, можно было не сомневаться в том, что, с точки зрения Дорона,
они представляли для Гарда такой же интерес, как ноль, возведенный в любую
степень.
   В кабинете наступила томительная тишина, подчеркнутая тиканьем  больших
настенных часов. Не сговариваясь,  все  трое  посмотрели  на  часы,  почти
физически ощущая, как с каждым движением старинного маятника  безвозвратно
уходит драгоценное время.
   - На днях я просматривал в библиотеке редакции старые газеты, - нарушил
молчание Честер, - и мне попалась на глаза интересная заметка. Хотя  я  не
шахматист, как ты знаешь, но история показалась прелюбопытной...
   - Извините, Фред, - перебил Таратура. - При чем тут шахматы?
   - Инспектор, - сказал Гард, - разве  вы  все  еще  не  усвоили  простой
истины, что  решению  сложных  проблем  нередко  помогают  весьма  далекие
аналогии? Что же касается шахмат, они  уже  сегодня  стали  общепризнанной
моделью для изучения  человеческой  деятельности.  Так  что  давай,  Фред,
выкладывай свою историю.
   Честер с некоторым высокомерием посмотрел на сконфуженного  Таратуру  и
произнес:
   - Так вот.  Однажды  один  из  соперников  знаменитого  Ласкера  заявил
непобежденному в то время чемпиону мира: "Я нашел надежный способ, который
позволит  мне  устоять  против  вас".  -  "Что  же  это  за   способ?"   -
поинтересовался Ласкер. "Очень простой,  -  ответил  соперник.  -  Я  буду
повторять все ваши ходы, и получится, что вы играете против самого себя!"
   - Остроумно, - констатировал Таратура. - И что же? Помогло?
   - Не знаю, - признался Честер. - Конец заметки был оборван. Но для  нас
не это важно, не результат, а методология.  Ты  понял  меня,  Гард?  Здесь
есть, мне кажется, рациональное зерно.
   - Увы, я туп, как носок моего ботинка, - сказал Гард. - Поясни.
   - Поскольку шансов обыграть Дорона у нас немного, не поступить  ли  как
тот сообразительный соперник чемпиона? Не повторять ли  его  ходы?  Сесть,
как вы говорите, на хвост его людям, и что делают они, делать то же, чтобы
выйти с их помощью на шестерку или кого-то из нее, а  в  последний  момент
перехватить инициативу!
   - Теоретически я еще могу это представить, но практически...  -  сказал
Гард. - Кроме того, как учесть в этой игре людей Гауснера и Фреза?
   - Мне кажется, - вмешался Таратура, - их вообще нельзя серьезно брать в
расчет, потому что у Фреза с Гауснером в этом деле  может  оказаться  своя
"игра".
   - Резонно, - констатировал Гард, -  но  несколько  поздновато.  На  кой
леший тогда я с ними связывался, вел переговоры и ударил с ними по  рукам?
Наконец, это вообще не по-джентльменски!
   - С джентльменами жить - по-джентльменски выть! - сказал Фред Честер. -
Во  всяком  случае,  уповать  только  на  результаты,  полученные   нашими
временными союзниками, нельзя. Это ясно.  Они  пусть  ищут,  дьявол  им  в
помощь, а наша задача - опередить всех!
   - Глупость ты говоришь, - нахмурился Гард. -  Выходит,  если  бы  я  не
связывался с мафиями, опережать нам следовало только Дорона, а теперь надо
еще Фреза с Гауснером? Сам себе наворотил трудности, чтобы, преодолев  их,
испытывать большую радость? Нет уж, дорогие мои советчики, люди  из  мафий
просто обязаны нам помочь! Что же касается  того,  чтобы  сесть  на  хвост
Дорону, идея, конечно,  превосходная,  но  как  ее  реализовать?  О  людях
генерала мы знаем не больше, чем об интересующей нас шестерке.
   И снова все посмотрели на часы и качающийся маятник.
   - Есть  один  ход...  -  нерешительно  произнес  Таратура.  -  Помните,
комиссар, к вам приходила девица... Ну, эта,  у  которой  исчез  жених  по
фамилии Бакеро?
   - Дина Ланн, что ли?
   - Так ведь она, во-первых, из дороновского "ангара"! А во-вторых, будет
теперь президентшей, то есть получит такой "пост", до которого  Дорону  ни
руками, ни зубами не дотянуться.
   - В этом что-то есть, - сказал Гард. -  Хотя  я  не  очень  представляю
себе, что именно... Ну, бывший человек Дорона, ставший от него  более  или
менее независимым, так? Этого мало, друзья. Можно, конечно, попробовать...
Если у Ланн сохранились какие-то связи с коллегами по "ангару" и если  она
ненавидит Дорона больше, чем боится, да к тому же, учитывая свое  нынешнее
независимое положение президентши, согласится нам помочь... То  есть  даст
какую-то информацию об Институте перспективных проблем,  которая,  в  свою
очередь, поможет нащупать людей Дорона, причем именно тех, которые идут по
следу шестерки. Увы, все это весьма сложно и потому проблематично. Хотя  у
нас, кажется, других зацепок вообще нет. Генерал Дорон,  как  ни  крутите,
личность незаурядная: он имеет в нашем ведомстве своих людей, а мы в его -
никого! И даже  попытки  внедрить,  насколько  мне  известно,  никогда  не
делали.
   - Почему же? - вдруг сказал Таратура. - Делали. И внедрили.
   - И вам об этом известно?! Я ничего не знаю, а вы об  этом  знаете?!  -
Гард взглянул на инспектора не просто с интересом, а скорее с недоумением.
   -  Видите  ли,  господин  комиссар,  -  чуть-чуть  равнодушно  и   явно
актерствуя проговорил Таратура. -  Когда  я  подстраховывал  ваш  визит  к
генералу Дорону, я не снял посты после вашего ухода от него сразу.
   - Ну?! - в один голос воскликнули Гард и Честер.
   - Они засекли,  как  к  Дорону  тайно  приезжал...  извините,  господин
комиссар, но я уж скажу, как  есть...  -  Таратура  почему-то  перешел  на
шепот. - Наш министр Воннел! А вы говорите, - уже  своим  обычным  голосом
закончил инспектор, - что в ведомстве генерала мы не имеем своих людей!
   Честер и Гард  от  души  расхохотались,  через  какое-то  время  к  ним
присоединился  Таратура,  хотя  держался  из  последних  сил.  Когда   они
отсмеялись, инспектор достал из кармана бумажник, а  из  бумажника  стопку
фотографий, которую молча и торжественно протянул Гарду.  Комиссар  принял
ее, словно колоду карт, и терпеливо ждал раз®яснении Таратуры.
   - На двадцать три тридцать вчерашнего дня, - сказал Таратура. - Это все
те, кто побывал у Дорона с того момента, когда на вас поохотился Хартон, и
вы отправились к Дорону пить кофе. А в двадцать три тридцать я посты снял,
боясь,  что  их  засекут.  Добавлю,   здесь   только   те,   кто   побывал
непосредственно в кабинете у генерала или в  приемной  у  Дитриха,  что  в
принципе почти одно и то же: что думает Дорон, то делает Дитрих.
   - Таратура, вы гений! - искренне произнес Гард. - А технически?  Почему
вы так уверены, что...
   - Вас понял, шеф, - перебил инспектор. -  Там  есть  такой  коридорчик,
через который надо пройти, чтобы попасть  в  приемную  или  в  кабинет.  А
коридорчик имеет окошечко и хорошо освещен. Эти  люди  входили  в  главный
под®езд, поднимались лифтом на четвертый этаж,  где  находится  резиденция
Дорона,  проходили  коридорчиком,  а  потом,  вновь   пройдя   коридорчик,
спускались вниз и выходили из того же под®езда. Кто не попадал на  пленку,
"обслуживающую" коридорчик, тот не попадал к генералу или Дитриху, и  его,
стало быть, в этой стопке нет. Вот и вся техника, шеф.
   - Сегодня же подаю по начальству рапорт о  переводе  вас  на  должность
старшего инспектора!
   - Не горячитесь, комиссар, - благодарно  и  иронично  улыбаясь,  сказал
Таратура. - Мой перевод еще должен санкционировать генерал Дорон...
   Они невесело рассмеялись.
   Гард стал рассматривать лица на фотографиях, оборотная сторона  которых
имела карандашом проставленные дату и время дня. Большинство лиц  обладало
разными выражениями: одним - при входе к Дорону, другим -  при  выходе  из
его кабинета. Дойдя до двух физиономий Дины Ланн,  комиссар  прежде  всего
обратил внимание на то, что девушка провела в кабинете генерала  не  менее
полутора часов, то есть больше всех прочих визитеров, в том числе министра
Воннела, который был у Дорона  всего  десять  минут.  Затем  Гард  сравнил
выражения лиц на двух фотографиях девушки.
   - Увы, они договорились. Это видно  невооруженным  взглядом.  Посмотри,
Фред, что ты скажешь?
   На одном снимке Честер увидел Ланн, у которой были испуганно-счастливые
глаза и явная неуверенность во всем внешнем облике. На втором  изображении
девушка казалась человеком, точно знающим, что  нужно  делать:  губы  были
плотно сжаты, глаза  источали  жесткий  и  ненавидящий  взгляд,  весь  вид
свидетельствовал о неукротимой воле молодой женщины.
   - Пожалуй, ты прав только в том, что она резко  изменилась,  побывав  у
Дорона, - сказал Честер. - А удалось ли им  договориться  или  они  крупно
поссорились, я еще не знаю.
   Гард еще раз взглянул на обе фотографии:
   - Может быть, ты и прав... - Затем обернулся к инспектору Таратуре: - С
этой красавицей я переговорю, найдя какой-нибудь  официальный  повод.  Для
начала потолкуем с ней о событиях того вечера, когда почти у нее на глазах
возле статуи Неповиновения убивали человека... Кстати сказать, до сих  пор
неопознанного, Таратура, это нам очень связывает руки.  Потом,  инспектор,
она - ваша. Остальных я беру на себя. Всего сколько?  Ого,  двадцать  семь
человек, не считая Воннела! - Гард веером разложил  фотографии  на  столе,
как в пасьянсе. - Сколько интеллекта  в  глазах,  какие  "мыслители"!  Все
физиономии  следует  немедленно  заложить  в  справочную  фототеку   ЦИЦа,
получить адреса этих людей, биографические данные, а затем,  с  учетом  их
высокой  квалификации,  пустить   по   каждому   следу   не   менее   трех
"охотников"... Но где же я возьму около ста полицейских,  если  на  каждую
дюжину надо испрашивать специальное  разрешение  заместителя  министра  по
оперативной работе? Нет, так у нас ничего не получится...  Может,  не  все
эти "сократы" имеют отношение к нашей шестерке,  хотя  они  и  побывали  у
генерала в кабинете? Впрочем, мы вынуждены исходить из худшего.  Все!  Что
же делать? Видишь, Фред, в  каких  условиях  мы  работаем,  охраняя  покой
граждан нашего государства, если нам приходится преодолевать сопротивление
не только преступников и их  сообщников,  но  и  собственного  начальства!
Инспектор, надеюсь, последней фразы вы от меня не слышали?
   - Если угодно, то и первой тоже, - улыбнулся Таратура.
   - У меня в "Вечернем звоне" ситуация немного  лучше,  -  мрачно  сказал
Честер. - Тож