вовсе  не  означало,  что  пустота  зала  хоть
чем-то  заполнена.  Робертсон  встретил  Гарда  милой  улыбкой,   вежливым
приветствием и жестом пригласил  к  себе  за  столик.  Гард,  поблагодарив
коллегу, сел тем не менее у окна, сославшись на необходимость "кое о  чем"
подумать, на что Робертсон абсолютно не обиделся. Он  вообще  ни  на  кого
никогда не обижался, и все знали, что  к  людям,  провозглашающим  желание
"подумать", он относился с таким почтительным восхищением, с каким  обычно
относятся к цирковым  магам  и  фокусникам,  поражаясь  их  фантастической
способности творить чудеса.
   Громадные часы на ратуше пробили три раза, когда Гард, покончив с едой,
отхлебнул два глотка кофе, поморщился - они научатся  когда-нибудь  варить
приличный  кофе?  -  и  вышел  из  "комиссариата",  кивнув   на   прощанье
Робертсону, как будто и не собирающемуся покидать заведение.
   В кабинете его уже ждал Таратура, не скрывающий своего смущения.
   - Не вышло, - констатировал с порога Гард, едва взглянув на инспектора.
   - Мы взяли самый большой, какой только возможно, магнит, но щеколда  не
сдвинулась ни на миллиметр!
   - Что говорят эксперты?
   -  Мощность  недостаточна!  Эффекта  можно  достичь  лишь   с   помощью
электромагнита, притом очень сильного. Но такой магнит убийца применить не
мог!
   - Почему?
   -  Это  целая  установка,  господин  комиссар.   Ее   надо   перевозить
автомашиной. А чтобы поднять на второй этаж,  одного  человека  мало,  как
минимум, необходимы трое! Концертный рояль!
   - Час от часу не легче! -  сказал  Гард  и  сел  наконец  в  кресло.  -
Садитесь, инспектор. Давайте думать.
   - Получается, - предположил  Таратура,  -  что  версия  с  магнитом  не
проходит.
   - Да, получается.
   - Но, с другой стороны, обе щеколды подвергались  воздействию  магнита,
это же факт.
   - Да, - сказал Гард, - это факт. В том-то и дело.
   - Но как же, в таком случае?..
   - Таратура, - перебил  Гард,  -  я  полагаю,  что  преступник  применил
магнитное устройство, о существовании которого и даже  о  возможности  его
существования наши эксперты  еще  не  знают.  Это  устройство,  во-первых,
мощное и, во-вторых, компактное, и это говорит  о  том,  что  на  Гауснера
работает талантливый изобретатель.
   - На Гауснера? - удивился инспектор.
   - Или на Фреза. Я тут кое-что посмотрел, вы потом познакомитесь с моими
выкладками. Пока что будем исходить из этой  гипотезы  -  в  деле  замешан
талантливый специалист.
   - Ну, шеф, если талантливый, - сказал Таратура, - то тем лучше!  Талант
легче найти, этих людей не так уж много.
   - Пожалуй. Наметим такой план: срочно проверьте по нашим  каналам,  все
ли молодчики Гауснера и Фреза на месте. Их, кажется, на прошлый месяц было
около тридцати у каждого.
   - Двадцать шесть. У Фреза.
   - Это не рядовые?
   - Нет,  шеф.  Это,  как  бы  сказать,  комиссары,  если  считать  Фреза
министром.
   - Сомнительная аналогия.
   - Извините, господин комиссар, больше не буду. Но  позвольте  заметить,
что за минувшие три месяца девять из двадцати шести отправились  в  лучший
мир.
   - Междоусобица?
   - Да, в основном с группой Гауснера. У  того  тоже  потери:  двенадцать
человек из тридцати двух. А еще двое, господин комиссар, сели  под  замок,
были взяты с поличным. Так что сейчас у Фреза пятнадцать "офицеров",  а  у
Гауснера - восемнадцать. Всего, стало быть...
   - Инспектор, откуда вы все это знаете?
   - Да я брал  этих  двоих,  вот  и  пришлось  вникнуть.  Всего,  говорю,
тридцать три человека.
   - Вот и проверьте, Таратура, все ли они нынче "на посту". Договорились?
Дать вам кого в помощь?
   - Проверять только людей Гауснера? Или Фреза тоже? И еще смотря сколько
времени вы мне отпустите.
   - Сутки.
   - Тогда, если можно, Мартенса.
   - Вопрос исчерпан.
   Таратура вышел из кабинета.
   Суток ему, конечно, не хватило, но Гард иначе  и  не  предполагал.  Обе
гангстерские группы были  довольно  прилично  законспирированы,  хотя  где
только у полиции не было своих глаз и ушей?  Большинство  явок,  хранилища
оружия,  конспиративные  квартиры,  номера  в  отелях,  номера  автомашин,
связные, перспективные планы операций и даже планы оперативные -  все  это
так или иначе было на заметке у полиции. И только какие-то высокие мотивы,
неведомая Гарду политическая игра на уровне, возможно, министра Воннела  и
крупных финансовых тузов государства, или даже самого президента  Кейсона,
мешала в один прекрасный момент одним концентрированным ударом прихлопнуть
как мух обе мафии. Впрочем, Гард отдавал себе отчет и в  том,  что  такого
рода "прихлоп" сопряжен с целым рядом неимоверных трудностей, поскольку  и
Фрез и Гауснер, во-первых, прекрасно знали, что знает о  них  полиция,  и,
во-вторых, были  не  хуже  ее  осведомлены  как  о  перспективных,  так  и
оперативных планах карательных органов. У них тоже  были  глаза  и  уши  в
полицейском управлении, и на каком этаже высотного здания они размещались,
надо ли было  им  "спускаться"  или  "подниматься",  чтобы  что-то  знать,
выяснить Гарду не было дано никогда. Возможно, именно по этой причине он и
ходил в полицейских кругах с амплуа "борца  за  справедливость",  понимая,
что государственной машине для разнообразия и видимости законности  такие,
как Гард, чиновники тоже  были  нужны,  -  интересно  бы  знать,  в  каком
количестве? И процентном соотношении с прочими?
   На третьи сутки  Таратура  уже  был  готов  к  обстоятельному  докладу,
который потребовал много сил для подготовки, но занял при изложении  ровно
минуту. Все люди Фреза и Гауснера в наличии, кроме одного. Его  зовут  Аль
Почино. Итальянец по происхождению. ("Интересно, - отметил про себя  Гард,
- антиквар Мишель Пикколи тоже итальянец!") Аль Почино исчез на  следующий
день после того, как было совершено  преступление  на  улице  Возрождения:
дома его нет, жена в панике, на известных полиции тайных квартирах все три
дня не появлялся, на явочной сходке главарей мафий, которая  состоялась  в
загородном  ресторане  "Не  убий!",  отсутствовал  и  даже  не  пришел   к
любовнице, которая напрасно ждала его целую ночь в своей  уютной  квартире
на Восточном проспекте. С другой стороны, ни один  человек  с  документами
или внешностью Аль Почино страну не покидал, в моргах не зарегистрирован и
в больницах не находился.
   Видимых причин для исчезновения у Аль Почино не было, так  как  за  ним
формально никаких "дел" нет, а убийство  антиквара  осуществлено  с  таким
поистине дьявольским отсутствием улик  и  следов,  что  даже  превентивный
побег был логически исключен.
   Но именно это совершеннейшее отсутствие причин и насторожило  комиссара
Гарда.



        4. ХОД МЫСЛЕЙ

   Давно уже заметил комиссар Гард, что в последние годы все чаще  и  чаще
стала посещать  его  по  вечерам  эта  странная,  пустая  расслабленность,
какая-то душевная вялость, известная ему  раньше,  в  молодые  годы,  лишь
после крутых дружеских попоек. Все валилось  из  рук,  мысли  рассыпались,
прогулка  становилась  невыносимо  скучной,  едва  переступал   он   порог
квартиры, а дома тоже все время было как-то не по себе: хотелось  лечь,  а
ляжешь, вроде бы надо  вставать.  Короче,  скверно,  очень  скверно.  Гард
пробовал искать об®яснение этому состоянию, не находил его и решил в конце
концов, что это старость сигналит  и  нужно  просто  больше  отдыхать.  Но
сегодня, вновь почувствовав к вечеру эту общую леность  тела  и  духа,  он
вдруг понял, что старость - отговорка, что причина  есть,  и  причина  эта
проста: дела идут плохо! И старость тут ни при чем. Нет, при чем, конечно,
но начала тут не найти: или  неудачи  тебя  старят,  или  старость  мешает
добиться успеха.
   Душу ему мутило  дело  Пикколи.  Вязкое,  липкое,  тягучее,  как  чужая
выплюнутая жевательная резинка, до которой  противно  дотрагиваться,  хотя
понимаешь, что, пока не растоптали, нужно ее взять и отдать в  лабораторию
для анализа. Он завяз в этом деле, как оса в  джеме,  и  гудел  теперь,  и
злился, проклиная весь мир. Он чувствовал, интуитивно чувствовал, что  Аль
Почино - утешение слабое и, хотя профессионально он привык  с  подозрением
относиться к любым, даже самым невинным совпадениям, видел он, что Пикколи
пришит к Аль Почино белыми нитками, что никуда он. Гард, не  придет,  если
двинется по этой тропе. Отсюда - и ленивый бес,  который  прочно  сидел  в
комиссаре.
   Гард подошел к телевизору и, едва из черного  небытия  выплыла  веселая
физиономия какого-то  комментатора,  переключил  программу,  напоролся  на
скачки - в клубах пыли бестолково звенел  колокол.  Он  снова  переключил,
налетел на каких-то  напомаженных,  в  брабантовых  кружевах,  идиотов  со
шпагами, вышагивающих с гордостью индюшек по аллеям  Версаля,  и  выключил
телевизор. Мягкий щелчок тумблера напомнил  ему  звук  выстрела  бесшумной
английской  винтовки  "Custodian"  -  "Опекун",  отличной,  надо  сказать,
винтовки, которую когда-то он  заполучил  вместе  с  ее  владельцем  Гарри
Слейтоном, - кстати, Гарри был в одной компании  с  Аль  Почино.  "Что  за
проклятие этот Аль Почино, - подумал Гард, валясь на диван. - Ну  при  чем
тут Аль Почино?! Если он действительно сработал так чисто, - а он сработал
сверхчисто! - на кой же дьявол ему исчезать в тот же день?  Чтобы  вызвать
подозрение? Ведь он профессионал и не хуже меня обязан понимать, что ни за
неделю, ни за две такой клубок не распутывается. Так куда же он  сорвался?
Что заставило опытного преступника нарушить элементарную логику поведения?
Не мальчишка же  он,  который,  схватив  транзистор  с  переднего  сиденья
автомашины, бросается наутек... Нет, ему не было никакого смысла исчезать,
- и потому, может быть, он и исчез, что  не  было  смысла?  Поди  попробуй
разобраться в этих "кружевах", попробуй не запутаться в  таких  лабиринтах
чужой логики! Недаром самые умные преступники  либо  совсем  не  оставляли
следов, либо нарочно _следили_ с таким изобилием, чтобы никто  на  них  не
подумал. Впрочем, из того, что Аль Почино не было смысла  "линять",  вовсе
не следовало, что в том не было смысла для кого-то другого. Кого  же?  Сам
Гауснер решил его "опустить на дно"  или  тут  действовала  чья-то  другая
воля? В таком варианте - чья? И почему?" Вновь дорога раздваивалась, и  не
было ей конца...
   Гард встал, закурил, но тут же придавил сигарету в пепельнице  и  пошел
на кухню. Там он достал из холодильника два кубика льда, бросил в  высокий
стакан, залил водой, плеснул  туда  рыжего  вермута  и  вновь  вернулся  к
дивану, но уже не лег, а сел, широко расставив ноги, и начал крутить перед
глазами стакан, в котором с далеким, нежным звоном стукались уже  тронутые
игольчатыми трещинками ледяные кубики.
   "Его могли убить! Он - лишь орудие, которое исполнило чужую  волю.  Тут
все ясно. Это - первая дорога. Его могли попросить исчезнуть: кому-то,  не
ему, надо было, чтобы он исчез. Зачем? Ну, хотя бы затем, чтобы  появилась
еще одна, пусть весьма эфемерная, но улика, кладущая подозрение именно  на
него, в то время как Аль Почино замешан в убийстве антиквара примерно  так
же, как я в рождении Христа. Это - вторая дорога. Но кто  в  таком  случае
автор "непорочного зачатия"? Ладно, оставим  в  покое  автора  и  еще  раз
проработаем эту версию: Аль Почино ни в какой связи с убийством Пикколи не
состоит. Об убийстве никто никаких  сведений  полиции  не  дал,  но  и  об
исчезновении гангстера - тоже! В том числе промолчала даже его  жена.  Уже
потому  исчезновение...  интересно!  Интересно,  черт  побери,  даже   при
условии, что никак не связано с Пикколи!"
   Гард чувствовал, что приходит  во  власть  давно  известного  порочного
метода, от которого сам не раз  предостерегал  молодых  криминалистов.  Он
вперился в проблему и крутил ее, как этот стакан, прямо перед своим носом,
силясь разглядеть ее невидимые до поры детали, деталей этих не  находил  и
всматривался все пристальнее, пока вообще не переставал  видеть  что-либо.
Надо резко  отодвинуться,  расширить  горизонт,  понять,  что  нет  такого
события или  человека,  которые  не  были  бы  как-то  связаны  с  другими
событиями и людьми, словом, надо не  увеличивать  зоркость  микроскопа,  а
пересесть за телескоп!
   Он  радостно  отхлебнул  холодную,  горьковатую,  цвета  чая  жидкость,
поставил стакан и зашагал по комнате. Не то что  переразбавленный  вермут,
но и  мощный  нейростимулятор  не  смог  бы  вызвать  в  комиссаре  такого
стремительного перевоплощения. Не было больше кислого и усталого человека,
и будь Гард сейчас в подтяжках, а не в халате, энергичный удар их о мощную
грудь прорезал бы тишину его холостяцкой квартиры.  Это  был  мускулистый,
сильный охотничий пес, который взял след. Гард чувствовал: тут определенно
что-то есть! Аль Почино - не один. Гангстеры исчезали и прежде.  И  всякий
раз,  как  только   полицейским   властям   становилось   известно   такое
"исчезновение", начальство вздыхало радостно: "Ну слава Богу! Теперь забот
меньше!" Все списывалось на междоусобные войны.  Существовало  даже  такое
достаточно  распространенное  мнение,  что  правосудие   в   этом   случае
осуществляется как  бы  само  собой,  не  утруждая  его  блюстителей.  "Он
заслужил свой конец!" - говорили судьи и прокуроры  и  успокаивались.  Да,
междоусобные войны не прекращались никогда, и  на  их  счету  было  немало
жертв. Но, кстати говоря, когда сводились преступные  счеты,  гангстерский
мир широко оповещал об этом общественность, вплоть до газет и телевидения,
а похороны погибших выливались в пышные  и  многотысячные  торжества,  как
похороны национальных героев, причем участие в них принимали все "стороны"
- и победившие, и потерпевшие, все отдавали дань таланту  усопшего  и  его
"заслугам"  перед  отечеством.  По  обоюдному  молчаливому  соглашению  на
похоронах никогда не раздавались выстрелы, и обе стороны не несли  потерь.
Зато уже на следующий день они караулили друг друга  в  вечной  погоне  за
мщением,  в  которой  преследуемые  могли  оказаться  преследующими,  как,
впрочем, и наоборот. Они отлично убирали друг друга, то  есть  сами  себя:
топили, сбрасывали с поездов, душили  в  автомобилях  гитарными  струнами,
травили в барах цианистым калием, наконец, просто расстреливали издалека и
в упор, но именно убивали - для устрашения, в этом  и  заключался  главный
смысл! - элементарно исчезнувших среди них не было.
   Не было? Так ли уж не было,  если  внимательно  присмотреться?  Конечно
были. Гард лично знал гангстеров, которые без траурной каемки в газетах  и
без похорон более не всплывали на поверхность,  не  участвовали  в  делах,
уносили с собой в небытие и свои "почерки", и свои специфические привычки.
Однако их валили в одну кучу с павшими от рук конкурентов...
   Гард резко встал с кресла, сдернул пиджак со спинки  и  энергично,  как
огородник лопатой, орудуя длинным рожком, обулся в прихожей. Через  десять
секунд он уже был внизу, у машины.



        5. С ГАРАНТИЕЙ И БЕЗ

   Появление  комиссара  в  управлении  в  столь  неурочный  час   вызвало
искреннее недоумение, если не сказать - переполох. В синем  сигарном  дыму
комнаты дежурного молоденький инспектор быстро и ловко  смахнул  с  пульта
четырехгранную бутылку. Гард видел это через открытую дверь, автоматически
отметил про себя - джин "бифитер", но не остановился, прошел  по  длинному
коридору дальше и исчез за дверью с табличкой ЦИЦ.
   ЦИЦ -  Центральный  информационный  центр,  был  давней  и  мучительной
заботой комиссара. Гард понимал, что прежнее архивное хозяйство - именная,
предметная, хронологическая и дактилоскопическая картотеки, - все это  уже
не архивы, а архаизмы, девятнадцатый век, и надо все это сажать на прочный
электронный  фундамент.  Но  денег  на  подобные   переустройства   давали
катастрофически  мало,  и  потому  все  растянулось  на  годы.  Самое   же
неприятное заключалось в том,  что  большинство  коллег  Гарда  не  желало
учиться обращению со  всей  этой,  в  общем-то  довольно  глупой,  как  им
казалось, электроникой и ворчало, что все-де перемешалось,  и  что  теперь
лежит в машине, а что в  старых  карточках  архива,  никому  не  известно.
Впрочем, все и на самом деле было здорово перемешано, но лично Гард  знал,
что и где надо искать.
   И он довольно быстро нашел то, что хотел найти.
   Бесстрастный телекс равнодушно отстучал ему список канувших  в  небытие
гангстеров Фреза и Гауснера. Ровный строй из девятнадцати фамилий  некогда
"активных штыков" стоял на плацу длинной  голубоватой  бумажной  ленты  по
стойке "смирно". Аль Почино, девятнадцатый, был замыкающим. Гард присел на
высокий вертящийся табурет и закурил, хотя в ЦИЦе курить запрещалось.
   Итак, девятнадцать "чистеньких". Ушли бесследно, не оставив ни слюны на
конверте с последней запиской, ни красного  пятнышка  крови  на  паркетном
полу,  ни  машины,  развороченной  пластиковой  бомбой,  подложенной   под
переднее  сиденье.   Ушли,   не   распорядившись   своей   движимостью   и
недвижимостью, не предупредив консьержек и любовниц, да что там  любовниц,
- один даже оставил без присмотра любимого той-терьера! А  самое  главное,
все девятнадцать покинули этот мир без об®явлений  в  газетах  и,  что  уж
совсем неприлично, без похорон.
   Кстати, когда же они покинули сей мир?
   Гард сел за пульт и поиграл кнопками. Теперь перед  ним  лежала  та  же
колонка, но уже с датами, судя по которым Господь Бог прибрал девятнадцать
своих не самых покорных сынов в течение последних трех лет.  Так.  Хорошо.
Прежде  всего,  решил  Гард,  не  будем  сваливать  их  в  одну   кучу   с
действительно погибшими в междоусобных войнах.  Кроме  того,  для  очистки
совести проиграем эти  фамилии  по  реестру  чудаков,  которые  возятся  с
самоубийцами. Какой у них код? Черт побери, он забыл  даже  названия  этих
бюро! Ах да, "Душа в душу"  и  "Не  торопись!".  Отлично.  Входящий  номер
37-01-16-54. Так. Теперь наложим на всю группу из девятнадцати человек...
   Уже по однообразному стуку телекса, не глядя на ленту, Гард понял,  что
пошли одни нули. Все девятнадцать не звонили этим умничающим  идиоткам  из
"Душа в душу" и "Не торопись!", -  собственно,  Гард  был  в  этом  уверен
сразу. Представить себе, что девятнадцать  головорезов  ищут  поддержки  у
бледных и заплаканных старых дев душеспасительных контор, он не мог,  хотя
"Не  торопись!"  часто  публиковала  в  религиозных  газетенках   сопливые
репортажи о том, скольких потенциальных самоубийц  спасли  они  от  гибели
патетикой телефонных увещеваний и письмами, так закапанными  слезами,  что
непонятно было, как их только сумели прочитать клиенты-неврастеники.
   Нет, следов девятнадцати здесь не найти.
   А может быть, "Фирма Приключений"?
   Гард  давно  уже  собирался  разобраться   с   деятельностью   странной
организации, созданной  не  так  давно  и  призванной  развлекать  богатых
бездельников. Комиссар никогда  не  сталкивался  в  своей  работе  с  этой
фирмой,  но  слышал  о  ней  много  интересного.  Помнил   он   и   шумную
телевизионную дискуссию, в которой известный врач-философ Коппи ставил под
сомнение саму целесообразность существования этой  организации,  поскольку
любители  острых  ощущений  доигрывались  до   того,   что   действительно
отправлялись на тот свет - не без помощи фирмы.
   Не вникая в тонкости, связанные с деятельностью  странной  организации,
комиссар Гард интуитивно чувствовал, что это  -  темная  контора.  Широкие
международные связи, с одной стороны, и фактическая бесконтрольность  -  с
другой, делали ее в глазах Гарда заведомо подозрительной. Конечно, кто  ее
знает, может быть, вся эта лавочка была удобна  для  управления  разведки,
но... Тут, как говорится, Гард умывал руки: зачем соваться в  чужие  дела,
когда так много своих?
   Впрочем, на  сегодня  хватит.  Сунув  в  карман  отпечатанные  телексом
справки,