о  свадьбы,  в  подвенечном  наряде,  и  сделал  это  урод,
бездарь, глупец, не годящийся мне в подметки! И она пошла за  ним,  потому
что каким-то странным образом прозрела и вдруг поняла, что бездарь как раз
я!
   - Стоит ли так уничижаться? - сказал Честер.  -  Возьми  себя  в  руки,
Дэвид, успокойся, тем более что в конечном итоге на коне оказался  все  же
ты...
   - Во-первых, очень дорогой ценой. Во-вторых, еще  неизвестно,  оказался
ли, - горько возразил комиссар. - Да, не  забыть:  при  осмотре  трупа  мы
обнаружили на запястье, вот  в  этом  месте,  татуировку,  содержащую  две
буквы, исполненные в виде монограммы: "БР". Знаешь, есть татуировки как бы
"штучные", исполняемые ручным образом, а эта - как печать, была поставлена
одним нажатием. Две буквы сиреневого цвета, с виньетками  и  красивостями,
как у  провинциального  пижона.  Эта  метка  мне  уже  была  знакома,  она
неизменно оказывалась у тех, кто погиб, скажем, в "автомобильной  аварии",
и кого, соответственно, не могли "подретушировать". Но впервые я увидел ее
раньше, гораздо раньше! Именно эти две буквы  присутствовали  в  пасьянсах
несчастного Барроу...
   - Клеймо?
   - Само собой разумеется! Клеймо, каким метят скот... Но смысл этих двух
букв ускользал от моего понимания, хотя ответ  был  так  близок  и,  можно
сказать, осязаем.
   - Осязаем? Что это значит?
   - Тебе никогда не написать приличного детективного романа,  Честер.  Ты
торопишься к результату,  а  он  должен  по  всем  законам  жанра,  словно
горизонт, удаляться по мере приближения к нему - вот так.
   Гард замолчал  и  оглянулся  на  экран  телевизора,  где  вместо  одной
красотки в полной тишине пела  и  двигалась  уже  целая  группа  одинаково
одетых,  одинаково  улыбающихся  и  совершенно  одинакового  роста  девиц,
имеющих одинаковое выражение лиц, словно все они были  сделаны  по  одному
шаблону одной мамой, одним папой  и  одним  парикмахером.  А  может  быть,
просто клонированы генно-инженерным способом...
   Кофе определенно получился, Гард  умеренно  подсолил  его  по  тому  же
кубинскому рецепту, что придало  напитку  изыск,  хотя  Честер  и  не  был
гурманом. Сделав глоток, он слегка поморщился и вдруг сказал:
   - Дэвид, тебе пора иметь в доме хозяйку.
   - Разве пересолил? - улыбнулся Гард. - Нет, уж  лучше  иметь  исправную
кофеварку, старина! И вообще, брось эти разговоры, они  в  пользу  бедных.
Достаточно  твоего  примера,  чтобы  отбить  охоту  даже   не   у   такого
закоренелого женоненавистника, как я, а у молодого, полного  сил  павлина,
жаждущего семейной жизни. Который час? Три? К  пяти  нам  следует  быть  в
подземной тюрьме управления, в девять утра  повидаться  с  Рольфом  Бейли.
Скоро пресс-конференция, ты не забыл?
   - В тюрьму?! Это еще зачем?
   - Увидишь.  Небольшой  сюрприз.  Еще  одна  мистификация,  Фред.  И  не
опоздать бы к Ролу, я не хочу, чтобы он ждал, ему сейчас нелегко. Мы  пьем
кофе, а он дует  сигарету  за  сигаретой  и  размышляет  о  смысле  жизни.
Сегодняшняя ночь у него, бедняги, бессонная. Но главную помощь от  тебя  я
жду на пресс-конференции, она  будет  во  Дворце  правосудия,  все  газеты
должны быть оповещены часа за два. И телевидение. Непременно  телевидение!
Пусть все будет живьем! Если хочешь, Фред, плюнь  на  дневник,  я  доскажу
тебе своими словами.
   - Нет, так интереснее. С комментарием.
   - Ты еще ищешь во всем этом  "интерес"?  Эта  история  полна  печали  и
человеческой трагедии, а ты...
   - Уймись, Дэвид. Ты  забываешь,  что  я  не  сторонний  наблюдатель,  а
некоторым образом участник событий.
   - Ты имеешь в виду покупку "приключения" с гарантией? Детский  лепет  в
сравнении с тем, что выпало на долю бывших гангстеров,  ставших  клиентами
фирмы не по своей воле. Неужели не понимаешь?
   - Нет, Дэвид, понимаю, но... Я еще не убежден до конца в твоей правоте,
если иметь в виду возможную правоту Рольфа, которого еще нужно выслушать!
   - Тогда ты такой же мерзавец, как он!
   - Я?! Благодарю. Удружил, ничего не скажешь... И как просто ты выносишь
приговор! Достаточно с тобой не согласиться  -  и  получай:  подонок!  Как
будто в жизни все однозначно! Но ты не утруждаешь себя  размышлениями.  Не
хочешь утруждать. Для тебя черное - черное, а белое - белое.  Увы,  Дэвид,
даже у тех людей, которые поступают вопреки нашему с тобой желанию и нашим
с тобой принципам, есть своя правда. Есть, есть, есть, ты не можешь  этого
не признавать, как и того, что отсюда и происходят все истинные  сложности
в жизни! Вспомни Коран: "Все будет так, как должно быть, даже  если  будет
наоборот!" Наоборот, Дэвид! - это еще не значит, что  "плохо",  а  значит,
что - не так, вопреки, по другим законам,  выведенным  из  других  условий
жизни и других "правд"! Не зря мудрецы говорили, что истину надо искать не
у разума, а у абсурда!
   - Посмотрите-ка на этого доморощенного философа - всепрощенца, готового
даже преступление оправдать какими-то эфемерными "правдами" жизни!  Ты  их
видел, эти "правды"?  Щупал?  Нюхал?  Или  они  существуют  лишь  в  твоем
воспаленном воображении? Ты  меня  Кораном,  а  я  тебя  -  Ларошфуко:  "С
великими страстями обстоит так же, как с привидениями: все о них  говорят,
никто их не видел". Твои "правды" тоже!
   Они помолчали, надувшись и громко сопя. Первым взял себя в руки Гард:
   - Ладно, - сказал он, - черт с тобой, мы не на предвыборном  митинге  и
не на философском диспуте, посвященном социально-психологическим  причинам
преступности. Пей кофе, смотри телевизор и читай дневник.  Возможно,  твои
мозги устроены иначе, чем мои, но мы ведь не зря с тобой дружим так  много
лет. Какое-то общее представление о добре и зле  у  нас,  надеюсь,  должно
быть?
   Гард повалился на диван так, что тот застонал,  и  мрачно  уставился  в
потолок. Честер хотел было оторвать друга от  тяжких,  как  ему  казалось,
размышлений, но передумал и повернул очередную страницу блокнота:

   "...После смерти Валонте мы находились в ожидании  неизбежного:  гибели
оставшихся  Фредерика  Греля  и  Аль  Почино.  Их   конец   был   как   бы
запрограммирован самим ходом событий и казался мне напрямую  зависящим  от
моей активности: чем более я активничал, тем меньше шансов у них было.  На
новом  совещании  с  моими  сотрудниками  я   предложил   резко   изменить
тактику..."

   - Что значит "изменить тактику"? - спросил Честер.
   - Там написано, - вяло ответил Гард. - Я решил:  все!  Хватит!  Никаких
погонь и преследований! Я и все мои люди  должны  выключиться  из  работы,
лечь на дно и замереть. Иначе мы потеряем последнее, что пока имеем:  двух
клиентов "Фирмы Приключений".
   - Ну?
   - Что "ну"? Это же не означало отказа от борьбы... На новые рельсы!
   - Подкуп? Шантаж? Телепатия? Звонок Господу Богу?
   - Я бы и на это пошел, если бы знал телефон небесной канцелярии... Увы,
Фред, мне было известно только, что я не должен делать,  а  что  должен  -
кромешная тьма! И тут, представь себе,  ко  мне  является  в  отель  некий
господин весьма подозрительного вида и говорит, что прислан Гауснером.  На
ловца и зверь бежит! "Мне, - сказал он, - доподлинно известно,  что  вы  -
комиссар Гард, а для того, чтобы вы не сомневались, что  я  от  Христофора
Гауснера, прошу вас, _введите меня в курс дела_". Ты знаешь, как  я  люблю
все эти игры в пароли и отзывы, но я ответил в точном соответствии с ранее
достигнутым соглашением, чтобы у него действительно  не  было  сомнений  в
том, что я - это я: "_Много будете знать, скоро состаритесь_". После этого
он  вручил  мне  клочок  бумаги.  Там  были  какие-то   цифры,   вероятно,
закодированное письмо  и  чей-то  адрес.  Я  спросил,  что  это?  Посланец
ответил: записка от Гауснера, но не вам, а человеку, которого можно найти,
пользуясь адресом. Кого же? Аль Почино! Где? Да здесь, в Даулинге! У  меня
даже потемнело в глазах... Впрочем, подумал я, логика  тут  есть.  Гауснер
наверняка ощутил  себя  виноватым,  поскольку  его  человек  меня  предал,
погубив Филиппа Леруа. Исправляя ошибку, Гауснер как-то добыл сведения  об
Аль Почино, как - не знаю, это белое пятно в моем рассказе, тем более  что
Гауснера я еще не видел, а  если  бы  и  увидел,  он,  уверен,  не  станет
посвящать меня в свои тайны. Дал ниточку к Аль Почино - и на том  спасибо.
И тут я понял, что пора включать в дело Таратуру!
   - Признаться, я уже забыл о его существовании.
   - И Дорон, я надеялся, тоже! Помнишь, с  того  момента,  как  инспектор
наклеил рыжую бороду и сел в кресло второго пилота, чтобы лететь в Даулинг
вместе с Диной Ланн, о нем никто больше не говорил ни слова и  он  сам  не
подавал признаков жизни. Мы все были как бы осыпаны мечеными атомами, а он
- он чист, как стеклышко! И вот пришла пора вводить его в дело, тем  более
что, оказавшись вне нашего пекла, он попал в свое,  а  потому  не  утратил
боевой формы: ему приходилось стеречь Дину Ланн от Дорона  -  тоже  фронт,
но, как говорят, другой участок...
   - Ты уже рассуждаешь как Наполеон.
   - Мне бы его треуголку! - Гард вскочил с дивана. - Фред, теперь  только
начинается самое главное! Хотя тоже не до конца об®яснимое... Что я  знал?
Я знал, что Дорон глаз не спускает с этой синеглазой красавицы Дины Ланн и
с ее помощью хочет взять  под  контроль  президента  Бакеро,  ее  будущего
супруга. Пока еще, правда, жениха, но это дела не меняет. Теперь представь
себе Кифа.  Молодой,  умный,  честолюбивый,  дорвавшийся  до  диктаторской
власти, причем совершенно для себя неожиданно и необ®яснимо, то  есть  без
моральной к тому подготовленности, - это ли не драматургия?
   - Шекспира бы сюда! - улыбнулся Честер.
   - Ты напрасно иронизируешь, - продолжал  Гард.  -  Киф  Бакеро  получил
волшебный подарок, не представляя себе и  даже  не  догадываясь,  кто  его
"добрый волшебник". Легко ли в этих условиях  справиться  с  собой,  чтобы
разумно  управлять  вдруг  открывшимися  возможностями,   по   сути   дела
безграничными?
   - Вариант современной "золушки"?
   - Да! В истории Кифа Бакеро воплотилась  в  реальность  извечная  мечта
маленького  человека  вдруг  проснуться  сильным,  не  имеющего  власти  -
могущественным,  бездарного  -  гениальным,  безвестного   -   знаменитым,
несчастного - счастливым, и так далее  и  тому  подобное.  Это  тяжесть  в
несколько тысяч нравственных атмосфер, которая ложится на плечи человека!
   - Пожалуй, ты прав.
   - И тут, представь, возникает рядом Дина Ланн  и  в  ближайшие  полчаса
после прилета раскрывает жениху все карты, не скрывая от него даже то, что
она сама грубо завербована генералом Дороном! Обвал! Все рушится в  глазах
Кифа Бакеро - ты понимаешь его состояние?
   - Могу попробовать.
   - Он - глава государства и в то же время не глава  государства:  Фишка!
Марионетка! Компьютерная описка! Сон кончился... И вот я, разложив  в  уме
весь  этот  психологический  пасьянс,  стал  думать:   что   делать,   как
использовать  ситуацию?  С  одной  стороны,  зверское   убийство   О'Чики,
истинного кандидата в президенты, и вознесение Кифа Бакеро в президентское
кресло в прямой связи  с  "варфоломеевской  ночью",  устроенной  генералом
Дороном, вроде бы не было. С другой стороны, однако, в моей воле и в  моих
возможностях  их  накрепко  связать,  потому  что  все  это  было  работой
Института перспективных проблем, возглавляемого тем же Дороном: политика -
как бы основная продукция ИПП, возня с гангстерами на "Фирме  Приключений"
- как бы ширпотреб. Если так, в борьбе против Дорона я должен делать  Дину
Ланн и Кифа Бакеро не просто своими союзниками, а козырями,  причем  очень
сильными, - так? Скажи, Фред, так или не так?
   - Не знаю, Дэвид. Откровенно говоря, попахивает шантажом, а на кой  нам
черт высокие цели, достигаемые низменными способами?
   - Ах вот как ты заговорил! Ты хочешь, чтобы я одолел убийцу и  бандита,
подонка  и  безнравственного  мерзавца,  надев  белые  перчатки  и   боясь
испачкать  их  его  соплями?  Предварительно  сделав  маникюр  и  покрасив
ноготочки лаком?
   - Извини, Дэвид, я, вероятно, что-то не то сказал?
   - То! Именно то! - закричал Гард. - А потом мы ломаем голову,  не  умея
понять, почему зло так  часто  побеждает  добро.  Да  потому,  что  оно  с
кулаками, а добро - с маникюром!
   - Но другого добра не нужно, - упрямо сказал Честер.  -  Оно  перестает
быть добром, если надевает боксерские перчатки.
   - Врешь! Это  старый  спор,  и  решается  он  не  философствованием  за
чашечкой кофе, а дракой на открытом ринге! Решается в борьбе, цена которой
- жизнь или смерть! Пойми, слабый  ты  человек,  что  любыми  способами  я
должен был, борясь с Дороном,  получить  Кифа  Бакеро  в  качестве  своего
верного союзника, способного заговорить, когда будет нужно,  и  заговорить
громко!
   - Таким же союзником ты рассчитываешь сделать Рольфа Бейли?
   - Он мой враг! - резко сказал комиссар. - И твой враг! Не  союзник!  Но
не торопись, Фред, дойдет дело и до него. Пока вернусь к Таратуре. Сегодня
они  прилетают  с  Диной  Ланн  из  Даулинга,   за   полчаса   до   начала
пресс-конференции, я просто не хочу ею напрасно рисковать. Так вот,  я  не
знаю пока, каким образом сделал Таратура то, что от него  требовалось,  но
знаю другое. Киф Бакеро на нашей стороне, о Дине Ланн я уже не говорю.
   - Чудеса, да и только! Особенно вознесение Бакеро. Как в кино.
   - Кому-кому,  Фред,  но  тебе  должно  быть  известно:  даже  в  плохих
детективах  авторы  тратят  весь  свой  талант,  пусть   даже   измеряемый
микронами, на то, чтобы связать концы с концами  и  все  об®яснить.  Но  в
реальной жизни факты как раз часто не увязываются и не об®ясняются.  Полно
нелогичностей, "белых пятен". Так что  ты  ошибаешься.  В  кино  чудес  не
бывает, они бывают в жизни!
   - Переходи к Рольфу, - сказал Честер.
   - Погоди, разве Аль Почино тебя не интересует? По адресу, так счастливо
мною полученному, направился, как ты понимаешь, инспектор Таратура, причем
один, даже без подстраховки, чтобы вообще никто ничего не мог заподозрить.
И представь себе...
   - Увидел Аль Почино? - без энтузиазма, словно ему рассказывали  сказки,
произнес Честер. - Так, что ли?
   - Не совсем так, но в конечном  итоге  -  да!  Увидел!  Аль  Почино!  И
передал ему записку Гауснера. И  матерый  гангстер,  представь  себе,  как
бычок на заклание, покорно последовал за Таратурой. И инспектор привез его
в обусловленное место. И я переговорил с  Аль  Почино  накоротке,  отложив
большой разговор на потом. И, переодев его, тщательно загримировав, привез
сюда! И теперь берегу как зеницу собственного ока! Вот где теперь  у  меня
генерал Дорон! - Гард поднял вверх кулак со сжатыми до побеления пальцами.
   - Невероятно!
   - Перехожу к Бейли, - успокаиваясь, сказал комиссар. - Когда я увидел у
Аль Почино ту же татуировку из двух букв, я  спросил,  что  они  означают.
Увы, к этому времени я уже догадывался, каким будет  ответ...  Аль  Почино
был со мной откровенен, как забеременевшая  дочка  со  своими  родителями,
когда факт беременности уже не скроешь. Девочка называет  соблазнителя,  а
Аль Почино назвал имя человека, который изменил не только  его  внешность,
но всю его жизнь: Рольф Бейли! Наш тщеславный  "друг",  ученый  профессор,
как великий художник на великих творениях, оставлял на людях, побывавших в
его руках, факсимиле, две буквы: "БР" - Бейли Рольф!  Он  гордился  своими
"произведениями", он запечатлевал свое имя, представь себе, не для суда, а
для истории, думая, что в историю можно войти и через  Дворец  правосудия!
Именно так оно и выйдет, Фред, я это  твердо  обещаю:  он  станет  так  же
печально известен, как Герострат!
   - Рольф твой друг, Дэвид, - тихо сказал Честер.
   - Извини, но истина мне дороже.
   - Об®ясни, по крайней мере.  У  меня  все  плывет  в  голове.  Я  готов
смириться со всеми твоими "белыми пятнами", но Рольф! - при  чем  он  тут?
Какое отношение он имеет к бывшим гангстерам?!
   - Вот! - воскликнул Гард. - Мы наконец подошли к тому,  что  называется
"сведением концов с концами"! Который час? Четыре? Одевайся. Поехали.  Нас
ждут...



        23. ДВА МЕСЯЦА УЖАСОВ

   - Оставь надежду, всяк сюда входящий! - прошептал Честер, когда за  ним
и Гардом задвинулась двойная, перегораживающая тюремный коридор,  стальная
решетка.
   Для комиссара Гарда она была столь привычна, что он не сразу  понял,  о
чем говорит Честер, а когда понял, удивился: насколько все же  литературны
представления о жизни истинных интеллигентов!
   - Аль Почино,  например,  глядя  на  эту  решетку,  -  сказал  Гард,  -
наверняка  подумал  о  ее  надежности,  как  и  о  надежности  засовов   и
неподкупности охраны; обо всем, от чего сегодня зависит его безопасность и
жизнь.
   - Ты преувеличиваешь, - не согласился Честер. - Нормальный человек  так
думать не может, потому что нормальный человек должен всего этого бояться,
а не надеяться на решетки...
   Более спорить Гард не стал.
   Их шаги гулко отдавались в подземных тюремных  коридорах.  Впереди,  со
связкой ключей, шел охранник. Затем они миновали турникет.
   - Между прочим, если бы мы шли без сопровождающего, -  сказал  Гард,  -
повсюду уже выли бы сирены:
   - Да? А я не заметил фотоэлемента, - признался Честер.
   - Его здесь и нет. В эту часть  тюрьмы  турникет  пропускает  беззвучно
всего несколько человек, в том числе нашего сопровождающего.  А  подделать
устройство, которое включает и выключает сирену, нельзя, потому  что  этим
устройством является наш проводник.
   - Каким образом?
   - Этого даже я не знаю.
   - Но мы же прошли за ним!
   - Потому что с диспетчерского пункта сюда дали команду:  пропустить  за
проводником двоих!
   Честер поежился.
   - Пришли, - сказал сопровождающий, останавливаясь. - Он здесь.
   - Подождите. - Гард остановил его руку с ключами и  заглянул  в  глазок
камеры.
   Аль Почино не спал, хотя и лежал на спине: его  обращенное  к  Гарду  в
профиль лицо напоминало горный пейзаж, таким крупным и массивным был  нос,
такими выпуклыми надбровные дуги; в глубоком  провале  глазниц,  в  резких
морщинах лба и щек лежали густые тени. Глаза были  открыты  и  неподвижны.
Аль Почино можно было дать за шестьдесят, хотя в действительности  он  был
лет на пятнадцать моложе.
   Звук отпираемой двери мгновенно поднял его на ноги. Он вскочил, побелел
лицом, но, увидев Гарда, успокоился. Комиссар без лишних слов протянул ему
пачку сигарет. Аль Почино жадно затянулся дымом. Проводник понимающе вышел
из камеры.
   - Кто с вами,  комиссар?  -  спросил  Аль  Почино,  глазами  указав  на
Честера.
   - Фред Честер, - сказал Гард. - Мой  друг.  Журналист.  Волноваться  не
надо.
   - Или вы их, комиссар,  укокаете,  или  они  укокают  меня,  -  хриплым
голосом проговорил Аль Почино, горько усмехнувшись. - Между прочим, и  вас
заодно.
   - Не будьте пессимистом, - мягко сказал Гард. - Ну, начнем по порядку?
   - Раньше я мог с улыбкой ходить по карнизу сотого  этажа,  -  прохрипел
Аль Почино, - сейчас меня пугает шорох мышей. Кстати, здесь они есть.
   - Паршиво, - сказал Гард. - Нужно  будет  травить...  Гауснер  дал  вам
какие-нибудь инструкции относительно меня?
   - В каком смысле? - не понял Аль Почино.
   - Я имею в виду записку, содержащую цифровой код.
   - Не беспокойтесь, комиссар, я и без Гауснера расскажу вам все. Вот где
они у меня сидят! - Он ткнул кулаком в область живота,  где  у  него  была
печень.
   - Кто "они"?
   - Это уж вы сами разбирайтесь. Они мне  не  представлялись.  Откровенно
сказать, я никогда не думал, что мне придется плакать комиссару полиции  в
жилетку и что вообще придется плакать. -  Он  переменил  позу,  и  кровать
затрещала под его большим телом. - Все началось... рассказывать, комиссар?
   - Да-да, говорите.
   - Все началось, когда я пришил этого Пикколи. Идея была не моя, а чья -
знать вам не обязательно, вы уж меня извините, мой  шеф  ничуть  не