ривается заранее.  Вы
развлекаетесь до тех пор, пока сами  в  устной  или  письменной  форме  не
говорите: "Хватит!" Если в  течение  недели  клиент  не  скажет  "хватит",
деньги   возвращаются.   Но   хочу   честно   предупредить:    был    лишь
один-единственный случай, когда мы вернули деньги. Буквально на второй  же
день после ночевки в склепе у клиента случился нервный шок и он онемел. Мы
же ничего не знали и возились с  ним  целую  неделю.  Потом  судились,  но
деньги все же пришлось вернуть! Кстати, после этого случая мы  и  ввели  в
правила эту поправку: "хватит"  можно  сказать  как  в  устной,  так  и  в
письменной форме. Поверьте, ассорти - это великолепно! Не  было  ни  одной
жалобы!
   - Согласен, но мне бы не хотелось доводить дело до онемения  и  нервных
шоков, - сказал Гард, который давно  понял,  что  Хартон  хитрее,  чем  он
думает, и что вся эта милая болтовня и даже  мнимая  обида,  которую  этот
старый вакх так неназойливо и тонко продемонстрировал,  позволяют  считать
Хартона тертым калачом, да другого  на  его  месте  вряд  ли  бы  держали.
Продолжать игру дальше уже не имело смысла, и Гард сухо произнес: - Ладно,
Хартон, довольно. Пощажу ваши нервы в обмен на то, что  вы  пощадите  мои.
Гляньте на список, вам известны поименованные в нем люди?
   С этими словами Гард вынул из кармана белую карточку, на  которой  были
напечатаны девятнадцать фамилий пропавших бесследно гангстеров.
   - Ах, комиссар, комиссар! -  Хартон  откинулся  в  кресле  и  захохотал
вдруг, запрокинув голову. - Так обмануть старика! А я-то  думал...  Вы  не
поверите, я ведь был уверен,  что  вам  действительно  нужно  приключение.
"Друг-романтик", как  вам  это  нравится?  Ведь  я  поверил,  поверил!  О,
наивный, предлагал кинозвезду  с  веревочной  лестницей!  -  Хартон  опять
заразительно расхохотался, показав фарфоровые зубы; вероятно, решил  Гард,
ему нужно какое-то время, чтобы прийти в себя и собраться  с  мыслями.  Ну
что ж, пусть собирается...
   Комиссар молча смотрел на веселящегося  вакха,  и  даже  Хартону  стало
понятно, что Гард понимает,  что  он  врет.  Сразу  оборвав  смех,  старик
заговорил в том тоне, в каком только что произносил слова комиссар, решив,
что сухость и строгость дадут  понять  комиссару,  что  его  условия  игры
приняты. Пока Гард воображал,  что  изучает  Хартона,  Хартон  сам  изучал
гостя, и этот финал с хохотом тоже разыгрывался с мастерством незаурядного
актера.
   - Только дела, одни дела интересуют таких людей, как  вы,  комиссар,  -
устало произнес Хартон с некоторым сочувствием в адрес Гарда, промокая при
этом глаза белоснежным платком. Затем, грустно  улыбнувшись,  он  медленно
взял карточку с фамилиями, пробежал ее глазами,  некоторое  время  молчал,
что-то обдумывая и как бы вспоминая, и наконец произнес: - Трудно сказать,
господин  комиссар...  Вот  эту  последнюю  фамилию  я  вроде  помню,  Аль
Почино... Да, конечно,  помню.  Этот  малый  купил  себе  приключение  без
гарантии и...
   - Мне это уже известно.
   Хартон вяло посмотрел на комиссара, как бы желая  сказать,  что  и  ему
известно, что это известно Гарду, а затем так же  вяло  перевел  глаза  на
карточку с фамилиями:
   - Но ведь вы не знаете подробностей, господин Гард. Вы хотели бы знать,
как погиб Аль Почино?
   - Разумеется.
   -  Точно  не  помню,  но  что-то,  связанное  с  морем...   Это   легко
восстановить, если позволите. Вся документация...
   - Документация пока не нужна, - сказал Гард. - Море так море.  Концы  в
воду.
   - Не понял? - произнес Хартон, склонив голову набок и приложив ладонь к
уху, как бы давая этим понять, что он ослышался.
   - Я  говорю,  Хартон,  что  сейчас  меня  больше  интересуют  остальные
восемнадцать человек! - Гард твердо посмотрел в глаза  вакха,  которые  из
вялых мгновенно превратились в осмысленно-энергичные.
   - О, это мы немедленно установим!
   Хартон нажал кнопку и, едва  "красная  стрекоза"  появилась  в  дверях,
проговорил, протягивая ей карточку:
   - Проверьте, мисс Паули, пользовались ли эти люди услугами нашей фирмы.
   - И когда, - вставил Гард.
   - И  когда,  -  повторил  Хартон.  Затем  добавил,  предвосхитив  слова
комиссара: - И с каким результатом. Вам ясно?
   "Стрекоза" кивнула, и дверь за ней закрылась.
   Гард спросил:
   - Сколько человек в год погибают с вашей помощью?
   - Вот именно: всего лишь "с помощью",  комиссар...  Знаете,  эта  цифра
сильно колеблется. В первый год существования фирмы -  буквально  единицы.
Но мы не жалели денег на рекламу, сняли отличный документальный фильм, его
показывали по многим программам ТВ. Помните, там есть кадры, когда человек
гибнет в вулканической магме? Единственные в своем роде кадры...
   - Тогда и начал атаку на вас этот врач?
   -  Коппи?  Идиот.  Завистник.  Уверяю  вас,  люди,  подобные  этому,  с
позволения сказать, "врачу", погубят великую западную демократию.  Свобода
предпринимательства! Пока она существует, существуют все  другие  свободы,
комиссар. Мир пресен. Мы  окружены  услужливыми  машинами  и  механизмами.
Человек стал человеком в результате борьбы за существование, в схватке  со
стихиями. Он должен был постоянно утверждать себя, именно так  он  рос.  А
сейчас?
   - Ну, борьбы за существование предостаточно и в наше  время,  -  сказал
Гард.
   - Ах, вы о  социологии,  -  поморщился  Хартон.  -  Нас  не  интересует
социология. Я говорю о нагрузках физических. Тело взывает  и  возмущается!
Оно рождено  для  борьбы,  для  движения,  оно  обязано  напрягаться,  это
потребность мышц...
   - Да вы теоретик, Хартон?
   - Недовольство тела приводит к недовольству духа,  -  словно  не  слыша
Гарда, продолжал старый вакх. - Здесь корень всех  нервных  расстройств  и
психического дискомфорта. И правоту этих моих слов подтверждает  успех,  я
имею в виду коммерческий успех, нашей фирмы. Мы дали  наконец  возможность
человеку вновь почувствовать себя  человеком.  И  если  он  покупает  себе
приключение  без  гарантии,  это  означает  только,  что  ему  до   смерти
осточертел этот мир  со  всеми  его  страховками,  спасательными  кругами,
привязными ремнями, футбольными щитками, предохранителями, огнетушителями,
вентиляторами - со всей этой техникой безопасности в самом широком  смысле
этого понятия.
   Гард смотрел на Хартона и ловил себя  на  мысли,  что  опять  не  может
понять,  говорит  ли  тот  искренне   или   валяет   дурака.   "Если   это
лицедей-профессионал, то профессионал самого высокого класса",  -  подумал
Гард.
   -  А  что  делаем  мы?  Мы  говорим  ему:  плыви  по  морю  жизни   без
спасательного круга! Испытай себя! Побеждай и тем  самым  научись  уважать
себя. И если он гибнет, если человеку не по силам эта  борьба,  то  в  миг
своей гибели он не проклинает нас, нет! Утопающий  никогда  не  проклинает
бурю, он оплакивает себя, слабость своего тела и своего духа...
   - А не кажется ли  вам,  -  сказал  Гард,  -  что,  рассуждая  подобным
образом, можно, например, организовать фирму в помощь самоубийцам? Человек
хочет уйти из жизни, но не может решиться убить себя, и тут приходит агент
фирмы... Впрочем, даже  не  приходит,  а,  получив  заявку,  ну  и  деньги
конечно, подстерегает клиента, ничего в тот момент не  подозревающего,  на
улице и с чердака из бесшумной винтовки с оптическим прицелом - шпок!
   - Блестящая идея, господин комиссар! - искренне воскликнул Хартон. - Вы
гений! Давайте организуем общее дело, ведь  у  вас  наверняка  есть  люди,
умеющие метко стрелять, а мы со своей стороны...
   - Перестаньте говорить глупости, Хартон. Я, кажется, вас спросил, какое
количество трупов в год делает ваша фирма? - с металлом в голосе  произнес
Гард.
   Хартон слегка сузил глаза, как бы прицеливаясь:
   - Прошу прощения, комиссар, но такой цифры я в данный  момент  не  могу
вам представить. Мы этих данных не имеем, надо считать.  Зато  всю  прочую
документацию, смею  уверить  вас,  фирма  хранит  в  идеальном  порядке  и
готова...
   В это мгновение на  пороге  кабинета  возникла  "красная  стрекоза",  и
Хартон оборвал себя на полуслове. Подойдя к  столику  шефа,  она  положила
перед ним карточку Гарда и бесстрастным голосом произнесла:
   - Мистер Хартон, все поименованные в этой  карточке  господа  в  разное
время были клиентами нашей фирмы. Они приобрели приключения без гарантии и
погибли при различных обстоятельствах.
   - Благодарю вас, мисс Паули, - почему-то довольным тоном сказал Хартон,
и "стрекоза", даже не взглянув на Гарда, упорхнула. -  Вот  так,  господин
комиссар, весьма сожалею, но увы...
   Гард встал. Дальнейший разговор был бесполезен. Из этого Хартона  можно
было вытряхивать цифры  и  сведения  с  таким  же  успехом,  как  пыль  из
металлического сейфа.
   - Я, признаться, всегда считал, что этим ребятам хватает приключений  в
повседневной  реальности,  -  заметил  Гард.  -  Как  вы   там   говорили?
"Потребность мышц"? У них эта потребность удовлетворена на сто лет вперед.
   - Поверьте мне, старику, - возразил Хартон  с  непременной  улыбкой  на
устах, - что чужая душа - потемки!
   - Нет, не поверю, - произнес Гард, подавая Хартону руку, поскольку  тот
вежливо протянул свою. - Приготовьте для меня  всю  документацию,  за  ней
заедет кто-нибудь из моих сотрудников. Впрочем, не гарантирую, что  нам  с
вами больше не придется встречаться.
   Гард повернулся и пошел к двери.
   - Всегда к вашим услугам! - вдогонку произнес Хартон.
   - Да, - остановившись в дверях,  сказал  Гард,  словно  вспомнив  нечто
важное. - Скажите мне, Хартон, почему за целый час нашего с вами разговора
ни разу не зазвонил телефон на вашем столе и никто из ваших людей  вас  не
потревожил? Или вся жизнь на фирме замерла, как  в  кладбищенском  склепе,
над которым летают гробы?
   Хартон в ответ развел руки, как бы желая сказать много больше того, что
он скажет на самом деле. Гард усмехнулся:
   - Ладно, так и быть: я буду поставлять вам метких стрелков, а вы?
   - Позабочусь о рекламе, - попытался в тон Гарду пошутить Хартон.
   - Об этом стоит подумать!
   С этими  словами  Гард  вышел  из  кабинета.  Он  не  мог  видеть,  как
изменилось лицо старого вакха, как мгновенно слетела искусственная  улыбка
с его тонких губ, как резко сузились глаза,  а  вся  физиономия  приобрела
суровые, даже жесткие черты.  Некоторое  время  Хартон  сидел  неподвижно,
разглядывая высушенную голову индейца на своем письменном приборе.  Затем,
не оборачиваясь, он протянул руку к красной кнопке за своей спиной, и в то
мгновение, как Хартон нажал ее, из маленького динамика, вмонтированного  в
торшер, раздался спокойный голос с баритональными нотками:
   - Я все слышал, Хартон, не  надо  волноваться.  Сегодня  к  шестнадцати
часам подготовьте мне  официальный  доклад  о  визите  комиссара  Гарда  и
приложите к нему магнитофонную запись разговора.
   Динамик сам выключился,  и  губы  Хартона  неслышно  прошептали  уже  в
пустоту:
   - Слушаюсь, генерал!



        7. КАПРИЗ

   - Ну, как дела? -  спросил  Гард,  открывая  дверцу  "мерседеса"  Фреду
Честеру. - Не копайся, садись проворнее, - добавил он.
   Моросил  теплый  дождь.  Мимо   них   в   свете   фонарей   проносились
деформированные тенями вечера автомашины.  Честер  выставил  ладонь  через
приспущенное стекло и ловил ею щекочущие капли дождя.
   - Я спрашиваю, как дела? - повторил Гард.
   - Да ну вас всех к черту! -  беззлобно  произнес  Честер.  -  Представь
себе,  сегодня  днем  Верблюд  справился  о  здоровье   Линды!   Вы   что,
гипнотизируете,  что  ли?  Оказывается,  он  даже  знает,  как  ее  имя...
Признаюсь тебе, Дэвид, о чем я мечтал, становясь журналистом. О том, чтобы
мои коллеги ценили меня за собственные качества, а не за достоинства  моих
друзей!
   - Если твой шеф - верблюд, - заметил Гард, - то ты настоящий безмозглый
осел... Между прочим, достоинства  твоих  друзей  суть  продолжение  твоих
собственных достоинств: скажи мне, кто твой друг, - или забыл? - и я скажу
тебе...
   - Ничего ты не скажешь! - воскликнул Честер, перебивая друга. -  Ответь
мне, каким  образом  Клоду  удалось  прищемить  хвост  Аделаиде  Гриппски?
Молчишь? За ней действительно что-то числилось по твоему ведомству?  Когда
Верблюд об®являл о моем  назначении  "контробозревателем",  он  не  глядел
никому в глаза, и вид у него был как у побитой собаки. Мне даже стало жаль
его, честное слово! Вы все  же  шантажировали  Аделаиду,  да?  Скажи  мне,
Дэвид, я такой ценой получил должность?
   - Извини, Фред, но мне неприятен этот разговор.  Во-первых,  "операцию"
осуществлял не я, а Клод вместе с Рольфом,  и  что  они  там  делали,  мне
неизвестно, да и знать, откровенно говоря, не хочется. Правда,  не  скрою,
кое-какие данные об Аделаиде  я  им  дал,  она  действительно  женщина  "с
прошлым", как говорят в таких случаях. Это во-вторых. И если вместо  того,
чтобы сесть в тюрьму за прошлые грехи или, как  минимум,  попасть  в  лапы
репортерам, она откупается местом  для  способного  журналиста  во  вшивой
газетенке своего супруга, то это для нее подарок судьбы. Щедрый, Фред! Так
что хватит об Идке-вонючке и о Верблюде, лучше помоги  мне  разобраться  в
дурацком деле с "Фирмой Приключений", я сам удивляюсь своей тупости.
   - Комиссар полиции в принципе может быть тупым, - философически заметил
Честер. - Но комиссар полиции, говорящий, что он туп, - это нарушение всех
детективных канонов.
   - При чем тут каноны? Ты же сам  говорил  мне,  что  литература  -  это
модель жизни, но всякая модель несовершенна. Каноны! Если бы  я  писал  об
убийстве Мишеля Пикколи роман или повесть, я бы давно нашел убийцу, связал
бы его с "Фирмой Приключений" и откопал бы в этой  фирме  сюжет  для  кучи
номеров самого популярного журнала. Писал бы, конечно, ты, но  за  идею  и
меня, надеюсь, не оставил бы без гонорара, а?
   - Знаешь, Дэвид, чем стоять на месте, поехали куда-нибудь и посидим  за
чашечкой кофе, - предложил Честер.
   Гард  тут  же  вставил  ключ  в  замок  зажигания,  и  машина  бесшумно
сдвинулась с места, чтобы через  какое-то  время  влиться  в  поток  сотен
автомобилей, летящих по вечерним улицам города, словно  их  гнала  куда-то
одна общая забота. Но вот через минут пятнадцать "мерседес" Гарда, миновав
неоновые рекламы, пугающие фильмами ужасов и  настоящими  ужасами  игорных
домов, вырвался из  общего  потока  чуть  в  сторону,  где  движение  было
поменьше, а потом Гард и вовсе свернул в тихую  улочку,  где  по-семейному
горела вывеска над дверьми двухэтажной виллы: "Не забывайте детство!"
   - Вот тут и посидим, - сказал комиссар, выходя из машины.
   - Не посидим, - с улыбкой поправил Честер,  -  а  впадем  в  это  самое
детство! Ты иногда  просто  фантастически  угадываешь  настроение,  Дэвид!
Психолог!
   - Какой к черту психолог?  -  проворчал  Гард.  -  Просто  перед  лицом
невероятно сложной задачи я ощущаю себя младенцем, только и всего.
   Они вошли в небольшой зальчик, где им навстречу поднялась дама в  очках
с лицом гувернантки и жестом пригласила за стол. Ресторан был  пуст,  дела
его шли, вероятно, не так уж блестяще -  кому  из  взрослых,  обремененных
множеством тягчайших  забот,  удавалось  найти  время,  чтобы  "впадать  в
детство"? Впрочем, в самом углу друзья заметили  пару  -  ее  и  его;  они
сидели рядом, как птенчики, держа  друг  друга  за  руки,  и  с  умилением
прикладывались к молочному коктейлю. Паре было, если не преувеличивать, не
менее ста восьмидесяти лет на двоих.
   Усаживаясь  за  стол.  Гард  шепнул   Честеру,   показав   глазами   на
"птенчиков":
   - Нам до этого, слава Богу, не дожить.
   -  Чего  изволите,  мальчики?  -  нежным  голосом,  хоть  и   несколько
фамильярно, спросила их "гувернантка".
   - Хм! Двойной стерфорд, - сказал Честер. - И кофе без сахара,  если  не
возражаете.
   - Какая нынче молодежь пошла! - с улыбкой произнесла дама,  явно  желая
сделать комплимент посетителям ресторана. - Не успели снять слюнявчики,  и
уже стерфорд!
   Гувернантка удалилась, но очень скоро вернулась назад, неся на  подносе
кофе и две рюмки со стерфордом.
   - Музыку? - спросила она.
   - Да, что-нибудь из ранней юности, - попросил Честер. - "Два поцелуя за
фантик". У вас это есть?
   - Конечно!
   И  детский  голосок,  сопровождаемый  совсем  недурным  джазом,   запел
известную песенку, в которой речь шла о том, что все начинается с невинных
фантиков, а заканчивается рождением младенцев, которым приходится петь эту
песенку про поцелуи за фантики.
   - К сожалению, -  сказал  Гард,  -  мы  все  еще  не  утратили  детской
наивности. Во всяком случае, ты.
   - Твоя профессия скорее  других  излечивает  от  инфантильности.  Между
прочим, профессия Клода Серпино тоже. О Рольфе я не говорю: наука основана
на принципе "много будешь знать - скоро состаришься". Из всех  нас  только
Карел защищен от быстрого дряхления: он -  народ,  народ  любит  поэзию  и
музыку, а эти вещи благоприятствуют молодости, привилегия которой -  наив!
Ты согласен со мной, комиссар?
   - В какой-то степени.  Я  бы  добавил,  что  рутинная  работа  в  любой
бюрократической канцелярии тоже оставляет человека наивным: ему не о чем и
некогда думать.
   Они, не сговариваясь, отхлебнули одновременно по глотку стерфорда.
   - Давай еще раз прокрутим логику событий, - предложил Гард. - О  другом
мне пока не думается.
   - Давай, - без энтузиазма согласился Честер, но Гард знал,  что  с  его
характером он недолго останется холодным и равнодушным. - Смотри, кровавая
лужа! - вдруг сказал он, показав на  улицу  за  окном,  где,  подсвеченная
неоновой рекламой ресторана, красным отблеском светилась лужа.
   - Фред, ты воспринимаешь мир через образ, но это хорошо  для  писателя.
Для журналиста - губительно. Кровавая лужа! - Гард пожал плечами.  -  Неон
есть неон, лужа есть лужа, все остальное - отрыв от реальности.
   - Покупка гангстерами приключений без гарантии - тоже реальность?
   - Без сомнения, - сказал Гард.
   - Но реальность этого факта не согласуется с логикой  жизни.  Скорее  я
могу  представить  себе  алкоголика,  который  приходит  в  "Не  забывайте
детство!" и заказывает молочный коктейль, чем бандита, который выкладывает
кровные деньги за то, чтобы его убили в "Фирме Приключений",  вместо  того
чтобы там же заработать ту же сумму за убийство кого-то другого! Если  это
реальность, то что же тогда фантастика, Гард?
   - Да, нелепо.
   - Ты можешь об®яснить мне, зачем они ищут смерть? Да еще не бесплатную?
   - Не могу, Фред. Если это всего  лишь  "крыша",  тогда,  конечно...  Но
самое долгое приключение без гарантии длится не более двух  недель.  Стало
быть, смыться на две недели? Тоже нелепость, ибо потом  возникает  вопрос:
что дальше? Что же касается Аль Почино, то я вообще теряюсь в догадках. Он
чист передо мной, никаких улик, одни досужие предположения, - какой  смысл
скрываться? А если они в этой фирме  действительно...  погибают,  тут  уж,
извините, надо обращаться за раз®яснением к психиатру.  -  Гард  помолчал,
закурил сигарету, сделал еще глоток стерфорда. - Фред, я не так  уж  плохо
знаю психологию преступников, поверь мне...
   - Верю, верю. Что ты хочешь сказать?
   - Гангстерам чужды идеи монтекризма. Они прагматики и никогда не  чешут
левое ухо правой рукой. Аль Почино много раз попадал в переплет, как и все
восемнадцать его собратьев по ремеслу. У него должны быть  крепкие  нервы,
за ним стоит мощная гангстерская организация, такая мощная, что  даже  это
милое заведение, где мы сейчас сидим, быть может, их явочная  квартира,  а
гувернантка в очках каждую ночь надевает через левый глаз черную  повязку,
берет в зубы кинжал и идет "на дело".
   Честер искренне рассмеялся, но Гард продолжал:
   - Кому нужно, чтобы Аль Почино умер, если у меня  к  нему  нет  никаких
претензий? Он не только сам не хочет, он не должен, не  может,  не  обязан
погибать  при  пом