ерке  отвести  шлюпку  к
бону и вплавь вернуться на  яхту.  У  Николая  было  сегодня  на  редкость
хорошее, даже праздничное настроение.
   - Стоять по местам! - распорядился он, когда Валерка подплыл к  яхте  и
влез на палубу. - Команде ставить паруса!
   Выбирая гротафал, Юра и Николай делали вид, что им  очень  трудно.  Они
затянули старую матросскую рабочую песню, не раз слышанную от Мехти:

   Sail to haven a black dipper.
   Push, boys, push, boys!
   [Входит в гавань черный клипер.
   Дай, братцы, дай! (англ.)]

   При каждом "пуш" они дружно тянули ходовой  конец  гротафала,  и  парус
полз все выше.

   Will you tell me who is skipper?
   Push, boys, push, boys, push!
   [Интересно, кто там шкипер?
   Дай, братцы, дай, братцы, дай! (англ.)]

   - Прямо пираты какие-то, - сказала Валя.
   - Они делают это со вкусом, - улыбнулась Рита.
   - Еще бы! Яхта - это их пунктик.
   Закреплены  шкоты,  упруго   выгнулся   парус,   и   "Меконг",   слегка
накренившись, пошел полным бакштагом.
   Николай сидел у румпеля. Юра  встал,  широко  расставив  ноги,  вытянул
вперед руку и звучным голосом прочел:

   Неповторимая минута
   Для истинного моряка:
   Свежеет бриз, и яхта круто
   Обходит конус маяка.
   Коснуться рук твоих не смею,
   А ты - любима и близка.
   В воде, как золотые змеи,
   Блестят огни Кассиопеи
   И проплывают облака...

   Валерка восхищенно смотрел на Юру. Рита  слушала  с  улыбкой.  Ей  было
хорошо на белой яхте, уходящей под ветром в звонкую синеву утра.
   - Приступим к распределению судовых работ, - провозгласил  Юра.  -  Нас
ведет в морские дали отважный коммодор  Потапкин.  -  Он  отвесил  Николаю
церемонный поклон. - Старший помощник, он же  неустрашимый  штурман,  -  с
вашего разрешения, это я. Юнга Горбачевский - палубные работы и бдительное
смотрение вперед. Млекопитающий Рекс - в  случае  бунта  на  судне  кусает
виновных за нижние конечности.
   Рекс, услышав свое имя, лизнул Юрину босую ногу.
   - А мы? - сказала Валя. - Безобразие какое: нам  ты  отводишь  место  в
своей глупой иерархии после Рекса?
   - Наоборот! - ответствовал Юра.  -  Вы  с  Ригой  обеспечиваете  личный
состав горячим питанием, а свободное время используете для  защиты  кожных
покровов  от  палящих  лучей  тропического,  солнца  посредством  наклейки
бумажек на носы.
   Валя как раз была занята этим важным делом: прилаживала к  носу  клочок
газеты. Она засмеялась и потянулась к Юре, чтобы  ущипнуть  его  за  руку.
Юра, отбиваясь, отступил к каюте и скрылся в ней. Через несколько минут он
снова появился на палубе. Голова его была  повязана  красной  косынкой,  в
руке - зажато что-то черное.
   Он повозился у мачты, быстро выбрал спинакерфал - и  на  мачту  взлетел
черный флаг с грубо намалеванным белым черепом и скрещенными костями.
   - Мой купальник! - ужаснулась Валя.
   - Это "Веселый Роджер", - об®явил Юра. - Сама  обозвала  нас  пиратами,
так вот - получай "Веселого Роджера".
   - Чем ты его измазал, противный?
   - Мелом, не бойся.
   - Сейчас же сними! Слышишь? Я буду жаловаться коммодору!
   - Штурман, спустить флаг, - распорядился коммодор. -  Иначе  я  прикажу
вздернуть вас на рею.
   Под дружный смех Юра спустил "Веселого Роджера".
   Яхта вышла из бухты. Синяя-синяя ширь, и парус, полный ветра, и  город,
уходящий в голубую дымку...
   Юра растянулся на палубе рядом с Николаем и негромко сказал:
   - То самое место, Колька. Неужели ножик, все еще валяется на грунте?
   Николай промолчал. Потом он скомандовал к повороту. Яхта легла на новый
курс.
   - Давай прокладку. Юрка.
   Юра взглянул на очертания берега, спустился в каюту и разложил на столе
карту. Найдя свое место, он отметил  вторую  точку  и  провел  по  линейке
черту. Затем "прошагал" параллельной линейкой до градусного кружка.
   - Курс сто девять! - крикнул он.
   - Сколько этим курсом бежать? - спросил Николай.
   Юра измерил расстояние на карте.
   - Тридцать шесть миль. - Он вышел из каюты. - Ход у нас -  верных  пять
узлов. Значит... значит, к трем часам дня дойдем, если ветер удержится.
   - А куда мы идем? - спросила Валя.
   - На остров Нежилой. Посмотрим на трубопровод, там сейчас шестую  нитку
готовят. Переночуем в общежитии, а утром двинем дальше, к архипелагу.
   - Давно хочу тебя спросить, - продолжала Валя: - почему на суше вы, как
все люди, измеряете расстояние в километрах, а в море  у  вас  обязательно
мили?
   - Валерка! - крикнул Юра.
   - Есть! - отозвался "юнга", добросовестно "смотревший  вперед"  с  носа
яхты.
   - Об®ясни, почему мы, моряки, измеряем расстояние в милях.
   - В милях удобнее, - сказал Валерка, высунув голову из-под стакселя.
   - Изложи популярно.
   - В морской миле 1852 метра, - смущенно стал об®яснять Валерка.  -  Это
соответствует длине минутной дуги меридиана. Значит, не нужно пересчета  в
градусы и обратно.
   - А я думала, что миля - семь километров, - сказала Валя.
   -  Это  географическая  миля,  -  возразил  Николай.  -  То  есть  одна
пятнадцатая градуса экватора, иначе говоря  -  четыре  минуты.  А  знаешь,
откуда произошло слово "миля"?
   - Нет.
   - Эх ты, а еще филолог! - Николай любил науку о мерах и теперь  оседлал
своего конька. - Миля произошла от древнеримской меры "milia passuum", что
означает "тысяча шагов".
   - Тысяча шагов? Какой же это шаг - почти два метра!
   - Римляне за шаг считали два - правой и левой ногой. И  вообще  римская
миля была короче морской - полтора километра.
   - А что такое узел? - спросила Валя.
   - Валерка! - крикнул Юра. - Об®ясни, что такое узел.
   И Валерка, ухмыльнувшись, об®яснил, что узел -  это  единица  скорости,
миля в час.
   - Почему же не говорить просто и ясно - миля  в  час?  -  не  унималась
Валя. - Зачем нужен какой-то узел?
   - А вот слушай, - со вкусом сказал Юра. - Это  было  очень  давно.  Для
замера скорости мореходы пользовались простым лагом. Это  была  веревка  с
узлами через каждые  пятьдесят  футов,  с  секторной  дощечкой  на  конце.
Веревку бросали в воду. Судно шло, дощечка в воде оставалась  неподвижной,
а  веревка  тянулась  за  ней.  Бородатый  дядя  в  тельняшке  смотрел  на
полминутную склянку - это  такие  песочные  часы  были  -  и  одновременно
считал, сколько узлов уходит за борт. Полминуты - одна стодвадцатая  часа,
а пятьдесят футов - одна стодвадцатая мили. Значит, сколько узлов  пройдет
за полминуты, столько миль в час пройдет судно. Смоталось, скажем, за борт
пять узлов - так и говорили: судно идет со скоростью пять узлов. Понятно?
   Вале морская наука давалась с трудом. Она махнула рукой на узлы и мили,
достала книжку и улеглась с ней на  крыше  каюты,  огражденной  низенькими
поручнями.
   - Тебе не скучно, Рита? - спросил вдруг Николай.
   - Нет. Очень интересно, - сказала она, улыбнувшись ему. -  И  вообще  -
хорошо... Ты обещал научить меня управлять яхтой.
   Николай передал ей румпель и об®яснил, как нужно держать  на  курсе  по
компасу.
   - Это, оказывается, не просто, - сказала Рита через несколько минут.  -
Яхта меня не слушается.
   - Не дергай, отводи потихоньку. Теперь влево. Вот так.
   - Крепче сжимай руль, - посоветовал Юра.
   - Зачем? - Рита не сводила глаз с компаса.
   - Так полагается в морских романах.
   - Не слушай его, - усмехнулся  Николай.  -  Сжимать  руль  -  пустое  и
трудное занятие,  потому  что  руль  находится  над  водой.  А  эта  штука
называется - румпель.
   Около трех часов дня "Меконг" ошвартовался у маленького  пирса  острова
Нежилого.
   Нежилой лежал почти  на  середине  пути  между  материком  и  Нефтяными
Рифами.  Еще  сравнительно  недавно  этот  безлюдный,  бесприютный  клочок
глинистой земли вполне оправдывал свое название. Но с десяток лет назад на
острове  поселилось  отважное  племя  морских  нефтяников.  Выросли  дома,
поднялись нефтяные вышки, в их переплетах каспийские  ветры  запели  новую
песню. Вокруг Нежилого возникли  стальные  островки  -  основания  морских
скважин. К группам вышек протянулась эстакада - стальная улица над  морем.
На морское дно легли нитки подводных трубопроводов.
   Теперь на Нежилом  заготовляли  очередную  нитку  труб  для  внутренних
коммуникаций морского нефтепромысла.
   Экипаж  "Меконга"  сошел  на  берег.  Валерка  и  женщины   отправились
осматривать  остров.  Юра  и  Николай,  сопровождаемые  Рексом,  пошли  на
стройплощадку.
   Из  поселка   на   дальнюю   группу   вышек   отправлялся   автобус   с
промысловиками. Валя, Рита и Валерик влезли в  автобус.  Попутчики  охотно
рассказывали им, как строился здесь поселок и  как  у  моря  отвоевывается
нефть.
   Было странно  и  необыкновенно  интересно  ехать  по  многокилометровой
эстакаде над морем и слушать пересыпаемые шутками об®яснения нефтяников  -
молодых парней в брезентовых спецовках, от которых остро пахло мазутом.
   Потом они долго стояли на ветру у перил  и  смотрели,  как  на  ближней
скважине спускали в тысячеметровую глубину колонну  труб.  Волны  с  гулом
разбивались о стальные ноги эстакады.
   - Подумать, что эти чудеса у нас под носом, а мы только случайно попали
сюда! - сказала Валя, восторженно глядя по сторонам.
   - Да... изумительно, - отозвалась Рита.
   Валерка ничего не сказал. Он думал о том, что пройдет еще  немало  лет,
пока он станет инженером.
   Они  вернулись  в  поселок  и  разыскали  Юру  на  стройплощадке  возле
маленькой бухты.
   Юра, голый по пояс, копался во вскрытом чреве сварочного автомата.  Его
руки до самых плеч были коричневыми от масла. На потном лбу тоже лоснилось
масляное пятно.
   - Юрик, ты что делаешь? - Любопытная Валя заглянула в темное отверстие,
где, отражаясь в масляной ванне, поблескивали шлифованные зубья передач.
   - Смяло шестерню, - сказал Юра и рывком головы откинул волосы со лба. -
Удачно, что мы заглянули сюда: в мастерской  сегодня  выходной,  и  машина
простояла бы до  завтра...  Валерка,  сбегай  вон  туда  -  видишь,  домик
продолговатый? - и скажи Николаю Сергеевичу, чтобы сделал на  две  десятых
короче.
   Рита и Валя пошли вслед за Валеркой. Они обогнули штабель труб и  вошли
в прохладную мастерскую. У токарного станка работал Николай.
   Выслушав Валерку,  он  толкнул  ручку  фрикциона,  и  почти  оконченная
заготовка  повой  шестерни  завертелась.   Быстрые   повороты   маховичков
продольной и поперечной подачи, шорох срезаемой  стружки...  Все.  Николай
снял заготовку и перенес ее к фрезерному станку.
   Выйдя из мастерской, женщины присели на скамейку в тени.
   - Почти два года я знаю ребят, - сказала Валя как  бы  про  себя,  -  а
увидела впервые.
   Рита не ответила.



        3. АВТОРЫ, ВСПОМНИВ О СВОЕМ ОБЕЩАНИИ, УСТРАИВАЮТ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

                                И мачты рухнули за борт
                                В крутой водоворот;
                                Бриг разломился, как стекло,
                                Средь грохотавших вод.
                                    Г.Лонгфелло, "Гибель "Вечерней звезды"

   Много тысячелетий назад, задолго до  появления  человека,  Средиземное,
Черное, Каспийское и Аральское моря  представляли  собой  один  гигантский
водоем. Среди бескрайней воды  островками  возвышались  вершины  Карпат  и
Кавказа.
   Медленно шло разделение морей. То разделяясь, то вновь соединяясь,  они
приближались к современным очертаниям.
   Под действием могучих тектонических сил  колоссальные  пласты  коренных
пород становились дыбом, ломались и образовывали новые  горы.  Многоводные
реки размывали берега, пробивали себе дорогу к морям.
   В  эпоху,  когда  образовывалась  так  называемая  продуктивная  толща,
Каспийское море было гораздо меньше современного: существовала только  его
южная часть. Нынешний южный берег Апшеронского  полуострова  был  северным
берегом моря; здесь в него  впадала  древняя  Волга  -  Палеоволга.  Южнее
бассейн  питала  Палеокура  -  устье  ее  почти  не  отличалось  от  устья
современной Куры. А на восточном берегу в море впадал  Палеоузбой  -  ныне
сухая долина Узбоя.
   Пространство между Апшеронским полуостровом и устьем Куры до наших дней
сохранило  вулканический  характер.  Берега  здесь  -  скопление  грязевых
вулканов. Широко раскинулись у этих  берегов  островки  и  банки  древнего
архипелага - продукты извержений подводных вулканов.
   Извержения и сейчас не  редкость.  Чаще  всего  это  грифоны  -  тихое,
длящееся подчас годами истечение перемятых пород из трещин.  Но  бывает  и
так: проснется иной вулкан, выбросит с ревом огненный факел -  за  десятки
километров видно тогда зарево, вставшее вполнеба.
   Плавать в  этих  водах  опасно.  "Извещения  мореплавателям"  постоянно
предупреждают о капризной изменчивости глубин.
   С тех пор как "Меконг" вошел в воды архипелага, Юра  не  расставался  с
"Лоцией Каспийского моря".
   - Остров Кумани! - провозгласил он, когда  однажды  утром  открылась  в
дымке серо-желтая полоска земли.  -  За  последние  сто  лет  появлялся  и
исчезал пять  раз.  Вновь  появился  после  подводного  извержения  совсем
недавно - в декабре 1959 года.  Открыт  капитаном  гидрографической  шхуны
"Туркмен" Кумани в 1860 году. Потом Кумани возил сюда знаменитого  геолога
Абиха.
   - Кумани? - переспросил Николай. - Постой, Кумани  командовал  клипером
"Изумруд", который вывез Миклухо-Маклая с Новой Гвинеи. Тот самый, что ли?
   - Наверно. Поплавал на Каспии, получил  повышение  по  службе,  ушел  в
океан. Фамилия редкая - тот самый, конечно.
   Уже несколько дней  яхта  находилась  в  открытом  море.  Рита  и  Валя
привыкли ходить по наклонной палубе и научились лежать в "гамаке", то есть
завалившись за гик в "брюхо" паруса, в углубление у  галсового  угла.  Они
перестали  побаиваться  примуса,  который  качался  в  люльке   карданного
подвеса, и поверили наконец, что качается яхта, а примус почти неподвижен.
Обед готовили по Юриному  рецепту:  из  сваренных  вместе  пшена  и  мелко
нарезанной  картошки;  сюда  же  вываливалась  банка   мясных   консервов.
Получалась полужидкая масса, которую экипаж  "Меконга"  хлебал  с  большим
аппетитом.
   - Это блюдо, - об®яснял Юра, отправляя в  рот  дымящуюся  ложку,  -  не
имеет  научного  названия.  В  петровском  флоте  оно  называлось   просто
"кашица", а в наше время известно в глубинных сельскохозяйственных районах
под названием "кондер".
   - Сам ты "кондер"! - смеялась Валя.
   - Возьмись-ка, Валентина, за исследование этого термина  -  диссертацию
защитишь, в люди выйдешь. Эх, был бы я филологом!
   - Такие, как ты, филологами не бывают.
   - Почему?
   - Потому что ты яхтсмен. А филология - дело серьезное.
   - Вы слышите, коммодор?  -  воззвал  Юра  к  Николаю.  -  Нас  публично
поносят!
   - Сейчас разберемся, -  сказал  Николай,  ставя  на  раздвижной  столик
пустую миску. - Валерик, будь добр, назови серьезных яхтсменов.
   Валерка нес вахту у румпеля и с улыбкой прислушивался к  разговору.  Он
начал перечислять:
   - Джек Лондон, Жюль Верн, Мопассан, Серафимович, Куприн, Хемингуэй...
   - Эйнштейн, - добавил Юра.
   - Достаточно, - заключил Николай и не без ехидства посмотрел на Валю. -
Что вы скажете теперь, сеньорита?
   -  Конечно,  попадались  и  среди  яхтсменов  некоторые  исключения,  -
промямлила Валя и вдруг напустилась  на  Юру:  -  И  нечего  ухмыляться  с
победоносным видом!
   - Действительно, - заметила Рита. - Трое против одной - разве можно так
спорить?
   После обеда складывали посуду в сетку-авоську  спускали  на  веревке  с
кормы. Миски бренчали в тугой кильватерной струе и вымывались дочиста.
   Погода  стояла  великолепная.  Все  пятеро  не  носили  ничего,   кроме
купального минимума и защитных очков, и основательно загорели.
   -  Прав  был  Чарлз  Дарвин,  -  заметил  однажды  Николай.  -  Помните
"Путешествие на Биггле"? Он пишет, что белый человек, когда купается рядом
с таитянином, выглядит очень неважно. Темная кожа естественнее белой.
   Валя подняла голову от книжки, хотела было возразить, но,  взглянув  на
коричневые плечи Николая, промолчала.
   Когда  солнце  слишком  уж  припекало,  коммодор  Потапкин   приказывал
становиться на якорь. Мигом пустела палуба  "Меконга".  Купались,  ныряли,
гонялись друг за другом в прозрачной воде. По  очереди  надевали  маску  к
ласты и путешествовали по песчаному  морскому  дну  Осваивали  самодельное
пружинное ружье для подводной стрельбы.
   - Конечно, - говорил Юра, - охота  на  рыбу  с  дыхательными  приборами
запрещена, но нам можно.
   Втроем гонялись по очереди за одним и тем  же  сазаном  -  и  никто  не
попал...
   Холодок в отношениях между Валей и Ритой  понемногу  таял.  Из  женской
солидарности  Рита  поддерживала  Валю  в  частых   спорах.   Иногда   они
уединялись, насколько возможно это на тесной яхте, и подолгу разговаривали
о чем-то своем. Вернее - Валя рассказывала о себе, о диссертации,  о  том,
какой Юра бывает противный и невнимательный. Рита слушала улыбаясь.
   Море, солнце и движение делали свое дело. Рита повеселела,  загорела  и
сама  ужасалась  своему  аппетиту.  Город,  тревога,  огорчения  последних
месяцев - все это отодвинулось, задернулось синим пологом моря и неба.
   Был лунный вечер. Черное небо - сплошь в  серебряных  брызгах  звездной
росы. Слегка покачиваясь, бежал "Меконг" по черной воде, оставляя за собой
переливающееся серебро кильватерной дорожки.
   Рите не хотелось спать. Она сидела в  корме,  обхватив  руками  колени.
Рядом полулежал Николай. Его вахта подходила к концу, но он  не  торопился
будить Валерку, спавшего в каюте.
   Тишина, море, вечер... Николай закрыл глаза. "Коснуться  рук  твоих  не
смею", - всплыл вдруг в памяти обрывок стиха.
   - Я вспомнила детство, - сказала Рита. - Только в  детстве  были  такие
вот тихие звездные ночи.
   Ее голос наплывал будто издалека.
   - Какая странная сила у моря, - медленно продолжала она. -  Оно  словно
смывает все с души...
   "Коснуться рук твоих не смею", - беззвучно повторял он.
   - Ты слышишь меня?
   - Да. - Николай открыл глаза.
   - Только теперь я, кажется, поняла,  почему  в  моем  роду  было  много
моряков...
   А на носу "Меконга", за стакселем, облитым лунным светом, сидели Валя и
Юра. Валя положила  черноволосую  голову  на  Юрино  плечо  и  зачарованно
смотрела на море и звезды.
   - Смотри, какая яркая, - шепнула она, указав на золотистую звезду.
   В той части горизонта небо было чуть светлее и отсвечивало синевой.
   - Это Венера, - сказал Юра. - А знаешь, греки  считали  Венеру  за  две
звезды: вечернюю, западную -  Веспер,  и  утреннюю,  восточную  -  Фосфор.
Правда, Пифагор еще тогда утверждал, что это одна планета.
   - Вечно ты со своими комментариями! - недовольно протянула Валя.  -  Не
можешь просто сидеть и смотреть на природу...
   Вдруг она оглянулась и высунула из-за стакселя любопытный нос.
   - Интересно, о чем они  разговаривают?  -  прошептала  она.  -  Как  ты
думаешь, какие у них отношения?
   - Не знаю.
   - Юрик, умоляю!
   - Говорю - не знаю. - Юра счел нужным добавить: - У  вас  есть  женская
классификация: ходят, встречаются, хорошо относятся, еще что-то.  Все  это
не подходит. Лучше всего - не вмешивайся.
   - Ну и глупо!
   Валя отодвинулась. Рекс, лежавший рядом, вильнул обрубком  хвоста.  Она
машинально погладила пса по теплой голове.
   Юра торопливо спустился в каюту и вынес фотоаппарат.
   - Редкий документальный кадр, - пробормотал он, нацеливаясь  об®ективом
на Валю и Рекса. - Всегда была против  пса,  и  вдруг...  Вот  что  делает
лунный свет...
   Он щелкнул затвором и сказал:
   - Если что-нибудь выйдет,  я  увеличу  этот  снимок  и  сделаю  на  нем
надпись:

   Ночь светла; в небесном поле
   Ходит Веспер золотой.
   Старый дог плывет в гондолу
   С догарессой молодой.

   - У Пушкина не дог, а дож, - поправила Валя. - Венецианский дож.
   - А у нас - дог. Правда, не  старый