еских полей.  "Сердце"  добросовестно
пульсировало,  но  не  обнаруживало  ни  малейшей  склонности  к  усилению
поверхностного натяжения ртути.
   Однажды вечером в кладовушку зашел Привалов. Он насмешливо щурил  глаза
за стеклами очков, разглядывая установку и выслушивая об®яснения Николая.
   - Так, -  сказал  он,  дослушав  до  конца.  -  Через  сколько  лет  вы
рассчитываете добиться желаемого результата?
   - Через сколько лет? - удивленно переспросил Николай.
   -  Именно.  Чтобы  перепробовать  все  мыслимые  для   данного   случая
комбинации частот, может не хватить  целой  жизни.  Идти  на  ощупь  -  не
годится это, друзья. Нужна математическая закономерность.
   - Мы хотим сначала найти форму спирали-индуктора. Матвеев  не  случайно
пишет про "сукрутину". Это какой-то индуктор оригинальной формы.
   - "Матвеев пишет"! - сердито повторил Привалов. - Вы еще  сошлитесь  на
старика Хоттабыча...  Поймите,  упрямый  человек:  если  вы  будете  знать
величину требуемой самоиндукции, то рассчитать форму индуктора можно будет
без особых затруднений.
   - Шеф прав, - заявил Юра, когда Привалов вышел. - Тычемся,  как  слепые
котята.
   - Варить  смолу  интереснее?  -  язвительно  спросил  Николай.  Ему  не
нравилось, что Юра в последнее время слишком уж  зачастил  в  колтуховский
чуланчик.
   - Во всяком случае,  полезнее,  -  возразил  Юра.  -  Конкретное  дело:
изоляция трубопровода. Скажешь - нет?
   Николай ничего не сказал. Но на другой день, в  обеденный  перерыв,  он
привел  в  кладовушку  Гусейна  Амирова,  молодого  инженера   из   отдела
автоматики.
   Смуглолицый Гусейн, войдя, покрутил длинным носом.
   - Почему фенолом пахнет? - спросил он скороговоркой.
   - Это оттуда. - Николай кивнул на  дощатую  перегородку.  -  За  стеной
колтуховская смолокурня.
   - Смолокурня! - Гусейн вздернул черные брови,  отрывисто  посмеялся.  -
Ну, показывай скорей, мне некогда, очередь занял в настольный теннис...
   "Ртутное сердце" заинтересовало Гусейна. Он  забыл  о  теннисе  и  весь
перерыв просидел в кладовушке, пробуя генератор на разных частотах.
   - Интересная штука, только режим не  тот,  -  сказал  он,  уходя.  -  Я
подумаю, Коля.
   А через час он позвонил Николаю в лабораторию и закричал в трубку:
   - Слушай, дорогой, ты  неправильно  делаешь!  Надо  пропускать  высокую
частоту прерывистыми импульсами. Понимаешь? Камертонный  прерыватель  надо
устроить!
   И  вскоре  в  кладовушке  появился  камертон.  Электромагнит  заставлял
непрерывно вибрировать  его  ножки,  и  контакты,  помещенные  на  ножках,
замыкали и размыкали электрическую цепь.  Частоту  колебаний  регулировали
подвижными   грузиками,   надетыми   на   ножки   камертона   [камертонные
прерыватели, или, как их еще называют, камертонные  генераторы,  применяют
там, где требуется точная периодичность включений].
   Прерывистые импульсы - это  была  хорошая  идея.  И  все  же  никак  не
удавалось нащупать комбинацию высокой частоты и  частоты  прерывания,  при
которой "ртутное сердце",  сжатое  усилившимся  натяжением,  перестало  бы
пульсировать. А может быть,  и  вовсе  не  существовало  в  природе  такой
частоты?..
   Как бы там ни было, а в самый  разгар  опытов  нашим  друзьям  пришлось
расстаться с "хатой-лабораторией".


   Вот как это произошло.
   Николай  и  Юра  в  тот  вечер,  как  обычно,  возились  с  установкой.
Перестраивая генератор, они исследовали  очередной  ряд  частот.  Дело  не
ладилось.
   Юра с грохотом отодвинул табуретку.
   - Как, друзья, вы ни садитесь, - сказал он, - а в Фарадеи не годитесь.
   - Не годимся, - со вздохом  подтвердил  Николай  и  погрозил  "ртутному
сердцу" кулаком.
   Он достал  из  портфеля  красную  папку  с  матвеевской  рукописью.  Он
выпросил ее у Привалова на сегодняшний вечер: завтра рукопись должны  были
отправить в Москву с препроводительным письмом академика Багбанлы.
   - Опять будешь "сукрутину" изучать? - спросил Юра. - Скажи мне  толком,
старик, чего ты хочешь?
   - Наизусть хочу выучить.
   - Я серьезно спрашиваю, Колька.
   -  Ну,  сам  знаешь:  усилить  поверхностное  натяжение  жидкости  так,
чтобы...
   - Да я не про это. -  Юра  сделал  нетерпеливый  жест.  -  Если  верить
Матвееву, то прикованный старик совал в "сукрутину" его нож, и  нож  после
этого стал проницаемым или... проницающим, что ли... Впрочем, это  одно  и
то же... Неужели ты всерьез думаешь...
   - Ничего я не думаю. А хочу одного:  найти  новую  форму  индуктора.  -
Николай начал осторожно перелистывать рукопись. - Ты домой?
   Юра взглянул на часы:
   - Рано еще.
   - Чего ты с Валей не помиришься? Честное слово, как дети.
   - Она не  звонит.  А  я  характер  выдерживаю...  Дай-ка  мне  еще  раз
последние листочки, где он про Ломоносова пишет.
   - Пошли в беседку, - сказал Николай. - Здесь душно.
   - Ток выключить?
   - Не надо. Пусть на этой частоте полчасика поработает.
   Они вышли во двор. Там на вибрационном стенде  тряслась  мелкой  дрожью
восьмидюймовая  труба  со  сварным  стыком,  который  проходил  длительное
испытание  на  усталостную  прочность.   В   беседке,   возле   аварийного
выключателя, сидел лаборант Валерик Горбачевский.  Он  читал  "Виконта  де
Бражелона", время от времени поглядывая на стенд.
   Благородный,  но  незаконный  сын  графа  де   ла   Фер   был   издавна
прикомандирован к вибрационному стенду и хранился в инструментальном ящике
на случай длительных дежурств. "Виконт" был изрядно потрепан и замаслен.
   Инженеры вошли в беседку.
   - Что, служивый, дежуришь? - сказал Юра. - Подвинься-ка.
   Они сели за стол рядом с Валериком и углубились в рукопись.
   Во  дворе  было  тихо.  Мерно  жужжал,  вращаясь,  эксцентричный  груз,
колебавший  трубу  на  стенде,  да  слабо  шелестели  листвой  айланты  за
беседкой.
   Валерик отодвинул книгу.
   - Юрий Тимофеевич, вы здесь долго будете? - осторожно осведомился он.
   - А что?
   - Если долго, то, может, отпустите меня?
   - На танцы?
   - Это мое дело. - Валерик насупился. - Я еще не старик, чтобы  дома  по
вечерам сидеть!
   - Пусть идет, - сказал Николай. - Только к девушкам на бульваре не надо
приставать.
   - Я не приставал, - отрезал Валерик. - Я за всех чуваков не отвечаю.
   - Ах, чуваки! - Юра понимающе закивал.  -  Это  которые  капитана  Кука
сожрали? Племя, поклоняющееся граммофону?
   - Идите, Горбачевский, идите, - сказал Николай.
   Валерик решительно прошагал к двери. У порога он обернулся, взглянул на
Юру.
   - Даже смешно, - бросил он. - Как будто вы не любите танцы!
   И вышел из беседки.
   - Уел он тебя? - усмехнулся Николай.
   - Не токмо уел, но паче того - убил до  смерти,  как  сказал  бы  Федор
Матвеев... Давай возьмем Валерку на яхту. Он давно к нам просится.
   - А ну его к черту.
   - Ты на него волком смотришь, а зря.  Мальчик  меняется  на  глазах.  В
девятый класс вечерней школы поступил. И вообще - хочет сблизиться с нами,
а ты отталкиваешь...
   - Я ему не нянька. - Николай включил настольную лампу.
   Некоторое время они молча читали.
   - Проклятая "сукрутина"!.. - проворчал Николай. Он полез  в  карман  за
сигаретами и тут заметил, что Юра рассматривает на  свет  один  из  листов
рукописи. - Чего ты там нашел, Юрка?
   - Да вот посмотри - какие-то эскизы.
   Действительно, на чистом обороте последнего  листа  рукописи  виднелись
еле заметные рисунки. Графит на рисунках  почти  стерся,  остались  только
слабые следы бороздок, выдавленных  на  плотной  бумаге  острием  жесткого
карандаша.
   Николай наклонил  лампу.  Теперь  свет  падал  параллельно  бумаге,  и,
подобно тому как ночью в  свете  автомобильных  фар  четко  вырисовываются
неровности дороги, карандашные бороздки выступили яснее.
   - Наш ящичек, Колька! Да не один...
   Небрежной, но твердой рукой на бумаге были набросаны  один  под  другим
три ящичка и обозначены их размеры. Два эскиза изображали ящички,  похожие
на тот, в котором хранилась рукопись Матвеева, на третьем был ящичек  иных
пропорций - квадратный и плоский.
   Под каждым рисунком шла надпись. Кроме того, на всех трех стояли четкие
латинские буквы, очевидно подлежавшие гравировке: "AMDG".
   Ниже была нарисована корона, а еще ниже - буквы помельче: "JdM".
   - Постой-ка, на нашей коробке, значит, должны быть  эти  буквы!  -  Юра
бегом кинулся в лабораторию и вернулся с ящичком. - Ну да, так и  есть.  В
гравировке ржавчина осталась, мы раньше не обратили внимания...
   Охваченный исследовательским  пылом,  он  достал  из  инструментального
ящика иглу и принялся расчищать углубления, некогда оставленные на металле
гравировальным резцом.  Теперь  буквы  и  корона  обозначались  совершенно
отчетливо.
   Эти буквы беспокоили Николая. Где-то  он  их  видел  раньше.  Память  у
Николая  была  отличная,  и  его  раздражало,  что  он  никак   не   может
вспомнить...
   Взгляд  его  рассеянно  скользнул  по  раскрытой   книге,   оставленной
Валериком.
   - Фу, черт, какое совпадение! - воскликнул Николай и  прочел  вслух:  -
"Оцепеневший Безмо, нагнувшись над его  плечом,  читал  слово  за  словом:
"AMDG"...
   Юра, хохотнув, потянул к себе книгу.
   - "Ad majorem Dei gloriam" - "к вящей славе  господней",  -  прочел  он
поясняющую сноску. - Девиз иезуитов! А что такое JdM? В "Бражелоне"  этого
нет. Задает нам, однако, загадки флота поручик!
   - Подожди, - сказал Николай. - Нужна система.
   И он быстро набросал на бумаге:

   NN ящиков ....... Подпись ............ Размеры ящиков в единицах,
   по расположению . под эскизом ........ обозначенных на эскизе
   эскизов на листе
   сверху вниз .......................... Длина . Ширина . Высота

   .. 1 ............ La preuve ........... 9 ..... 1,75 .. 1,75
   .. 2 ............ La source ........... 9,5 ... 2 ..... 2
   .. 3 ............ La clef de mystere .. 4 ..... 4 ..... 0,5

   - Толково! - Юра со вкусом потер руками. -  Теперь  переведем  надписи.
Позвони Вальке, она хорошо французский знает.
   - Придется. - Николай взял листок с табличкой и ушел в  лабораторию,  к
телефону.
   Вскоре он вернулся.
   - Значит, так,  -  сказал  он.  -  Первый  ящичек,  "ля  прев",  -  это
"доказательство". "Ля суре" означает "источник". "Клеф де мистэр" -  "ключ
тайны".
   - Ишь ты, ключ тайны! - Юра взял штангенциркуль и измерил длину, ширину
и высоту железной коробки. Получилось: 257,5 x 54,2 x 54,2 миллиметра.
   - Возьми счетную линейку, - сказал он. - Посмотрим, как относятся  друг
к другу эти размеры. Раздели 257,5 на 54,2.
   - Относятся, как 9,5 : 2 : 2, -  сказал  Николай  и  взглянул  на  свою
табличку. - Выходит, наш ящичек с рукописью - "источник".
   - Ясно! - воскликнул Юра. - Теперь - в каких единицах даны  размеры  на
эскизах? Если 54,2 разделить на 2 - будет 27,1  миллиметра.  А  английский
дюйм - 25,4. Значит...
   - Значит - размеры не в английских дюймах, - сказал  Николай.  -  Потом
разберемся. А пока систематизируем результаты.
   И они составили новую таблицу:

   Подпись ...................... Размеры ящиков
   под эскизом ...... В единицах эскизов . В миллиметрах .... Примечание
   .................. Дл .. Шир .. Выс ... Дл .. Шир ... Выс
   "Доказательство" . 9 ... 1,75 . 1,75 .. 243,9 47,4 .. 47,4 Неизв.где
   "Источник" ....... 9,5 . 2 .... 2 ..... 257,5 54,2 .. 54,2 Наш ящик
   "Ключ тайны" ..... 4 ... 4 .... 0,5 ... 108,4 108,4 . 13,55 Неизв. где

   - Итак, - сказал Юра, - кто-то заложил рукопись в наш ящичек и  заказал
еще два - для "доказательства" и "ключа тайны". Очевидно, не Матвеев: вряд
ли он увлекался иезуитскими лозунгами. Кто же? И что  запрятано  в  другие
ящички? И где они?
   Тут-то и вошел  в  беседку  Колтухов.  Он  остренько  посмотрел  из-под
мохнатых бровей на молодых инженеров и сказал тихо и даже ласково:
   - Вы что же, голубчики, на высокой частоте начали хулиганить?
   Николай и Юра удивленно вскинули глаза на Колтухова. Появился  в  такой
поздний час, да еще разговаривает ласковым голосом - не к добру это...
   - Что случилось, Павел Степанович? - спросил Юра.
   - А вот пойдемте со мной.
   И главный инженер повел их в свой чуланчик.


   А случилось  вот  что.  Сегодня  на  одном  из  заводов  для  Колтухова
приготовили, по его специальному рецепту,  немного  пластмассового  сырья.
Смола  издавала  резкий,  противный  запах,  в   автобусе   на   Колтухова
подозрительно косились, но для него самого этот запах  был  приятнее,  чем
аромат ландыша.
   Дела задержали Колтухова в городе, и  только  вечером  добрался  он  до
института. Он отпер свой чуланчик под лестницей, зажег свет. Затем  достал
из портфеля бумажный пакет и высыпал из  него  сухую  смолу,  напоминающую
кукурузные хлопья, на стол, под раструб вентиляционной трубы.
   "Пусть полежит здесь до утра, проветрится", - подумал он.
   Шагнул было к двери - и вдруг остановился: запах смолы почему-то  резко
усилился.
   "Однако! - Колтухов поморщился. - Аж глаза ест..."
   Он  подошел  к  столу,  посмотрел.  Хлопья  сворачивались  в  трубочки,
чернели... Драгоценная смола гибла прямо на глазах...
   Колтухов нервно потрогал вентиляционную трубу -  холодная.  Сунул  руку
под раструб - в руке возникло нежное тепло, идущее из глубины.
   Торопливо пройдя коридором, он вышел во двор и,  обогнув  угол  здания,
остановился возле кладовой, примыкавшей к чулану.
   Дверь открыта, свет горит. На столе - включенный ламповый генератор. От
камертонного прерывателя идет нежный звон. Портрет Менделеева. А из стенки
торчит отросток трубы - той самой вентиляционной  трубы,  что  проходит  и
сквозь соседний чуланчик...
   Все понятно. Вентиляционная  труба  случайно  сыграла  роль  волновода.
Какие-нибудь паразитные  излучения  высокой  частоты  -  обычные  спутники
самодельных ламповых генераторов - прошли по трубе и, встретив  на  выходе
кучку смолы, разогрели ее и непоправимо испортили.
   Это свойство токов  высокой  частоты  -  вызывать  проявление  тепла  в
глубине диэлектриков - широко применяют на заводах  пластмасс,  для  сушки
древесины, для стерилизации консервов. Нового здесь ничего не было.
   Однако эта мысль не принесла  Колтухову  ни  малейшего  облегчения.  Он
посмотрел на табличку "Уходя, выключай ток", сердито хмыкнул и  направился
к беседке...
   Итак, он привел Николая и Юру в свой чуланчик  и,  не  повышая  голоса,
подробно об®яснил, что произошло.
   - Павел Степанович, мы же не нарочно, -  взмолился  Юра.  -  Мы  же  не
знали...
   - А я и не говорю, что нарочно. Вы еще молодые, всего предусмотреть  не
могли...
   - Правильно, - поддакнул Юра. - Мы исправимся, Павел Степанович.
   - Вот и хорошо, - ласково сказал Колтухов. - Значит, распределим работу
так: Потапкин демонтирует этот ваш "генератор чудес", Костюков сбегает  за
такси, а я скажу охраннику, что разрешаю вынести имущество. И  чтоб  через
двадцать четыре минуты духу вашего здесь не было.
   Спорить с Колтуховым было бессмысленно.


   "Изгнание из рая" огорчило наших  друзей.  Снова  галерея  в  Бондарном
переулке превратилась  в  лабораторию.  Впрочем,  опыты  возобновились  не
сразу: несколько вечеров Николай и Юра увлеченно  занимались  расшифровкой
загадочных надписей на трех ящичках.
   "AMDG" - эта надпись свидетельствовала  о  том,  что  к  ящичкам  имели
прямое отношение иезуиты. Труднее было разобраться в значении букв "JdM".
   Неожиданно помогла корона.  В  публичной  библиотеке  друзья  разыскали
старинную книгу по геральдике и определили, что на ящичках была изображена
графская корона. Не королевская и не герцогская; а именно графская.  Тогда
им стало понятно, что "J" и "M" - инициалы некоего графа, а маленькое  "d"
между ними означает дворянскую приставку "de".
   Потом они взялись за литературу о иезуитах...
   У Николая и Юры была общая  тетрадь  под  названием  "Всякая  всячина".
Здесь были радиосхемы, фотографические рецепты, обморочные  расчеты  яхты,
стихи,  эскизы  акваланга  и  пружинного  ружья,  различные   сведения   о
поверхностном натяжении, почерпнутые из книг.
   Теперь в тетради появились копии  эскизов  трех  ящичков  со  следующим
обширным комментарием:
   "а) Единица  измерения,  равная  27,1  мм,  оказалась  старофранцузским
дюймом, то есть одной двенадцатой частью парижского фута.
   б) Парижский фут и прочие старые меры были отменены во Франции декретом
19 фримера VIII года Республики, то  есть  10  декабря  1799  года,  ввиду
перехода на метрическую систему.
   в)  Надписи  сделаны  карандашом  со  стержнем  из  молотого   графита,
смешанного с глиной и подвергнутого закаливанию, то есть современного  нам
типа. Такие карандаши  появились  после  1790  года;  до  тех  пор  писали
свинцовыми штифтами (поэтому немцы называют карандаш "Bleislift")  ["blei"
(нем.) - свинец] или стержнями из естественно  красящих  веществ  (поэтому
французы называют карандаш "crayon" - от "craie"  -  мол,  а  мы  называем
словом, происшедшим от татарского "кара-даш" - черный камень).
   В 1790 году  чех  Гартмут  предложил  вместо  вытачивания  карандашного
стержня из куска графита делать смеси любой жесткости из молотого  графита
с глиной.
   Тогда же французский ученый Конте предложил технологию заделки пишущего
стержня (мины) в дерево. Гартмут основал знаменитую фабрику, известную  до
сих  пор  великолепными  чертежными  карандашами  "Coh-i-Noor"  ["Кохинор"
(правильнее - "ко-и-нур") - название одного из крупнейших в мире  алмазов,
найденного в Южной Африке; на языке кафров означает "гора света"].

   Выводы
   1. Судя по карандашу, надписи сделаны после 1790 гола, а судя по  мерам
- до введения метрической системы, то есть до 1799 года, но,  возможно,  и
позже, так как метрические меры внедряли довольно долго.
   2. Буквы "AMDG" указывают на принадлежность лица, спрятавшего  рукопись
Матвеева в ящик, к ордену  иезуитов.  Лицо  это  имело  графский  титул  и
инициалы JdM.
   3. Ящик найден на территории бывшей Российской империи, откуда  иезуиты
были изгнаны по указанию Александра I в 1820 году. А в период  с  1803  по
1817 год посланником сардинского короля в России был крупнейший иезуитский
деятель  граф  Жозеф  де  Местр  -  Joseph  de  Mestre,   которому   могли
принадлежать инициалы "JdM". Этот мистик  и  мракобес  вряд  ли  признавал
метрическую систему, введенную  богопротивным  Конвентом,  но  вполне  мог
воспользоваться новомодным в то время карандашом из молотого графита.
   4. Федор Матвеев до 1803 года дожить никак не мог. Между  1803  и  1817
годами могли проживать в деловом возрасте его внук или правнук.

   Обобщение
   Сведения по  электротехнике  и  ее  применению  в  условиях  индийского
культа, заключенные в рукописи Матвеева, датированной 2 января 1762  года,
в период 1803-1817 годов попали к иезуиту де  Местру  и  представляли  для
него интерес, вероятно связанный с интересами ордена. По  неизвестной  нам
причине де Местр упрятал рукопись в железный ящик,  помеченный  начальными
буквами девиза иезуитов и  его  инициалами.  Этот  ящик  де  Местр  назвал
"источником", очевидно - источником сведений.
   Кроме того, де  Местр  заказал  (или  желал  заказать)  еще  два  ящика
известных  нам  размеров.  Один,  почти  такой   же,   как   и   найденный
Б.И.Приваловым, предназначался для  "доказательства"  неизвестно  чего,  а
последний, плоский, - для "ключа тайны". Возможно, третий ящичек  содержал
результаты  экспериментов  по  расследованию  тайн  индийских   брахманов,
описанных Матвеевым".

   Потом они показали тетрадь Привалову.
   - Недурно, недурно, - сказал Борис Иванович. - Вполне логично.  Но  что
же дальше?
   - Искать другие два ящичка, - ответил Николай.
   Привалов прищурился:
   - Пошлете запрос генералу ордена иезуитов?
   - Так далеко не надо. Мы просто пойдем на толкучку.
   - На толкучку? - Борис Иванович вопросительно взглянул на Николая. - А!
Ну да, конечно. В самом деле, единственная