ые двери. Он хорошо знает номера телефонов, по которым  не
отвечают, и другие номера, безошибочные.


   Почти не выбиваясь из собственного графика, Привалов носился  вместе  с
Николаем  по  институтам  и  лабораториям.  Вежливо,  но   настойчиво   он
преодолевал секретарские заграждения у дверей нужных  кабинетов.  Инженеры
оформляли договоры со смежными организациями,  писали  докладные  записки,
готовили проекты приказов, вели междугородние разговоры...
   Николая увлекла эта напряженная жизнь. Ведущие институты раскрыли перед
ним  многосложность  современной  науки.  Он  жадно  набрасывался  на  все
незнакомое,  исписывал  и  покрывал  эскизами  блокноты,   ворошил   груды
информационных бюллетеней.
   Настроение у него было  приподнятое  и  радостное.  "Молодцом,  Николай
Сергеевич!.." Приятно было вспоминать эти слова академика.
   Нет, он не переоценивал своих возможностей: слишком привык к мысли, что
он обыкновенный инженер, какими хоть пруд пруди.  Но  иногда  сам  давался
диву: как же залетела к нему в голову эта идея? "Превосходная идея!" -  он
сам слышал, так сказал один из крупнейших физиков страны...
   То, что Николай увидел и услышал  в  Институте  поверхности,  ошеломило
его. Он начал было писать подробное письмо Юре, но бросил, не дописав и до
половины. Грандиозные  перспективы,  вскользь  намеченные  академиком,  не
сразу укладывались в голове, нужно было с ними освоиться, "переварить" их.
   По вечерам в гостиничном номере они с Приваловым допоздна беседовали об
этих перспективах.
   - Второй час ночи, - спохватывался Привалов. - Ну-ка, спать, спать!
   Сон не шел. Николай лежал с открытыми глазами, ворочался  под  одеялом.
Хотелось курить.
   - Борис Иванович, вы спите? - громким шепотом спрашивал он.
   - Чего еще? - сонно откликался Привалов.
   -  Перестроенное  вещество,  -  быстро  говорил  Николай,  -  это  ведь
совершенно новые материалы, сплавы невиданной прочности, немыслимые до сих
пор соединения...
   - Да спите вы!
   Минут десять было тихо. Потом раздавался голос Привалова:
   - Если говорить о химии полимеров, то...


   Утром они пили чай у себя в  номере.  Борис  Иванович,  прихлебывая  из
стакана, читал купленного вчера "Эйнштейна" из серии "Жизнь  замечательных
людей". Дома жена не  позволяла  ему  читать  за  едой.  Зато,  выезжая  в
командировки, Борис Иванович широко пользовался неограниченной свободой.
   В дверь постучали.
   - Четыреста седьмой, возьмите письма, - сказала дежурная по этажу.
   Писем было два: Привалову от жены  и  второе,  с  размашистой  надписью
"Авиа", - Николаю от Юры. Николай вскрыл конверт, пробежал первые  строчки
и ухмыльнулся: Юрка верен себе.
   Письмо начиналось так:
   "Николасу С.Потапкинсу, эсквайру.
   Сэр, почтовый дилижанс наконец притащился  к  нам  на  участок.  Вместо
обещанного подробного письма я  получил  жалкую  депешу.  Годдэм,  сэр,  я
простой человек, сэр, и я сожалею, что считал Вас  за  джентльмена.  Но  я
пишу Вам, хотя правильнее бы взять не перо, а добрый  винчестер  -  лучшее
средство против проклятых койотов вроде Вас. Прочтя Вашу депешу, я вскочил
в седло и понесся как ветер. Я привязал своего мустанга к кусту  чаппараля
и вошел в ворота Вашего ранчо..."
   Видно, у Юры не хватило терпения продолжать в  бретгартовском  духе,  и
дальше он писал попросту:
   "...Долго торчал в подворотне и ждал, пока дяди Вовина жена  выйдет  во
двор. Тогда я случайно встретился с ней, расшаркался и со  страшной  силой
затрепал языком, наводя ее на вопрос: правда ли, что дядя Вова  с  помощью
нашего акваланга нашел нечто, упавшее в море с "Узбекистана"?  "Откуда  вы
знаете? - спрашивает мадам с подозрительностью во взгляде. - Вы разве тоже
были на "Узбекистане"?" Нет, говорю, я  на  яхте  был,  которая  подобрала
женщину в красном. Тут она берет меня за руку, отводит  подальше  от  окон
Тараканши и такое рассказывает, братец ты мой..."
   И Юра подробно описал происшествие на борту теплохода.
   Прочитав это место, Николай вскочил из-за стола.
   - Что случилось? - Привалов поднял на него глаза.
   - Читайте, Борис Иванович! Вот отсюда.
   Привалов быстро пробежал страничку.
   - О-о! - воскликнул он. - Матвеевский нож и вправду существует!  Ну-ка,
что дальше?
   Дальше Юра сообщал, что Вова, оказывается, выехал  в  Москву  вместе  с
Опрятиным. Затем описывал, как после разговора с  Клавдией  Семеновной  он
поднялся наверх, к матери Николая, чтобы передать ей зарплату,  полученную
по доверенности. Тут Юра внезапно перешел на стиль матвеевской рукописи:
   "А матушка ваша убивается, что, слыхать, на  Москве  морозы  лютые,  за
полсорока градусов по цельзиеву расчислению, вы же не токмо валяных сапог,
ниже того, теплого споднего взяти с собою не возжелали,  матушкины  о  том
немалыя просьбицы отвергнув..."
   Привалов засмеялся:
   - Узнаю вашего друга. И охота ему язык ломать!
   "...Тем часом, - писал Юра, - некто, постучавшись, взошел. И был то муж
дебелый, ликом зверовиден и, против указу, не брит и не чесан..."


   Действительно, в тот вечер Юра имел разговор с Вовиной женой,  а  потом
зашел к Вере Алексеевне и передал ей зарплату Николая.
   Вера Алексеевна угостила Юру чаем с вареньем, а сама  села  напротив  и
стала жаловаться на сына, не захотевшего взять с собой теплого белья.  Юра
ел варенье и утешал Веру Алексеевну, ссылаясь на то, что у Николая молодой
и здоровый организм.
   Тут раздался стук  в  дверь,  и  вошел  плотный  мужчина  средних  лет,
небритый,  вз®ерошенный.  Он  кинул  мрачноватый  взгляд  на  Юру  и  Веру
Алексеевну, поздоровался, спросил:
   - Могу я видеть инженера Потапкина?
   - Это я. -  Юра  сделал  за  спиной  знак  Вере  Алексеевне.  Он  узнал
незнакомца и решил выведать, зачем тот пришел.
   - Моя фамилия Бенедиктов.
   - Очень рад. Снимайте пальто, пожалуйста. Садитесь.
   Пальто Бенедиктов не снял. Он сел на стул и положил на колени  шляпу  и
перчатки.
   - Пришел к вам с  ответным  визитом,  -  сказал  он.  -  В  общем,  без
предисловий. Мне говорила жена, что вы интересовались какими-то  железными
коробками. Не могли бы вы об®яснить, что это значит?
   - Вы знаете это лучше, чем я, товарищ  Бенедиктов,  -  ответил  Юра.  -
Ящичек с рукописью был выброшен  из  вашей  квартиры.  Нас  заинтересовала
рукопись,  и  мы  решили  разыскать  другие  два  ящичка,  о  которых  там
упоминалось. Очевидно, в одном из них был матвеевский нож. Очень жаль, что
он утонул. Или его уже нашли?
   Руки Бенедиктова беспокойно дернулись.
   - Хорошо, - сказал  он,  прокашливаясь.  -  Если  ваша  осведомленность
простирается столь далеко, то скажите: что спрятано в третьей коробке?
   - Не знаю.
   Они помолчали немного. Затем Бенедиктов проговорил:
   - Насколько мне известно, вы занимаетесь  проблемой  проницаемости.  Мы
тоже кое-что делаем в этом направлении. Я слышал, вы собрали  оригинальную
установку и получили интересный эффект. Если не секрет... - Он замолчал  и
выжидательно посмотрел на Юру.
   - Секрета, конечно, нет, - медленно, выбирая слова, сказал  Юра.  -  Мы
занимаемся проектированием нефтепровода. Попутно нас заинтересовал  вопрос
о диффузии жидкостей. Что касается наших опытов -  к  сожалению,  не  могу
посвятить вас...  Не  уполномочен.  У  нас  есть  дирекция.  Обратитесь  с
официальным запросом.
   - С официальным запросом? - Бенедиктов невесело усмехнулся и  встал.  -
Благодарю за совет, товарищ Потапкин. Рад был с вами познакомиться.  -  Он
нахлобучил шляпу на лохматую голову.
   - Я тоже, - любезно ответил Юра,  поднял  с  пола  упавшие  перчатки  и
протянул их Бенедиктову. - Это, кажется, ваши. Вы узнали мой  адрес  через
адресный стол? - спросил он вскользь.
   - В этом доме живет один наш сотрудник.
   - Ах, ну да, конечно... Между прочим, было бы очень интересно взглянуть
на матвеевский нож. Если не секрет.
   - Вы сами сказали, что он утонул, - буркнул Бенедиктов.
   Юра  вышел  в  галерею  проводить  гостя.  Здесь   Бенедиктов   немного
замешкался, глядя на голубую штору.
   - Вы правы, - ответил Юра на  его  невысказанный  вопрос:  -  Опыт  был
поставлен именно здесь.
   Он широким жестом откинул штору. Бенедиктов невольно шагнул поближе, но
увидел только большой стол, на нем - магнитофон причудливой конструкции, а
под столом - два-три черных ящика с аккумуляторами.
   - Установку мы разобрали, -  пояснил  Юра.  -  А  знаете  что,  товарищ
Бенедиктов? Если вы работаете в том же направлении, то почему  бы  нам  не
об®единиться? Зашли бы к нам в институт...
   Биофизик взглянул на Юру  из-под  тяжелых,  припухших  век.  Ничего  не
сказал. Попрощался и вышел. Юра, отогнув оконную занавеску,  смотрел,  как
он медленно, шаркая ногами, спускается по лестнице.


   - Любопытные новости, - сказал Привалов и налил себе еще чаю.
   - С самого начала, с того самого дня, я чувствовал, что неспроста упала
она  с  теплохода.  -  Николай,  зажав  в  руке  Юрино  письмо,   принялся
расхаживать по комнате. - Она нырнула за ножом,  это  ясно.  Если  бы  она
нашла его, то, конечно, отдала бы  мужу,  ну,  а  тот  работает  вместе  с
Опрятиным... Но Опрятин искал нож на месте ее падения.  Значит,  Маргарита
Павловна не нашла его... Выходит, нож все еще лежит на  дне  или...  -  Он
замолчал.
   - Или? - спросил Привалов.
   - Или Опрятину удалось его разыскать.
   - В таком случае, - спокойно сказал Борис Иванович, - надо поговорить с
Опрятиным и попросить у него нож для исследования. Это очень облегчит  нам
работу.
   - Вряд ли.
   - То есть как это - вряд ли? Мы всесторонне исследуем нож и...
   - Я не про то, Борис Иванович. Вряд ли Опрятин отдаст вам его.
   - Почему? - удивился Привалов. - Я же об®ясню ему, для чего нужен  нож.
- Он сделал несколько медленных глотков. - Вот что.  Костюков  пишет,  что
Опрятин в Москве. Садитесь-ка за телефон и обзвоните гостиницы. Начните  с
"Золотого колоса" и "Ярославской".
   Это была титаническая работа - обзвонить огромный гостиничный  городок.
То "занято", то "у нас такие  не  значатся",  а  то,  не  слушая  вопроса,
говорят "мест нет" и кладут трубку.
   Вдруг из седьмого корпуса "Золотого  колоса"  деловитый  женский  голос
ответил:
   - Опрятин? Минуточку... Инициалы?.. Да, есть.  Опрятин  и  Бугров.  Сто
тринадцатый номер.
   Посыпались гудки отбойного зуммера.
   - Здорово! - Николай хохотнул. - Живет в седьмом корпусе, напротив нас,
а мы и не знали.
   Привалов закрыл "Эйнштейна", посмотрел на часы.
   - Половина девятого. Рановато, пожалуй, звонить...
   Он подошел к окну. На улице вихрилась белая метель. Было еще  темно,  в
окнах гостиничного корпуса напротив горел свет.
   - Впрочем, он не из лежебок. - И Привалов  решительно  набрал  номер  и
попросил дежурную по этажу вызвать Опрятина.
   Некоторое время он ждал. Услышав ответ, оживился:
   - Николай Илларионович? Рад приветствовать вас в Москве...  Привалов...
Да, и более того: живу тоже в "Золотом  колосе",  по  соседству...  Откуда
узнал? - Привалов запнулся на секунду. - От общих знакомых.
   Он сказал, что хотел бы поговорить об  одном  важном  деле,  и  Опрятин
ответил, что будет рад встретиться, только попозже:  он  должен  ехать  по
делам. Они договорились встретиться в двенадцать в вестибюле метро "ВДНХ".
   - Прекрасно! - Привалов положил трубку. - В  час  у  меня  совещание  в
Главнефтеспецмонтаже - как раз успею. А пока приведу в порядок записи. Вы,
Коля,  поезжайте  в  управление,  пробейтесь   к   Бубукину   и   проявите
настойчивость. Сегодня проект приказа должен быть завизирован.
   Николай горестно вздохнул. Он не любил ходить  в  управление.  Тамошние
нескончаемые  коридоры  угнетали  его  и  вызывали  в  памяти  строчки  из
Багрицкого:

   Ой, чумацкие просторы -
   Горькая потеря!
   Коридоры в коридоры,
   В коридорах двери...

   - И вот что еще, - сказал Привалов. - Закажите себе билет на среду.
   - Себе? А вам?
   - Мне придется на несколько дней задержаться.  С®езжу  в  Подольск,  на
завод, - там полно наших заказов.
   - Хорошо, Борис Иванович. Придется на городскую станцию... По  телефону
только за пять дней, а среда послезавтра...


   К полудню метель немного утихла, но все же  мело  еще  порядочно.  Пока
Привалов, придерживая на голове папаху, шел  по  дорожке  меж  сугробов  к
проспекту Мира, его основательно залепило снегом.
   Перейдя проспект,  он  вошел  в  вестибюль  метро.  Его  обдало  теплым
электрическим ветром. Очки запотели. Борис  Иванович  снял  их  и  протер.
Восстановив остроту зрения, он огляделся и почти  сразу  увидел  Опрятина,
только что сошедшего, с эскалатора.
   Опрятин был в элегантном пальто с меховым воротником и пыжиковой шапке.
Он устремился к Привалову и поздоровался  с  ним,  как  показалось  Борису
Ивановичу, с преувеличенной радостью.
   - Как приятно встретить в московской сутолоке земляка! -  Он  энергично
потряс руку Привалова. - Очень, очень рад, Борис Иванович!
   "Что  это  с  ним?  -  удивленно  подумал  Привалов.  -  Всегда   такой
сдержанный... Впрочем, земляка и впрямь приятно встретить".
   Они отошли в сторонку. Обменялись обычными при таких встречах  фразами.
Потом Опрятин спросил, как бы между прочим:
   - Что говорят в академии о записках Матвеева?
   - Пока изучают их. Кстати: высказывается предположение,  что  до  наших
дней дошли не только записки.
   - Что же еще? - Опрятин насторожился.
   - Матвеевский нож.
   - Вы верите в индийские сказки?
   Привалову не понравилось это. К чему увертки? Он решил идти напрямик.
   - Николай Илларионович, мы знаем, что  матвеевский  нож  был  у  вашего
сотрудника Бенедиктова. Потом вы искали  его  в  море,  на  месте  падения
женщины с "Узбекистана". Если вы нашли нож,  то  в  академии  с  интересом
послушали бы ваше сообщение. Вы же серьезный ученый и  понимаете  значение
для науки...
   - Это и есть дело, по которому вы хотели со мной  говорить?  -  прервал
его Опрятин. Теперь от него веяло холодом,  радостного  оживления  как  не
бывало.
   - Да, по этому делу.
   - Вас неверно информировали, - ледяным тоном сказал  Опрятин.  -  Я  не
имею ни малейшего представления о ноже.
   - Позвольте, но вы искали...
   - Мои "розыски", как вы говорите, в море  связаны  только  с  проблемой
уровня Каспия. Больше ни с чем. Что касается Бенедиктова, то  он  ведет  у
нас в институте определенную работу, а чем занимается в неслужебное время,
не знаю.
   Это была отповедь. Вежливая, но решительная. Привалову  стало  неловко:
действительно, какие основания были у него для подобного разговора? Письмо
Костюкова? Болтовня какой-то вздорной "дяди Вовиной супруги"?..
   - Извините, - сказал он. - Видимо, меня неправильно информировали.
   - Да, неправильно. - Опрятин вдруг заторопился,  взглянул  на  часы.  -
Должен вас покинуть, Борис Иванович. Дела! - Он улыбнулся  одними  губами,
пожал Привалову руку и быстро пошел к выходу.
   Привалов озадаченно посмотрел ему вслед.
   Если бы он знал, что в  эту  самую  минуту  Опрятин,  идя  по  дорожке,
протоптанной в снегу, и заложив  руку  за  пазуху,  нащупывает  в  кармане
рукоятку матвеевского ножа!


   Проведя несколько томительных часов в  управлении,  Николай  поехал  на
Курский вокзал.
   У касс предварительной продажи было много народу. Николай стряхнул снег
со шляпы и подошел к хвосту очереди.
   - Кто последний?
   Приземистый гражданин в коричневом кожаном пальто оторвался от газеты и
неодобрительно глянул на Николая:
   - Я крайний. Только не лично. Лично за мной занимала гражданка... -  Он
осмотрелся. - Вон она, в черной шубе. Будете за ней.
   Николай мельком взглянул на гражданку в черной шубке и  белой  шапочке.
Она стояла спиной к нему у киоска "Союзпечати".
   Кожаное пальто, простуженно потягивая носом, углубилось в международное
обозрение. Николай, пользуясь преимуществом роста, от нечего  делать  стал
просматривать   через   плечо   гражданина   газетные    заголовки.    Его
заинтересовала заметка о выставке "Трофейная техника шпионажа и диверсий",
открытой недавно после ремонта. В  заметке  описывались  новые  экспонаты.
Остатки  самолета-разведчика  одной  заморской  державы,  сбитого   нашими
летчиками...  Бесшумные  пистолеты...  Портативные  рации...   Отравленная
булавка... Оборудование итальянского  диверсанта  из  пресловутой  Десятой
флотилии, который погиб в 1942 году в одном из Каспийских  портов,  -  его
тело было  случайно  найдено  в  прошлом  году  в  подземелье.  Диверсант,
очевидно, принадлежал к ордену иезуитов, так  как  носил  на  шее  толстую
пластинку с выгравированными начальными буквами...
   Что такое?.. Николай  подался  вперед  и  впился  взглядом  в  петитные
строчки.
   "...Начальными буквами девиза иезуитов "AMDG"...
   Кожаное пальто раздраженно сказало:
   - Не люблю, молодой человек, когда мне в ухо дышат.
   - Извините, - пробормотал Николай  и  кинулся  к  газетному  киоску.  -
"Московскую правду", пожалуйста.
   Он схватил газету и тут же, у прилавка "Союзпечати", стал  перечитывать
про итальянца.
   Вдруг он почувствовал чей-то пристальный взгляд. Досадливо покосился на
соседку - ту самую, в черной шубке. И даже головой дернул, как от удара  в
челюсть: рядом с ним стояла Маргарита Павловна.
   - Вы... вы в Москве? - растерянно сказал он.
   - Как видите. - Она пристально смотрела  на  него,  глаза  у  нее  были
невеселые.
   - А я в командировке... - Николай кашлянул и начал складывать газету.
   "Дурак!  -  выругал  он  себя.  -  Очень  ей  интересно,   что   ты   в
командировке..."
   - Вы едете домой? - спросила Рита, наблюдая за нервными движениями  его
пальцев.
   - Да. Хочу на среду взять билет. А вы?
   - Завтра уезжаю.
   Николай сунул многократно сложенную газету в карман. Рита повернулась к
продавщице:
   - Я возьму эти открытки.
   Она отложила пять или шесть открыток с цветными репродукциями.  Николай
рассеянно взглянул на них. Какой-то северный пейзаж. Левитановский "Март".
"Вирсавия". Картинка в билибинском духе: корабль с  выгнутым  парусом,  на
котором изображено солнце, подходит  к  пристани,  где  бородатые  люди  в
длинных кафтанах стоят у пушек, окутанных клубами дыма...
   Он сказал первое, что пришло в голову:
   - "Пушки с пристани палят, кораблю пристать велят".
   - Да. - Рита расплатилась с продавщицей и сунула открытки в сумочку.  -
С детства люблю эту сказку.
   - Я тоже, - сказал Николай. - Когда-то в детстве  я  перерисовывал  эту
картинку.
   - Перерисовывал? - Рита резко повернулась к нему и посмотрела в упор. -
А рисунок никому не дарили?
   У Николая перехватило дыхание. Во все глаза он смотрел  на  это  милое,
переменчивое, вопрошающее  лицо  -  и  вдруг  увидел...  Проступили  давно
знакомые черты... задорный нос,  обсыпанный  веснушками,  озорная  улыбка,
желтые воинственные косички...
   - Желтая Рысь? - прошептал он.



        10. "КЛЮЧ ТАЙНЫ" ИСЧЕЗАЕТ И СНОВА ПОЯВЛЯЕТСЯ МАТВЕЕВСКИЙ НОЖ

                                         Черный крест на груди итальянца,
                                         Ни резьбы, ни узора, ни глянца...
                                         Молодой уроженец Неаполя!
                                         Что оставил в России ты на поле?
                                                    М.Светлов, "Итальянец"

   Что делала Рита в Москве?
   Подруга встретила ее на вокзале и привезла к себе. В тот же  день  Рита
отправилась  на  Пироговскую  и   записалась   на   прием   к   известному
профессору-невропатологу. Профессор принял ее через два дня и  внимательно
выслушал взволнованный Ритин рассказ.
   - Специальный курс лечения, - сказал он. - Только  это  поможет  вашему
мужу. Курс нелегкий и длительный, но в кем единственное спасение. У вас  в
городе успешно практикует доктор Халилов, мой ученик.  Вы  должны  убедить
мужа лечь к нему в больницу. Дело в том, что закон  разрешает  лечение