не позвал? - крикнул Федор.
   - В тебе нет надобности, когда машина построена. - В голосе Лал  Чандра
уже не было обычной ласковости.
   Федор сгреб брахмана за ворот и затряс его.
   - Я тебе не раб, а российского флота поручик! - бешено приговаривал  он
по-русски, как всегда, когда забывался. - Душу вытряхну вон!..
   Лал Чандр закричал. На его гортанный вскрик обернулись  люди.  Побросав
свои дела, накинулись на Федора. Федор  яростно  отбивался.  То  один,  то
другой индус, непривычный к кулачному  бою,  валился  наземь,  но  тут  же
вскакивал и снова кидался.
   Лал Чандр, пригнувшись, выскочил в  низкую  дверь.  Федор  вырвался  из
цепких рук нападающих, кинулся за ним. Брахман заметался,  длинная  одежда
мешала ему. С минуту, как в  детской  игре,  они  кружили  вокруг  грозной
богини, меняя направление.
   Замелькали факелы. С полдюжины индусов снова накинулись на  Федора.  Но
он опять вырвался и, прыгнув, поймал Лал Чандра за рукав. С наслаждением с
маху ударил его по скуле. Брахман, кувыркнувшись, свалился в бассейн.
   Последнее ощущение - туго перехваченное горло. Федор захрипел...
   Очнулся он у себя в комнате. Голова гудела от боли, ныли  суставы  рук.
Пошатываясь, Федор подошел к двери, рванул...
   Дверь была заперта снаружи.


   Надежды на освобождение не было.
   Дважды в день ему приносили скудную пищу. Люди Лал Чандра сторожили его
крепко. Близилась развязка...
   Однажды вечером Федор, сидя на полу перед низеньким столиком, при свете
масляного светильника разбирал свои заметки. Начал он их писать давно, еще
по пути в Индию. Да что толку от  этих  заметок,  если...  Федор  тоскливо
оглядел полутемную сводчатую комнату. На вырваться отсюда.
   Он закрыл глаза, уронил голову в ладони...
   Заснуть  бы  здесь,  а  проснуться  в  тесной  каюте,  услышать   скрип
переборок, рокотание роульсов под канатами, топот  босых  ног  по  палубе,
боцманские крики: "Всех наверх, фордевинд ворочать!.."  Увидеть  в  оконце
зеленое бескрайнее море и белых чаек...
   Вдруг в  комнату  упал  камешек.  Федор  вздрогнул,  вскочил  на  ноги.
Откуда-то сверху донесся неясный шорох. Федор  поднял  глаза  и  увидел  в
полутьме  смуглую  обнаженную   руку,   просунувшуюся   в   вентиляционное
отверстие.
   "Началось, - подумал он тревожно. - Змей ядовитых через дыру  набросают
или ядовитого зелья насыплют..."
   - Оэй, Федор! - раздался тихий оклик.
   У Федора отлегло от  сердца:  он  узнал  голос  Рам  Даса.  Как  же  он
пробрался узким лазом? Кирпичи расковырял, должно быть...
   Федор залез на столик и, дотянувшись, пожал мускулистую руку,  торчащую
из отверстия.
   - Подай голос, - сказал невидимый за стеной Рам Дас.
   - Да я это, кому здесь еще быть! Слушай, Рам Дас... -  И  Федор  быстро
стал рассказывать о случае в башне.
   - Как ты сказал? - перебил его Рам Дас. - Брахман  бесплотен?  Проходит
сквозь стены?..
   - Да.
   - Ты видел это своими глазами?
   - Видел...
   - Неужели их боги так сильны? - В голосе  Рам  Даса  Федору  послышался
страх.
   "Все погибло, - подумал Федор в отчаянии. -  Одна  была  надежда  -  на
сикхов. А теперь увидят они на празднике такое чудо - разве устоят?.."
   - Слушай, Рам Дас! Это еще не все...
   И Федор торопливо досказал о том, как старик сделал  бесплотным  клинок
его ножа.
   - Ты говоришь, этим ножом можно поразить Бестелесного? - донесся глухой
голос Рам Даса.
   - Да! Да! Он у старика за окном. Достань его, Рам Дас!
   - К нему трудно пробраться, его крепко  караулят...  Слушай!  Я  сделаю
все, чтобы тебе помочь. Но ты... Будь готов ко всему. Прощай, мне пора!



        12. ПАЛОМНИКИ СТЕКАЮТСЯ К ХРАМУ КАЛИ. ПРАЗДНЕСТВО НАЧАЛОСЬ.
        КОЛЕСНИЦА ДЖАГГЕРНАУТА. МОЛНИИ В ХРАМЕ. МАХАТМА АНАНГА.
        "ПУСТЬ ЧУЖЕЗЕМЕЦ УМРЕТ!" КОНЕЦ БЕСТЕЛЕСНОГО

                                       Гой, Малюта, Малюта Скуратович,
                                       Не за свой ты кус принимаешься,
                                       Ты этим кусом подавишься!
                                           А.К.Толстой, "Князь Серебряный"

   По дорогам шли и ехали люди. С юга, из Гуджрата и Раджпутаны, с севера,
от подножия горных хребтов, с востока, из Лахора и Дели, стекались  они  к
безымянному притоку Инда, где совершалось чудо.
   В этом краю, где живут вероотступники  сикхи,  отрицающие  богов,  боги
решили напомнить людям о себе. И богиня  любви  и  смерти,  грозная  Кали,
проявила в заброшенном с давних лет храме невиданную силу...
   Так говорили паломникам приветливые люди  на  перекрестках  дорог  и  в
попутных деревнях.
   Они раздавали  пищу  и  указывали  дорогу.  Молитвенно  закатив  глаза,
рассказывали, как некий пандит постиг высшие учения. Отказавшись от  тела,
он сохранил видимость и поэтому получил имя Махатма Ананга - "великая душа
без плоти".
   Нашептывали у дорожных  костров,  как  Махатма  Ананга,  собрав  верных
учеников, через близкую людям Кали просил  богов  ниспослать  согласие  на
землю, раздираемую смутами.
   И боги дали знамение. Когда в храм Кали внесли тело одного из  учеников
Махатма Ананга, ушедшего из жизни ради высшего знания, - богиня не приняла
его смерти.
   И вот уже много дней тело праведника лежит у ног властительницы жизни и
смерти и трепещет, ибо Кали не принимает его смерти.
   Но так как богиня ведет точный счет родившимся - пришедшим из  прошлого
перевоплощения, и умершим - ушедшим  в  перевоплощение  следующее,  то  за
возврат жизни праведнику ей в жертву должна быть  принесена  другая  жизнь
[человеческие жертвы Кали прекратились лишь  в  начале  XIX  века;  мелких
животных приносят ей в жертву и в наши дни].
   И уже назначен день жертвоприношения, когда грозная Кали  вернет  жизнь
праведнику и всенародно явит могущество старых богов.
   Паломники шли тесными толпами. Отстать было опасно: неуловимое братство
тугов-душителей уже послало людей на торжество в честь своей богини.


   Толпы народа окружили храм. Ложбина между храмом и берегом  речки  была
густо покрыта палатками и шалашами.
   В стороне от всех, ниже по течению речки, расположились неприкасаемые.
   Яркое солнце освещало пеструю картину - белые одежды мужчин  и  цветные
покрывала женщин, бронзовые лица  и  тела,  полосатые  шатры  торговцев  и
бесчисленные повозки.
   Говор, крики, детский плач, рев  быков,  выкрики  торговцев,  заунывные
звуки пунги - дудочек заклинателей змей - все это слилось в нестройный гул
и заглушило рокот воды в желобе.
   В храм пока не пускали. Но оттуда доносилась ритуальная музыка, и в его
широком преддверии храмовые танцовщицы - девадаси - изгибали  в  культовых
танцах свои гибкие смуглые тела, блестящие от душистого масла.
   То и дело из храма выходили брахманы  с  перевязью  из  тройного  шнура
через левое плечо  -  знаком  высшей  касты.  Они  благословляли  народ  и
совершали помазание "белой землей": смесью из разведенной на рисовой  воде
пыли, растертого  сандалового  дерева  и  помета  священного  животного  -
коровы.
   Суровым жителям северо-запада раздавали южные  редкости  -  жевательную
смесь плодов арековой пальмы, листьев бетеля и жженой устричной  скорлупы;
эта жвачка глушила голод и окрашивала слюну в кроваво-красный цвет.
   Раздавали "освободителя грехов"  -  настой  дурмана,  освобождающий  на
время от рассудка и памяти, и "слезы забвения" -  приготовленный  из  мака
напиток. Особенно щедро раздавали бханг - напиток из сока нежных  верхушек
индийской конопли, смешанного с настоем мускатного ореха и гвоздики.
   Бродили в толпе смуглые жители Раджпутаны с  бородами,  зачесанными  за
уши. Бойкие, верткие торговые люди с юга  продавали  фрукты,  украшения  и
тайные лекарства: целебную нафту из далекого Бад-кубэ [Баку (иранск.)] для
лечения кожных  болезней,  толченый  носорожий  рог  -  средство  от  всех
болезней, и многое другое.
   Тучи мух висели над становищем паломников. Запах душистой мази -  нарда
- смешивался с  запахами  пищи,  людского  и  бычьего  пота,  благовонными
курениями, дымом костров и полынным духом наркотиков.
   Возбуждение толпы нарастало. Люди требовали чудес.
   В   полдень   из    ворот    храма    выкатили    огромную    колесницу
Джагганахта-Джаггернаута - владыки мира Вишну в воплощении Кришны.
   Статуя из дерева, облицованного слоновой костью, ослепительно  блестела
на солнце. Впрягшиеся в колесницу люди медленно катили  ее  по  каменистой
дороге. Они не чувствовали тяжести: дурманные напитки  и  курения  сделали
свое дело. Они хрипло выкрикивали молитвы, их глаза лихорадочно блестели.
   Толпа бесновалась. Каждый хотел дотронуться до колесницы. Многие,  кому
не удалось протолкаться к святыне, в исступлении наносили себе раны -  кто
ножом, кто острым камнем.
   И уже кто-то, обезумев, кинулся под огромное колесо, усаженное  шипами.
За ним второй, третий... Еще... Вокруг - орущие перекошенные  рты...  Ведь
смерть под колесницей Джаггернаута  -  это  немедленное  перевоплощение  в
высшем образе. Пока изнуренное тело крестьянина, обремененного  долгами  и
голодной семьей, корчится в  предсмертных  судорогах  под  широким  ободом
колеса, душа его  может  перебраться  в  тело  новорожденного  младенца  в
богатом брахманском доме...
   Описав круг по границе лагеря, колесница вернулась во двор храма.
   Понемногу дикое возбуждение стало спадать. Усталые люди валились с ног,
заползали в палатки, в тень повозок. Лагерь паломников на время утих.
   Бородатые  сикхи  в  тюрбанах  не  принимали  участия   в   праздничных
безумствах. Они расположились особняком и, казалось, чего-то выжидали.  На
них, вероотступников, смотрели косо,  но,  зная,  что  сикхи  не  признают
ахинсы - непротивления злу, - остерегались и держались подальше.
   Вечером вспыхнули огни многочисленных костров. Люди совершали  вечерние
омовения и варили пищу. Прислужники храма раздавали рис и страшную  жидкую
смесь опиума с бхангом.
   Возбуждение, еще более сильное, чем днем, снова охватило толпу.
   В храме ударили бубны.  Вышел  брахман,  об®явил,  что  вход  разрешен.
Орущая толпа повалила в храм, заполняя гигантский зал и все переходы. Лишь
верхние галереи, полукольцом окружавшие зал, были пусты: туда не пускали.
   На  небольшой  площадке  между  бассейном  и  статуей  Кали  двенадцать
девадаси склонились перед богиней. Смуглые тела танцовщиц были  неподвижны
- лишь кисти рук и пальцы в непрерывном движении следовали ритму бубнов.
   Сумеречно было в храме. Масляные  лампы  бросали  дрожащие  отсветы  на
зловещие лики богини, на ожерелье из человеческих черепов на ее  бронзовой
шее, на  пояс,  изображавший  переплетение  отрубленных  рук.  Красноватым
блеском светились рубины в ее глазных впадинах.
   У ног богини лежало человеческое тело - его очертания смутно рисовались
под белым покрывалом.
   Вдруг звуки бубнов оборвались.  Девадаси,  не  поворачиваясь  к  богине
спиной, скрылись за боковыми колоннами.
   На освободившееся место вышел дородный высокий  брахман.  Выждал,  пока
стихнет шум, и сказал звучным голосом:
   - Люди, сегодня неприкасаемые удостоятся зреть чудо  вместе  с  вами  -
такова воля богов. Расступитесь и дайте  им,  не  тронув  вас,  пройти  на
верхние галереи. Когда все будет кончено - они уйдут позже вас,  и  вы  не
будете осквернены. Расступитесь!
   - Махадео! - ахнул кто-то.
   Толпа покорно расступилась.
   Неприкасаемые, плотно прижав руки к бокам, чтобы занимать меньше места,
сдерживая дыхание, шли по освободившемуся проходу к лестнице,  ведущей  на
верхние галереи. Непривычно сытно накормленные, они были опьянены сытостью
не меньше, чем бхангом. А то, что они вместе со  всеми  допущены  в  храм,
было для них уже чудом.
   Три девушки обрызгали водой проход,  которого  касались  нечистые  ноги
неприкасаемых, и забросали его  мокрым  пометом  священной  коровы.  Затем
нежными ладонями, окрашенными хной в огненный цвет, они растерли помет  по
мокрым каменным плитам и засыпали лепестками роз  и  цветов  чампака  [как
говорят путешественники, этот неприятный способ, о котором упоминается еще
в отчетах Васко да Гамы,  придает  деревянным  полам  долго  сохраняющийся
блеск; португальцы, жившие в Гоа, переняли у индусов этот обычай].
   Обряд очищения был окончен, и проход исчез - толпа снова заполнила его.
   Огромный храм вместил всех, только груды  обуви  остались  снаружи,  во
дворе.
   Сикхи входили последними и расположились вдоль стен: никто  из  них  не
углубился в толпу.
   - Братья, не удивляйтесь ничему, что увидят  ваши  глаза,  -  возвестил
брахман, - и храните спокойствие, ибо каждый  имеет  свою  карму,  а  боги
всемогущи. Вознесем же моления великой Кали,  да  предстанет  она  за  нас
перед Тримурти! Пусть боги явят нам чудеса, чтобы укрепить нашу веру!
   В мертвой тишине раздался легкий треск. В треножных  чашах,  окружавших
пьедестал богини, внезапно вспыхнуло  пламя.  Шепот  удивления  прошел  по
толпе.
   Под звуки, бубнов снова  выплыли  девадаси.  Плавно  раскачиваясь,  они
грациозными движениями кистей рук всыпали что-то в огонь.
   Из треножников повалил густой благоуханный дым.
   Когда танцовщицы скрылись, брахман молитвенно сложил ладони и обернулся
к статуе.
   - О могущественная, черноликая, попирающая обезглавленных! -  заговорил
он.  -  Ты,  единственная,  кто  может  предстать  за  своих  детей  перед
Разрушителем! Ты, противоборствующая темным духам, отрубающая их тянущиеся
руки! Яви нам свою  волю,  ибо  через  тебя  повелевают  нами  Созидающий,
Охраняющий и Разрушающий! Даруй нам жизнь или благостное перевоплощение!
   Гул громовых разрядов заглушил его речь. Из заостренных пальцев грозной
богини, из острых  сосков  ее  грудей,  из  стрельчатых  ресниц  вырвались
ослепительные молнии. Сквозь клубы дыма они ударили в толпу.


   Ужас охватил людей. С криками, давя друг друга, бросились они к выходу.
Но выход был прегражден: из бронзовых копий, украшавших  входную  арку,  с
треском вырывались голубые пучки молний...
   Снова загремел голос брахмана:
   - Маловерные, чего испугались вы? Не говорил ли я, что вы увидите  волю
богов?
   Молнии потухли. Люди перестали метаться. Теперь они робко жались друг к
другу. Воцарилась тишина. И вдруг в разных местах послышались выкрики:
   - Смотрите, люди, он мертв!..
   - Смотрите, здесь тоже!..
   - Смерть вошла в храм!
   Тут и там под ногами толпы лежали трупы пораженных молнией.
   - Чего испугались вы, маловерные? - крикнул брахман.  -  Разве  бегство
избавит вас от воли богов? Разве смерть из рук Кали  не  дарует  избранным
лучшее перевоплощение? Молитесь, просите богиню о ниспослании прозрения!
   Насколько позволяла теснота, люди пали ниц, молитвенно сложив ладони.
   - А теперь, -  продолжал  брахман,  -  смотрите!  Сам  Махатма  Ананга,
человек без плоти, явится вам!
   И брахман отступил в сторону, сложив ладони перед лицом.
   Вздох изумления пронесся по храму: из пьедестала богини, как бы  пройдя
сквозь него, вышел человек в длинной белой одежде, со сверкающими  глазами
[для этого в глаза пускали несколько капель  сока  растений  из  семейства
пасленовых,  содержащих  атропин;  в  Европе  еще  в  те   времена   дамы,
отправляясь на бал, придавали блеск глазам именно таким способом;  поэтому
наиболее часто встречающийся вид  этого  растения  называется  "прекрасная
дама" - "belladonna"; у нас известно  под  названием  "красавка",  "сонная
одурь", "бешеная вишня"; применяется в медицине]. Он молча  простер  руки,
благословляя паломников, и направился прямо  в  толпу.  Люди  расступались
перед ним, но Махатма Ананга не нуждался в проходах. Он шел сквозь  толпу,
сквозь людей -  и  люди  поняли,  что  он  бесплотен.  Некоторые  пытались
схватить полы его одежды, чтобы поцеловать их, но пальцы проходили  сквозь
ткань, как через воздух.
   Вопли благоговейного ужаса раздались под сводами  храма.  Люди  падали,
целуя места, к которым прикасалась стопа Бестелесного.
   Пройдя сквозь потрясенную толпу, Махатма Ананга  поднялся  на  галерею,
набитую неприкасаемыми. Так же молча прошел он  сквозь  оскверняющие  тела
париев и снова спустился вниз, к пьедесталу богини.
   Властное движение руки. Тишина. Бестелесный заговорил:
   -  Боги  даровали  мне  освобождение  от  плоти,  угнетающей  людей.  Я
бесплотен и непоражаем оружием. Я не нуждаюсь в пище и питье, но я жив,  и
дух мой не перевоплощен! Вот что даруют боги тем, кто свято соблюдает свою
дхарму. А как живете вы, погрязшие в заботах о своей  жалкой  оболочке,  о
своем теле? Горсть риса для вас дороже нирваны!..
   Он говорил долго. Он гневно осудил тех,  кто  грядущим  перевоплощениям
начал  предпочитать  скудные  блага  этой  жизни.   Неприкасаемые   должны
прекратить переход в магометанство и христианство: боги не прощают измены.
Вероотступники  сикхи  не  смирились,   они   хотят   завладеть   землями,
принадлежащими, по воле богов, махараджам.  Пусть  они,  пока  не  поздно,
раскаются и вернутся к древней вере, иначе боги  так  покарают  их  и  тех
маловерных, кто идет за ними, что и следа от них не останется. Ибо  долгое
терпение богов дошло до предела.  Боги  разгневаны.  Через  него,  Махатма
Ананга,  решили  они  проявить  свою  волю   и   наказать   непокорных   и
отступников...


   А за стеной, в машинном помещении, томился Федор Матвеев. Он был крепко
привязан за руки к кольцам, вделанным в стену.
   Мерно крутились, гудели огромные диски. Лал Чандр  стоял  у  смотрового
отверстия, наблюдал за ходом событий в  зале.  Время  от  времени  он,  не
оборачиваясь, бросал несколько слов, и его помощники, повинуясь  командам,
передвигали медные засовы - открывали и закрывали путь тайной силе.
   По этим переключениям Федор представлял себе, что происходит  в  храме.
Он слышал рев толпы и крики ужаса. Народу показывали чудеса...
   Итак, он своими  руками  воздвиг  эти  машины,  которые  испепелят  его
молниями... Где-то там, в зале, - друзья сикхи. Но что они смогут сделать,
затерянные  в  раз®яренной  толпе?  Да  и  сами  они,  увидев   чудо,   не
преклонились ли перед брахманами?..
   Двое факиров подошли к Федору, отвязали его и, схватив под руки, вывели
через низкую дверцу в зал.
   И вот он стоит лицом к лицу с Бестелесным. А там,  за  бассейном,  море
голов, злобные улыбки, ненавидящие глаза...
   - Этот жалкий чужеземец хотел лишить меня жизни, - презрительно  сказал
Бестелесный. - Он не знал, что одни боги могут это сделать. Дайте ему нож,
пусть он снова попробует пронзить мое тело.
   Глухой рокот прошел по толпе. Один из факиров,  осклабившись,  протянул
Федору нож. Федор оттолкнул его руку, и клинок со звоном упал на  каменные
плиты.
   "Эх, если бы мой нож, что у старика спрятан! - тоскливо подумал  Федор.
- Да уж, видно, не судьба... Читай молитвы, флота поручик..."
   Бестелесный крикнул что-то, чего Федор не понял, и толпа  ответила  ему
яростным ревом. В первых рядах потрясали кулаками. Дай волю -  прыгнут  на
него, Федора, вмиг растерзают...
   - Снимите покрывало, - приказал брахман.
   Теперь все увидели обнаженный человеческий труп, лежавший  у  бронзовых
ног богини.
   С треском вырвались молнии из пальцев Кали, и...
   Вопль ужаса раздался в храме, и гулкое эхо многократно  повторило  его.
Мертвец ожил. Он бился и трепетал у ног грозной богини.
   - Смотрите, люди! - закричал Бестелесный. - Богиня не принимает  смерти
моего лучшего ученика. Он - между жизнью и смертью,  время  перевоплощения
для него еще не настало! Но за возврат его к жизни Кали требует жертвы!
   К бассейну подошли один за другим двенадцать рабов. Каждый из  них  нес
на плече кувшин, каждый вылил в воду что-то густое, темное, пахучее.
   - Мы принесли тебе в жертву драгоценное масло,  -  обратился  к  богине
Бестелесный. - Примешь ли эту мирную жертву?
   Послышалось  глухое  клокотание.  Вода  в  бассейне   закипела.   Масло
собралось в темный ком и вдруг дл