да с пушками... И как князь согласился войско  делить?  Может,
поврежден в уме был после смерти княгини с дочками... Верно, крепко  любил
Марфу Борисовну, с того и тронулся. Кто знает?.. Вот и я - как про Бхарати
подумаю - голова кругом идет..."
   Вдруг  до  Федора   донеслись   какие-то   голоса.   Он   насторожился,
прислушался. Говорили на том непонятном для него наречии, каким Лал  Чандр
об®яснялся с факирами.
   Он хорошо различил знакомый  ласковый  голос  Лал  Чандра.  Иногда  его
перебивал  другой  голос  -  властный,  резкий,  угрожающий.  Федор  сразу
припомнил: это голос того брахмана,  который  сегодня  пробовал  дурманить
его, Федора, колдовским взглядом, а потом был при опыте с водой,  огнем  и
маслом. Видать, знатная в этих местах персона...
   Третий голос был Федору незнаком. Он раздавался реже других двух  и  на
все речи брахмана отвечал одной и той же фразой, не меняя тона.
   Федор понял, что голоса раздаются из  окна  верхнего  этажа  затейливой
башни, что возвышалась над центральным залом, над домашним алтарем Кали.
   Башня - четырехугольная  уступчатая  пирамида  -  была  густо  украшена
скульптурными изображениями слонов,  лошадей  и  многоруких  богов.  Федор
всегда считал эту башню украшением, так как из дома в нее не было хода. Но
теперь, среди ночи, в ее окне  горел  слабый  свет,  и  голоса  доносились
именно оттуда...
   Будто кто подтолкнул Федора. Он перескочил через подоконник  к  себе  в
горницу, достал спрятанный в постели нож  и  заткнул  его  за  набедренную
повязку. Потом вернулся  на  террасу  и  осмотрелся.  В  углу  двора  была
прислонена к крыше  двухсаженная  рейка,  размеченная  на  футы  и  дюймы,
которой  он  пользовался  в  эти  дни,  готовя  проводку  к  бассейну.  Он
вскарабкался по рейке на плоскую крышу  галереи,  а  оттуда  взобрался  на
крышу дома, повторявшую сводчатые контуры потолков.
   Подойдя к башне, Федор призадумался: светящееся окно было не менее  как
в шести саженях от крыши дома.
   А, была не была!..
   Хватаясь за выпуклые каменные изображения богов и  священных  животных,
Федор карабкался вверх, с уступа на уступ. В темноте безлунной  ночи  вряд
ли кто разглядел бы его белую рубашку на светлой кладке башни.
   Вот и окно. Федор отдышался немного, а потом поднялся чуть выше,  чтобы
заглянуть сверху. Так было лучше: если кто и выглянет из окна, так, верно,
вниз, а не вверх.
   Крепко держась за каменное тело  какого-то  божества,  Федор  осторожно
заглянул в окно.
   Круглая комната была освещена масляной  лампой.  На  устланном  коврами
полу валялись во множестве цветные подушки.
   На  подушках  перед   низеньким   столиком,   заваленным   бумагами   и
пергаментами, сидел величавый  старик.  Его  худое,  изрезанное  морщинами
лицо, обрамленной длинными седыми волосами, было бесстрастно.
   Перед стариком, спиной к Федору, стояли Лал Чандр  и  давешний  знатный
брахман. Теперь уж Лал Чандр не говорил -  кричал  тонким,  злым  голосом.
Второй брахман тоже вызверился  на  старика.  А  тот  знай  себе  спокойно
повторяет одни и те же слова...
   Между тем Федор с любопытством оглядел комнату.  Столы  и  полки  вдоль
стен были уставлены всякой посудой и приборами; в  углу  стояла  небольшая
машина молний...
   Так вот откуда шла мудрость Лал Чандра, догадался  Федор.  Выходит,  не
сам он свои "чудеса" придумал, а держит сего  никому  не  ведомого  старца
взаперти и заставляет его создавать все тайности для своих дел...
   И теперь  брахманы,  видно,  нечто  тайное  выведывали,  да  старик  не
соглашался...
   Резким движением он поднялся с  подушек,  высокий,  худющий,  глянул  с
презрением из-под густых седых бровей и заговорил.  Говорил  он  спокойно,
но, очевидно, что-то неприятное для Лал Чандра и его знатного гостя.
   Когда старик встал, что-то блеснуло за его спиной. Федор  присмотрелся:
из-под пояса старика тянулась тонкая цепочка, конец которой был прикреплен
к кольцу, вделанному в стену.
   Жалость и  гнев  овладели  Федором.  Ворваться  бы  сейчас  в  комнату,
кинуться на мучителей... Рука невольно потянулась к поясу, нащупала нож...
   "Первым того вельможного аспида нежданно ударю, - подумал  он.  -  А  с
Чандром один на один слажу, пес его нюхай!.. А  дальше  что?  Из  дому  не
выберешься, тут их челяди полно. Поди, и в башне караулят..."
   Вельможный индус тихо сказал что-то Лал Чандру. Тот поклонился и  вышел
через маленькую дверь в сводчатом проеме.
   А старик неожиданно прервал на полуслове свою  речь  и  сел  на  место.
Брахман  уставил  на  него  пронзительный  взгляд,  вытянул  вперед  руку,
негромко  произнес  несколько  слов.  Старик  послушно  взял  со   столика
тростниковое  перо,  обмакнул  в  чернила  и  начал  медленно  писать   на
пергаментном листе.
   "Одурманил старика, как давеча меня  хотел,  -  подумал  Федор.  -  Эх,
поддался,  горемычный!..  Угрозой  не  выведали,   канальи,   так   теперь
колдовством берут..."
   Брахман присел на корточки рядом со стариком  и  заглядывал  в  строчки
красивой вязи слогового письма  "деванагари",  где  каждый  знак  означает
целый слог, а слова  выделяются  надстрочными  чертами.  Изредка  он  тихо
говорил что-то, и старик писал - видно, ответы на его вопросы.
   Теперь Федор видел  лицо  брахмана.  Было  заметно,  как  менялось  его
выражение,  когда  он  вчитывался  в  письмена,  тянувшиеся   за   острием
тростинки. Досада и раздражение явственно отразились на этом лице.
   "Ага! - злорадно подумал Федор. - Не то пишет старец, что тебе надобно,
тать  ночная!  Видно,  неведомо  тебе,  какое  вопрошение  сделать,  чтобы
истинный ответ получить. Приказывать-то умеешь, да вот беда -  не  знаешь,
что приказать..."
   Брахман произнес несколько слов, и старик перестал  писать.  Теперь  он
монотонно отвечал на вопросы брахмана. Но, видно,  дело  пошло  еще  хуже.
Вельможный индус зло выкрикнул что-то и встал.
   Короткое приказание - и старик, проведя рукой по глазам, как бы отгоняя
сон, очнулся. Он поспешно взглянул на исписанный листок и засмеялся в лицо
своему мучителю.
   Тогда знатный индус подошел к двери и трижды хлопнул в  ладоши.  Тотчас
вошел рослый факир с кастовым знаком на лбу. Сложив ладони, он  поклонился
брахману. Потом подошел сзади к  старику  и,  вынув  из-за  пазухи  тонкий
шнурок, обвернул его вокруг шеи своей жертвы, старательно продев под седую
бороду. Концы шнурка он обмотал вокруг  кулаков  и,  подняв  правую  ногу,
уперся ступней в спину старика...
   Кровь бросилась Федору в голову. Больше он ни о чем не  думал.  Прыгнул
на подоконник. Еще прыжок - и  его  кулак  со  всего  маху,  снизу  вверх,
обрушился на подбородок палача.
   Подброшенный страшным ударом, факир ударился головой о каменную стену и
без звука свалился навзничь.
   Федор обернулся к брахману и,  выхватив  из-за  пояса  кож,  нанес  ему
короткий удар в грудь...
   Рука Федора вместе с ножом проскочила сквозь грудь  индуса,  как  через
воздух. Не встретив сопротивления, Федор упал, и его тело свободно  прошло
сквозь тело брахмана. Только слабое теплое дуновение ощутил он...  Брахман
был бесплотен!..
   - А-а-а! - закричал  Федор,  не  помня  себя  от  ужаса.  -  Чур  меня!
Оборотень!
   А брахман кинулся к двери.  Не  открывая  ее,  прошел  сквозь  толстые,
окованные железом доски и исчез...
   - Встань, юноша, время дорого,  -  сказал  старик  на  языке  хинди.  -
Понимаешь ли меня?
   Федор, сидя на полу, дико озирался. Его трясло. Поднес дрожащую руку ко
лбу, быстро перекрестился.
   - Встань! - властно повторил старик. - Встань и заложи засов.
   Федор повиновался, бормоча себе под нос: "Чур меня... Чур меня..."
   - Теперь подай мне тот сосуд!
   Федор, как во сне, шагнул к полке, снял с нее сосуд из красного стекла,
подал старику.
   Старик сложил вдвое среднюю часть цепочки  и  окунул  ее  в  сосуд,  из
которого пошел едкий дымок.
   - Убить верховного жреца - большое благо для народа. Но обычное  оружие
бессильно. Если  мы  успеем,  ты  поймешь...  Сейчас  я  сделаю  твой  нож
пригодным...
   Старик вынул  цепь  из  сосуда,  осмотрел  ее  звенья,  ставшие  совсем
тонкими. Сильно рванул. Затем, волоча обрывок цепи, бросился к столу,  где
стояла машина  молний.  Соединил  ее  проволоками  с  несколькими  медными
сосудами, быстро  переставил  какие-то  перекрученные  серебряные  кольца,
опутанные проволокой...
   - Дай твой нож! - скомандовал он.
   Федор стоял, бессмысленно уставясь на машину.  Старик  схватил  его  за
ворот рубашки, сильно встряхнул:
   - Очнись! Очнись! Ты понимаешь меня?
   Федор слабо кивнул.
   - Дай нож!.. Так. Теперь крути!
   Федор завертел ручку  машины.  Брызнули  голубым  молнии.  Старик  ввел
лезвие ножа внутрь одного из колец. Вокруг ножа возникло слабое сияние.
   - Крути быстрее!
   Сияние усилилось и вдруг погасло.
   - Довольно! Теперь возьми нож за клинок.
   Пальцы Федора  прошли  сквозь  клинок,  как  будто  он  был  соткан  из
воздуха... Вскрикнув, Федор отдернул руку. Спотыкаясь,  стал  отступать  к
окну. Пронеси, нечистая сила...
   - Я слышал, ты воин, но  вижу  трусливую  женщину!  -  яростно  крикнул
старик, и этот окрик заставил Федора опомниться. Он несмело  взял  нож  за
рукоятку - она оказалась обыкновенной, твердой. Снова тронул лезвие - рука
свободно прошла сквозь него, пока не уперлась ладонью в рукоятку...
   - Теперь клинок безвреден для всех людей, - сказал  старик,  -  но  для
верховного жреца он смертелен.
   Со двора донесся гул голосов. Федор выглянул в окно и отшатнулся:  двор
был полон людей с факелами.
   - Слушай! - сказал старик. - Пока я храню свою  тайну,  жизнь  моя  вне
опасности. Как бы они ни озлоблялись, они не причинят мне вреда,  ибо  моя
смерть для верховного жреца страшнее, чем его собственная. Не  первый  раз
пугают меня удушением. И тебе, пока  их  замыслы  не  исполнились,  нечего
опасаться: ты им нужен, они не могут строить большие сооружения...
   За дверью послышались шаги и голоса.
   - Запомни, -  быстро  прошептал  старик,  -  только  этим  ножом  можно
поразить верховного жреца. Но сейчас  это  бесполезно.  Ты  поразишь  его,
когда придет нужный час. Спрячь нож за окном, я сумею тебе передать его...
Ты понял меня?
   - Да...
   Федор высунулся в окно и спрятал  нож  в  углублении  каменной  резьбы.
Старик  тоже  выглянул,  нащупал  тайник,  удовлетворенно  кивнул.   Потом
вернулся на свое место и сел на подушки, прикрыв обрывок цепи.
   Внезапно в комнату вошел  сквозь  запертую  дверь  верховный  жрец.  Он
окинул Федора ледяным взглядом, сказал на хинди:
   - Чужеземец, поднимая на меня руку, ты не  ведал,  что  творил.  Только
поэтому я тебя прощаю. Ты сможешь искупить вину лишь полным  повиновением.
А теперь - отвори дверь!
   Федор с ужасом смотрел на  него.  Пересилив  страх,  подошел  к  двери,
отодвинул засов.
   В комнату вошел Лал Чандр, за ним - слуги с факелами. Двое  из  них  по
знаку своего господина вынесли неподвижное тело факира.
   - Ты не знаешь наших обычаев, юноша, - сдержанно проговорил Лал  Чандр.
- Тебя привела сюда твоя карма. Тебе не должно быть дела до  наших  забот,
которые тебе непонятны...
   У Федора все еще тряслись руки. Зло взглянул он на  Лал  Чандра,  хмуро
сказал:
   - А почто меня в плену держите? Наш  государь  не  в  войне  с  Великим
Моголом.
   - Я не знаю, кого ты зовешь Великим Моголом, -  отвечал  Лал  Чандр.  -
Если ты говоришь о том, кто сидит в Дели и дрожит в своем  дворце,  то  он
уже не велик и его царство помещается под его ступнями...  Как  только  ты
завершишь работу, - продолжал он, - мы щедро наградим тебя и  отпустим  на
родину. А теперь иди в свою комнату.
   Так кончилась эта ночь, похожая на дурной сон, -  кончилась  неожиданно
благополучно для Федора.
   А на следующий день Лал Чандр увез его обратно в храм Кали.



        11. ВОДА ПРИБЫВАЕТ. СОГЛЯДАТАИ. ФЕДОР СЛАГАЕТ ВИРШИ. КОЛЕСО
        ЗАВЕРТЕЛОСЬ. "В ТЕБЕ НЕТ НАДОБНОСТИ". ФЕДОР ВЗБУНТОВАЛСЯ.
        СНОВА ПОЯВЛЯЕТСЯ РАМ ДАС

                                    День вчерашний ушел, а завтрашний
                                    день - я не знаю, достигну ли я его...
                                              Ибн Хазм, "Ожерелье голубки"

   Летняя жара стала спадать.  Океанские  муссоны  несли  темные  дождевые
тучи. В горах, у подножия Гималаев, выпали первые дожди.
   Лал Чандр  ходил  озабоченный,  подгонял  строителей:  нельзя  медлить,
вот-вот прибудет вода в речке...
   Рытье обводного канала  заканчивалось.  С  утра  до  вечера  непрерывно
тянулись полуголые люди, несли на головах  корзинки  с  землей.  Федор  не
выдержал: дал Сингху эскиз одноколесной тачки и, когда  она  была  готова,
показал ее Лал Чандру.
   - Смотри, один человек с тачкой свезет вшестеро больше, чем в  корзинке
на голове.
   - Людей надо вшестеро меньше, - ответил Лал Чандр, - но каждому из  них
надо сделать  такую  колесницу.  За  это  придется  платить  плотникам,  а
земленосам я ничего не плачу... Но времени мало - пусть будет по-твоему.
   Плотина, шлюзовый затвор и желоб были готовы и ожидали  только  под®ема
воды в речке.
   Водяное колесо тоже ожидало воды. От колеса  через  отверстие  в  стене
уходили  в  храм,  в  помещение,  примыкавшее  к  главному  залу,  длинные
деревянные валы.
   Федор рассчитал, что водяное колесо будет делать около четырех оборотов
в минуту, а оба параллельных вала,  получающих  от  него  движение,  будут
крутиться в тридцать раз быстрее.
   На каждом валу было насажено по десять двухсаженных дисков  из  дерева,
покрытого  гладкой,  блестящей  коркой  какой-то   редкой   смолы.   Длина
окружности каждого диска составляла примерно шесть с третью сажен. При ста
двадцати оборотах в минуту точка на  окружности  будет  пробегать  полторы
версты в минуту, девяносто верст в час.
   Сколько это будет в секунду? Федор быстро  прикидывал  острой  железной
палочкой на сухом пальмовом листе, связка  которых  -  индийская  записная
книжка - всегда висела у него на поясе.
   Получилось без малого тринадцать сажен в секунду!
   "Не разнесет ли диски?" -  подумывал  Федор.  В  то  время  расчеты  на
прочность еще не были известны, и люди  пользовались  опытными  модульными
соотношениями.
   Часть дисков машины молний была снабжена с обеих сторон пластинками  из
листового золота, по которым скользили щетки из тонкой, золотой канители.
   Каждый из остальных, не имеющих пластинок дисков проходил  между  двумя
кожаными подушками, наполненными  веществом,  состава  которого  Федор  не
дознался. Рычаги с грузами плотно прижимали подушки к дискам.
   В том же помещении, неподалеку от машины,  стояло  двенадцать  огромных
медных бочек.
   Все это соединялось сложным переплетением  канатов,  свитых  из  медной
проволоки и надежно обернутых промасленной тканью.
   В разных местах канаты прерывались медными  засовами  с  рукоятками  из
черного дерева. С их помощью  можно  было  перепускать  тайную  силу  куда
угодно.
   В главном зале  храма,  перед  статуей  Кали,  в  полу  был  квадратный
бассейн, наполненный водой, - сюда были скрытно подведены  медные  канаты,
соединенные с вогнутыми зеркалами.
   Федор зарисовал для себя  паутину  канатов,  тщательно  пометив,  какой
конец куда подходил и прикреплялся.
   А вода в речке прибывала с каждым  днем.  Прегражденная  плотиной,  она
заполнила скалистое  ущелье  и  с  грохотом  низвергалась  через  открытый
водослив.


   После памятной ночи за Федором, не таясь, с утра до  вечера  ходили  по
пятам два здоровенных факира. Ночью они укладывались у дверей его  комнаты
при храме. Нечего было  и  думать  рассказать  Сингху  о  том  бестелесном
брахмане: факиры нагло присаживались рядом на корточки и  слушали  все,  о
чем говорилось.
   Бестелесный... Не  в  дурном  ли  сне  привиделся  он?  Снова  и  снова
вспоминал Федор, как проскочил с ножом сквозь оборотня... Куда ни ступи  -
всюду нечистая сила в этом проклятом краю. Был Федор не  робкого  десятка,
сколько баталий прошел - ни разу не дрогнул. Но тут... Да  кто  не  окажет
конфузии  перед  нечистой  силой?  Разве   что   нехристь,   запродавшийся
дьяволу...
   Вспоминал Федор и другое. Старик в башне... Нож,  на  глазах  у  Федора
ставший бесплотным, яко воздух... Федор пытался  припомнить:  как  же  это
было? Он крутил машину молний, а старик сунул нож в  какие-то  закрученные
проволоки... Машина молний была не  совсем  такая,  как  у  Лал  Чандра...
Вспоминал, как  сквозь  туман,  странные  слова  старика:  мол,  не  может
верховный жрец без меня обходиться... Как понимать? Уж не  сам  ли  старик
сделал того жреца бестелесным?..
   И еще вспоминал испуг на лице Бестелесного, когда  кинулся  на  него  с
ножом. Отчего же было ему пугаться? Может, недавно стал он неуязвимым,  не
привык еще?..
   Кругом шла голова у Федора.
   Непременно надо поведать  сикхам  о  чуде.  Рам  Дас  -  вот  кому  все
рассказать. Но Лал Чандр услал куда-то своего возницу с поручением...
   Эх, зря послушал старика, спрятал тот волшебный нож:  надо  было  тогда
пырнуть ножом Бестелесного, а там будь что будет.
   С Бхарати виделся Федор не часто. А при встречах  -  лишнего  слова  не
вымолвишь: соглядатаи торчали рядом, ушастые, нахальные, только что в  рот
не лезли...
   Как-то Бхарати, выйдя вечером к  речке,  где  они  иногда  встречались,
принесла с собой ситар - индийскую лютню с длинным  грифом  и  навязанными
ладами.
   Она спела ему песню - грустную, протяжную.  Странно  звучал  ее  тонкий
голос, в самую душу западал.
   Федор заинтересовался инструментом. В Хиве, в доме Садреддина, видел он
такой ситар, только там играли на нем смычком,  а  Бхарати  щипала  струны
пальцами.
   - А ну я попробую, - сказал он.
   Провел пальцами по струнам - непривычный  лад.  Перестроив  ситар,  как
лютню, он спел девушке  несколько  русских  песен.  Она  глядела  на  него
темными, широко раскрытыми глазами, улыбалась. Федор обнял  ее  за  плечи,
притянул к себе, шепнул:
   - Любушка ты моя...
   Рядом зашуршало, из-за кустов высунулась лохматая голова.  Федор  резко
встал, плюнул факиру под ноги:
   - Тьфу, послухи треклятые! Креста на вас нет, пес вас нюхай!
   Ситар он унес к себе в комнату. Долго сидел, скрестив ноги, на подушке,
пощипывал струны, складывал и напевал чувствительные вирши:

   Аки Венус ты пригожа
   И зело с ней ликом схожа,
   Зришь судьбу мою злощастну.
   Ах, прегорько мне, нещастну!
   Был пленен в Хиве ордою,
   Ныне ж паки и тобою.
   Ах, судьбина прежестока
   Крепко держит у Востока...

   Вдруг до слуха его донесся мощный  рокочущий  гул.  Федор  прислушался.
Потом отбросил ситар и выскочил из комнаты.  Сторожа,  спавшие  у  дверей,
сразу повскакали и побежали следом.
   Гул шел от желоба. Федор  понял,  что  водяной  затвор  поднят  и  вода
устремилась к колесу.
   Федор вбежал в главный зал храма.  В  темноте  уверенно  нащупал  узкую
дверь за спиной шестирукой богини, шагнул в тайное помещение,  где  стояла
машина  молний.  Увидел  то,  что  ожидал:  диски  вращались  с   огромной
скоростью, издавая мягкий шипящий  звук.  Золотые  пластинки  сливались  в
круги, отражали красноватый свет масляных ламп. Пахло грозовой свежестью.
   У машины возилось человек шесть - все такие, что раньше не  встречались
Федору. Лал Чандр стоял в стороне и наблюдал. Он  не  услышал,  как  вошел
Федор.
   Обида переполнила Федора. Вот оно как! Сколько  трудов  положил  он  на
строение этих махин, сколько всякой всячины придумал,  а  его  не  позвали
даже на пробный пуск колеса. Разве Лал Чандр управился бы без него? Как бы
не так! А теперь, когда дело сделано, не удосужился позвать  его,  Федора,
посмотреть машину в работе.
   И, начисто забыв обо всем, кроме своей обиды, Федор дернул  Лал  Чандра
за широкий рукав.
   Лал Чандр испуганно обернулся.
   - Зачем ты явился сюда?
   - Почему меня