з,  проходя  мимо,  Ольга  Михайловна
поглядывала на него с опаской.
   Гости умылись у колодца, поливая друг  другу  и  перешучиваясь.  Потом,
освеженные, расселись на веранде, и Ольга  Михайловна  поставила  на  стол
тарелки с виноградом и инжиром.
   - Оля, брось хлопотать, потом мы тебе поможем соорудить ужин, -  сказал
Привалов. - Сядь и послушай одну любопытную историю.
   Юра Костюков, сидевший на перилах веранды, сказал нараспев:
   -  Не  лепо  ли  ны  бяшет,  братие,  начати  старыми  словесы  трудных
повестий...
   Борис Иванович жестом остановил его.
   - Еще я хотела вот что сказать, - продолжала  Вяля.  -  Рукопись  очень
пестрая, типичная для петровской эпохи. Этот Матвеев учился, наверное,  до
введения Петром гражданского алфавита, поэтому у  него  часто  встречаются
буквы, из®ятые петровской реформой: иже, омега, пси, кси и другие. Я уж не
говорю о множестве тяжелых церковнославянских слов и  оборотов.  Очевидно,
до Матвеева не дошла ломоносовская "Грамматика" 1757  года.  И  потом:  он
писал гусиным пером, от этого почерк специфичный. Некоторые места рукописи
смутны. Многих технических терминов я просто не поняла.
   В общем,  окончательно,  начисто  прочесть  рукопись  -  это,  конечно,
большая и долгая работа...
   Инженеры выслушали девушку с  уважительным  интересом.  Валю  несколько
смущало внимание к ее скромной особе. Особенно стеснял  ее  Колтухов,  его
немигающий острый взгляд из-под седых бровей.
   Она раскрыла красную папку, осторожно достала рукопись Федора Матвеева,
а вслед за ней стопку исписанных на машинке листков. И вздохнула. И начала
читать.


   Когда Валя закончила, уже стемнело. Легкий вечерний ветерок чуть тронул
листья инжировых деревьев. Где-то залаяла  собака,  и  Рекс  под  верандой
отозвался глухим ворчанием.
   Минуты  две  Привалов  и  его  гости  сидели  молча.   Они   думали   о
необыкновенной жизни флота поручика Федора Матвеева, его живой  голос  так
явственно  донесся  до  них  из  двухвековой  глубины...  Их   взволновала
настойчивая  попытка  этого  сильного,  мужественного  человека  разгадать
страшную тайну, и они  прониклись  уважением  и  сочувствием  к  нему,  не
нашедшему поддержки и, очевидно, не ожидавшему ее.
   - Что ж, Валя, большое вам спасибо, - негромко сказал Привалов.
   Он встал и щелкнул выключателем. Под навесом веранды вспыхнула лампочка
без абажура.
   - Изумительно интересно! - проговорила Ольга Михайловна. - Я прямо вижу
его перед собой. Неужели все это было?
   Колтухов хмыкнул, закурил папиросу и с силой выпустил струйку дыма.
   - Вся эта писанина, - медленно сказал он, - чистейшая ерунда.
   - А по-моему, не ерунда, - возразила Валя, враждебно глядя на  пожилого
инженера.  -  Это  неподдельный  документ  восемнадцатого  века.   Бумага,
чернила, лексика...
   - Да в этом я не сомневаюсь, - прервал ее Колтухов. - Я  допускаю,  что
ваш Матвеев был в Индии и познакомился там с этим нехорошим человеком  Лал
Чандром. А вот насчет Бестелесного - брешет. -  Колтухов  окутался  дымом.
Помолчав, он продолжал: - Все древние путешественники привирали.  Помните,
Лесков о них писал.
   - Да, есть у Лескова такой очерк - "Удалецкие  скаски",  -  подтвердила
Ольга Михайловна.
   - Вот-вот. И Афанасий Никитин наряду с  ценным  фактическим  материалом
всякой небывальщины понаписал. И Марко Поло. Они не только  то  описывали,
что сами видели, но и то, что им рассказывали, тоже за виденное выдавали.
   - Может быть, ты и прав, Павел Степанович, - задумчиво сказал Привалов.
- Но чудится мне, что за этой рукописью - не хитрая усмешка мистификатора,
а человеческий вопль.
   - А еще что тебе чудится? - язвительно спросил Колтухов.
   Привалов не ответил. Он попросил Валю прочесть по оригиналу  то  место,
когда Матвеев в первый раз бросился с ножом на Бестелесного.
   Валя раздельно прочла:
   - "А бил я его ножом противу сердца, и не токмо нож, но рука же  прошла
плоть его, яко воздух, ни мало того знато не было, а он  скоро  ушел  чрез
дощаную дверь, оной не открывши, а  та  дверь  не  мене  двух  дюймов,  да
железом знатно окована..."
   - "Удалецкие скаски"! - проворчал Колтухов.
   Он взял у Вали рукопись, полистал ее. Затем вынул авторучку и  записную
книжку и аккуратно переписал из рукописи с десяток строк.
   -  Мне  все  ясно!  -  заявил  Юра,  спрыгивая  с   перил.   -   Факиры
загипнотизировали Матвеева. Всю эту историю  с  Бестелесным  и  праздником
богини Кали ему внушили.
   - Зачем? - спросила Валя.
   - А черт их знает. Служители культа  всегда  охмуряли  трудящихся,  как
говорил Остап Бендер.
   Колтухов засмеялся дребезжащим смешком и одобрительно посмотрел на Юру.


   Привалов проснулся на рассвете. Ему  было  холодно:  Колтухов,  который
спал рядом с ним, на одном матраце, ночью стянул с него одеяло.
   Борис Иванович попытался было осторожно подтянуть одеяло  на  себя,  но
Колтухов сердито засопел, повернулся на другой бок и подоткнул одеяло себе
под спину.
   - Эгоист! - пробормотал Привалов.
   Он посмотрел в ту сторону веранды, где спали, тоже  на  одном  матраце,
Юра и  Николай.  Ему  показалось,  что  на  подушке  лишь  одна  голова  -
белобрысая, растрепанная. Пошарив на стуле, Привалов нашел очки, надел их,
снова посмотрел. Да, спал один Юра. Николая не было.
   Привалов на цыпочках прошел по скрипучему полу  и  спустился  во  двор.
Песок был холодный, длинные тени деревьев лежали на  нем.  Неяркое  раннее
солнце освещало угол двора.  Там  на  каменном  ограждении  колодца  сидел
Николай, на коленях у него лежала раскрытая красная папка с рукописью.
   - Что-то не спится, - сказал он, пожелав Привалову доброго утра. -  Юра
брыкается во сне, как лошадь.
   - Знаю я, почему вам не  спится.  -  Привалов  зевнул  и  сел  рядом  с
Николаем. - Ну, что скажете? Вчера вы помалкивали весь вечер...
   - Я думаю о матвеевском ноже. - Николай взглянул на Привалова. - Почему
бы нет, Борис Иванович?  Почему  бы  им  не  набрести  случайно  на  схему
установки, которая придавала веществу свойство проницаемости!
   -  Проницаемость...  Это,  Коля,  вы  оставьте.  На  тогдашнем   уровне
знаний...
   - Но случайно, Борис Иванович!..  Ведь  Матвеев  явно  описывает  такую
установку - помните, в башне, у прикованного старика? Правда, видел он  ее
считанные минуты, а описывает очень туманно... Вот послушайте, я нашел это
место. - И Николай медленно прочел: - "Тенета дротяные, аки бы  Архимедова
курвия, суптельно из сребра прорезанная, двух четвертей со  сукрутиною..."
Валя переводит это так: "Паутина проволочная, как  бы  Архимедова  кривая,
тонко вырезанная из серебра спиралью в две четверти". Что за "сукрутина  в
две четверти"? Ведь в эту  "сукрутину"  старик  совал  матвеевский  нож...
Борис Иванович, вот как хотите, а  "сукрутина"  -  это  какой-то  выходной
индуктор высокой частоты!
   Привалов улыбнулся, положил руку на колено Николая:
   - Туман, Коля, туман... Меня в рукописи интересует Другое место:  струя
масла, бегущая сквозь  воду.  Помните  опыт  в  бассейне?  В  этом  случае
установка описана довольно ясно:  крупные  электростатические  генераторы,
включенные параллельно с электролитными конденсаторами  огромной  емкости,
или, как выражается Матвеев, "медными сосудами для копления тайной  силы".
Если у них в самом деле масло струей шло сквозь  воду,  то...  ну  что  ж,
иначе не  скажешь:  значит,  они  решили  вопрос  энергетического  луча  и
усиления  поверхностного  натяжения.   Вот   только   форма   отражателей,
погруженных в бассейн...
   - Форма... - сказал Николай, думая о своем.  -  Форма  индуктора,  черт
побери...
   - Вот что, Коля, - решительно сказал Привалов. - Индусы шли вслепую.  А
мы вслепую не пойдем. Не восемнадцатый, слава  богу,  век  на  дворе.  Нам
нужна теоретическая база. Я вам говорил о своем разговоре с  Багбанлы?  Ну
вот. Кончайте мудрить со спиралями и  вообще  кустарничать.  Надо  собрать
одну установку. Понадобится ваша помощь.
   Николай кивнул.
   - А рукопись? - спросил он.
   - Отправим ее в Академию наук.
   Николай захлопнул папку и встал.
   - Значит, с плеч долой? - угрюмо спросил он и пошел к веранде, длинный,
худой, загорелый.
   Привалов поглядел ему вслед, пожал плечами.
   Между тем проснулся Колтухов - ближайшие окрестности были оповещены  об
этом событии долгим, надсадным кашлем. Вышли из комнаты Ольга Михайловна и
Валя. Долго будили Юру, спавшего крепким младенческим сном.
   После завтрака все отправились  на  пляж.  Шли  кривыми  улочками,  меж
заборов, сложенных из камня. Через  заборы  свешивались  ветви  тутовых  и
инжировых деревьев.
   С ними поравнялся пионерский отряд - загорелые  мальчики  и  девочки  в
белых панамах шагали под резкие звуки горна, под сухой стук барабана.
   Юра расчувствовался.
   - Колька, - сказал он, - помнишь, как мы с тобой  маршировали  по  этим
самым улочкам?
   - Угу, - рассеянно отозвался Николай.
   - Ребята, вы не из лагеря нефтяников, случайно? - крикнул Юра,  подходя
ближе к отряду.
   -  Нет,  -  ответил  толстый  серьезный  мальчик.  -   Мы   из   лагеря
Аптекоуправления.
   - Ну, все равно. - Юру понесло. - Сегодня  вы  управляете  аптеками,  а
завтра будете управлять звездолетами. Пусть бросит в меня камень тот,  кто
не желает первым высадиться на Марсе. Салют будущим космонавтам!
   Пионеры удивленно  смотрели  на  Юру.  Подбежала  вожатая  -  невысокая
девушка в белой майке и финках.
   - Товарищ, в чем дело? - спросила она, строго глядя на Юру снизу вверх.
   - Товарищ Вера, он звал нас  лететь  на  Марс,  -  пожаловался  толстый
мальчик.
   Отряд остановился, барабан и горн умолкли. Пионеры  окружили  Юру  и  с
любопытством слушали.
   - Да, я их звал, товарищ Вера, - сказал Юра. - Конечно, не сию  минуту.
Но  кто  будет  хорошо  знать  физику  и  математику,  кто  будет   делать
физзарядку, чтобы получить такие мускулы, как у меня, - тот полетит! - Юра
подтянул сжатые кулаки к плечам и поиграл мышцами. - Потому  что  люди  со
слабой мускулатурой не смогут носить космический скафандр,  -  вдохновенно
продолжал  он,  -  а  люди  со  слабыми  знаниями  не   смогут   управлять
звездолетом. Развивайтесь гармонично, как древние греки, которые  говорили
про некультурного человека: "Он не умеет ни читать, ни плавать". Ведите их
на пляж, товарищ Вера! Пусть они плавают и решают задачи,  чертя  пальцами
на песке геометрические фигуры!
   - Дядя, запишите меня лететь на Марс, - неожиданно попросила девочка  с
торчащими косичками.
   Юра немного смутился: он не ожидал такого оборота дела.
   - И меня запишите! - наперебой закричали пионеры. - И меня тоже!
   Вожатая с трудом утихомирила отряд и велела двигаться  дальше.  На  Юру
она кинула уничтожающий взгляд и сказала:
   - А еще взрослый человек!
   Николай усмехнулся:
   - Что, Юрка, получил?
   Валя была рассержена.
   - Ты просто невозможен! - сказала она  негромко.  -  Ведешь  себя,  как
мальчишка.
   - А что такого? - оправдывался Юра. -  Я  сам  старый  пионер  и  люблю
поговорить с молодежью.
   - Устраивать скандалы - вот что ты любишь! С тобой  неудобно  выйти  на
улицу!
   - Обойдись, пожалуйста, без нотаций. - Юра нахмурился и быстро  зашагал
вперед.


   На  пляже  было  по-воскресному  многолюдно.  Электропоезда  сотнями  и
тысячами выплескивали из душных вагонов горожан. Под  навесами  и  зонтами
уже не было мест, белый песок пляжа устилали коричневые тела.
   На суше играли в волейбол, на море - в водное поло. Смех, звонкие удары
по мячу, удалые мексиканские песенки, срывающиеся из-под игл патефонов,  -
все  это  смешивалось  с  визгом  и  радостными  криками  детей,   которые
плескались возле берега в обнимку с надувными крокодилами и акулами.
   Модники и модницы  демонстрировали  последние  модели  противосолнечных
очков - единственное, чем могли они щегольнуть в этом царстве голых.
   Был здесь и замеченный еще в тридцатых годах Ильфом и Петровым дежурный
член тайной лиги дураков - человек в полном городском костюме, в  шляпе  и
ботинках, самоотверженно сидевший на раскаленном песке.
   Людям было хорошо. Толстое голубое одеяло атмосферы заботливо  укрывало
их от черного холодного космоса с его вредными излучениями.
   Привалов и его друзья расположились у самой воды - здесь песок  был  не
так горяч и ленивые языки волн иногда докатывались до ног.
   - Давайте пойдем на эту скалу, - предложила Валя.
   Юра не ответил: он дулся. А Николай буркнул:
   - Чего там делать, на скале?
   Валя сделала гримаску:
   - Какие-то вы оба сегодня... тошнотворные...
   Она надела синюю резиновую шапочку и  пошла  к  черной,  как  антрацит,
скале, которая торчала из воды возле берега. Осторожно  переступая  босыми
ногами, Валя спустилась на ту часть  скалы,  которая  полого  уходила  под
воду, легла и затеяла игру с водой.
   Это была хорошая скала. Волны  плавно  перекатывались  через  нее.  Они
подбирались снизу и приподнимали Валю над камнем. Валю забавляло это.
   Юра и Николай кинулись в воду и  поплыли  наперегонки  -  их  загорелые
руки, согнутые в локтях, так и мелькали, так и мелькали. Рекс, не любивший
купаться, гавкнул несколько раз им вслед,  предлагая  вернуться,  а  потом
улегся и вывалил язык на добрых полметра.
   Ольга Михайловна воткнула в песок зонтик, под ним аккуратно  расстелила
подстилку и углубилась в книгу.
   Колтухов смастерил из газеты треуголку и, водрузив ей  на  голову,  лег
рядом с Приваловым.
   - Хочу у тебя, Борис, забрать на пару дней кого-ни будь из инженерства,
- сказал он.
   - Зачем? Смолы варить?
   - Хотя бы этого, Костюкова. Вроде бы толковый парень. Разрешишь?
   - Бери... Только не в ущерб основной работе.
   - Само собой.
   - Ты что из  рукописи  вчера  выписывал?  -  спросил  Привалов  немного
погодя.
   - Ищите - и дастся вам, - неопределенно ответил Колтухов.
   И принялся убеждать  Привалова  в  необходимости  срочного  составления
сметно-финансового   расчета   стоимости   исследовательских   работ    по
Транскаспийскому  трубопроводу.  Под  его  журчащую  речь  Борис  Иванович
задремал.
   Брызгаясь, выбежали из воды Николай и Юра.
   - Борис Иванович, - сказал Юра, с ходу  бросаясь  на  песок,  -  уймите
этого психа! Он меня уверяет, что Матвеев не соврал про Бестелесного.
   - Брось! - сердито сказал Николай.
   - Но я его сразил на месте, - продолжал Юра. -  Я  спросил:  если  этот
предшественник Кио в самом деле был проницаем, то почему он не  провалился
сквозь землю...
   Привалов лежал на спине, блаженно зажмурив глаза.
   - Ребята, у меня к вам просьба,  -  сказал  он  слабым  голосом,  -  не
морочьте мне голову.
   Солнце щедро поливало пляж горячим золотом. В небе, поблекшем от  зноя,
недвижно стояли два-три облачка.  Донесся  гудок  электрички.  Со  станции
разливалась по пляжу новая пестрая волна горожан.  Они  шли  вереницей  по
кромке берега, потные и веселые, и Колтухов  ворчал,  когда  иные  из  них
перешагивали через его сухопарые ноги.
   Вдруг один из прохожих остановился,  приглядываясь  к  Колтухову.  Рекс
вскинул голову и тихонько зарычал.
   - Павел Степанович? - сказал прохожий. - Вы или не вы?
   Колтухов оглянулся. Над ним стоял Опрятин.
   - А, сосед! - Колтухов вяло помахал рукой. - Тоже решили приобщиться  к
пляжной благодати?
   - Невыносимая жара, Павел Степанович. В городе просто нечем дышать.
   Николай велел Рексу замолчать. Опрятин,  вежливо  приподняв  соломенную
шляпу, поздоровался со всеми. Юра отвесил ему церемонный поклон,  отставив
ногу назад, и сказал:
   - С вашего разрешения - Костюков.
   - Очень рад. - Опрятин  разделся  и  лег  рядом  с  Колтуховым.  -  Что
хорошего, Павел Степанович? - спросил он.
   - А ничего хорошего. Вчера вот одну индийскую сказочку читали...
   И Колтухов со смешком принялся  рассказывать  о  матвеевской  рукописи,
выставляя приключения флота поручика в юмористическом свете.
   "Старый болтун! - подумал Привалов. - Впрочем, что ж  секрет  из  этого
делать..."
   Он снял очки и пошел купаться.
   - Борис, далеко не заплывай,  -  напутствовала  его  беспокойная  Ольга
Михайловна.
   - Разошелся наш Пал Степанов! - недовольно шепнул Николай Юре.
   Юра не ответил. Приподнявшись на локтях, он смотрел  на  Валю,  которая
плескалась возле черной скалы.
   Опрятин с улыбочкой слушал Колтухова. Но, когда тот упомянул -  как  об
анекдоте - о матвеевском ноже, улыбка сбежала с лица  Опрятина,  а  взгляд
его стал острым и внимательным.
   - Простите; что перебиваю, Павел Степанович.  Этот  нож...  В  рукописи
сказано, как его сделали проницаемым?
   - А, чепуха, - сказал Колтухов. - Сказки для дошкольников. В одно  могу
поверить:  в  электростатику.  Для  восемнадцатого  века  вещь  возможная.
Кстати... - Старый хитрец, как ему казалось, ловко перешел на другую тему,
ради которой и затеял весь разговор: - Кстати, слышал я, сосед, что у тебя
в институте собран мощный электростатический генератор.  Верно?  Так  вот:
разреши попользоваться. Часто беспокоить не буду. А?
   - Что ж, пожалуйста, - сказал Опрятин. - А для чего вам, собственно?
   Но  больше  ему  ничего  выведать  не  удалось:  Колтухов  пустился   в
воспоминания своей бурной молодости.
   Прибежала Валя. Она  стянула  с  головы  резиновую  шапочку,  распушила
черные волосы, подсела к Ольге Михайловне и стала расхваливать скалу.
   - Это она, вы говорили, перевела рукопись? - негромко спросил Опрятин у
Колтухова.
   - Ага. Знакомьтесь.
   Опрятин представился Вале.
   - Валентина, а дальше как? - спросил он, осторожно пожимая Валину узкую
руку.
   - Валентина Савельевна, - улыбнулась Валя. Ей понравился  любезный  тон
Опрятина.
   - Поздравляю вас с интересной находкой. Шутка ли сказать:  оригинальная
рукописи петровской эпохи! Вот знаете, Валентина Савельевна...
   И Опрятин завязал с Валей оживленный разговор.
   Юра искоса посмотрел на них, потом поднялся, кликнул Рекса и  пошел  на
скалу. Николай, движимый чувством солидарности,  последовал  за  ним.  Они
сели, свесив ноги в  воду,  переглянулись  и  затянули  унылыми  ямщицкими
голосами:

   Мяте... мяте... мятелки вязали.
   Мятелки вязали, в Москву отправляли...

   - Рекс, а ты чего? - строго сказал Юра.
   Пес задрал морду, судорожно зевнул и начал тихо подвывать.
   Валя посмотрела на певцов, пожала плечами.
   Со скалы неслось заунывное:

   В Москву... в Москву... в Москву отправляли,
   В Москву отправляли, деньгу зашибали...



        2. НИКОЛАЙ И ЮРА НАХОДЯТ ЭСКИЗЫ ТРЕХ ЯЩИЧКОВ И КЛЯНУТСЯ
        НА ОТВЕРТКЕ "ДЮРАНДАЛЬ" ПОД ОКНАМИ БЕНЕДИКТОВЫХ

                                              Дюрандаль мой, сиянье славы,
                                              Меч заветный...
                                                         "Песнь о Роланде"

   В  углу  институтского  двора,  у  стены,  почти  скрытой  айлантами  и
акациями, стоял громоздкий стенд для вибрационных  испытаний  труб.  Рядом
была сколочена беседка.  В  летние  дни,  когда  требовалось  дежурство  у
стенда, лаборанты обычно устраивались в беседке, а зимой перекочевывали  в
маленькую кладовушку, дверь которой выходила во двор.
   До зимы было еще далеко, и  Привалов  разрешил  Николаю  и  Юре  занять
пустующую кладовушку. Молодые инженеры перевезли сюда домашнюю установку с
"ртутным сердцем" и пьезоэлектрическими весами. Они  обегали  все  отделы,
выпрашивая где вольтметр, где  табуретку,  где  мостик  Уитстона.  Николай
повесил на стенку портрет Менделеева, а Юра  притащил  откуда-то  табличку
"Уходя, выключай ток" и привинтил ее к двери.
   Затем Юра критически оглядел установку, поцокал языком и сказал:
   - Здорово! Такой хаты-лаборатории и у Фарадея не было.
   Но, несмотря на это явное преимущество, дела в  "хате-лаборатории"  шли
значительно хуже, чем у Фарадея. Наши друзья  создавали  вокруг  "ртутного
сердца" различные комбинации электрич