ла  вода.  Ютовое  орудие,  выбитое
снарядом из цапф, взлетело на воздух и придавило трех человек  из  пожарного
дивизиона.
   В  дыму  разрывов  матросы  метались   по   палубе,   наскоро   исправляя
повреждения. Стрельба не прекращалась ни на минуту.  То  и  дело  вспыхивали
выстрелы, гремели о палубу  стреляные  гильзы  орудийных  патронов.  Лязгали
открываемые и закрываемые орудийные замки, нории с шумом подавали на  палубу
новые патроны.
   Наконец "Новику" удалось повернуть к берегу и разойтись на контргалсах  с
японским крейсером, который имел тоже весьма плачевный вид.  Передняя  мачта
была снесена до половины, все три трубы  исковерканы,  заметен  был  сильный
крен и рысканье на курсе,  что  говорило  о  потере  способности  управления
крейсера.
   "Новик" продолжал стрелять даже тогда,  когда  японцы  прекратили  огонь.
Офицеры силой оттаскивали комендоров от пушек.
   - Вашбродь, дозвольте еще один разок по  японцу  садануть,  -  упрашивали
комендоры. - В самого ихнего командира попадем.
   - Вали, только это будет последний выстрел, - уступил  Штер.  И  выстрелы
загремели один за другим.
   Японский корабль  был  хорошо  виден  на  светлом  вечернем  небе.  Четко
вырисовывались две его мачты с тремя  дымящими  трубами  между  ними.  Вдруг
против средней трубы взвилось зеленоватое пламя и поднялось негустое  облако
дыма. В следующий момент, когда дым разошелся, средней трубы не оказалось на
месте, а вместо нее чуть возвышались бесформенные обломки.
   - Ура! -  пронеслось  по  крейсеру,  и  смолкнувшая  было  артиллерийская
стрельба разгорелась вновь.
   Японцы  поспешили  повернуться  кормой  к  "Новику"  и   стали   медленно
удаляться.
   - Полный вперед! - скомандовал при виде этого Шульц, но машины как раз  в
этот момент отказали, пар сел в котлах, холодильники начали перегреваться.
   Шульц с сожалением взглянул на уходящий японский  крейсер  и  повернул  к
Корсаковскому посту. Порембский быстро осмотрел повреждения:  три  подводных
пробоины  в  корме,  затоплены  рулевое  и  сухарное  отделения  и  кормовой
патронный погреб. Вследствие этого корма села на три с  лишним  фута.  Через
пробоину у ватерлинии вода проникла в каюту  старшего  офицера  и  затем  по
коридору стала заливать кают-компанию и другие  офицерские  каюты.  Половина
котлов бездействовала.
   Выслушав доклад Порембского, Шульц отчеканил:
   - Ввиду тяжелых повреждений, полученных нами, я решил взорвать крейсер.
   - Что?! - изумился лейтенант. - Впереди у нас целая ночь. За это время мы
справимся с главнейшими повреждениями.
   - Свозить команду на берег и приготовить всех  к  взрыву!  -  скомандовал
Шульц.
   Никто не двинулся с места.
   - Братцы, да что же это такое?  -  выкрикнул  Кащенко.  -  "Новик"  хотят
затопить, как негодный брандер!
   - Попытаемся сперва справиться с течью и привести машины в порядок, а там
уже видно будет, что делать, - примирительно заметил Порембский.
   - На горизонте видны огни прожекторов, - доложил сигнальщик.
   Все  обернулись  в  указанном  направлении.  Три  бледных  полоски  света
скользнули у горизонта и исчезли, а затем появились опять.  Японцы,  видимо,
разыскивали русский крейсер в наступившей темноте.
   - По радио слышны переговоры нескольких судов, - доложил радист. - Их, по
крайней мере, два, если не больше.
   - Спустить шлюпки на воду! - скомандовал Шульц.
   - Ваше высокоблагородие, - вышел из толпы матросов Кащенко, - я с  самого
спуска "Новика" на воду служу на нем. Дозвольте мне и умереть здесь. Не хочу
я уходить с него.
   - Ведите нас  в  бой.  Лучше  умереть,  чем  топить  наш  "Новик".  Долой
командира! - раздались крики. - Небось Николай Оттович никогда бы этого и не
подумал!
   На мостике произошло замешательство.
   - Вода продолжает прибывать, несмотря на  работу  всех  помп,  -  доложил
Тихонов. - Залита вся броневая палуба и принято не менее трехсот тонн воды.
   Порембский  приказал  спускать  уцелевшие  шлюпки  на  воду;   с   берега
потребовали баржи, начали свозить людей и самые  необходимые  вещи.  "Новик"
медленно погружался. Прожекторы больше не показывались на горизонте.  Вскоре
с севера налетел густой, холодный туман.
   - Эх, будь он сегодня днем! Мы проскочили бы под носом у врага! - сетовал
Порембский.
   К утру "Новик"  погрузился  на  дно,  накренившись  на  правый  борт.  На
поверхности остались трубы, мачты, шлюпбалки и  значительная  часть  верхней
палубы.
   Из сопровождавших  эскадру  восьми  миноносцев  три  вернулись  в  Артур,
остальные прорвались и ушли в нейтральные порты, где и были разоружены.
   Таким образом, из восемнадцати кораблей, вышедших двадцать восьмого июля,
прорвались лишь девять - один броненосец, три крейсера  и  пять  миноносцев,
остальные вернулись в Артур.
 
 
   Глава вторая
 
   Куинсан долю стучала в дверь спальни, пока  Звонарев  проснулся  и  подал
голос. Он распахнул окно. Комната наполнилась ярким светом  и  свежим  после
ночного дождя воздухом. На мокрой мостовой еще блестели невысохшие лухсн, из
которых суетливые воробьи пили воду. На рейде после ухода эскадры было почти
пусто. Издалека доносились глухие звуки орудийных выстрелов.
   Звонарей кликнул служанку,  которая  уже  приготовила  таз  с  водой  для
умывания. Прапорщик, отфыркиваясь, торопливо  умывался.  Куинсан,  хитренько
улыбаясь раскосыми глазками, быстро болтала на русско-китайском диалекте.
   - Моя ходи море, смотри, Рива жди. Нет  Рива,  нет  Андруша.  Моя  плакай
хоти. Сережа, Варя гуляй. Куинсан скучай.
   - Ты это откуда узнала о Варе? - вскинулся Звонарев.
   - Моя все о Сереже знай. Моя смотри, слушай и понимай. Сережа Варя  люби,
Рива нет.
   - Ничего ты не понимаешь, милое дитя природы! Подавай-ка лучше завтрак.
   Куинсан скрылась. Одевшись, Звонарев вышел в столовую. Пока он завтракал,
служанка все время вертелась около него, то  и  дело  игриво  посмеиваясь  и
строя ему глазки.
   "Она и впрямь недурна", - пригляделся Звонарев к желто-розовой грациозной
девушке и тут только  заметил  сложную  прическу  на  ее  голове,  с  массой
черепаховых  гребней  различной   формы,   новенькое   шелковое   кимоно   и
лакированные туфли на крошечных ножках.
   - Не ожидаешь ли ты, Куинсан, сегодня жениха, что  так  принарядилась?  -
улыбнулся прапорщик.
   - Моя жених нет. Моя Сережа люби. - И, прыснув от смеха, Куинсан,  закрыв
лицо руками, побежала из комнаты. Звонарев весело захохотал.
   Собираясь уходить, Звонарев взял  свой  туго  набитый  планами  портфель,
оставленный им с вечера на диване  в  гостиной.  Он  был  не  совсем  плотно
закрыт. Это удивило прапорщика, и он  проверил,  все  ли  в  нем  на  месте.
Убедившись, что ничего не пропало, он сунул  портфель  под  мышку  и  вышел.
Куинсан провожала его до двери.
   В штабе Кондратенко Звонарев узнал о возвращении части эскадры в Артур  и
поспешил за новостями в Артиллерийский городов.  Около  квартиры  Белого  он
увидел генерала, уже садившегося на коня.
   - Наша эскадра потерпела  вчера  поражение  и  утром  вернулась  обратно.
Едемте на Зологую гору, там узнаем от моряков все подробности,  -  предложил
Белый.
   У сигнальной мачты морского ведомства они  застали  группу  офицеров,  во
главе  с  командиром  порта  Артура  адмиралом  Григоровичем,  и   командира
находившегося в доке крейсера "Баян" Вирена.
   - Витгефт и Матусевич убиты, "Цесаревич" остался  на  месте  боя,  и  его
судьба неизвестна. "Аскольд", "Диана" и "Новик" не то прорвались и  ушли  во
Владивосток, не то погибли, - вместо приветствия сообщил Григорович Белому.
   - А остальные почему вернулись?
   - Вследствие сильных  повреждений.  "Ретвизан"  опять  получил  пробоину,
"Полтава" села на корму, "Пересвет" весь избит,  на  "Севастополе"  отказали
машины, а "Победа" и "Паллада" не рискнули одни идти на Владивосток.
   - Все это, конечно, очень печально, - покрутил Белый свой пышный ус, - но
меня несколько утешает то,  что  пять  броненосцев  и  один  крейсер  смогут
оказать большую помощь обороне  крепости  своими  крупными  орудиями.  Да  и
экипажи судов  будут  немалой  поддержкой  для  пехоты.  Большие  потери  на
кораблях?
   - Из командиров судов  тяжело  ранен  Бойсман  и  легко  Шенснович.  Пять
офицеров убиты и около сорока ранены. Около  полутораста  убитых  и  раненых
матросов. Подробности узнаем позже.
   - Андрюша-то жив? - спросил Звонарев у стоящего рядом Сойманова.
   - Сейчас справимся на "Севастополе". Вон он подходит вместе с  "Палладой"
и  "Монголией",  -  ответил  лейтенант.  -   Справься,   какие   потери   на
"Севастополе" среди офицеров, - обернулся он к одному из сигнальщиков.
   - Есть! - И матрос замахал флагами.
   Звонарев перенес бинокль на идущую за боевыми  кораблями  "Монголию".  На
палубе толпились пассажиры, среди них было много женщин и  детей,  глядевших
на давно надоевшие артурские виды. Кое-кто утирал платком глаза. Возвращение
в осажденный и беспрестанно обстреливаемый город мало кого радовало. Изредка
мелькало сестринское платье. Ривы не было видно.
   - На "Севастополе" все благополучно. Убитых нет, ранено три матроса, и то
легко, - доложил сигнальщик.
   "Значит, Акинфиев цел, надо будет ему на днях нанести визит",  -  подумал
Звонарев.
   Вскоре он простился с Белым и направился на Электрический Утес.
   Обогнув Золотую юру, прапорщик еще издали  разглядел,  что  около  орудий
батарей возились солдаты в белых летних рубахах. Тут же были видны  домкраты
для подъема орудий, пучки канатов и блоки полиспастов.  На  склонах  Золотой
горы солдаты пололи огороды. На берегу моря несколько  артиллеристов  тащили
сети. Далеко на горизонте  маячили  небольшие  японские  суда.  Несмотря  на
ранний утренний час, солнце пекло немилосердно.
   Звонарев, вытирая платком мокрый лоб, не спеша добрался  до  Утеса,  сдал
около конюшни лошадь и пошел к  орудиям.  Среди  солдат  он  тотчас  заметил
богатырскую фигуру Борейко.
   - А, Сережа! Каким  ветром  занесло  тебя  к  нам?  -  приветствовал  его
поручик. - Проштрафился, что ли, что тебя изгнали из высшего  общества,  или
надоело быть генеральским прихвостнем?
   - Никогда им не был, а в данный момент офицеры  нужнее  в  строю,  чем  в
штабах.
   - Ладно! Мы тебе сейчас же найдем дело. Поможешь мне так  переоборудовать
батарею, чтобы орудия имели круговой обстрел.
   - Жуковский где?
   - Верно, в канцелярии. Он все с желудком мается. Из-за  этого  и  ушел  с
батареи литера Б. Белый решил всю нашу роту вернуть на  Утес  для  скорейшей
переделки батарей.  Пошевеливайся,  черти!  -  крикнул  Борейко  работавшим,
рубахи которых и без того промокли от пота.
   Звонарев пошел в канцелярию, на ходу здороваясь со встречными солдатами.
   - Вы, вашбродь, насовсем до нас или только в гости? - спросил  прапорщика
Блохин.
   Солдат сильно загорел и поправился. Звонарев даже не сразу узнал его.
   - Да, совсем. Будем теперь вместе воевать. Ты чем сейчас занимаешься?
   - Бонбардир-лабораторист. Приставлен перезаряжать снаряды. Заменяем в них
порох пироксилином и мелинитом.
   - В гору, значит, пошел; бомбардира получил? Пить-то бросил?
   - По малости бывает, - смущенно ответил солдат.
   - Весьма рад  вас  видеть,  Сергей  Владимирович,  -  поднялся  навстречу
прапорщику Жуковский. - Надолго ли к нам заглянули?
   - Я откомандирован обратно в строй.
   - Прекрасно!  Коль  скоро  вы  опять  наш,  я  вам  и  поручу  заниматься
переоборудованием батареи. Это по вашей инженерной части. А то все неможется
мне. - И он провел рукой но своему исхудавшему, плохо бритому  лицу.  -  Что
новенького и хорошенького принесли нам?
   - Новость только одна:  эскадра  вернулась  сильно  потрепанная.  Витгефт
убит. Подробностей я не знаю.
   - Это мы сами видели. Не везет нашим морякам. Погибли  Макаров,  Витгефт,
остался ничтожный Ухтомский.  С  продовольствием  все  хуже.  Едва  началась
тесная блокада, а уже вводятся два постных дня в неделю.
   - Нашей-то роте голод не грозит.
   - Коли у других ничего не  будет,  все  равно  придется  делиться  своими
запасами и самим голодать.
   - Пусть Стессель и Белый отдадут своих коров и свиней.
   - Для гарнизона это капля в море. Кроме того, Белый передал своих коров и
свиней тому госпиталю, где работают его дочери.
   Когда офицеры собрались, Жуковский объявил им о назначении прапорщика.
   - Без вас я заведовал электрической станцией, там вечные неполадки, а я в
этом деле не очень разбираюсь и прошу  помочь  мне,  -  обратился  Гудима  к
Звонареву.
   - С удовольствием, даже приму от вас совсем, - ответил прапорщик.
   Жуковский согласился с этим предложением.
   На дворе раздался сигнал  к  обеду.  Солдаты,  оставив  работу,  пошли  к
умывальникам, а затем собрались под навесом, служившим столовой.
   Жуковский с офицерами пришел в столовую и, попробовав пищу, приказал петь
молитву.
   - Садись! - скомандовал капитан, когда пение было окончено.
   - Проголодались люди, - подошел к Жуковскому  Борейко.  -  С  пяти  часов
ничего не ели, а утром вся еда - кипяток да хлеб. У нас есть почти сто пудов
сэкономленной гречневой крупы. Если на завтрак  давать  хотя  бы  по  десять
золотников на человека, то ее нам хватит на  полгода.  За  это  время  Артур
будет или освобожден, или взят.
   - Предложение дельное. Я поговорю с генералом.
   - Упаси вас бог! Мигом прикажет  сдать  все  излишки,  -  замахал  руками
поручик.
   - Ну да бог с ним, - после минутного раздумья решился  командир.  -  Семь
бед - одни ответ. Валяйте!
   - Заяц, сюда! - рявкнул на всю столовую  Борейко.  -  С  завтрашнего  дня
будешь к утру готовить кашу-размазню да приправлять ее маслом.
   - Слушаюсь. Сразу сытей солдатскому брюху будет.
   - У нас, кажется, люди пока не голодают, - заметил Звонарев,  вглядываясь
в загорелые, упитанные лица солдат.
   - Где воруют, там солдаты худые и голодные. Много, Заяц, крадешь? - вдруг
обернулся  Борейко  к  артельщику.  -  Тимофеич!  -  подозвал  он  взводного
Родионова.
   Фейерверкер степенной походкой подошел к офицеру и взял под козырек.
   - Жирен что-то Заяц больно стал.
   - Они летом всегда жиру набираются. Об осень русак самый толстый  бывает,
- шутливо ответил Тимофеич. - Кроме  того,  сейчас  все  на  хороших  харчах
раздобрели!
   - Ладно! Верю, но глаз с тебя все же  не  буду  спускать,  -  предупредил
Борейко и отпустил артельщика.
   Офицеры отправились к  себе  во  флигель.  Звонарев  несколько  поотстал.
Проходя  мимо  домика  фельдфебеля,  он  увидел  жену  фельдфебеля,  старуху
Саввичну,  стиравшую  в  корыте  белье.  Поздоровавшись  с  ней,   прапорщик
справился, как она живет.
   - И, какое тут житье,  коль  сраму  не  оберешься,  -  печально  ответила
старуха и смахнула с глаз навернувшуюся слезу.
   Не понимая, в чем дело, Звонарев смутился и поспешил отойти.
   Обедали,  как  и  прежде,  в  столовой  Жуковского.  На  хозяйском  месте
прапорщик, к своему удивлению,  увидел  Шуру  Назаренко,  одетую  в  дорогое
шелковое  кимоно,  с  перламутровыми  гребнями  в  волосах.  При   появлении
Звонарева  девушка  густо  покраснела  и  застенчиво  протянула  ему   руку,
украшенную браслетом.
   Звонарев был удивлен и озадачен, но из деликатности не  решился  спросить
объяснения, стараясь догадаться сам. "Но что могло  толкнуть  на  такой  шаг
скромную, застенчивую Шуру?" - задавал себе вопрос прапорщик.
   Обед прошел довольно натянуто, и все облегченно вздохнули, когда  трапеза
была окончена. Звонарев зашел к Борейко.
   - Давно это случилось с Шурой? - спросил он.
   - Черт их знает, когда они успели снюхаться. А переехала Шурка к  нему  с
неделю. За такие художества я бы Гудиму привлек к офицерскому суду, -  хмуро
и сурово говорил поручик, шагая по комнате. - Может,  твоя  амазонка  сумеет
повлиять на Шурку.
   - Хорошо. При встрече скажу. Сам-то ты не пробовал говорить с Шурой?
   - Я мужчина, а это дело женское, деликатное.
   После обеденного перерыва  оба  друга  направились  на  батарею.  Солдаты
толпились у  орудий,  которые  были  уже  направлены  в  сторону  сухопутной
обороны. Сделать это можно было лишь  при  помощи  примитивных  домкратов  и
полиспастов, так что центр тяжести всех усилий ложился на  живую  мускульную
силу солдат. Каждый из взводов должен был переставить по одной пушке.  Такая
постановка  дела  очень  заинтересовала  солдат.  Они   усиленно   обсуждали
подробности предстоящих работ. Когда офицеры подошли к батарее, их встретили
взводные.
   - Мы, вашбродь, решили между собой пойти на спор - кто свою пушку  раньше
на новое место поставит, - проговорил Родионов.
   - На что же вы об заклад бьетесь? - справился поручик.
   - Да ни на что! Кто проиграет, тот на себе повезет победителей в казармы,
- ответил Лепехин.
   - Я же от себя выставляю победившему взводу ведро водки, чтобы не  всухую
ездить вам верхом, - заявил Борейко.
   - Покорнейше  благодарим!  -  откозыряли  солдаты  и  поспешили  к  своим
орудиям.
   - Выпьет, значит, первый взвод! - уверенно проговорил Родионов.
   - Это еще вилами на воде писано.
   - Ты бери первый взвод, я возьму второй, а Гудиме дадим  третий  и  будем
состязаться. Хочешь? - предложил Борейко Звонареву.
   - Пойдет ли на это Жуковский?
   - Поговорим и сегодня же вечером приступим к работе. Только ты к ночи дай
на батарею свет.
   Узнав о  предложении  Борейко,  Жуковский  выразил  желание  сам  принять
участие и руководить третьим взводом.
   Известие, что и офицеры будут участвовать в состязании, взбудоражило всех
солдат.
   - Изменил нам чертов Медведь, - возмущался первый взвод. -  К  начетчикам
перебежал, а нам прапора подсунул.
   - Держитесь теперь! Мы с Медведем покажем вам кузькину мать! -  радовался
Лепехин.
   Третий взвод был польщен,  что  с  ними  сам  командир  роты,  но  особой
уверенности в успехе у солдат все же не было.
   - Медведь один пушку поднимает, а у нас командир совсем хворый. Больше  в
креслах сидит да в книжке читает.
   Звонарев собрал к себе солдат, чтобы вместе  обсудить  план  работы.  Как
всегда, он не столько распоряжался, сколько советовался  с  ними.  Родионов,
Кошелев и числящийся в первом  взводе  матрос-сигнальщик  Денисенко  помогли
распределить работу между людьми. Прапорщик объяснял, как лучше использовать
механизмы.
   Вскоре работа закипела.
   Борейко, ругаясь и смеясь над неповоротливостью своих бородачей, орудовал
рядом. Жуковский, по обыкновению, неторопливо, спокойно  руководил  работами
третьего взвода. Люди деловито возились у орудия.
   Лебедкин с прожекторной командой  спешно  налаживал  освещение  на  ночь.
Блохин не принимал участия в работах при орудиях,  но  сильно  интересовался
ходом состязания, особенно в своем первом взводе.
   - Ты за какой взвод держишь, Блоха? - окликнул его Борейко.
   - За тот, что  выиграет,  вашбродь!  -  бойко  ответил  солдат.  -  Тогда
наверняка в рот водка попадет!
   - Хитрый ты, я вижу! Даже от своего взвода отрекаешься.
   - Какая же в нем сила, коль вас в нем нет?
   - Если так, держи за второй, где я.
   - У этих бородачей вся  сила  в  бороды  ушла.  Без  первого  взводу  вы,
вашбродь, тоже не выдержите.
   Борейко весело улыбнулся.
   С наступлением темноты был объявлен перерыв на час.
   Вечером Жуковский доложил в Управление артиллерии о ходе работ.  В  ответ
было получено распоряжение к концу следующего дня закончить переоборудование
батареи.
   Ночь выдалась  безлунная,  звездная.  Далеко  на  севере  часто  сверкали
зарницы.  На  море  было  тихо,  и   белые   щупальца   прожекторов   лениво
передвигались по спокойной поверхности воды. Со стороны  сухопутного  фронта
слышались  отдельные  артиллерийские   выстрелы,   ружейная   и   пулеметная
трескотня.
   Как  только  было  налажено  освещение,  работы  продолжались  с  прежней
энергией. В первом взводе все шло  гладко.  Во  втором  взводе  было  шумнее
всего. Не закрывая рта,