лошади. Поздоровавшись, они  стали  подниматься  на
Семафорную гору, где была установлена сигнальная мачта и  находился  морской
пост. Звонарев  в  бинокль  начал  рассматривать  Лунвантаньскую  долину,  в
восточной части которой  скапливались  русские  резервы.  Японцы  с  больших
дистанций вели по ним редкую  артиллерийскую  стрельбу.  В  западной  части,
густо  поросшей  гаоляном,  почти  ничего  не  было  видно,  только  местами
виднелись светлые полоски наскоро сооруженных японцами окопов.
   - По всему гаоляну, ваше благородие, японцев  полно,  -  сообщил  матрос,
бывший на посту за старшего.
   - Не мешало бы связаться с полевыми батареями, пусть они их обстреляют, -
высказал мысль Звонарев.
   - Артиллеристы вон за теми камушками устроили себе пункт, - указали влево
матросы.
   Мичман  с  прапорщиком  направились  туда  и  вскоре  увидели  полковника
Мехмапдарова с несколькими офицерами. Звонарев представился ему и сообщил  о
возложенных на них обязанностях.
   Полковник тотчас открыл огонь  по  гаоляну,  а  через  десять  минут  все
миноносцы и канонерки начали  обстрел  гаоляна,  и  японцы  стали  торопливо
выскакивать оттуда. Полевые батареи били  по  ним  шрапнелью,  и  скоро  вся
долина заволоклась дымом разрывов и пылью поднятой земли. Сегментные снаряды
моряков хорошо ложились во фланг японцам. Противник панически бежал по всему
фронту, и русские стрелковые цепи перешли в наступление. Но тут ожила  ранее
молчавшая артиллерия противника, обрушившаяся и  на  стрелковые  цепи  и  на
Семафорную гору Несколько снарядов разорвалось  около  группы  Мехмандарова,
сам полковник был легко ранен, рядом с ним убило двух артиллеристов и ранило
одного из матросов. Мичман с Звонаревым поспешили перебраться  к  сигнальной
мачте, но и здесь вскоре начали падать снаряды.
   - Поднять сигнал: судам отыскивать японские батареи, обстреливать  их,  -
распорядился мичман от имени сухопутного начальства.
   На мачте взвилось несколько флагов. Едва  на  кораблях  был  принят  этот
сигнал, как прямым попаданием снаряда сигнальная мачта - была снесена  почти
до самого основания, связь с судами оборвалась.
   - Нам здесь делать больше нечего, - решил мичман.
   Матросы усиленно засигналили флагами, и  вскоре  с  "Отважного"  отвалила
шлюпка. Приняв Звонарева и  мичмана,  шлюпка  стрелой  полетела  назад.  Как
только  она  подошла  к  канонерке,  мичман  кошкой  взлетел  на  палубу  по
веревочному трапу. Звонарев последовал за ним Мичман быстро объяснил  своему
командиру обстановку на суше. Лазарев отдал нужные приказания,  и  на  мачте
взвилась новая комбинация  флагов,  разобрав  которую,  все  корабли  начали
стрелять по самому  хребту,  простреливая  его  продольным  огнем.  В  ответ
японские батареи принялись громить русские цепи.
   - Необходимо подавить японские батареи! - заволновался Звонарев.
   - Как же мы их подавим, если  их  ниоткуда  не  видать?  -  отвечали  ему
моряки.
   - Надо пройти дальше вперед по берегу,  чтобы  были  видны  все  тылы,  -
советовал прапорщик.
   - Лучше бы вы, Сергей Владимирович, сами съездили на  "Баян"  и  доложили
обо всем командиру отряда крейсеров капитану первого ранга  Рейценштейну,  -
посоветовал Лазарев
   Звонарев попросил доставить его на флагманский  корабль.  Капитан  тотчас
приказал спустить на воду паровой катер  и  сообщить  сигналами  о  прибытии
офицера с берега
   Минут через двадцать Звонарев уже поспешно подымался на  палубу  "Баяна".
На мостике, куда  провели  Звонарева,  находились  командир  "Баяна"  Вирен,
капитан  первого  ранга  Рейценштейн,  Сойманов  и  еще  два-три  незнакомых
офицера. Сойманов представил прапорщика  своему  начальству.  Его  попросили
наметить сперва на карте, куда следует стрелять, а  затем  указать  цели  на
берегу. Звонареву трудно было сразу разобраться в развернувшейся  перед  ним
картине, но помогла японская артиллерия, которая стала усиленно обстреливать
передовые окопы Двадцать пятого полка и обнаружила себя блеском выстрелов  и
пылью.
   - За этим хребтом, - показал Звонарев. - Только надо  продвинуться  вдоль
берега.
   Крейсер двинулся вперед, и вскоре стали  ясно  видны  места  расположения
японских батарей. Обстрелянные с моря тяжелыми снарядами, они одна за другой
замолкли. Звонарев хотел было распрощаться и съехать на берег,  считая  свою
задачу исполненной, но Вирен его задержал.
   - Хочется вам, прапорщик, или не хочется, а придется до Артура  добраться
на "Баяне", - заявил он. - Нам надо поскорее сниматься с якоря, ибо  с  моря
подходит Того. - И он указал на появившиеся вдали дымки. Рейценштейн,  глядя
в сильную подзорную трубу, старался по силуэтам угадать японские корабли.
   - "Чин-Иен", за ним "Нисснн", дальше "Кассуга",  потом,  никак,  "Микаса"
или "Яшима". Выходит, что пожаловал действительно сам адмирал Того. Пора нам
трогаться в Артур. Поднять сигнал: судам следовать в Артур!  -  распорядился
он.
   Заметив движение русской эскадры,  японцы  открыли  огонь.  Вскоре  около
десятка тяжелых снарядов обрушилось на "Полтаву" и идущий  концевым  "Баян".
Хотя прямых попаданий и не было, но один из снарядов  близко  взорвался  при
ударе об воду и осыпал крейсер осколками.  Матрос-сигнальщик  вдруг  кубарем
полетел с мостика на палубу, попытался встать, но  упал  снова.  Около  него
быстро образовалось темное пятно  крови.  Фуражка  Рейценштейна  взвилась  в
воздухе и упала далеко на  палубу,  а  сам  капитан  испуганно  и  удивленно
схватился обеими руками за свою лысую голову.  Вирен  зажмурился  и  скривил
такую гримасу, как будто ему засыпало глаза  песком.  Артиллерист  лейтенант
Деливрон поперхнулся на полуслове, Сойманов же с удивлением посмотрел на  то
место, где произошел взрыв снаряда. Звонарев усиленно отряхивал с себя воду,
которая вместе с осколками долетела до костяка.  Раненого  подобрали.  Вирен
раскрыл глаза. Рейцеиштейи, несколько мгновений молчавший, вновь  обрел  дар
слова и прежде всего облегчил свою взволнованную душу крепкой бранью.
   - Думал я, что коя голова улетит вместе  с  фуражкой,  так  ударило  меня
воздухом. - И капитан повертел своей головой вправо и влево, как бы не веря,
что она у него осталась на плечах.
   - Удачный выстрел! На  две-три  сажени  ближе  -  и  мы  не  избежали  бы
подводной пробоины. Есть пострадавшие, кроме Федотова? - справился Вирен.
   - Как будто бы нет, Роберт Николаевич, - отозвался Дели врой.
   - Подбита шлюпка с левого борта, есть пробоины в задней трубке, поврежден
дальномер на формарсе, - доложил  старший  офицер  "Баяна"  капитан  второго
ранга Любимов.
   - Не оставайтесь в долгу, Виктор Карлович, - обернулся Виреи к Деливрону.
   - Есть!  Постараюсь  добросить  до  "Нисеина"  восьмидюймовый  снаряд  из
носовой башни. - И лейтенант поспешно сошел с мостика, направляясь  на  бак.
Звонарев последовал за ним.
   - Разрешите мне понаблюдать вблизи стрельбу ваших орудий, - попросил он у
лейтенанта.
   - Пожалуйста! Пойдемте вместе в башню, - любезно предложил лейтенант.
   Прапорщика поразила впервые увиденная им полная  автоматизация  процессов
стрельбы: снаряд и заряд подавались элеватором из  расположенных  в  глубине
корабля погребов, наводка  производилась  электричеством,  угол  возвышения,
соответствующий   скомандованному    прицелу,    придавался    при    помощи
электромотора, горизонтальная наводка достигалась путем вращения при  помощи
электричества всей башни в нужном направлении. Командир  башни  помещался  в
задней ее части, в выступавшем над крышей башни броневом колпаке, снабженном
прорезью для наблюдения за целью. Когда обе пушки были  заряжены,  кондуктор
доложил лейтенанту командиру башни.
   - Прицел двести семьдесят! - скомандовал лейтенант  со  своего  места.  -
Пли!
   Оба орудия со страшным грохотом выбросили свои снаряды и, откатившись  по
накатникам, медленно и плавно вернулись на прежнее место. Хотя звук выстрела
в башне несколько был смягчен броней, тем не менее  у  Звонарева  долго  еще
потом сильно звенело в ушах. Как только орудия стали на свои места,  матросы
заторопились, подготовляя их к новому выстрелу.
   - Одно попадание в корму, кажется, "Хашидате", второе - правее! - сообщил
башенный командир.
   Матросы загудели, споря, какое из орудий попало в цель.
   - Это Зинченко! - утверждали номера левого орудия,  показывая  на  своего
серьезного комендора с георгиевской петличкой на груди.
   - Нет, наш Дивулин! Он как раз в корму  самому  адмиралу  Того  целил,  -
шутливо возражали матросы правого орудия.
   - Бил в ворону, а попал в корову!
   - Должен был попасть  в  "Микасу",  а  попал  в  "Хашидате",  -  смеялись
сторонники Зинченко. - Наш комендор прямо  в  "Хашидате"  наводил  орудие  и
попал.
   - Оба мы в один корабль  целили,  а  кто  из  нас  попал,  неизвестно,  -
серьезно сказал Зинченко.
   - Пробанить орудие  после  стрельбы!  Гавриков,  проследите,  -  приказал
лейтенант кондуктору и вышел из башни.
   Звонарев последовал за ним.
   - Понравилась вам наша стрельба? - спросил у прапорщика Деливрон.
   - Завидую вашей технике! К сожалению, на берегу ее нет!
   - Помимо техники, нужна еще и выучка.
   - Я восхищался слаженностью работы орудийной прислуги: видно сознательное
отношение матросов к своему делу.
   Деливрон расцвел от удовольствия.
   Корабли подходили к Артуру. Миноносцы проскочили  уже  в  порт,  за  ними
начали втягиваться крейсера. Не дожидаясь входа "Баяна" в  гавань,  Звонарев
съехал на берег на шлюпке и направился с докладом к Белому.
   На следующий день с утра прапорщик отправился в штаб Кондратенко. Там  он
застал только приехавшего с передовых позиций генерала. Он был сильно  не  в
духе.  Мельком  поздоровавшись  с  Звонаревым,  Кондратенко  заторопился   к
поджидавшему его Стесселю.
   - Не зря, значит, мы с Фоком  были  против  вашей  авантюры,  -  встретил
Кондратенко начальник района.
   - Моя неудача объясняется тем, что мы слишком долго собирались с духом  и
японцы успели подвести свои резервы, затем генерал Фок меня не поддержал.
   - Нечего на других пенять. Роман Исидорович, коли вы во всем виноваты,  -
оборвал Стессель. - Вы сперва хотели наступать чуть ли  не  до  Дальнего,  я
разрешил лишь поиск разведчиков, но и это  едва  не  кончилось  катастрофой!
Сколько людей мы потеряли!
   - Триста раненых, около ста убитыми.
   - Короче, мы потеряли целый батальон. Нет, батенька,  как  хотите,  но  я
больше этого не позволю. Я решил Фока оставить на передовых позициях, а  вас
как инженера использовать в крепости, и назначаю вас начальником  сухопутной
обороны крепости  с  подчинением  Смирнову.  Фок  же  будет  непосредственно
находиться в моем ведении.
   - Слушаюсь, если ваше  превосходительство  находит  это  необходимым  для
пользы службы.
   - Нахожу, нахожу, Роман Исидорович, и рад, что вы  со  мной  согласны,  а
пока прошу ко мне на завтрак, - уже дружелюбно, проговорил Стессель.
   - Я не умыт с дороги.
   - Пустяки! Вера Алексеевна мигом все приведет в порядок! Кстати, она  все
время стоит за вас горой!
   - Чрезвычайно признателен ей за неизменно дружеское отношение, -  ответил
Кондратенко и последовал за Стесселем из штаба. Тут он заметил  поджидавшего
его Звонарева.
   - Какие будут приказания вашего превосходительства? - спросил прапорщик.
   - Приказание будет одно, - вместо Кондратенко ответил Стессель, - идти ко
мне завтракать!
   Звонарев поблагодарил и пошел за начальством.
   - Вы где сейчас пребываете  и  что  делаете?  -  обернулся  к  прапорщику
Стессель.
   - Состоит при мне, - объяснил Кондратенко. - Принимал участие в последнем
деле и чудом только уцелел.
   - Вы,  я  вижу,  настоящий  чудотворец,  молодой  человек.  Под  Цзинджоу
проявили чудеса храбрости, сейчас опять чудом  уцелели.  Построили  какой-то
чудесный, по словам Костенко, перевязочный пункт и, наконец, покорили сердце
такой замечательной девушки, как Варя Белая, - шутил Стессель.
   -  Помилуй  бог,  нельзя  же,  ваше  превосходительство,  все   объяснять
чудесами, можно подумать и о проявлении ума, - проговорил Звонарев.
   Вера Алексеевна встретила гостей, как всегда, очень любезно.  Кондратенко
поручила заботам своих денщиков, которые мгновенно привели одежду генерала в
порядок и дали ему умыться.
   Вскоре все уже сидели  за  столом.  Подоспевший  к  завтраку  Никитин  не
замедлил налечь на графинчик и пытался вовлечь в это дело  и  Звонарева,  но
потерпел неудачу.
   Вера Алексеевна со своего  места  грозно  поглядывала  в  их  сторону,  и
Никитин конфузливо ограничился двумятремя рюмками.
   - Как жаль, что ваш план. Роман Исидорович, не удался. Я  убеждена,  что,
если бы все было как  следует,  вы  добрались  бы  до  с,  ого  Дальнего,  -
кокетничала генеральша, ласково поглядывая на Кондратенко.
   - Сейчас не вышло - выйдет в другой раз, - ответил тот, с хитрой  улыбкой
поглядывая на Стесселя.
   - И не мечтайте, Роман Исидорович.  Не  позволю,  -  отозвался  начальник
района. - Я и не знал, что вы такой упрямый!
   - Недаром из хохлов, - поддержал Никитин.
   - Успех сам идет нам в руки! Будь вчера подтянуты к  месту  боя  Двадцать
пятый и Двадцать седьмой полки, мы смяли бы японцев и сейчас  завтракали  бы
не в Артуре, а в Дальнем, - возражал Кондратенко.
   Спор был прерван приездом Фока.
   Войдя в столовую, генерал, поздоровавшись, сел около Кондратенко.
   - Что случилось в Артуре, что меня вызвали с  позиции?  -  спросил  он  у
Стесселя.
   - Хотел потолковать с тобой и Романом Исидоровнчем  о  происшедшем  вчера
ночью.
   - Говорить тут много не о чем. Оскандалился начальник Седьмой дивизии  со
своим наступлением, ему и ответ за то держать, а я ни при чем.
   - Слушок есть, что ваше превосходительство, из особой  любви  к  генералу
Кондратенко, предоставили ему одному пожинать  лавры  побед,  а  свои  полки
увели подальше от греха, - съехидничал Никитин.
   - Вас считают, Александр Викторович, повинным в неудаче Седьмой  дивизии,
- вмешалась Вера Алексеевна.
   - Кто считает? Генерал Кондратенко? Так ему другого  ничего  не  остается
делать! Все остальные люди, в здравом уме и твердой памяти, этого сказать не
могут.
   -  Не  будем  спорить,  Александр  Викторович,  о  том,  кто  виноват,  -
примирительно произнес Стессель, - лучше  подумаем,  как  избежать  этого  в
будущем.
   - Сидеть и не рыпаться, - ответил Фок, - спешно  укреплять  Порт-Артур  и
перебираться сюда с передовых позиций. Дольше середины июля я там  держаться
не стану.
   - Нельзя допускать японцев к крепости,  пока  ее  сухопутная  оборона  не
закончена, - с тревогой проговорил Кондратенко.
   Очевидно, желая  предупредить  дальнейшую  пикировку,  Стессель  поднялся
из-за стола.
   Работы по сооружению сухопутных батарей велись беспрерывно днем  и  ночью
при свете прожекторов как а будни, так и в праздники. В петров день Звонарев
с раннего утра уехал на западный участок фронта, расположенный от реки Лунхе
и до Голубиной бухты. Особенное значение тут имела гора Высокая,  с  которой
открывался вид на весь Артур и внутренний рейд со стоящей на  нем  эскадрой.
Общее руководство инженерными работами в этом районе было  поручено  лучшему
из инженеров крепости подполковнику Сергею Александровичу Рашевскому.  Когда
Звонарев подъехал сюда, работа уже кипела полным ходом.  Несколько  десятков
солдат, матросов и китайцев копошились на небольшом участке вершины горы.
   Звонарев обратил внимание на то, что  китайцы  здесь  работали  с  особым
увлечением. Они наравне с солдатами и матросами  усердно  трамбовали  бетон,
таскали мешки с землей, рыли окопы. Работали они вперемежку с  русскими  под
командой саперных унтер-офицеров. Но в одном  месте  прапорщик  увидел,  как
группа солдат  и  матросов  внимательно  слушала  указания  еще  не  старого
китайца, объяснявшего, как удобнее и легче бить траншеи в скале.
   - Любуетесь на нашего Цзин Яна? - подошел изнемогающий от жары Рашевский.
- Это прирожденный инженер. Прекрасно разбирается  в  технических  вопросах,
внес много ценных предложений по упрощению и облегчению земляных и  бетонных
работ. Его отметил сам Роман Исидорович и приказал  сделать  десятником.  Мы
опасались, что русские не станут слушаться китайца, но  он  сумел  завоевать
авторитет у солдат и матросов.
   - Едва ли Стессель согласится, если узнает об этом, как  бы  он  не  счел
Цзин Яна шпионом, - произнес Звонарев.
   - Пока никто из  начальства  не  обратил  на  это  внимания.  К  тому  же
Кондратенко лично назначил Цзин  Яна  десятником  по  производству  скальных
работ с окладом в тридцать рублей в месяц.
   - Почему в других местах китайцы работают очень неохотно, лениво, а у вас
они трудятся с увлечением? - обратил внимание Звонарев.
   - Прежде всего я китайцев не обижаю и не, позволяю обижать  их.  Затем  я
аккуратно каждую  субботу  выплачиваю  им  заработанные  деньги,  а  не  даю
расписки с правом получения денег  с  русского  правительства  по  окончании
войны с Японией, как это практикуют другие инженеры. И, наконец,  китайцы  у
меня фактически стоят на довольствии наравне с солдатами и матросами.
   - Как же это  можно!  В  крепости  запасы  продовольствия  и  так  весьма
ограничены, - удивился прапорщик.
   - Русские солдаты и матросы не  любят  риса,  который  им  полагается  на
довольствии, и охотно делятся с китайцами. Это их национальная  еда.  Горсть
риса - китаец сыт на полдня. Так и помогают друг другу в работе  и  в  жизни
наши русские мужички и рабочие местному  населению.  Надо  прямо  сказать  -
живем с ними в ладу и дружбе.
   Вскоре Звонарев вернулся в штаб Кондратенко. Выслушав его доклад  о  ходе
работ на западном участке, генерал задумчиво пощипал бородку и сказал:
   - За  мое  пребывание  на  передовых  позициях  работы  в  Артуре  сильно
замедлились. Инженеры занялись постройкой блиндажей в городе для себя и  для
своих друзей. С завтрашнего дня я сам возьмусь за инженеров  и  заставлю  их
делать то, что надо, - твердо проговорил генерал, слегка постукивая  кулаком
по столу.
   - Почему за время вашего отсутствия так усердно работали над  укреплением
центральной ограды, на которой все равно долго не  удержишься,  а  передовые
позиции были оставлены без внимания? - спросил Звонарев.
   - Фантазия Стесселя, вернее,  Фока,  ибо  Стессель  не  додумался  бы  до
переброски рабочих, материалов и средств на укрепление  центральной  ограды.
Фок же действует по подсказке Сахарова, у которого всегда и везде на  первом
плане коммерческие расчеты, - пояснил Кондратенко.
   - Какая же тут может быть коммерция?
   - Очевидно, кому-то выгодно, чтобы мы занимались не тем, чем нужно.
   Прапорщик  слушал  шагающего  по  кабинету  генерала  и  не  понимал  его
пассивного отношения к творящимся в Артуре безобразиям.  Когда  он  высказал
эту мысль вслух, Кондратенко сразу остановился.
   -  Такова  вся  наша  государственная  система.   Артур   не   составляет
исключения, - резко проговорил генерал.
   Приход инженер-капитана Зедгенидзе прервал их разговор. Он был  одним  из
ближайших  помощников  Кондратенко.  Писаный  красавец  по  наружности,   он
отличался необычайной скромностью в отношении женщин.  Все  свободное  время
отдавал музыке, которую в шутку называл своей единственной  возлюбленной.  С
прибытием в Артур Кондратенко, еще до начала  военных  действий,  Зедгенидзе
сразу стал его верным сподвижником в деле укрепления Артура.
   -  Какие  будут  распоряжения  вашего  превосходительства?  -  справился,
здороваясь, Зедгенидзе.
   - Срочно выловить всех воров и взяточников в Артуре! - ответил с усмешкой
генерал.
   - Это совершенно невозможно, - улыбнулся капитан.
   - Я решил немедленно прекратить  все  работы  по  укреплению  центральной
ограды крепости, как бессмысленные, и бросить все силы на западный  участок,
- проговорил Кондратенко.
   - А Стессель?
   - Попробую его уговорить. См