Без  выкрутасов  и
тихо. Не то что у нас на Земле: музыка ревет, фантомы шныряют по залу,  уж
и не видишь, кто живой,  а  кто  голограмма...  Съедим  чего-нибудь  особо
экзотического - ну, там, шашлык по-орбитальному - и баиньки.
     - Тебе бы только спать! - огрызнулся Стас  и  плюхнулся  в  ближайшее
свободное кресло. - Что они, вымерли? Я был тут дня  три  назад.  Вавилон,
тропики, яблоку негде упасть. Как дома! Веселились,  плясали  всю  ночь...
Где, где это теперь?!
     Как бы в ответ на его монолог, в тишину  упали  мерные  металлические
звуки, напоминавшие бой старинных часов. И лениво поплыла мелодия, вязкая,
с жужжанием ситара и глухими, отзывающимися  где-то  под  сердцем  ударами
барабана-табла.  С  потайных  светильников  сорвались   лучи   и   радугой
рассыпались в заклубившемся по полу  тяжелом  седом  тумане.  Суровость  и
аскетизм интерьера бесследно растаяли в этом нехитром  колдовстве.  Бывший
двигательный отсек понемногу  превращался  в  совершенно  иной,  странный,
завораживающий мир.
     Ертаулов уже не сидел букой, а счастливо улыбался, победно поглядывая
на слегка опешившего Кратова. Он был доволен  произведенным  впечатлением,
как если бы сам был причастен к сценарию разворачивавшегося вокруг них  и,
в общем-то, главным образом для них действа.
     Над пустым пятачком, огороженным кольцевой стойкой, вспучился  пузырь
белого дыма. Он заструился к потолку, растекся по нему, скрыл от  глаз.  В
колебаниях дымного столба зародился некий ритм, будто там внутри  прятался
кто-то живой. "Гляди, гляди",  -  зашептал  Стас.  Сквозь  кипящее  марево
явственно проступали очертания огромного тела.  С  каждым  мигом  они  все
больше обретали плоть...
     Посреди зала на задних ногах стоял чудовищный  белый  слон.  Впрочем,
клыки были явно позаимствованы у мамонта. Слон сворачивал  хобот  в  тугое
кольцо  и  затем  вскидывал  под  самый  потолок.   Топтался   на   месте,
приплясывал, раскачивал лобастой головой, мотал просторными ушами, в  одно
из которых была вдета серьга с изумрудом невероятных  размеров.  С  каждым
ударом табла слон менял цвет, становясь последовательно розовым, голубым и
лиловым.
     "Вон там, в углу!" -  не  унимался  Стас.  Костя  обернулся.  Никаких
шпангоутов, бимсов и комингсов не было и в помине. Вдоль стен  недвижно  и
грозно высились древние статуи. Многоглавые,  многоликие,  с  воздетыми  в
давно утративших смысл жестах десятками рук. В это сонмище, перекочевавшее
сюда  откуда-нибудь  из   Махабалипурама,   каким-то   образом   затесался
птицемордый  Гор.  Глаза  статуй  жили.  С  божественным  равнодушием  они
блуждали по залу, похожему на захваченный нечистой силой храм.
     - Ничего, - согласился Костя. - Умеют. -  Он  уже  опомнился  и  даже
слегка заскучал от голографических фантасмагорий. -  А  как  здесь  насчет
шашлыка по-орбитальному?
     - Тебе бы только есть! - отмахнулся Ертаулов. -  Отдыхай,  любуйся...
Ты только вдумайся: под нами сотни километров пустоты до ближайшей тверди,
а мы сидим и наблюдаем за танцами слона в пантеоне. Тут  тебе  и  природа,
тут тебе и искусство.
     - Вдумался, - произнес Кратов после недолгой паузы. -  И  нашел  твои
рассуждения странными. Во-первых, под нами не пустота, а газовая оболочка.
Между прочим, ты в  ней  родился  и  привык  существовать  с  максимальным
удобством. Во-вторых, в природе  розовых  слонов  не  бывает.  Особенно  с
серьгами. В-третьих, искусство - это Махабалипурам. А ресторан "Ангел-Эхо"
-  это  совсем  другое  понятие.  Я  не  хочу,  чтобы  Мадонна  Литта  мне
подмигивала, когда я стану поедать свой шашлык. Уж лучше я поеду в Эрмитаж
и буду стоять возле нее всю ночь, раскрыв рот.
     - Ты положительно невыносим, - сказал  Ертаулов.  -  Тебе  кто-нибудь
говорил об этом раньше?
     - Да ну тебя, - обиделся Костя.
     Он постучал пальцем по краешку стола, и перед  ним  высветилось  меню
фирменных  блюд.  Шашлыка  по-орбитальному  там  не   обнаружилось.   Зато
присутствовали "курица в собственном соку, в  корочке  и  со  специями"  и
"уопирккамтзипхи пикантный с орехами". Накануне отлета Костя рисковать  не
стал и заказал с детства любимую курицу. Из обычного же набора яств, какой
был доступен в любом уголке вселенной, где  есть  стандартный  пищеблок  с
программным управлением, он затребовал салат из маслин, мороженое  "ананас
в кокосе" и кувшин вишневого сауэра.
     - А мне нравится, - упрямо объявил Ертаулов.
     Кратов покосился на пятачок. Слона уже не было. На его  месте  сидела
огромная, как Кинг-Конг, макака и  чесала  макушку  указательным  пальцем.
Потом извлекла прямо из пустоты банан и принялась поедать его.
     - Мне тоже, - сказал Костя.
     Из туманной пелены вынырнул  самодвижущийся  сервировочный  столик  -
несуразно большой цветок  тюльпана  с  плотно  сомкнутыми  лепестками.  На
каждом лепестке было написано: "Миша Винярский - лучший друг звездоходов".
Поравнявшись  с  Кратовым,  столик  затормозил  и  распустился.   Деловито
зашевелились лапки-тычинки, хватая и расставляя  блюда,  чашки,  кувшин  и
все, что полагалось. Костя вздохнул  и  стал  было  прикидывать  состояние
личного счета, где хранилась еще какая-то  небольшая  сумма  в  энектах  -
"энергетических  эквивалентах  трудовых  затрат",  но  вовремя  прочел  на
ближнем лепестке уведомление: "За вас платит Корпус Астронавтов".
     Стас повел носом, оторвался от созерцания  обезьянних  манипуляций  с
бананами и выстучал себе меню.
     - Вот, -  Костя  указал  ему  на  "уопирккамтзипхи".  -  Настоятельно
рекомендую.
     - Это даже не выговорить, - сказал Ертаулов с сомнением.
     -  Зато  когда  выучишь  это  слово  наизусть,  -   промолвил   Костя
мечтательно, - и  сумеешь  оттарабанить  его  без  запинки,  то  вкус  его
покажется тебе просто божественным!
     - Я не понял, вкус блюда или слова?
     - Это безразлично... А кто такой Миша Винярский?
     - Хозяин этого заведения. Славный парень. Ему под девяносто, и он еще
помнит старую Одессу. Я вас познакомлю при случае.
     Ресторан  понемногу  заполнялся  посетителями.   Это   были   сменные
инженеры, диспетчеры, члены экипажей вновь прибывших кораблей  и  те,  кто
тоже решил скоротать последнюю ночь перед стартом в таверне. В  дремотную,
усыпляющую мелодию, которая не прерывалась ни на миг, незаметно вплетались
мажорные интонации, вступали новые инструменты.  Тонко  и  весело  пропела
музыкальную фразу  виолина,  нервно  задышал  саксофон,  тренькнуло  умело
расстроенное пианино.
     - Вот и мастер, - радостно сообщил Ертаулов.
     У входа в зал стоял Пазур и с желчной миной  озирался.  Казалось,  он
сейчас плюнет себе под ноги и уйдет. Вместо  этого  Олег  Иванович  сделал
кому-то приветственный жест  и  пошел  через  весь  ресторан  -  быстро  и
целеустремленно. Туман перед ним закручивался в воронки.
     Ертаулов с озадаченным видом сидел над большим деревянным блюдом,  на
котором  горкой  лежала  оранжевая  пузырящаяся  масса.  Из  нее   торчали
стебельки зеленой, явно дикорастущей травки.
     - Ты, специалист по изящной словесности, - сказал  Стас,  шевеля  над
блюдом растопыренным пальцами. - Чем хотя бы ЭТО берут?
     - Уж не собрался ли ты ЭТО сожрать?!  -  изумился  Костя.  -  Вандал!
Теперь мне понятны твои  восторги  по  поводу  пошлых  статуй  и  пляшущих
слоников. Тебе бы  только  есть...  ЭТИМ  любуются,  варвар  ты,  мысленно
повторяя про себя его название!
     - Там же где-то должны быть орехи,  -  пробормотал  Стас,  заглядывая
сбоку.
     - Вот эта травка и есть орех, - пояснил Костя. - Только совсем-совсем
юный. Первый росток. Да будет тебе известно, язычник, что уопир...  пхи...
тзи... что это - аналог нашей земной икебана, существующий у  буколических
племен звездной системы Нивам-Нинам. В ресторане его  подают  потому,  что
пища бывает не только телесная, но и духовная.
     - Что ж здесь пикантного, умник? - прищурился Ертаулов.
     - Любование есть процесс, - сказал Кратов. - И  в  нем  участвует  не
только сам  любующийся,  но  и  все  окружающие.  Они  наблюдают,  как  ты
обхаживаешь эту кучу. Весьма пикантное зрелище.
     - Был бы это кремовый торт, - с тоской произнес Ертаулов. - Уж  я  бы
нашел ему применение.
     - Простите, здесь свободно? - прозвучал над ними знакомый уже певучий
голос.



                                    5

     Ертаулов, как водится, отреагировал первым. Он  прекратил  обнюхивать
экзотическое яство и вскочил на ноги, едва не опрокинув кресло. Костя тоже
встал, машинально одергивая куртку.
     -  Экипаж  мини-трампа   "пятьсот-пятьсот"   к   вашим   услугам,   -
отрапортовал он весело и тут же приумолк.
     Рашида была в  тонком  темно-пурпурном  трико  и  просторном  красном
свитере, что, разумеется,  являлось  вопиющим  нарушением  устава.  Мастер
объявил полетную готовность. Следовательно, носить надлежало исключительно
форму. Кратов как  старший  по  судовой  иерархии  должен  был  немедленно
напомнить об этом и потребовать исполнения устава. Рашида, конечно же,  об
этом знала и теперь с любопытством наблюдала за его реакцией.
     - Прошу, - сдержанно сказал Костя, слегка отодвигая пустое кресло.
     Рашида села, не отрывая сияющих своих глаз от Кратова. Тому  было  не
по себе. Разумеется, он думал о ней и в глубине  души  надеялся  на  такую
встречу. И вот встреча состоялась. Рашида в этом  наряде  прекрасна  сверх
всякой меры. Она ждет, что он скажет, и сама готова заговорить. Но радости
нет и в помине. Вместо нее - состояние нелепой подавленности. Хочется  под
любым предлогом встать и уйти. Неужели все  оттого,  что  юная  и,  вполне
вероятно, слегка  взбалмошная  особа  решила  пренебречь  уставом  во  имя
красоты? И при этом не подумала, в какое трудное  положение  ставит  своих
коллег... Да, мастер может застать ее  в  компании  Кратова  и  Ертаулова.
Обоим навигаторам перепадет  по  очередному  взысканию,  что  при  разборе
полета и вынесении оценки обернется штрафными баллами. Неприятно...
     "Неужели я так робею перед мастером? - сердито подумал  Костя.  -  Да
нет же! С какой стати? Тогда что за чертовщина творится со мной  с  самого
утра?!" Он нахмурился и покосился на друга.
     Стас был в своей стихии. Он кипел энергией и лучился довольством.  Он
даже позабыл про свои злоключения с фирменным блюдом.
     А Рашида все так же испытующе глядела на Кратова.
     - Я бы хотела, - сказала она  медленно,  -  чтобы  мы  говорили  друг
дружке "ты".
     - Вот кстати! - обрадовался Стас. - Рашуля, не знаешь ли  ты,  что  у
нас в голубом контейнере?
     - Я не задумывалась над этим, - пожала плечами  Рашида.  -  Он  очень
тяжелый и прочный. Возможно, там какие-то хрупкие предметы.
     - Богемское стекло!  -  сказал  Ертаулов.  -  На  галактической  базе
"Антарес" считается хорошим тоном  пить  соки  и  компоты  из  антикварной
посуды.
     - Что же, - сказала девушка. - Я слышала, что некоторые разумные расы
охотно  питаются  стеклом.  И  древесиной.  Но  я  не  думаю,   чтобы   мы
экспортировали богемское стекло для таких целей.
     - Тебе нравится здесь, Рашуля?
     - Не очень. У нас дома веселее. Кажется, Костя со мной солидарен.
     - Ну почему же, - через силу выдавил Кратов. - Обезьянка была хороша.
     - Обезьянки я не видела. Сейчас там черная пантера.
     - А вы с ней похожи, - отметил Ертаулов. - Я имею в виду, разумеется,
пантеру. С обезьяной у тебя ничего общего.
     - Только общие предки, - улыбнулась Рашида. - И любовь к бананам.
     -  А  как  насчет  хорошей  порции...  -  Стас  украдкой  заглянул  в
предусмотрительно высвеченное меню, - уопирккамтзипхи?
     - Нет, только не это! - воскликнула Рашида.  -  Мне  дорога  еще  моя
фигура.
     - О, дьявол, - озабоченно сказал Ертаулов. - Лишний вес мне тоже ни к
чему.
     -  Все  наоборот,  -  сказала  девушка.  -  Хитрость  заключается   в
несоответствии калорийности и объема. Набиваешь себе желудок  этой  пеной.
Создается  иллюзия  сытости.  Приятная  сонливая  мечтательность,   полное
удовлетворение... А питательность практически нулевая. В результате быстро
и жутко худеешь. Зачем мне худеть? - она закинула ногу на ногу  и  ладонью
провела по тугому бедру. - Я в хорошей форме.
     - Главное - быть в хорошей форме, как считал капитан Крюк  из  сказки
про Питера Пэна, - объявил Стас, сопроводив ее движение взглядом.
     - Ты правильно поступил, что заказал это блюдо, - похвалила Рашида. -
Как раз вовремя. Иначе в самый ответственный момент ты можешь не вписаться
в собственный скафандр. А вот Костя, по-моему, просто в отличной форме. Уж
поверь мне, у меня глаз наметанный.
     - Еще бы! - хмыкнул Стас. - Не стану же я, как  он,  по  четыре  часа
ежедневно  гробить  на  тренажеры.  Да  еще  по  нескольку  раз  в  неделю
напяливать нелепый белый балахон, чтобы затем со всего маху  швырять  себе
подобных на грубую и жесткую циновку. Выламывать им конечности,  душить  и
самому получать от них той же монетой...
     - Костя, что он имеет в виду? - спросила Рашида изумленно.
     - Классическое дзюдо, - буркнул Кратов.
     - Я предпочитаю плавание, - сказал Ертаулов. -  Никакого  насилия.  А
эффект приблизительно тот же. В пространстве, понятное дело, с  бассейнами
непросто,  особенно  на  реликтовых  базах  вроде  этой.  Вот  на  больших
галактических комплексах, говорят, есть даже километровые  дорожки...  Так
вот, я подбросил здешним ребятам идею плавания в невесомости. Безо  всякой
воды. Залезаешь в пустой, хорошо загерметизированный док.  Отстыкуешь  его
от базы с ее искусственной гравитацией. Надеваешь ласты на руки и ноги - и
плавай  себе  вдоль  и  поперек,  отталкиваясь  от  воздуха!  Можно   даже
соревнования устраивать. Или игры.
     - Ты не пионер, - сказала Рашида. - В Галактике давно  уже  играют  в
аэрополо.
     - Жаль, - Стас прикинулся огорченным. - Куда  ни  сунься  -  все  уже
придумано, все открыто. А ты как сохраняешь свою форму?
     - Танцами, - ответила девушка. - Между прочим, танцы в невесомости  -
ни с чем не сравнимое  зрелище.  Или  гравибалет.  Наша  Адриатика  -  его
родина. Прозрачное море, синее небо, зеленые кроны  в  белых  цветах  -  и
танцевальное действо в трех измерениях!
     - Послушай, - сказал Стас. - Милан Зоравица кем тебе приходится?
     - Отцом. Ты слышал о нем? Наконец-то среди космических волков нашелся
хотя бы  один,  кто  знает  имя  величайшего  танцовщика  и  балетмейстера
восточного полушария!
     - Странно. Почему же ты не двинулась по его стопам?
     - Мы совершенно разные люди! Для него танец - способ существования, а
жест заменяет речь. К своим семидесяти восьми он иногда с  трудом  находит
нужное слово, чтобы выразить простую мысль, и  в  нетерпении  танцует  ее.
Представляете: танцует лежа, сидя за столом, читая! Я так не  умею.  Я  не
понимаю его языка, он не понимает моего. Но мы живем в одном  доме,  любим
друг друга, и это  побуждает  нас  искать  способ  общения.  Отец  всерьез
надеется превратить движение и жест в третью  сигнальную  систему.  Или  в
четвертую, если телепатией овладеют все, а  не  единицы.  Я  имею  в  виду
трансляцию мыслей, а не чтение  эмоционального  фона,  которому,  кажется,
учат не только в Звездной разведке, но уже и в обычных лицеях... Кто знает
- может быть, он своего добьется. Во всяком случае, у него есть и учение и
ученики.
     - Все равно  странно,  -  повторил  Ертаулов.  -  Что  тебе  нужно  в
Галактике? Что ты там потеряла? Тяжелая  работа,  смертельный  риск.  Там,
знаешь ли, гибнут, а чаще попросту исчезают без следа. Кому  будет  лучше,
если такая красивая  женщина,  как  ты,  растает  в  этой  черной  прорве?
Танцовщицей на тебя смотрели бы миллиарды глаз, тобой любовались бы все. А
не только трое мужиков из экипажа "гиппогрифа", двоим из которых,  похоже,
вообще нет дела до твоей красоты...
     - Но тебе-то есть до нее дело? - спросила Рашида  и  вдруг  порывисто
подалась вперед всем телом, придвинув смуглое лицо  с  огромными  сияющими
глазами к Ертаулову.
     От неожиданности Стас  отшатнулся.  Спустя  мгновение  он  опомнился,
смущенно рассмеялся, сгоняя с лица бледность.
     - Пантера, - сказал он. - Твое место не в космосе, а  в  джунглях.  В
заповеднике дикой природы.
     - Все мы дикая еще природа, - убежденно произнесла Рашида.  -  Разуму
только чудится, что он правит человеком. На самом деле  древние  инстинкты
просто позволяют ему это до поры. Чем больше позволено разуму, тем сильнее
инстинкты. Они знают свою мощь, уверены в ней и помнят, что в любой момент
могут отодвинуть разум, как  шторку,  и  самолично  явиться  на  сцену.  А
паническая демонстрация силы по поводу  и  без  повода  -  всегда  признак
слабости.
     - Ну вот, опять мне перепало, - констатировал Стас. - Почему  виноват
Костя, а достается мне? Кто меня пожалеет?
     - О, так ты еще и в жалости нуждаешься! - притворно удивилась Рашида.
     - Я ошибся, - сказал Ертаулов. - Никакая ты не пантера. На самом деле
ты  кобра.  Ждешь,  когда  бесхитростная  и  потому   беззащитная   жертва
раскроется, и тогда уже разишь без промаха своим ядовитым жалом.  В  самое
уязвимое место и наповал.
     - Это сильный комплимент, - отметила Рашида.  -  "Позвольте  заметить
вам, что игра ваша сильна..." Спасибо, Стас. Точно и тонко,  не  ждала  от
тебя.  Высший  класс:  оскорбление,  вуалирующее  комплимент.   Ты   почти
реабилитирован. Еще чуть-чуть, и я прощу тебе все недостатки.
     - А что тогда будет? - заинтересованно спросил Стас.
     - Тогда мы с тобой потанцуем.
     - Ма-а-ало... Второй, что ты молчишь? - Стас толкнул Кратова  локтем.
- Члена твоего экипажа лупят почем зря, а ты  меланхолично  жуешь  травку,
будто слоновая черепаха кокосовую пальму! Где  твои  знаменитые  ирония  и
сарказм? Где твои изысканные "хокку" и "сэдока" на все случаи  жизни?  Эта
кобра из "Солнца и комет" меня  заклевала.  Я  слышал,  существуют  звери,
нечувствительные к змеиному яду...
     - Угу, - откликнулся Костя. - Ежи и свиньи.
     - И танки, - прибавил Стас. - Что с тобой нынче?!
     - Я не понимаю, - сказала Рашида. - Причем здесь танк? Насколько мне,
инженер-навигатору, известно, это резервуар для транспортировки жидкостей.
Ты намекаешь на то, что Костя  похож  на  резервуар,  доверху  наполненный
противоядием?
     - Паршиво у вас там, в "Солнце и кометах", с преподаванием истории, -
мстительно объявил Ертаулов. -  Да  будет  коллеге  известно,  что  танком
именовалась бронированная боевая машина на гусеничном ходу.  Не  путать  с
японскими пятистишиями "танка", коих Костя большой ценитель... В нее садят
из пушки, а она прет себе и даже не чихает. А потом давит  гусеницами  эту
пушку. Со всем расчетом. Ну же, Второй,  захлопни  люк,  прогрей  мотор  и
пошевели гусеницами!
     - Действуй, танк,  -  сказала  Рашида  низким,  хрипловатым  голосом,
прожигая Кратова насквозь дьявольскими бесстыдными  глазищами.  -  Раздави
маленькую хрупкую змейку... если угонишься.
     - Устал я от ваших зоологизмов, - произнес Костя.  -  Пантеры,  змеи,
танки... Обезьяна эта кретинская с дурацким бананом.
     - Допустим, на пятачке уже медведь, - вставил Ертаулов. - Даже два.
     - Неважно. Я пришел сюда поесть, и я это сделаю. А вы как хотите. Мне
завтра в рейс. Между прочим, вам тоже.
     Костя замолчал. Понял, что вот-вот наговорит глупостей. Вместо  этого
он с ожесточением  принялся  разделывать  курицу,  похрустывающую  золотой
корочкой.
     - Второй, следует ли  это  понимать  как  приказ  поскорее  закончить
трапезу и отправляться на отдых? - смиренно осведомился Ертаулов.
     Кратов обернулся. В просветах между струй радужного марева он  увидел
Пазура. Тот сидел совсем неподалеку от них  в  нетривиальной  компании:  с
двумя бородачами и одним бритоголовым. В центре  столика  красовались  две
черные бутыли "Клико". Все, кроме мастера,  были  в  обычны