ко пример генетической совместимости  двух  гуманоидных
рас, достоверно зародившихся и достигших цивилизованного  состояния  далее
чем в пяти светогодах друг от дружки. На что уж, казалось  бы,  похожи  на
нас виавы с Дельты Телескопа! Даже смешанные браки  отмечались.  У  нас  в
институте один виав руководит сектором, на доктора Биссонета сильно похож.
Но детей от таких союзов нет и быть не может. Вот вам изогенез!
     - Природные условия? -  переспросил  Кратов.  -  Естественный  отбор?
Занятно. Возьмем уже знакомую нам систему Эа... риву...
     - Эаириэавуунс, - нетерпеливо сказал Аксютин.
     - Угу. Нефтяной  кисель.  Площадь  суши  в  сезон  отливов  не  более
пятнадцати процентов всей поверхности  планеты.  Густой  облачный  покров,
практически непроницаемый для светила. Вроде нашей Венеры, только  что  не
гаже. Как  по-вашему  должны  выглядеть  эти  странные  Иовуаарп,  которые
прекрасно себя чувствуют в столь мерзких условиях?
     -  Иовуаарп?  -  озадаченно  переспросил  Аксютин.  -  Они  так  себя
называют? Ах да, вы же любопытный... Ну что ж! Какие-нибудь червеобразные,
вероятно  -  гигантских  размеров.  Венчик   щупальцев   вокруг   ротового
отверстия. Зрение в  инфракрасном  диапазоне  спектра.  Вторая  сигнальная
система,  соответственно,  основана  на  инфразвуковых  колебаниях.   Что,
впрочем, не обязательно, с тем же успехом это может быть и ультразвук...
     Он остановился, впервые за все это время увидев  на  обугленном  лице
Кратова улыбку.
     - Я не понял, - сказал Аксютин. - Так похоже получилось  или  нет?  Я
угадал? И что это у вас - улыбка чистой радости при виде торжества  теории
над хаосом? Или улыбка презрения к невежеству?
     - Получилось очень похоже, - проговорил  Кратов.  -  Один  к  одному,
венерианский туннельный ползарь. Который глуп как улитка и постоянно занят
тем, что жрет все,  смахивающее  на  органику,  выискивая  ее  при  помощи
эхолокации. И не гнушается той самой нефтью, в которой обитает. Вы, должно
быть, видали его в зоосаде. А эти самые Иовуаарп - гуманоиды.
     - О черт, - пробормотал Аксютин. - Как их угораздило?!
     - Е_о_й_л_а_и_м_э_а_б_и_, - сказал Кратов.
     - Что-что?
     - Сила глумится над разумом, - пояснил Кратов. - Это на их метаязыке.
Перевод мой. И, кажется, неудачный. Точнее  будет  так:  силы  природы  не
упустят случая поставить в тупик теорию кабинетного мыслителя. "Гораций, в
мире  много  кой-чего,  что   вашей   философии   не   снилось..."   [пер.
Б.Пастернака]




                             ИНТЕРЛЮДИЯ. ЗЕМЛЯ

     Грант любовно постучал ладонью по деревянным перилам крыльца.
     - Это я тоже сделал сам, - сказал он значительным голосом.
     - Что мне возразить? - смиренно  сказал  Кратов.  -  Здесь  я  полный
профан. Господь наградил меня руками не для того, чтобы я  строил  дома  и
мастерил глиняную посуду.
     -  Для  чего  же  тебе  верхние  конечности?  -  с  живым   интересом
осведомился Грант. - Уж не для  того  ли,  чтобы  ты  тискал  ими  приклад
фогратора  или  бил  своим  чугунным  кулачищем  злокозненных  нелюдей  по
мордасам?
     - Так оно по преимуществу и выходит, - признался  Кратов.  -  За  всю
жизнь я не сделал своими руками ничего годного к употреблению в быту.
     - М-да, - сказал Грант сочувственно. - Лет двести  назад  тебя  и  за
мужика бы не посчитали. В те суровые времена выше прочего ценилось  умение
всякую щепку приспособить к делу. А если откатить по оси времени еще  пару
веков, ты вообще был бы  обречен  на  вымирание.  Или  на  горькую  участь
городского юродивого, питающегося подаянием... Впрочем, что я вру? У  тебя
был бы неплохой шанс завербоваться в наемники, где ты недурно бы преуспел.
Кабы не твоя плохо скрываемая нелюбовь к применению силы... А еще  ты  мог
бы заделаться странствующим рыцарем, на манер Дон Кихота.  Все  ветряки  к
твоим услугам!
     - Пой, пташечка, - сказал Кратов. - Я все снесу.
     - Ты несчастный человек, брат-плоддер, - продолжал изгаляться  Грант.
- Ты дитя - нет, жертва! - цивилизации. Лишь вторая природа, во  глумление
над законами естественного отбора, дала шанс на выживание таким, как ты.
     Некоторое время они молча, с нескрываемым  любопытством  разглядывали
друг друга. Грант изменился. Он до черноты загорел, оброс бородой - тугой,
иссиня-черной с едва различимыми  седыми  прядями.  И  приобрел  спокойную
уверенность в движениях.
     "Занятно, каким он находит меня", - невольно подумал Кратов.
     Грант потопал босой ступней по дощатому полу веранды, куда они попали
с крыльца.
     - Это я тоже сам делал. Топором и  пилой.  Надеюсь,  ты  знаешь,  что
такое топор?
     - Еще бы! - хохотнул Кратов. - Меня раз пять пытались им прикончить.
     - Тоже, нашли дерево... Воображаю,  как  ты  обошелся  с  теми,  кому
взбрела в голову подобная фантазия!
     - В трех случаях из пяти уже на следующий день мы были  неразлейвода.
В одном - я принужден был ретироваться  без  сколько-нибудь  основательных
результатов. Топорник оказался круглым идиотом, органически неспособным  к
контакту.  Кажется,  у  него  была  дурная  наследственность,   омраченная
хроническим алкоголизмом...
     - Это что, намек? - грозно спросил Грант.
     - В отличие от тебя, он употреблял адскую смесь  спирта  с  красящими
эмульсиями. А последний казус, хотя хронологически он был как раз первым и
к прикладной ксенологии отношения не имел, ты должен помнить.
     - А я и помню. "Дикие плоддеры" на Нимфодоре... Здорово мы  им  тогда
начесали, правда?
     - Ты был великолепен, - серьезно сказал Кратов. - С кастрюлей в одной
руке и сборником апокрифических евангелий в другой. Неизвестно еще, чем ты
орудовал эффективнее.
     - Я  бы  просил  повторить  эти  слова  при  моей  жене,  -  блаженно
промурлыкал Грант. - Будучи стихийной объективисткой, она верит лишь тому,
что видела собственными глазами. Когда я  начинаю  что-то  рассказывать  о
своем бурном плоддерском прошлом, она лишь смеется. Тень чертова  гренделя
довлеет надо мной, как злой рок.
     - А ты не пробовал ее поколотить?
     - Пробовал. С тем же успехом можно поколотить воду.  Или  огонь.  Или
собственную тень. Видел бы ты, как я за ней гонялся!.. Она лишь смеется, -
повторил Грант с притворным унынием.
     Он  взялся  обеими  руками  за  вделанное  в  пол  бронзовое  кольцо,
поднатужился и откинул тяжелую крышку.  Под  крышкой  скрывалась  лесенка,
ведущая в погреб. В сыром полумраке сам  собой  вспыхнул  слабый  фитилек.
Проворно перебирая руками, Грант спустился вниз.
     - То, что здесь хранится, я тоже делал сам, - донесся из глубины  его
гулкий голос.
     Кратов поглядел в окно. Во дворе уже был устроен длинный стол, накрыт
белой скатертью и наполовину заставлен глиняными блюдами и кувшинами.  Над
двором ползли легкие кисейные струи пахучего дыма.  Сразу  за  хворостяной
изгородью во весь горизонт вставал тонкий, будто очерченный пером,  силуэт
горного кряжа, белые вершины которого сливались с серыми облаками. А  выше
начиналось пронзительно-чистое, холодное, синее небо.
     Грант вылез из погреба, одной  рукой  смахивая  паутину  с  волос,  а
другой обнимая пыльный кувшин, запечатанный черной пробкой.
     - Посмотри на дату, - сказал он гордо.
     - 133-й год, - поразился Кратов. - Год нашего с тобой возвращения  во
Внешний Мир!
     - Это вино дожидалось тебя двенадцать лет. Никто в Галактике не имеет
на него права, только мы двое.
     Грант сорвал пробку и разлил темно-красную, густую на вид жидкость  в
глиняные стаканы.
     - Будь счастлив, брат-плоддер, -  сказал  он,  высоко  поднимая  свой
стакан.
     Они выпили. Несмотря на долгое пребывание в  холодном  погребе,  вино
казалось теплым. Вкус его трудно  было  с  чем-то  сравнивать.  Во  всяком
случае, не с виноградом. Вязковатая горечь с примесью душистых трав,  едва
уловимый ореховый аромат.
     Грант не глядя нашарил гирлянду зелени, тянувшуюся через  веранду  от
стены к стене, сорвал слегка увядший пучок и, разделив его пополам, вручил
половину Кратову.
     - Почему ты ни разу не  навестил  меня  раньше?  -  спросил  он,  жуя
стебелек с резными листочками.
     - Я не знаю, - честно сказал Кратов.
     - Бывали дни, когда мне  тебя  недоставало.  Нет,  в  этих  горах  не
водятся пантавры, сабдаги или ракшасы. Правда, первое время  по  ночам  во
двор наведывалась семейка снежных людей и мелочно пакостила.  Но  я  сумел
приручить их вкусными подачками, и теперь мы живем в мире. Ураганы,  ливни
- это все пустяки. Мне не  хватало...  -  Грант  поморщился  и  искательно
пошевелил пальцами. - Не умею объяснить. Во всяком случае,  после  первого
стакана. Жаль, что ты не почувствовал того же одиночества, что и я.
     - Все эти двенадцать лет у меня не было паузы, -  виновато  промолвил
Кратов. - Я не оглядывался на прожитое, не подводил итоги.  Мне  постоянно
не хватало времени на рефлексии. Пауза возникла только  сейчас.  И  вот  я
здесь.
     - Если бы мы встречались чаще, теперь нам было бы легче  говорить.  А
так - мы можем вспоминать годы в Плоддерском Круге, перебивая  друг  друга
подробностями. Когда же речь зайдет о годах во Внешнем Мире,  диалога  уже
не получится. Будут два монолога - твой и мой. Это  не  то,  чего  бы  мне
хотелось.
     - Тебе трудно со мной? - спросил Кратов.
     - Нет. Дело не в этом. Просто наша дружба испещрена  белыми  пятнами.
Это чертов двенадцатилетний вакуум!
     - Стыдно признаться, но я не ощущаю никакого вакуума.
     - У тебя не было паузы. А у меня была.  По  сути,  вся  моя  жизнь  -
пауза. Нет, я не жалуюсь и ни о чем не жалею. В конце концов, я  занимаюсь
любимым делом -  предсказываю  погоду  при  помощи  собственной  маленькой
метеостанции. А люди в долине решают, оставить ли мой прогноз как есть или
исправить его своими силами. Я первый узнаю о лавинах и селевых потоках. А
они делают так, чтобы об этом никто больше не узнал: останавливают  лавины
и глушат сель в зародыше... Я построил дом и семью. Дьявол,  у  меня  трое
детей! О какой паузе я говорю?! - с изумлением спросил себя Грант.
     - Я знаю, о  какой,  -  сказал  Кратов.  -  Тебе  не  хватает  именно
пантавров, ракшасов и этих... как их?.. сабдагов!
     Грант печально покивал.
     - Ты прав, брат-плоддер, - подтвердил он. - Снова ты прав. И тебя мне
тоже не хватало. Знаешь что? - оживился он. - Когда мы допьем наш с  тобой
кувшин, то пойдем и зададим  хорр-рошую  трепку  этим  снежным  засранцам.
Поверь, будет приключение не хуже Нимфодоры!
     - Снежные люди под охраной человечества, - вздохнул Кратов.
     - И здесь ты прав. Им можно гадить у меня во дворе, а мне в их пещере
- нет. И черт с ними. Одна надежда, что придет Магнус Мессершмидт, и вы  с
ним подеретесь.
     - Почему я должен подраться  с  каким-то  Магнусом  Мессершмидтом?  -
удивился Кратов.
     - Он фашист. Ему нравится так себя называть, хотя на  самом  деле  он
метарасист анастасьевского  толка.  Полагаю,  едва  он  обругает  тектонов
чешуйчатыми ублюдками, как ты бухнешь ему... как ты обычно выражался... по
рогам.
     - Кажется, я обману твои ожидания. Нужно быть очень большой сволочью,
чтобы всерьез надеяться вкусить от моего кулака.
     - Жаль, - огорчился Грант. - Магнус, конечно, фашист, но сволочью его
назвать трудно.
     - Но ты не отчаивайся, - сказал Кратов. - Когда мы допьем все вино  и
окарачь выползем на крыльцо, нам зададут хор-р-рошую трепку наши  женщины.
И "дикие плоддеры"  Нимфодоры  покажутся  тебе  невинным  аттракционом  из
Диснейленда.
     Грант, усмехаясь, вторично наполнил стаканы.
     - Всякий раз, опорожняя эту посуду, - сказал он, - я  стану  говорить
тебе о том, как мне тебя не хватало. Такой уж, видно, дух заключен в  этом
вине. Я делал его с большой печалью в сердце.  Наверное,  в  ту  пору  мне
просто необходима была твоя опека. Твое железное плечо. Будь счастлив!
     - Будь счастлив... Ты преувеличиваешь,  брат-плоддер.  Я  никогда  не
опекал тебя. С какой стати мне опекать здорового, веселого  и  резкого  на
язык мужика?!
     - Это тебе только казалось. Таким я был от страха. Шесть  плоддерских
лет я денно и  нощно  трясся  за  свою  шкуру.  И  лишь  твое  присутствие
приносило мне успокоение и уверенность. Возвратившись на  Землю,  я  всего
лишился. Ну, конечно, родные и друзья помогали чем могли. Но у них  всегда
хватало забот и без меня. А ты ударился в ксенологию и совсем забыл о том,
что  где-то  мается  слабый,  маленький  человечек  по  имени   Грант.   Я
подозреваю, ты всю жизнь питал иллюзию, будто вокруг тебя сплошь такие  же
экземпляры, как и  ты  сам.  Растиражированные  природой  с  точностью  до
нюансов. Способные из любой житейской передряги  выйти  своими  ногами,  в
одиночку. И потому ты так легко бросал своих прежних спутников на произвол
судьбы. Дескать, выплывайте как знаете. Делайте, как я... Ведь так?
     - Так, - нахмурился Кратов. - И за какие-то несколько  дней  я  слышу
это уже не раз. Но ты, как я погляжу, все-таки выплыл?
     - Конечно, выплыл. Что мне оставалось?  Но  для  этого  мне  пришлось
одолеть себя. Я был тихим, смирным синоптиком. А в один прекрасный  момент
я решил, что будет лучше, если судьба покорится мне, а не я судьбе.
     - Ты  и  вправду  переменился,  брат-плоддер,  -  уважительно  сказал
Кратов.
     - А ты, я вижу, как встарь, свято веришь в божий промысел?
     - Никогда этого не было! Но в какой-то мере я, безусловно,  фаталист.
И это помогает мне выцарапываться из упомянутых  передряг.  Кому  сгореть,
тот не утонет... Ну, разумеется, я и сам  никогда  не  сидел  сложа  руки,
смиренно дожидаясь избавления.
     - Судьба по прозвищу "Удача", - сказал Грант.  -  Старая  плоддерская
присказка... Я уяснил одну простую  вещь:  человек  может  поломать  любое
горнее предопределение. Он может показать вот  такой  нос  злому  року!  -
Грант широко развел руки в стороны. -  Я  убедился  в  этом,  когда  стал,
наконец, делать то, что хотел.
     - И чего же ты захотел в первую очередь? - поинтересовался Кратов.
     - Для начала - взять в жены субнавигатора Джемму Ким.
     - О! - сказал Кратов и с  готовностью  подставил  стакан  под  вязкую
гранатовую струю.
     - И я взял ее. Почему я должен брать в  жены  не  ту  женщину,  какую
хотел, а ту, какая ближе и согласна?! Будь счастлив!
     - Будь счастлив... Я так не сумел бы, - признался  Кратов.  Голова  у
него слегка плыла.
     - Это был  вестерн!  -  вскричал  Грант.  -  Я  умыкнул  ее  прямо  с
галактической базы Звездного Патруля. Ты знаешь  мою  нелюбовь  к  дальним
перелетам. Но я поборол все прежние предубеждения, проник на базу и уволок
Джемму. Как она и была - в скафандре, чуть ли не с  фогратором  наперевес.
Мне пришлось ее фактически изнасиловать, чтобы она  поняла  мои  серьезные
намерения... Человек - сам хозяин своей судьбы.  А  ты  все  еще  смотришь
наверх, прежде чем совершить поступок.
     - Неправда! - запротестовал Кратов.
     - Я все вижу, - сказал Грант и погрозил ему пальцем. -  Зачем  серому
волку большие глазки?.. Эта девочка, с которой ты заявился,  должно  быть,
кинулась тебе на шею раньше всех других. А ты,  старый  звездоход,  крутой
плоддер, гроза пантавров, и  размяк.  Уговорил  себя,  будто  это  подарок
небес. Чушь!
     Кратов  снова  покосился  в  окно.  Вокруг  стола  носилась   чумазая
полуголая ребятня - сыновья Гранта и Джеммы  Ким,  погодки.  На  мгновение
появилась Марси, в фермерском джинсовом комбинезоне, который был ей велик.
Она  несла  тремя  пальчиками,  далеко  отставив   руку,   свежеощипанного
цыпленка. Увидев Кратова со  стаканом,  девушка  притворно  нахмурилась  и
погрозила ему свободным кулачком.
     - Ты ничего не понимаешь, - сказал Кратов.
     - Я все понимаю. Зачем серому  волку  большая  голова?..  Помяни  мое
слово: она бросит тебя. Как подобрала, так и бросит. Так же внезапно.  Она
НЕ РАВНА тебе. И ты ей скоро наскучишь. Не  представляю,  какие  темы  для
разговоров вы вообще можете находить.
     - Марси тебе не нравится? - расслабленно спросил Кратов.
     - Да нравится она мне! - сказал Грант  страдальческим  голосом.  -  И
мордашкой, и повадкой. Но эта птичка не для тебя. - Он  обнял  Кратова  за
шею и притянул к себе.  -  Плоддер,  плоддер,  ты  где-то  проглядел  свою
женщину...
     По-над домом с клекотом пронесся многоместный гравитр и опустился  на
заднем дворе, оборудованном под посадочную площадку.
     - Вот и Мессершмидт прилетел со своей африканочкой, - объявил Грант с
удовлетворением. - Сейчас я вас познакомлю и  запущу  отсчет  времени.  На
какой минуте ты дашь ему по рогам.




                     ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ГНЕЗДО ФЕНИКСА (2)


                                    1

     "Туатара", открытая гравиплатформа на  четырех  пассажиров  и  восемь
тонн груза, бесшумно плыла над грунтом со скоростью задумчивого  пешехода.
Ее тупой, круто скругленный кверху наподобие конька нос раздвигал  жесткие
стебли высокой  искрасна-бурой  травы.  Стебли,  до  последнего  не  желая
уступать, с душераздирающим скрежетом елозили по бортам и днищу.
     - Нельзя ли приподняться? -  спросил  Биссонет,  чье  красивое  лицо,
слегка искаженное гримасой  неудовольствия,  напоминало  портрет  молодого
дьявола.
     - Нельзя, - сказал Дилайт равнодушно. - Нужды нет  заявлять  о  своем
присутствии до времени.
     - Зачем же мы летели? - с сарказмом полюбопытствовал Биссонет  и,  не
получив ответа, надулся.
     Джед, правивший "туатарой", хмыкнул и со значением подмигнул Кратову,
что сидел рядом. "Я же говорил - сущие дети!" - читалось в  его  шкодливых
темных глазках. Кратов понимающе кивнул и снова уставился вперед, в частую
багровую гребенку без конца и без края.
     Над головами разведчиков брели тугие низкие тучи, сквозь  которые  не
пробивался ни единый лучик света. Стоял "пепельный полдень",  как  называл
это время суток Дилайт. Ровная тоскливая серость  неожиданно  и  резко  на
горизонте сменялась на зловещее зарево.  До  беспрестанно  вулканирующего,
изрыгающего пламя и лаву терминатора рукой было подать.
     Планета Финрволинауэркаф. "Двухглавый дракон с одной головой в огне и
другой во мраке"...
     - Совсем неподалеку отсюда высаживался Горяев, - заметил Дилайт.
     - Занесло нас... - сказал Джед.
     - Странная прихоть, - проворчал Биссонет. -  Возводить  циклопические
сооружения, заведомо обреченные на втягивание в полосу пожаров.
     -  Такие  громадины,  как  "Горяевский  могильник"  или   "Кратовский
дольмен", при  здешнем  уровне  технологии  могли  возводиться  веками,  -
произнес Дилайт.  -  Чтобы  высечь,  а  затем  доставить  на  строительную
площадку стотонную плиту, нужны усилия тысяч людей. Предприятие вровень  с
нашими пирамидами.
     - Если только они не  спекали  эти  плиты  из  мелких  фрагментов,  -
возразил  Биссонет.  -  Что,  по  некоторым  гипотезам,  и  осуществлялось
древними   египтянами,   вопреки   устоявшемуся   мнению   о   безудержной
эксплуатации зловредными фараонами несчастных рабов. Вы же  не  делали  ни
единого анализа сколов. За неимением таковых...
     - В последнем случае они успели бы не только воздвигнуть здание, но и
попользоваться  им,  -  сказал  Дилайт,   привычно   игнорируя   пустяшный
булавочный укол. - Хотя время неумолимо прижимало бы их к терминатору.
     - Отсюда и культ огня, - кивнул  Биссонет.  -  Точнее,  множественные
культы. Огонь как неизбежность, фатум...
     Кратов прислушивался к рассуждениям ксенологов вполуха.  Ему  хватало
собственных проблем.
     С того момента, как миди-трамп упокоился  на  иссохших  персях  этого
мира, Кратова не покидало ощущение допущенной ошибки. Нет,  не  нужно  ему
было соглашаться на участие  в  миссии!  В  конце  концов,  он  волен  был
отказаться выполнить приказ Гроссмейстера и найти  своему  отказу  весомые
оправдания. Тот же Кодекс плоддерской  чести,