ть,  а  учитывать  их  в  своих  мысленных   конструкциях.
Предвосхищать их развитие. И направлять, если нужно. Но с каждым веком все
реже испытывать сердечный отзыв при случайном упоминании о прежнем, родном
доме...
     "Я бы не смог. Ну, допустим, мой убогий умишко  тектонам  и  так  без
особой нужды. Да и во всем человечестве нет еще  гениев  такого  масштаба,
чтобы они заинтересовали тектонов. Мы не доросли. Разумеется, мы дорастем,
наберем свое. Лет этак через тысячу. Кто знает, быть может, тогда и  среди
нас появятся смельчаки, готовые обрезать пуповину, связывающую их с  родом
человеческим,  и  принять  на  себя  все  -  без  исключения!   -   заботы
Галактики... Нет, Горный Гребень позвал  меня  не  за  тем,  чтобы  делать
лестные и неприемлемые предложения.
     А где-то в подсознании шебуршится-таки червячок  задетого  самолюбия!
Хочется  тебе  выслушать  приглашение  в  тектоны,  а  потом  со   вздохом
притворного сожаления, но вполне мотивированно, отринуть  его.  И  остаток
дней сожалеть о своем гордом отказе уже по-настоящему... Ох,  и  тщеславен
же ты еще, - укорил он себя. - Мало тебя за это жизнь долбила.  Ну,  будет
об этом..."
     - Я не могу задерживать тебя сверх меры, брат,  -  сказал  тектон.  -
Время уходит, его не вернуть. И необходимость нашей встречи еще не  остра.
Я должен был увидеть тебя, и я увидел. И Совет тектонов видит  тебя  моими
глазами. Поэтому то, что говорю я, тебе говорят все тектоны Галактики.  Ты
свободен, как свободно каждое разумное существо. И мы, тектоны,  не  имеем
власти указывать тебе, каким путем  идти.  Но  ты,  выслушав  нас,  должен
верить, что мы не желаем тебе зла.
     - Я верю этому.
     - Наша просьба покажется  неожиданной  и  странной.  Мы  просим  тебя
немедленно  прервать  свою  деятельность  в   Галактическом   Братстве   и
поселиться в каком-нибудь достаточно уединенном месте.
     Кратов встрепенулся. Такого он, конечно же, не ожидал.
     - Я чем-то помешал тектонам? - спросил он с растерянной улыбкой.
     - Напротив, твоя деятельность, равно как и твоих  собратьев,  полезна
Галактике. Повторяю: ты волен идти своим  путем.  Но  тебе  известна  наша
просьба. И речь идет, вне сомнения, о непродолжительном сроке.
     - Что же я стану делать... в этом уединенном месте?
     - Вспоминать.
     Кратов озадаченно пожал плечами.
     - Мне сорок один год. Даже по земным меркам это лишь начало зрелости.
О чем же мне вспоминать, какую ценность могут иметь мои мемуары?
     - Память каждого разумного существа бесценна.  И  мы  пока  бессильны
задержать этот стремительно уходящий от  нас  источник.  Но  что  касается
твоих воспоминаний, то в первую очередь они нужны нам, тектонам. Ты будешь
фиксировать их и передавать в ваш Глобальный Инфобанк. Так они станут  нам
доступны.
     - Но ты не ответил на мой вопрос, учитель.
     - Я и не могу ответить. И ни один тектон не  может.  Нам  неясны  еще
процессы, происходящие в Галактике в связи с тобой.
     - Процессы? В Галактике... и в связи со мной?!
     - Твое удивление напрасно, брат. Вокруг каждого существа в Галактике,
да и за ее пределами происходят мощные, обычно неощутимые процессы.  И  не
всегда мы своевременно учитываем их развитие и последствия. А когда момент
упущен, приходится бросать все силы на  то,  чтобы  даже  не  исправить  -
только сгладить допущенную ошибку. Что  же  странного,  когда  в  связи  с
человеком,  ведущим  столь  активную   деятельность   во   многих   мирах,
развиваются помимо его воли и вне предвидения тектонов какие-то процессы?
     - Что же насторожило тектонов?
     - Я снова не отвечу тебе. Наши домыслы могут сковать  твой  разум,  и
ты будешь вспоминать лишь то, что укладывается в их границы. Или, что  еще
страшнее, бессознательно следовать нашей гипотезе и вспоминать то, чего не
было на самом деле. Память - источник, но воды его вспять  не  потекут.  С
нами остаются лишь их журчание, блеск  и  сладкое  ощущение  прохлады.  Ты
должен вспомнить все, брат. Все - день за днем, с того  момента,  когда  в
твою жизнь впервые вошла Галактика.
     - Мне было тогда восемнадцать лет, - улыбнулся Кратов. - Я был  всего
лишь  маленькой  прожорливой  личинкой,  которая  страстно  мечтала  стать
прекрасной бабочкой.
     - Я понял твою метафору. И думаю, что мечтания личинки весьма  близки
к осуществлению. По крайней мере, если судить по куколке...
     - Ты чересчур добр ко мне, учитель. Я совершал много ошибок.  Гораздо
больше, чем следовало бы.
     - Если бы тебе  знать,  сколько  ошибок  совершают  тектоны!  Вот  мы
увидели тебя. Но, к сожалению, с опозданием. И это  также  одна  из  наших
ошибок, исправить которую ты поможешь нам своими воспоминаниями.
     - Я готов отдать вам свою память в  полное  распоряжение.  Скопируйте
ее, изучите слой за слоем, деталь за деталью...
     - Символы и образы, хранимые мозгом, туманны и разобщены. Они  словно
драгоценные реликвии, которые молчат  перед  посторонним  посетителем.  Но
приходит хозяин, берет в руки любую вещь и рассказывает о ней удивительные
истории. Так и память.  Она  хранит  не  только  реликвии,  но  и  правила
обращения с ними, и правила для этих правил. Понять из копии твоей  памяти
то, что ты мог бы  поведать  двумя  словами,  займет  у  нас  едва  ли  не
вечность. И потом, есть воспоминания, права на доступ к которым  не  имеет
никто, кроме их обладателя. Ты сам решишь, о чем рассказать нам.
     - Мне придется покинуть Сфазис?
     - Здесь ты не сможешь спокойно вспоминать. Вокруг тебя  будет  кипеть
близкая, привычная, захватывающая тебя работа. И ты  не  сумеешь  остаться
сторонним наблюдателем. Есть единственное место в Галактике, где ничто  не
помешает тебе. Где память твоя будет свободна. Это Земля.
     - Но я не жил на Земле много лет.
     - Там твой дом. Ты не  чужой  своей  планете,  -  в  холодном  голосе
тектона послышалась горечь.
     Кратов молчал. Ему было невыносимо тяжко в сдавившей  плечи  накидке,
при каждом вздохе тектона ледяной пот змейками скользил между  лопаток,  а
сердце  трепыхалось  в  груди,  как  чумное.  Но  он  не  мог   немедленно
повернуться и уйти прочь. Что-то говорило ему: Горный  Гребень  не  хочет,
чтобы он ушел. Наступил тот редкий момент,  когда  мудрому  тектону  стало
наплевать на быстротечное время, и нужно ему только одно - побыть  наедине
с другим существом, пусть ни капли на него не похожим,  но  все  же  очень
близким. И в этом чужом по крови и плоти существе узнать  себя.  Молодого,
свободного, исполненного беззаботных мечтаний.
     Горный Гребень тоже молчал. Кольчуга на его груди теперь  волновалась
совсем редко, и глаза-огоньки мерцали тоскливым голубым светом.


     Всякий раз, когда Кратов бросал  в  темную  воду  пруда  камешек,  на
всплеск поднимались  большие,  начисто  утратившие  от  жадности  страх  и
совесть рыбины. И, не обнаружив ничего  съедобного,  с  обидой  высовывали
наружу ослизлые морды.
     - Пшли отсюда! - прикрикнул на них Кратов, но рыбины  не  понимали  и
продолжали ревниво следить за его движениями.
     С деликатным шорохом расступились камыши,  и  рядом  возник  Григорий
Матвеевич. Он на цыпочках приблизился к Кратову и  предупредительно  замер
за его спиной.
     - Костя, - позвал он, откашлявшись. - Вы никого не хотите видеть, ото
всех прячетесь. Что произошло?
     - Бог с вами, - смущенно сказал Кратов. - Я всегда бываю здесь в  это
время дня. И мне сейчас просто необходимо поразмыслить в тишине.
     Энграф вторично откашлялся и спросил звучным голосом:
     - Могу я разделить ваше уединение, коллега?
     - Сделайте одолжение, Григорий Матвеевич. Мне подвинуться?
     - Нет,  благодарю  вас.  Это  из  старозаветного  анекдота  про  двух
шотландцев, если не ошибаюсь... Так вы улетаете на Землю, Костя?
     - Кажется, да, - произнес Кратов и вздохнул. - А вы уже знаете?
     - Я  и  обязан  знать  все,  как  старший  в  миссии.  Но  если  быть
откровенным, то примерно за  час  до  вашего  возвращения  со  мной  вновь
связался уважаемый посредник  Шервушарвал  и  передал  просьбу  одного  из
тектонов, по имени Колючий Снег Пустых Вершин... Не правда ли, у  тектонов
всегда очень образные имена.
     - А вы не задумывались над тем, какие ассоциации будят эти образы?
     - Признаться, нет. Мы  вообще  мало  задумываемся  над  деятельностью
тектонов. Благоговение перед их мудростью,  красивые  и  страшные  легенды
недалеких  наших  предков,  переживших  настоящее  потрясение  при  первом
контакте с разумом Галактики... В их именах, на мой взгляд, есть некоторый
привкус отчужденности.
     - Легенды! Эти легенды существуют бок о бок с нами. Их можно увидеть,
но мы не хотим. Их можно потрогать, но мы  боимся  прослыть  наглецами.  И
сами воздвигаем вокруг них искусственный барьер тайны -  некую,  будто  бы
недоступную нашему пониманию иллюзорную реальность, майю... А  они  живые.
Они двигаются, думают, даже ошибаются.  И  страдают  из-за  своих  ошибок,
поверьте, не  меньше  нас,  людей,  обремененных  несовершенной  плотью  и
движимых необузданными порывами своего варварского ума. Одиночество -  вот
что скрыто за их именами. Каждый тектон, вне зависимости от того,  сколько
в его имени составляющих, носит одно-единственное имя - Одиночество.
     - Вы серьезно полагаете, что они нуждаются в обществе...
     - Уж договаривайте, Григорий Матвеевич. В  обществе  существ  низшего
порядка? Они нас такими не считают. Мы чересчур значительную  часть  нашей
истории посвятили войнам, и в нас где-то на уровне инстинктов  укоренилось
преклонение перед полководцами...
     - Был еще такой термин - "субординация", -  мечтательно  заведя  очи,
сказал Энграф.
     - ...И вот  этот  самый  инстинкт  нет-нет  да  и  прорежется  в  нас
нынешних. Тогда мы  начинаем  успокаивать  себя:  действия  старших  -  по
разуму, по возрасту, по общественному ли положению  -  не  обсуждаются,  и
чуть что прячемся за эту спасительную мысль, как за ширму.  Подсознательно
уговорив себя, что превосходство  в  интеллекте  непременно  подразумевает
пренебрежение, хотя бы и в самой мягкой форме, ведем  себя  соответственно
нами  же  избранным  правилам  игры.  Однако   маскируем   свой   комплекс
неполноценности всякими рассуждениями о пиетете да о  скромности.  Думаем,
будто бы, обращаясь к нам со словами "брат", "друг",  они  лишь  соблюдают
дипломатический этикет. И что все их просьбы на самом  деле  есть  приказы
полководцев солдатам. А они искренне видят в нас братьев, и  воля  братьев
для них первый закон! Мы сами отгородились от них  и  тем  обрекли  их  на
одиночество. - Кратов поморщился,  со  внезапной  отчетливостью  припомнив
последние минуты в пещере Горного Гребня. -  Тектоны  любят  рассуждать  о
времени. Так гласят  легенды,  и  я  убедился  в  их  истинности.  Тектоны
действительно ощущают себя в постоянном цейтноте.  Но  как  же  тогда  они
должны хотеть затормозить этот непрерывный бег! А мы, именно мы лишаем  их
такой возможности.
     Энграф саркастически усмехнулся.
     - Вы еще мальчик, Костя, - сказал он.  -  Мальчик  резвый,  кудрявый,
влюбленный. Сорока с лишним лет от  роду.  В  вас  бушуют  эмоции.  Это  и
хорошо...  Вы  проецируете  свою  личность  на  партнеров   по   контакту,
приписываете им собственные переживания, очеловечиваете  нелюдей,  отважно
пренебрегая их принципиально иной природой, а  следовательно  -  и  строем
мышления. Когда-то это расценивалось в среде ксенологов  как  недопустимая
ошибка. Мол, нелюдь - нелюдь и есть. Но я  думаю,  что  для  человека  это
неизбежно. И это один из кратчайших и вернейших  путей  пробудить  в  себе
симпатию к собеседнику. А значит - понять его... Тектоны - не люди, Костя.
Они мыслят и чувствуют не так,  как  мы  с  вами.  Нам  ли  дано  осознать
движущие мотивы их поступков? Общаясь с нами и нам подобными, они попросту
переходят  на  доступный  нам  уровень  мышления,   который   есть   малое
подмножество естественно присущего им уровня. А вы сейчас высказали  всего
лишь частную, хотя и любопытную, ксенологическую гипотезу. Чем  вы  всегда
меня  подкупали  -  так  это  способностью  с  ходу,  без   артподготовки,
генерировать  ксенологические  гипотезы.  Но  вряд  ли  кто  осмелится   в
обозримом  будущем  проверить  вашу  правоту.  Нам  пока  нечего   сказать
тектонам. И трудно понять их слова, обращенные к нам.
     - Особенно когда  они  сопровождены  "дыханием  тектона",  -  буркнул
Кратов.  -  Предки  были  правы:  это  банальный  инфразвук.  Вроде  наших
"шатагхни", инфрагенераторов, знаете?
     - Признаться, не доводилось испытывать на  себе,  -  сказал  Григорий
Матвеевич сдержанно.
     - А мне доводилось. В пору  своей  буйной  юности.  Неприятное,  надо
заметить, ощущение. Но я ждал чего-то похожего  и  потому  к  концу  нашей
беседы почти не обращал на него внимания. Господи, да с чего мы взяли, что
у тектонов атрофированы все чувства?! Что им будто бы нелюбопытно  слушать
о нашей Земле, что им безынтересно побывать  на  ней...  Разве  кто-нибудь
хотя бы раз рискнул пригласить тектона в гости?
     - Эмоции, Костя, эмоции, - сказал Энграф. -  А  где  строгая  научная
оценка фактов?  Ведь  вы  сподобились  редчайшей  возможности  общаться  с
представителем высшего интеллектуального звена Галактического Братства.  И
для земной ксенологии ваша информация бесценна. Надеюсь, вы  не  преминете
составить подробный отчет о рандеву, опустив по  необходимости  содержание
самой беседы, а также снизив эмоциональный накал?
     - Не премину, - фыркнул Кратов. - На досуге. Теперь и  оно  -  эпизод
моих мемуаров. Но будет это  непросто.  Попробуйте-ка  составить  отчет  в
ксенологической нотации о ваших каждодневных препирательствах  с  Руточкой
на предмет полезных физических нагрузок!.. Так что же интересного  сообщил
вам коллега Шервушарвал?
     - Нижеследующее, - сказал Григорий Матвеевич. - Колючий  Снег  Пустых
Вершин убедительно просил руководство земного представительства на Сфазисе
не препятствовать вашему желанию -  буде  таковое  возникнет  -  на  время
оставить  свой  пост  и  возвратиться  на  Землю.  Любые  ваши   поступки,
присовокупил  тектон,  должны  расцениваться  как  направленные  на  благо
Галактического Братства.
     - И что же вы? - полюбопытствовал Кратов.
     -  Грешно  вам...  Разумеется,  мы  отнеслись  к  просьбе  тектона  с
пониманием! Что занятно, Костя: в это время ваша конфиденциальная беседа с
Горным Гребнем была  в  самом  разгаре.  И,  полагаю,  каждое  ваше  слово
немедленно становилось ведомо всему Совету тектонов. А  вы  говорите  -  в
гости пригласить.
     - Я знал об этом. Горный Гребень не скрывал своей постоянной связи  с
другими тектонами. Мне лишь почудилось, что перед  самым  расставанием  он
все же разорвал ее... Это пустяки, Григорий  Матвеевич.  Мне  нечего  было
таить от Совета тектонов. И всем нам -  тоже.  Тектоны  -  общность  более
высокого порядка, чем раса, биологический вид. По сути, мы  имеем  дело  с
единым сверхорганизмом, сверхинтеллектом под названием  "Совет  тектонов".
Согласитесь, было бы удивительно, если бы правая рука этого сверхорганизма
не ведала, что творит левая.
     - Замечательно, - улыбнулся Энграф. - Как-нибудь пригласите на  чашку
чая левую пятку этого сверхорганизма... Вы упрямец, Костя, и это также  не
самая дурная черта вашего характера,  есть  и  похуже.  Только  примите  к
сведению мою ремарку: тектоны, при всем их очаровании, не люди.  Повторяю:
не люди! И никогда не станут мыслить и поступать  по-человечески,  как  бы
нам того ни хотелось. Для них это много-много шагов назад по  эволюционной
лесенке. И то, к чему все мы с исторической неизбежностью придем - я  имею
в виду пангалактическую  культуру  или,  как  принято  величать  ее  среди
дилетантов,  Единый  Разум  Галактики,  -  так  вот,  культура  эта  будет
нечеловеческой. Как ни обидно вашему, да и моему, поверьте,  человеческому
самолюбию. Тем не менее, этот досадный для всякого  антропоцентриста  факт
не  помешает  человечеству   преспокойно,   с   достоинством   влиться   в
магистральное русло формирования пангалактической культуры  и  занять  там
подобающее место... А  вас  не  смущает  то  обстоятельство,  что  тектоны
заранее предвосхитили некоторые ваши поступки?
     - Вы правы, Григорий Матвеевич: я упрямец. И потому не  люблю,  когда
мною двигают, как пешкой, даже в сторону ферзевого фланга. Вы это  и  сами
отлично знаете.
     - Еще бы! - хохотнул Энграф.
     - Но чего за тектонами ни разу не отмечалось ни в одном свидетельстве
- так это лжи. И  если  они  говорят,  что  в  Галактике  творится  нечто,
обеспокоившее их, и это "нечто" каким-то невероятным  образом  связано  со
мной, значит, так оно и есть. И сейчас не тот случай, чтобы  я  артачился.
Хотя у меня накопилась прорва проблем, разрешить которые было бы не только
интересно, но и полезно.
     - Вы слишком много носитесь по Галактике,  -  укоризненно  проговорил
Энграф. - Вот и нашалили  где-нибудь.  Зацепили  какие-то  струны,  доселе
скрытые от чуткого уха и недреманного ока тектонов. И эти струны зазвучали
не в их излюбленной тональности.
     - Горный Гребень просил меня заняться мемуарами. Не знаю,  зачем  это
тектонам. Быть может, они хотят найти в них первый аккорд этих струн? Или,
еще того проще, выиграть время, осмотреться,  изучить  ситуацию  поглубже?
Подозреваю, что наши многомудрые тектоны  слегка  растерялись.  Могут  они
растеряться, в конце-то концов?
     - Могут. И растеряться,  и  ошибиться.  И  перестраховаться,  кстати,
тоже. Только не вкладывайте в эти термины человеческое содержание,  Костя.
Растеряться для тектона,  вероятнее  всего,  означает  обрабатывать  объем
информации несколько больший, нежели требуется  для  оптимального  решения
проблемы.
     - Вы снова принялись за мое воспитание, Григорий Матвеевич, - заметил
Кратов. - Неужели я плохой ксенолог?
     - Отнюдь нет,  Костя,  -  ласково  промолвил  Энграф.  -  Вы  хороший
ксенолог. В свете последних событий я бы даже выразился: чересчур хороший.
Очень мне нравится и завидно, что сердце у  вас  болит  обо  всех  этих...
нелюдях. Что вы за ксенологическими абстракциями  отчетливо  видите  живых
существ. Сострадаете им.  У  меня,  грешника,  оно  давно  уже  не  болит,
сердце-то. И контакты для меня - лишь набор формальных  описаний,  которые
надо привести к истинному, однозначно определенному виду... Как  долго  вы
предполагаете быть на Земле?
     - Примерно с месяц. На дольше мне просто не достанет воспоминаний.
     - В таком случае у меня будет к вам ряд поручений.
     - Разумеется, я их исполню. - Кратов испытующе поглядел на Энграфа. -
А почему бы нам не наведаться туда вместе? Проведать матушку-Землю?
     - Что мне там проведывать, Костя? - пожал плечами Григорий Матвеевич.
- Искать старые стены  своей  молодости,  которые  давно  стерты  в  прах?
Молчать над могилами ушедших родных и  друзей?  Я  реликтовый  космический
волк-одиночка. С Землей меня не связывают ни дом, ни семья. Потому что  на
все это нужно было жертвовать  временем,  а  в  молодости  мы  необдуманно
склонны отдавать предпочтение более важным - на наш, разумеется, взгляд  -
занятиям.  И  однажды  выяснилось,  что  ничего  уже  не  поправить  и  не
построить. С тех пор мой дом - на Сфазисе, а  моя  семья  -  все  вы,  кто
проводит здесь некоторый период  своей  биографии,  чтобы  затем  пропасть
где-то за тысячи парсеков. И я вполне  понимаю  ощущение  цейтнота,  какое
вечно испытывают тектоны. Только вот не нравится мне,  что  и  вы,  Костя,
похоже, неосознанно повторяете мой путь.
     - Что вы, Григорий Матвеевич, - Кратов смущенно засмеялся. - Какой же
из меня аскет?
     - Вполне сложившийся, Костя, - печально покивал  Энграф.  -  Мой  вам
совет - хотя вы редко прислушиваетесь к моим советам, и напрасно!  Разумно
используйте время,