адстройкой сверху, чьи
борта так высоки, что не видно за ними мачт! Но не страх уже, а благоговение
укрепилось  в  душах  эльдар,  ибо  истинные  мореходы  оценили  мощь  расы,
сотворившей подобное чудо, и поняли они, что не иначе, как посланцы Нуминора
-- Земли-Сна на востоке --  услышали их  мольбы и явились огородить опальных
эльфов от постоянных притеснений со стороны разгневанных валар, что так и не
простили им деяния их на Арде.
     Корабль замер, прочно врастя в берег и выстрелив для  верности странным
вращающимся якорем, ввинтившимся в скалы и навсегда оставшимся там. По всему
было видно, что уходить отсюда новоприбывшие не собираются.
     Несокрушимой горой замер "Алькарондаса".  Но тишина  не  была полной --
гулко билось стальное сердце флагмана, и эхо  вторило  ему с моря  на разные
голоса.  Взглянули  на море  -- и  не увидели  в нем  воды:  было  черно  от
диковинных кораблей, что  двигались без парусов  и весел,  грохоча стальными
сердцами и пожирая, подавляя магию своим лишь присутствием.
     -- Приветствуем  освободителей из  Нуминора! --  завопили  эльдар. -- И
отныне на земле у Туны всегда вам почет и слава!
     Грохнули  ответным   салютом  пушки  на   кораблях.  Эльдар  замерли  в
недоумении: несметная армада словно свихнулась, и  корабли стреляли друг  по
другу! Это было дико и непонятно!..
     Но  от  выстрелов  не   загорались  и  не  шли  на  дно  корабли,  лишь
перебрасывались  с  одного на другой стальные блистающие нити.  Вот такие же
протянулись к вросшему в берег флагману, и не ударились бесцельно в борта, а
с  ювелирной точностью  вошли в заранее подготовленные пазы. Теперь  корабли
образовали сложнейшую стальную  паутину. Ни  разорвать ее, ни перепутать. Ни
шторм, ни цунами не разрушат эту  крепость на  воде,  держащуюся и  за самою
себя, и за берега Земли Богов!..

     "Боишься смерти, Король?"
     "А кто ж не боится ее?.."
     "Я покажу тебе путь к бессмертию. Прийди и возьми его!"
     -- И  вот  я  пришел.  Люди  мои,  мы у  цели!  И  отныне нашим  станет
бессмертие, а всех,  кто  станет на нашем пути -- сотрем в порошок!  Есть ли
кто, который решится оспорить мои слова?
     Молчание и одобрительный гул команды  были ответом стареющему королю. И
тут с неба прозвучало:
     -- Мой господин оспорит!
     Поднятые глаза. В небе, залитом  грязно-серым  сиянием,  распростерлась
черная  тень  гигантского  орла.  С  истерическим   воплем  "Орлы  Манвэ!!!"
перепуганные эльдар  крысиной  стаей  кинулись  в  свои  убежища.  Но  ежели
рассчитывал Король Арды, что падут ниц  нуменорцы, то явно ошибся он в своих
ожиданиях.
     В  глазах воинов не было ни капли страха. Лишь  король вопросил у своих
приближенных:
     -- Эта говорящая куча перьев успела сказать, что она глашатай?
     -- Нет, господин.
     -- Ну и  отлично. Значит,  мы  не  нарушим  закон о  неприкосновенности
послов и глашатаев.
     Правитель поднял к губам массивный браслет и чуть лениво сказал в него:
     -- Первый и Седьмой! Угроза с воздуха. Код действий -- 3200.
     Со свистом сорвались с верхней палубы флагмана две серебристые птички с
острыми треугольными  крыльями и ринулись на  орла, оставляя за собою гарь и
керосиновые  выхлопы.  Орел  был  крупнее,  но истребители  выигрывали  и  в
скорости, и  в маневренности, и король даже подумал, не  будет  ли сия атака
"избиением  младенца".  Тем более,  что  в  вечернем  пасьянсе ему постоянно
выпадала в  эти  дни карта, на которой сцепились  в драке Великан и  Карлик.
"Битва с неравным врагом" -- так трактуют эту карту  Мастера Видения. Может,
об этой битве шла речь?
     Орел развернулся, с клекотом бросаясь на неожиданных противников. Он не
привык терпеть конкурентов  ни  в воздухе, ни в покоях  господина своего. Но
крохотные  грохочущие  чудовища  разошлись  в разные стороны, и  тут впервые
птица ощутила боль. Сперва неясная, она становилась все сильнее, расползаясь
под брюхом и обжигая огнем. Отчетливо запахло горелым пухом. Ветер услужливо
раздувал пламя на брюхе любимца Манвэ.
     Гигантская  птица   торопливо  взмыла   вверх,   но  преследователи  не
отставали, ведь не отпугнуть орла поручили им: 3200 -- "Найти И Уничтожить!"
И приказ короля -- превыше всего!..
     С высоты орел кинулся вниз,  сбивая пламя  потоками воздуха. Тщетно! Не
горит, но тлеет, выжигая нутро. Приятно, конечно же, мотаться  над Нуменором
и  по  приказу  Манвэ  метать  его  колдовской  силою  молнии  в  обитателей
Подаренной  Земли, любуясь,  как корчатся люди и горят их  дома.  Но  гореть
самому?!...
     Не  может самоуверенная  птица  понять, что за штурвалами  "Семерки"  и
"Единицы"  те,  на  чьих  глазах  молнии валинорской  птички  испепелили  их
родителей, и не только приказ, но и Месть направляет сейчас полет серебряных
крыльев.
     Тявкнул  пулемет, вышибая  орлиные  перья, и  раскаленные иглы  меди со
свинцом впились  в крыло,  мешая маневру. Другая очередь  опалила бок. Капли
крови застывали на рваных перьях, холодили раненое тело.
     Изловчившись, орел клюнул "Единицу", и та закувыркалась в воздухе, но у
самой земли  выровняла полет и, свечой взмывая вверх, вспорола орлиное крыло
новыми  очередями.  Как  не  хватало  посланцу Манвэ  сейчас  тех  заклятий,
которыми снабжал его Господин перед налетами на Нуминор!
     "Ну почему же Манвэ не  спешит на помощь!" -- билось в мозгу птицы,  --
"Как мне нужны  его  молнии!  Именно  сейчас!!!" --  и  тут  вдруг  холодной
льдинкой мелькнула жестокая  мысль: -- "Потому что проигрываю! А Господин не
любит неудачников!.."
     Крылья  слабели с  каждой минутой. "Что сделают со мною, если сдамся? А
что   потом  сделает   Манвэ?!"  С  треском  "Семерка"  ударилась   носом  в
окровавленное крыло. Хрустнула кость.  Мир завертелся и поплыл, стремительно
приближалась  земля. Треск. Удар.  Скольжение.  Клыки  скал вырывают  клочья
плоти,  обнажая ребра, кровь с алмазной пылью наждаком дерут раны. Почему-то
умирающему  орлу  вспоминается,  как рвал  он крепким  своим  клювом  сперва
девушку из племени,  завезенного  сюда  на истребление на  потеху Великим, а
затем так же спокойно  и  с наслаждением клевал и  рвал плоть  Золотоглазого
Майя.  "Но им же... Им  же было  так же больно!" --  с ужасом вдруг подумала
гигантская птица. Это была ее последняя мысль,  и благородная Тьма поглотила
сознание, и во Тьме горели звезды...
     Наблюдающие  за   воздушной  схваткой   эльдар   восторженными  криками
приветствовали  возвращающихся  на  палубу  авианосного  флагмана  летчиков.
Впервые видели  они,  как  не устояли  орлы  Манвэ, наводившие ужас на всех,
впадающих  в  немилость к Королю  Амана.  Пусть  один орел, но -- его  глаза
сковывает белесая пленка смерти.
     Отныне в мире появилась новая сила, заставляющая с собой считаться даже
Великих...

     В  тщетных  потугах отцепиться от невиданных  захватчиков валары ринули
Валинор на  другой этаж  пространства,  уводя, пряча в многомерностях  землю
свою.  Но  крепко держалась  сеть  кораблей,  и неотрывно следовала  она  за
жертвой своею. И от ухода  на  соседнюю Грань, в Сопредельное  Пространство,
родилась  на месте ушедшего Валинора  страшная волна-цунами, и в  беге своем
смыла она с лика Арты древний  муляж. Так исчез в  бездне  вод прославленный
Нуменор вместе с оставшимися на  нем стукачами валар  и не успевшим  вовремя
отплыть  Сауроном. Но знал  майя  Ортхэннэр,  что  не отцепится  Валинор  от
преследователей своих, и испить свою чашу до дна заставят его люди.

     --  Я  могу  разнести вас в прах одним нажатием этой кнопки!  -- король
Нуменора  Ар-Фаразон  Золотоликий  потрясал  перед  носом  взбешенного Манвэ
черным пультом дистанционки.
     --  Ты  осмеливаешься угрожать нам здесь? А ведомо ли  тебе,  что магия
наша подавляет и  угнетает  ваши хитроумные  машины,  и работать  они тут не
могут?
     --  Ага, ты  это  своей  птичке на берегу разъясни! Или попроси Тулкаса
поведать, кто так украсил его  краснорожий портрет! (Вопреки ожиданиям  Гнев
Эру не  кинулся тут же на обидчика в  ярости, а трусливым щенком  рыскнул за
трон, затаился, словно страшась  продолжения и новых побоев...) Наша техника
давит вас  -- и будет  давить, и  ничего вам тут  не поделать! Есть  вещи, с
которыми должны считаться даже боги!
     -- Так мы уйдем в  мир, где Ночь  правит бал, и ваша техника,  дарующая
вам силы, передохнет!
     -- Пожалуйста! Хоть сейчас! Но не забывайте, что тогда ничто не сдержит
реакторы на кораблях, а урану все едино, День или Ночь! Рванет -- и  никакие
заклятия не помогут!
     -- Но сдохнешь и ты!
     --  Я  стар,  и в  жизни своей испытал я все, кроме бессмертья.  Сюда я
явился именно за ним! И ежели дать его вы не в силах  -- остальное я в жизни
познал, кроме смерти. Познаю и  Смерть. А  вот проблему с  вашим бессмертием
решить  при этом походя  могу!  Сможете сохраниться среди  урановой пустоши,
коль  тела  ваши  обновлению  больше  не  подлежат?  Приятно  жить,  гния  и
разлагаясь  ежесекундно  --  и  не иметь средств прервать эту  вечную  пытку
незаживающих ран?! Это -- угроза!!!
     Манвэ молчал. Ауле ясно  увидел незаживающие раны Мелькора, сотворенные
капризом Манвэ. Неужели  это -- расплата  за старшего брата?  Если так -- то
наказание справедливо, и только Ирмо с  Ниенной достойны избежать  его.  Они
могли  немногое,  но сделали  все, что  смогли, пытаясь  спасти Крылатого от
цепей и боли... И не их вина, что этого оказалось недостаточно...

     -- И что же ты хочешь, смертный?
     -- Знаешь и сам: бессмертия! За ним я пришел, но теперь вижу, что мне и
этого мало! Я ставлю свой трон в этом зале!  Нет, не  занять место среди вас
хочу я! Сейчас, СЕЙЧАС  ЖЕ вы отречетесь от власти! И я лишь буду править на
земле Амана!
     Повисла   страшная  тишина.  И  в  ней  страшным   скрежетом  прозвучал
треснувший вдруг голос Манвэ:
     -- Я отрекаюсь.
     -- Громче!
     -- Я отрекаюсь!
     -- Громче! Не слышу!
     -- Я ОТРЕКАЮСЬ!!!
     -- Хорошо. Все слышали. А как остальные? Или судьбы собственной земли и
народов  своих  вас  не  интересуют?  Так  подумайте  хоть  о  шкурах  своих
собственных, как сделал это только что ваш король!
     --  Я  отрекаюсь. В пользу  Ар-Фаразона. И плевал я  на всех! -- заорал
вдруг Тулкас и опрометью кинулся из зала.
     --  Вторым  он  покинул  Валинор   навсегда,  но   первым  из  всех  --
добровольно, -- проговорил ему вслед Намо, и все поняли: ВИДИТ!
     -- Кто был первым? -- голос Ар-Фаразона сух.
     -- Брат мой  Мелькор.  И Тулкас  будет стараться идти сходным  путем, и
Зеленые Эльфы приютят его, и будет он учить их песне и бою, и  после схватки
с Неведомым  навсегда закрепится за ним прозвище "Одинокая Бродячая Нога". И
не в воле валар и Единого изменить это!
     --  Он  получит мой  лучший  десантный бот, чтобы  легко  добраться  до
Средиземья! -- проговорил Ар-Фаразон.
     --  Он уже летит. И несут его те из орлов Манвэ,  что  слышали и поняли
последнюю  мысль  своего  умирающего  собрата,  --  с  холодностью  автомата
констатировал  Намо,  пряча  за  эту  холодную  маску  свое  наслаждение  от
растерянных  и  взбешенных лиц  собратьев, впервые  всерьез  доигравшихся со
своей властью и предначертаниями.
     -- Пусть только вернутся! -- прошипел Манвэ.
     --  Они не  вернутся.  Они  отреклись  от предавшего  брата  своего.  И
отреклись сами. Они не глупы.
     -- А ты, велеречивый пророк?
     -- Мне не от чего  отрекаться.  Как и Ниенне, и Ирмо. Мы лишь хранители
душ и  скорби  мира,  и незачем перекладывать нашу  вечную  ношу  на  слабые
человеческие  плечи -- на них и  своего горя  достаточно. А  вот  бессмертие
Ар-Фаразону я подарю. Это в моей власти. Нет! Не бессмертие -- ВЕЧНОСТЬ дарю
я тебе, и никогда Смерть не заглянет в твои глаза, никогда не вкусишь ты ее,
что бы с тобой не случилось!
     Только Ниенна с легкой улыбкой смахнула незаметно слезинку, мелькнувшую
на этот  раз  озорством. И подумала валаресса:  "Хитрый  и злой  мальчик ты,
братец!  А нуменорец-то рад-радешенек, словно наградили, а  не наказали его!
Вечность! Что есть страшнее! И сколько раз еще запросит он смерти..."
     Ауле  метнул тяжелый свой  парадный  молот, и тот воткнулся в пол у ног
короля людей, расколов дорогую мозаику.
     -- Молот -- мой скипетр! Прими  же его, человек! Я  отрекаюсь, но перед
отречением  дарую свободу гномам своим и ученикам своим  -- кроме Курумо. Он
-- твой!
     "Хороший подарочек!" -- улыбнулась  Ниенна. Воистину,  не день  слез, а
день смеха наступил в замшелом Валиноре!
     --  Я отрекаюсь и гашу  звезды!  --  Варда.  Но  разве погасишь то, что
горело  в Эа еще до рождения Арты, да что там Арты --  самого  Эру Единого и
его прародителей! Так что никто не заметил в небе никаких перемен... И вновь
улыбнулась Ниенна, на этот раз -- тщете подруги и сестры своей,  что столько
врала  всем,  что  звезды --  ее работа,  что в  конце-концов и сама  в  это
уверовала!
     -- Я отрекаюсь! Шторма ваши! -- Ульмо.
     -- Я отрекаюсь... -- Йаванна.
     -- Отрекаюсь! -- Нэсса.
     -- Отрекаюсь... -- Оромэ.
     -- Ухожу! -- Вана.
     -- Я ухожу! -- Эстэ.
     -- Я ухожу с мужем! Мне отрекаться не от чего! -- Вайрэ.

     -- Отречение принято! -- Ар-Фаразон.

     Так началась в Валиноре  Эпоха  Людей." Одно лишь  жаль --  не у нас, а
где-то в альтернативной реальности произошло все это...



     Глава 14

     --  Черт  бы  побрал  этот скверик  вместе  со  всеми  его  птичками  и
солдатами! -- леди  отряхнула плечо от  снайперского голубя  и огляделась по
сторонам...
     Солдаты -- они вообще-то милашки, но только когда в постели, а не когда
у  двери  с  ордером  на арест...  Нет,  надо было  этого  шерифа  еще ранее
отравить, чтобы и не вырос!..
     Но что ни говори -- в постели  солдат,  изголодавшийся по ласке  -- это
отличный любовник!  Любовник...  О!  мысль,  вертевшаяся  давно,  наконец-то
обрела свою завершенность: надо смотаться в бордель и найти там "леди" Элис!
Она  так похожа,  что если поменяться с ней платьями (а  к чужим шмоткам она
дюже падка, особенно если шмотки прикидовые, клевые!), то... в худшем случае
-- передышка так на недельку, пока дознания будут  проводить, а в  лучшем --
просто не та голова покатится на дворцовой  площади!.. А  уж затем, когда  и
забудут о моем существовании -- вот тогда-то и...
     Мимо "Тоски Зеленой", мимо ювелирки, мимо-мимо-мимо... А вот и бордель!
     --  Привет, Элис!  Ты  сейчас  без клиентов? Пошли,  побазарим... Между
нами, девочками...
     --  Ну, как  сказать...  Вот  Джонни обещал за  мной заехать....  А чо,
собсна, за дело-то?
     -- Хвинансовые проблемсы. Ты как  насчет "одолжить" свое  рабочее место
на сутки  -- другие? Я те материально компенсирую. Сама подумай, ты в таком,
как щас на тебе, на Джонни произведешь впечатление?
     --  Ну, раньше производила, и щас  произведу...  Те чо,  мае  платье не
нравится?
     -- Дак как те сказать -- некоторым и селедка с душком нравится... Вот и
хочу в твоем пощеголять...
     --  Так мне чо, голой по городу шастать? Я ж еще пока что подвига нашей
Лизочки повторять не собираюсь...
     -- А чо, число твоих поклонников стремительно возросло бы. Но вообще-то
предлагаю свое платье  взамен.  И  диадему  -- в  залог, на время пока мы...
развлекаться будем.
     -- Идем.
     -- Куда?
     -- Ко мне в номер.
     -- Зачем?
     -- Как зачем! А переодеваться ты тут предлагаешь?
     Переодевшись, Элис, вся  из себя такая радостная, убежала на свидание к
Джонни Пупкову.
     Осмотревшись в номере Элис, Леди Морена не заметила ничего интересного,
кроме странной заколки с серебряной крысиной мордочкой, записки от какого-то
приятеля Элис, приглашавшего ее к 23:00 в таверну, и  черной трубки  в палец
толщиной из странного, легкого, похожего на кость материала.
     Тут с улицы донесся испуганный  и возмущенный женский крик.  Выглянув в
окно,  леди  Морене  посчастливилось  наблюдать,  как Элис  долго доказывает
шерифу и трем стражникам-оболтусам,  что она не придворная дама. Увы --  все
же  ей  удалось это доказать с  помощью  родимого пятна на  средней груди. И
тогда шериф и трое стражников решительно направились ко входу в бордель.



     * * *

     -- День  добрый, брат мой  во  Спасителе! --  брат Винченто обратился к
стражнику, стоявшему у ворот.
     -- И тебе добрый день, -- лениво позевывая, ответил стражник.
     -- Я вот пришел в город по делам монастырским, -- брат Винченто скромно
умолчал, что  не  давеча,  как сегодня,  он  был спроважен  из монастыря  за
пьянство и некоторые иные прегрешения. -- Да уж давно здесь не был. Хочу вот
узнать, кто тут сейчас правит, да...
     -- Вообще-то тут  правит король  Макарий, -- слегка удивленный стражник
ехидно ухмыльнулся, про себя приметив осведомленность монахов.
     -- ...к жителям города, к странствующим монахам как он относится?
     -- Он к странствующим монахам не относится, он к королям относится!  --
скаламбурил повеселевший стражник.
     Монах,  ничего  на  это  не ответив,  попрощался  и  двинулся  в  недра
разомлевшего под летним солнцем города.
     Прогуляться и  ознакомиться с местными  достопримечательностями  всегда
полезно. Но долго ли выходишь на пустой желудок, да когда тебя атакует такой
злобный демон, как  Вчерашний  Бодун? Поразмыслив, брат Винченто  двинулся в
поисках какой-нибудь таверны.
     --  Добрый  денек, святой  брат!  --  неожиданно  раздалось  за  спиной
перепугавшегося  от  неожиданности  монаха.  Винченто  обернулся:   какой-то
странный тип в одежде, какую обычно носят мастеровые, улыбался во весь  свой
зубастый рот. Кажется -- угрозы он не представлял и лично "святого брата" не
знал.
     --  И тебе  день добрый,  брат мой  во Спасителе. Чем могу помочь  ради
Господа нашего? -- Винченто изобразил  поклон, что при  его комплекции почти
не получилось.
     -- Помоги  донести мне  этот сундук до дому, я перед  тобой в долгу  не
останусь.
     -- Святое писание учит  нас не брать за труды свои, но отдавать  щедро,
-- брат Винченто  вспомнил, что  со вчерашнего вечера у него во рту макового
зернышка  не было.  -- Но ежели брат решит сотворить доброе дело и накормить
своего  брата, не евшего со вчерашнего дня, то это, конечно же, зачтется ему
на небесах.
     -- О! Конечно же, я накормлю тебя, достопочтенный брат!
     Сундук был действительно тяжел, а его  хозяин жил в другом конце города
-- в доме напротив супермаркета. Но брат Винченто был  вознагражден за труды
свои. Отменно пообедав жареными цыплятами и попив чаю с вытребениками, он уж
совсем забыл про тяжкий труд таскания сундука.
     --  Послушай,  Джек,  --  обратился  досточтимый монах к своему  новому
приятелю, с которым  успел  уже как следует сдружиться, --  Нельзя ли у тебя
заночевать?
     --   Э-э-э...  Как  тебе  сказать...  Моя  хозяйка   не  любит,   когда
останавливается  кто-то  посторонний.  Ежели хочешь  --  заплати  ей  и  она
возражать не будет.
     -- А сколько она обычно просит?
     -- Пятак,  не  меньше. Эт чтобы охоту  отбить. Так что плюнь на  нее: в
"Обкуренном пони" комнату можно и за троячку снять.
     Посидев еще  для  приличия  минут десять и  выпив еще пару  чашек  чая,
Винченто попрощался с новым знакомцем и направился искать таверну.
     Снять  комнату  оказалось не  проблема.  Правда, эта ночевка совершенно
опорожнила кошелек, не оставив даже медяка на завтрак. Так что спал Винченто
неспокойно, хотя и привык опочивать после обеда. Ему снилось, что наутро он,
голодный, откусывает кусок от  пирога,  а  тот вновь прирастает на  место  и
говорит ему человеческим голосом:  "Пока  не заплатишь, не  скажу, как  есть
зеркальные  пироги"... А  затем к  нему подносят шикарный  окорок  и говорят
"Винченто, это Окорок. Окорок -- это Винченто. Унесите Винченто!"
     В  ужасе  он проснулся,  и  тут-то ему в  голову пришла  светлая