братный курс всего лишь за минуту до того,
как на поляну хлынули полчища стандартных арбалетчиков в сером..."



     --  Вот   такое  вот  воспоминаньице...  Замечу  только,  что  позже  я
разобрался с  лунами Кринна. тут Король слукавил: заменив  луны на  Луну, он
стандартизировал Кринн, сделав его одной  из теней Земли, лишив самобытности
и оригинальности...


     Глава 8

     --  Так ты, значит, девил...  -- пробасил дракон. -- Попросту говоря --
дьявол, так?
     -- Не совсем... Во-первых, бывший девил, ибо я выкупил и дособрал  свою
душу, а потому и смог снова стать  смертным,  чем  и  горжусь! А  во-вторых,
дьяволов не бывает, они вымышленные персонажи, в отличие от девилов...
     -- Ты умеешь интриговать...  А  знаешь -- я сейчас захлопну  выход и не
выпущу тебя до тех пор, пока не услышу от тебя подробности о деволах.
     -- Ой, отцепись! У меня и так уже в глотке сухо, как в  Каракумах! Я не
потяну такую длинную  историю!.. А упускать подробности -- себя  не уважать!
Кинул бы ты в  меня  шлемом  мыслесъемника, я  бы напрямую странслировал,  с
подробностями!
     -- Так ты понял, кто я?
     -- Ага! Деволы -- не дикари! Но вся  беда  в  том,  что ближайшая точка
техобслуживания -- там же, где и Город Драконов,  который ищут эти Всадники.
А ты, похоже, не в очень-то летабельном состоянии...
     -- Угу... Но рассказы твои мне понравились... А ты что -- действительно
встречался с драконами? С настоящими?
     -- Ага! И даже чуть не купил у одного из них душу... Но Крысиный Король
успел первым,  зараза! Но это не имеет  отношения к предыстории деволов. Так
что тебе первым показать?
     -- Про деволов... Возьми шлем справа, под пультом...


     * * *

     Non Deus hominem, sed homo Deum ex nihilo creavit.

     Утро никак не предвещало, что день  окажется  интересным. Скорее совсем
наоборот. Солнце беременным апельсином висело в мутном английском небе, едва
достигнув зенита, когда Бран  с  трудом  разлепил  веки. Как  только он  это
сделал,  он  понял,  какая это  была  ошибка. Но  было  поздно.  Ровной, как
архиепископский посох, шеренгой перед ним  выстроились, вытянувшись  во весь
свой немалый рост, насущные проблемы всякого современного алхимика-практика:
закончился кал летучей мыши, рука самоубийцы, купленная за бешенные деньги у
беглого каторжника с Гримпенской трясины, оказалась на деле рукой  человека,
умершего  от несварения желудка,  в результате  приворотное  зелье,  любовно
сделанное  Браном  для  внутреннего,  так  сказать,  употребления, приобрело
неописанные  оккультной наукой  свойства... Бран скривился  и поморщил  свой
длинный  с  горбинкой  нос,  украшенный  импозантной  бородавкой.  В  животе
противно урчало. "Не хлебом... Единым...  В  трех лицах..."  передразнил  он
местного  зануду брата  Антония.  Как и  следовало  ожидать  есть  от  этого
захотелось  еще сильнее. "Где бы взять чего  пожрать?" стихами выразил  свою
печаль Бран. Вопрос этот был скорее риторическим, так как редко выдавалось в
жизни алхимика утро, когда не приходилось его себе задавать. Через некоторое
время  Бран  понял,  что придется  снова идти  в  кабак. Со стоном  разогнув
затекшие конечности, он собрал в сумку те препараты и зелья,  которые он еще
не выпил с похмелья сам и надеялся продать.
     Уже выйдя из своей глинобитной халупы и пройдя с дюжину шагов по улице,
Бран насторожился. Время было достаточно  позднее, но городок  словно вымер.
Все окна и двери были плотно закрыты. Надоедливая детвора не возилась в пыли
у дороги. Хозяйки не выходили купить чего-нибудь и посплетничать. Вечный гул
рыночной  площади  смолк.  Казалось,  единственным  звуком было  настойчивое
урчание у Брана  в  животе. Алхимик  подумал с минуту и  медленно, осторожно
двинулся в сторону площади. Первым, что  повергло его в недоумение, когда он
подкрался  к  кузне  и  выглянул  из-за  угла, была  корчма.  Старая, хорошо
знакомая вывеска с полустертой  надписью "У ведьмы Джин" оказалась тщательно
завешенной куском мешковины, на котором красовались кривые буквы: "У свитова
Никалая". Бран, который очень гордился своим умением читать, чуть не фыркнул
от досады. Рядом послышались голоса.  Он высунулся чуть дальше и молниеносно
рванулся  назад.  Несчастный  алхимик  прижался к стене  кузницы,  обливаясь
холодным потом.  А приведшее его в такую прострацию зрелище не несло в себе,
на первый взгляд, ничего пугающего.
     Посреди площади, как  раз напротив  входа в  покосившуюся церковь, были
свалены  в неаккуратную кучу дрова, сено и даже  валежник, который  какая-то
неведомая сила  притащила из  соседнего  леса. В  нескольких футах от нее на
земле  лежала  длинная,  в  полтора человеческих  роста,  толстая жердь,  на
которую устало  опирались лопата и заступ.  Чуть поодаль стояли двое. Первым
был  монах в  длинной  черной  рясе.  Несмотря на теплую  погоду, он глубоко
надвинул  клобук, так что лицо его  было трудно разглядеть, только время  от
времени поблескивали из-под капюшона хитрые  глазки. Монах был высок  и худ,
как  щепка. Вторым был воин. Поверх старого, но добротного доспеха он  носил
белый  нарамник  с  гербом,  в  котором  доминировал  небесно-голубой  цвет.
Длинный, до пят,  зеленый  плащ скрепляла  медная фибула. Довершал его наряд
искривленный палаш у пояса. Ни  один из них  не заметил Брана, так они  были
увлечены разговором.
     --  ...и все таки, брат  Бенвенуцио, --  говорил с  сильным шотландским
акцентом воин, -- это несправедливо. Я это все сюда притащил, а теперь еще и
копать должен? Сам копай!
     -- Да. Но тем не менее, -- ответствовал скромный монах.
     -- Да я ведь какой-никакой дворянин!
     -- Да. Но тем не менее.
     -- Я тут, чтобы это...  искоренять  ересь, вот, а  не заниматься черной
работой!
     -- Да. Но тем не менее.
     -- Я тебя должен защищать, а не с лопатой корячиться!
     -- Да. Но тем не менее.
     -- Я из Хайленда! Я человек горячий!
     -- Да. Но тем не менее.
     -- Я воин Инквизиции, а не смерд вонючий!
     -- Да. Но тем  не менее, если яму не выкопать  до  возвращения капитана
О'Рейли, голову открутят не мне.
     Воин с досады  плюнул,  но засучил рукава и  принялся  за работу.  Брат
Бенвенуцио  тем  временем  извлек из недр своего одеяния кусок хлеба  и сыр,
присел  на край  какой-то колоды и, глядя преданными  глазами  на орудующего
лопатой шотландца, принялся все это поглощать.
     -- Ты бы хоть поделился, что ли? -- буркнул воин.
     -- Да. Но  тем не  менее, -- промычал монах, отправляя в рот  последние
крошки.

     "Инквизиция!" --  мысли неслись в  голове Брана, как пьяные шотландские
пони. -- "Что делать?!  Сожгут ведь ни за что, ни про что!" От ужаса алхимик
чуть не  плакал. Вдруг, как  вспышка света в кромешной тьме, свернула мысль:
"Свартхед!  Вот  где  можно  отсидеться!"  Колдун  Свартхед  был,  наверное,
единственным  другом  Брана на  протяжении  последних  пяти  лет. Он  жил  в
развалинах старой мельницы, на опушке соседнего леса. В городе его не любили
даже  больше, чем алхимика, но боялись гораздо  больше.  Его умение наводить
порчу  и сглаз, проклинать  и отнимать мужскую силу никем под  сомнение и не
ставилось. Он  был  первой излюбленной мишенью воскресных  проповедей  брата
Антония. Второй был Бран. Впрочем, реальных сил у Свартхеда было немного, но
кое-что он  несомненно  мог. Когда  бывал  трезв.  А  случалось  это  ох как
нечасто. Однажды алхимику удалось застать трезвого Свартхеда за работой. Его
несказанно поразили  горящие прямо в воздухе непонятные знаки и  бормотание:
"Солнце  во  Льве...  Ангел  второго декана... Асфориэль...  мелех  элогейну
а-олам ашер-кадеш..."  Несомненно у Свартхеда можно будет пересидеть  плохие
времена.
     Задами  Бран пробирался  к  лесу.  Казалось,  сама  природа  восприняла
настроение города.  Птицы  притихли, воздух  был  недвижим,  громом небесным
раздавался под сенью деревьев хруст веток, на  которые  он  наступал.  Вдруг
впереди послышались голоса. Застигнутой у горшка сметаны кошкой Бран сиганул
в ближайшие кусты. И через минуту на тропинке впереди  показались люди. Трое
оказались солдатами Инквизиции. В старых доспехах и грязно-белых нарамниках,
с каменными лицами, они волокли спотыкающегося Свартхеда. Левый глаз колдуна
совершенно  заплыл,  губы были  разбиты в кровь. Он что-то  нечленораздельно
мычал.  Перед ними ленивой  походкой сытого  медведя шагал человек огромного
роста. Время  от времени он довольно подкручивал густые пшеничного цвета усы
и  поглаживал  рукоять  подвешенного  к  поясу  меча.  На  его  снежно-белом
нарамнике слева красовался четырехлистный  клевер. Впереди всех, то  забегая
вперед,  то  отставая,  подпрыгивал  мячиком  монах.  Плотный,  подслеповато
щурящий  карие  глаза  и  подергивающий себя за редкую  бороденку,  он дышал
нерастраченной энергией. Не прерываясь ни на секунду, он вещал:
     -- Иже херувимы поют в облацех славу воинству  Христову! Pater  noster,
qui es in  coelis! Истинно реку --- посрамлен будет нечистый! И сила, и семя
его!  Аллилуйя!  Тьфу,  Мать наша  Святая  Католическая  Церковь!  Корни тут
наложили по дороге... О чем это я? А, да святится имя Господа! Всепокайтеся!
А ты грешник-еретик, тунеядец-сатанист, каешься?
     -- Я-а-а... -- начал было Свартхед.
     -- А зря! Покаяние облегчает участь! Как бишь там на латыни? "Сказал  и
облегчил  душу!"  Пойми,  козлище от  агнцев недоотделенное, единственная  и
благородная цель моя, как Великого Инквизитора всея Каледонии,  суть  спасти
ваши погрязшие во грехе души путем  очищения  праведным огнем веры! Но ежели
ты не покаешься, то и огонь веры может оказаться бессилен!  И палачу  работы
меньше будет, если ты сам покаешься! Ну? Каешься? А?
     -- Я-а-а-а...
     --  А  зря! Ведь как говорила  Мать  настоятельница нашего  монастыря в
Хайдельберге, "не  согрешишь --  не покаешься,  не  покаешься  -- Господу не
угодишь!"   Вот   пришла   ко   мне   как-то  на   исповедь   дочка   одного
Ноттингемширского шерифа. И так ей было плохо, и так муторно. А исповедалась
-- враз все  прошло! Ad momentum, как  говорится. Потом раза по два в неделю
исповедоваться  прибегала. Хе-хе. Только вот месяца через четыре пришлось ей
портного вызывать...  Но я  был  призван  тогда  моим Инквизиторским  долгом
далеко на север и не знаю даже, что с ней теперь... Так что от покаяния одна
польза! Каешься?
     -- Я-а-а-а...
     --  А зря! Ведь как говорил Св.Фома Аквинат: "Человек без покаяния, что
эта портянка на дороге"... Что-о? Портянка? И сапог?
     Бран с ужасом посмотрел себе на ноги и понял, что бегство его оказалось
слишком поспешным  -- один его  полуразвалившийся сапог остался лежать прямо
посреди тропинки.
     -- Так ведь это... ЧУДО!!! Аллилуйя! Это знамение! Господь послал нам с
неба эту портянку Святого...  э-э-э Дунстана! Эта священная реликвия поможет
нам  бороться с  силами тьмы! Слава  Господу!  На  колени,  мерзкий грешник,
повинный в грехе содомии!
     Трое  солдат рухнули  на колени. Свартхед в непонимании  остался стоять
пошатываясь посреди дороги.
     --  Идиоты! Не  вы! Колдуна на  колени!.. Вот так-то  лучше!  Но каковы
кретины... КАПИТАН О'РЕЙЛИ!!!
     -- Ну  вот,  чуть  что  -- сразу О'Рейли...  Всегда  во  всем  ирландцы
виноваты... -- загудел колокольным звоном усатый громила.
     -- Почему ваши люди такие идиоты? Где дисциплина?! А? Я вас спрашиваю?
     -- Виновные  будут  наказаны,  святой  отец.  Клянусь  бедренной костью
Святой Женевьевы!
     -- Так-то лучше! Но почему мы тут до сих пор стоим? Все вперед!
     Через  минуту  на  тропинке  никого  не  было,   только  старый  сапог,
перевязанный бечевой, остался одиноко лежать на  земле.  Бран, который никак
не  мог  отдышаться и утишить сердцебиение,  залпом опорожнил один из  своих
флакончиков, натянул на босую ногу сапог  и направился вслед за  солдатами и
Инквизитором.

     Солнце уже клонилось  к  закату,  когда  все  население  городка  воины
инквизиции  согнали  на  рыночную  площадь. Брана  туда  притащил  за шкирку
собственноручно  капитан О'Рейли.  Алхимик уже оставил надежду пережить этот
день, но на  его счастье Джоанна, дочь старого Джона Седдлера, бросала такие
пламенные взгляды на храброго вояку, что он попросту уронил Брана на землю и
направил свои стопы в несколько ином направлении,  нежели планировал раньше.
Все придушенно молчали. Посреди площади к вкопанной шотландским горцем жерди
был  привязан Свартхед. Справа и слева от него стояли два  солдата и монахи.
Брат Антоний явно  робел от  такого  нового дела, как  аутодафе, и испуганно
жался  к  брату  Бенвенуцио.  Инквизитор,   естественно  бегал  туда-сюда  и
возмущался отсутствием порядка  и дисциплины. Вскоре Бран заметил еще одного
чужака. Он стоял с явно скучающим видом, прислонившись к стене под  надписью
"У Свитова Никалая", и лениво посматривал  по сторонам.  Одет он  был весьма
странно.  Сухощавую фигуру  скрывал мешковатый камзол  со множеством набитых
карманов, у пояса висел невозможно тонкий  меч с витой гардой и навершием, а
на голове у  него красовался зеленый берет с большим  рыжим  ("Видно, петуха
ограбил," -- подумал Бран) пером. Длинные волосы незнакомца  были собраны на
затылке в некое подобие конского хвоста, а самым примечательным объектом его
хитрой, кошачьей физиономии были тонкие усы и бородка-клинышек.
     --  Дети  мои! --  когда Инквизитор начал говорить  проповедь, все  его
нервические  манеры,  как ветром  сдуло. Теперь  он  выглядел и говорил, как
настоящий представитель могучего Ордена Псов Господних и Матери Католической
Церкви.  -- Дети мои, тяжелые испытания обрушились  ныне  на  зеленые  холмы
нашей милой Родины! Сатана искушает сердца некрепких в вере! Многих он, увы,
уже  искусил. Но даже  для  самого  отпетого  грешника,  коим  несомненно  и
является  сей  мерзостный  колдун,  есть  еще  надежда  на  спасение. Она  в
искреннем покаянии. Очистивший душу и  попросивший милости  у Бога, получает
поддержку  Матери  нашей  Единоапостольской  Католической  Церкви.  Вот этот
грешник покаялся! (Свартхед, чей рот был заткнул кляпом,  отчаянно замычал и
замотал головой). Вы видите, как яростно отрекается он  теперь от всех своих
прошлых  деяний?  Как  проклинает  Лукавого,  ввергшего   его  душу  в  море
несчастий? Так должно каяться всем истинным католикам! Теперь он может смело
уповать на Господню милость и милосердие! Слава тебе, милосердный  наш Боже!
Прости  нам прегрешения наши, аки и мы прощаем должникам нашим! И  не  введи
нас во искушение, и да избави нас от Лукавого! Аминь!
     "Аминь,"  --  прокатилось  гулким  эхом  по толпе.  Пришелец  в  берете
поморщился.
     -- Итак, властию,  дарованной мне Святейшим Понтификом  Римским,  Папой
Клементом, я,  Великий  Инквизитор  всея  Англии  и Каледонии,  брат  Ордена
Св.Доминика,  отец Ефраим Хайдельбергский, ныне в  13-ый день летнего месяца
июня, года 1314 от Рождества Христова, оглашаю  приговор  рабу Божиему Якову
Буллю, известному также как Свартхед  Чернокнижник.  По рассмотрении дела мы
пришли к решению признать обвиняемого виновным во  всех  приписываемых оному
преступлениях,   на  основании  собственного   же   признания   обвиняемого,
сделанного в присутствии двух свидетелей и скрепленного клятвой на Священном
Писании. После чего мы, дабы  избежать лишней жестокости и опасности смерти,
передаем   его   в   руки   светской   власти   для   понесения   наказания,
соответствующего его преступлению. Во имя Господа нашего Иисуса Христа, Девы
Марии и всех Святых Апостолов, в особенности Св.Петра и Св.Павла, аминь!
     Но перед тем,  как  привести  приговор в исполнение, мы хотим  сообщить
верующим  о  великом чуде, которое  произошло  сегодня. С  небес, в огненном
сиянии, спустилась к нам священная реликвия -- ПОРТЯНКА СВЯТОГО  ДУНСТАНА!!!
Некогда,  во  времена,  когда Св.Дунстан проповедовал в наших краях, к  нему
подступил Дьявол  в  облике  молоденькой  послушницы  и  стал  искушать.  Но
Св.Дунстан не растерялся. Он поборол  в себе  искушение, сорвал с  ноги свою
могучую портянку  и ткнул под нос  Нечистому.  В тот же миг не выдержал Враг
Рода  Человеческого  святости сей портянки  и исчез с  проклятиями! Вот  так
Св.Дунстан посрамил Дьявола! Аллилуйя! Слава Господу и Св.Дунстану!
     Незнакомец  под  вывеской  принюхался, поморщился  и  достаточно громко
произнес: "Свежо  предание, да верится с трудом..."  Благообразное лицо отца
Ефраима на мгновение исказил гнев, но затем он сдержался и произнес:
     -- Сейчас  все воочию убедятся в  правдивости моих слов! Есть  ли среди
вас люди, страдающие неизлечимыми болезнями? Пусть они выйдут сюда!
     Дальше произошло неожиданное. Бран  сам не понимал, какая сила толкнула
его прорваться через толпу и пасть на колени в кругу яркого  света  факелов.
От ужаса  он зажмурился. "Вот и все, и нету Брана", -- пронеслось у  него  в
голове.
     -- Каков твой недуг, сын мой? -- вопросил Инквизитор.
     Бран молчал. Он не  мог даже найти в себе силы  открыть  глаза,  просто
стоял на коленях и молчал.
     -- Отвечай! -- нетерпеливо сказал Инквизитор.
     Бран молчал.
     --  Я  вижу,  ты  слеп  и  нем от рождения,  сын  мой?  --  произнес  с
облегчением отец Ефраим.
     Бран яростно закивал в ответ.
     -- Тогда  именем Господа  нашего Иисуса  Христа,  Девы  Марии и Святого
Дунстана я призываю эту священную реликвию исцелить  этого человека, если он
силен в своей вере  и не искусился  посулами нечистого! In nomine Patris, et
Filii, et Spiritus Sancti! Amen!
     Через мгновение  Бран  понял,  что ему  на голову  возложена  священная
реликвия. В ноздри ударил могучий дух. Невольно глаза алхимика распахнулись.
Перед ним  стоял  Инквизитор и  пристально вглядывался ему в лицо.  Бран  не
нашел ничего лучше, чем завопить:
     -- Я вижу!!!
     -- Чудо! Слепец  заговорил! Немой узрел свет! Господь сотворил ЧУДО! --
подхватил Инквизитор.
     --   Чу-у-удо-о-о!   --   прокатилось   по  толпе,  чья   религиозность
подогревалась солдатами инквизиции.
     --  А  теперь к  вящей  славе Господней,  ad  majorem Dei  gloriam,  мы
приведем в исполнение приговор!
     В глазах Свартхеда, который  уже  начал  надеяться, что  о нем  забыли,
отразилось отчаяние.
     -- Капитан О'Рейли! Приведите приговор в исполнение!.. Капитан О'Рейли!
     Капитан, который  в это  время что-то оживленно  втолковывал юной Лесси
Чизвок, удивленно обернулся и загудел:
     -- А? Чего? Куда? Приговор? Эт мы в момент!
     Он взял  у одного из солдат инквизиции факел и не торопясь направился к
колдуну.   На   некоторое  время  на  площади  воцарилась  гробовая  тишина,
нарушаемая только чавканьем брата Бенвенуцио,  который по обыкновению что-то
жевал.
     До костра  оставалось всего пару шагов,  когда все факелы  вдруг  разом
потухли. Черное ночное небо разрезала лиловая  молния, и вместе с громом как
бы   из-под  земли  послышались  раскаты   дикого,  демонического,   истинно
сатанинского хохота. Вслед за этим раздался  пронзительный женский визг. То,
что началось затем, не поддается никакому  описанию. Все ринулись кто  куда.
Солдат инквизиции  смяли,  как  сухую траву. Крики  и вопли не стихали ни на
секунду. Бран решил, что это лучшее время, чтобы ретироваться куда подальше.
Уже на бегу он услышал сзади во тьме крик Инквизитора:
     --  Клянусь,   что  не  покину  этого  города,  пока  не  изловлю  всех
приверженцев Дьявола! Клянусь!

     Спустя  три  четверти  часа  Бран  уже  сидел   на  старой  мельнице  и
трясущимися руками пытался разжечь  очаг.  Кремень выскальзывал из рук и раз
за  разом  он  терпел  неудачу.  Вдруг  валежник вспыхнул  сам  собой  ярким
оранжевым пламенем. Бран невольно зажмурился. Когда глаза немного привыкли к
яркому  свету, он увидел перед  собой... Свартхеда.  Самодовольно ухмыляясь,
колдун грел руки у огня. Это было уже  слишком даже  для такого сумасшедш