просто...
   - Ты пьяна! - Он с отвращением отвернулся. Тут она вновь  взорвалась,
почти не в силах сдержаться.
   - Да, пьяна! Пьяна! А кто в этом виноват? Кто меня втянул во всю  эту
историю? - она сердито передразнила его, вспомнив, что и как Грег сказал
ей в палатке в ту ночь, когда погибла Стефани: "Выпейка-ка, малышка".
   Как и всегда, когда  Джилли  доходила  в  своей  пьяной  истерике  до
определенной  точки,  в  ушах   Грега   начинал   звучать   колокольчик:
"Внимание!" Схватив ее за руку, Грег  грубо  втолкнул  Джилли  в  дом  и
захлопнул дверь. Он прижал ее  к  стене,  крепко  зажав  руки,  а  затем
заговорил, пытаясь придать голосу мягкость, в той мере, в какой  был  на
нее способен:
   - Забудь-ка лучше об этом, малышка. Забудь, хорошо?
   Почувствовав,  что  преимущество  перешло  к  ней  в   руки,   Джилли
постаралась не упустить момент.
   - Я не собираюсь с этим больше мириться! - Она изо всех сил принялась
колотить его в грудь. - Я тебе не потаскушка!
   Он кинул на нее презрительный взгляд. Вместо ответа он  раздвинул  ей
ноги, нащупал через платье кожицу, зажал ее между большим и указательным
пальцами и медленно и грубо потянул. Затем двинулся к двери.
   Плача от боли, Джилли кинулась наперерез.
   - Не уходи, Грег, не уходи!
   Он остановился. Едва помня себя, Джилли истерически закричала:
   - Только не уходи! Если тебе нужны деньги, бери все, что у меня есть,
завтра, когда откроются банки,  я  достану  еще  -  но,  пожалуйста,  не
оставляй меня сегодня ночью одну. Я на все готова,  на  все.  Только  не
уходи, дорогой...
   Грег сдался. Но он не дал Джилли почувствовать, что  смягчается,  как
не дал ей увидеть самодовольную улыбку - она промелькнула только внутри.
Он просто коротко кивнул. Добившись своего,  Джилли  выглядела  поистине
жалко.
   - О милый, пошли, вот  так,  хорошо,  я  сейчас  принесу  чего-нибудь
выпить...

***

   Джейсон Пибблз был очень разборчив в выпивке. Ничего крепкого, только
сухое вино или шампанское, когда удавалось  достать,  или  разнообразные
золотистые ликеры. Сегодняшний день заслуживал  быть  отмеченным  доброй
порцией лучшей выпивки - Тара появилась на обложке "Bora". Для статьи об
осенних модах была выбрана фотография, сделанная  на  изнурительных,  но
исключительно  удачных  съемках  в  центре  города;  Джоанна   выполнила
задание, которая Тара сформулировала в первой же фразе беседы  со  своим
агентом.
   Праздничный вечер, который устроили  в  мастерской  Джейсона,  был  в
полном разгаре; Джоанна  и  Тара,  упиваясь  победой,  листали  страницы
сигнального экземпляра журнала. Джоанна победно провозгласила тост:
   - Леди и джентльмены, вот, прямо из типографии  свеженький  оттиск  -
представляю вам Тару, новую очаровательную королеву мира моды!
   - Ну что ж, меня она очаровывает, - сказал Джейсон,  подходя  к  Таре
сзади и обнимая ее за талию. - Да и ты сама знаешь это, верно? Я  впрямь
нахожу тебя очаровательной. Да!
   - А нам-то что за дело до этого, верно, Тара?
   - Ну что ж, - Джейсон нацепил маску маленького обиженного ребенка.  -
Тогда вот мой тост - за жемчужину месяца!
   - А теперь за нас! - Джоанна не могла сдержать радости.
   - За нас! - охотно откликнулась Тара, чокаясь с Джоанной.
   - За нас? - Джейсон не мог поверить ушам. - А не за Джейсона Пибблза,
несравненного созидателя "звезд"?
   - Огромное тебе спасибо, жуткий ты гномик!
   Тара поспешила пролить бальзам на рану.
   - За вас обоих, - спокойно и серьезно сказала  она.  -  Огромное  вам
обоим спасибо. За все.
   - Шесть месяцев, почти день в день, - Джоанна снова принялась изучать
обложку. - И нате вам. Неплохо.
   - Неплохо? - Джейсон, как всегда, подначивал ее.
   - Ладно, ладно, фан-тас-тично, черт бы тебя побрал!
   Джейсон повернулся к Таре.
   - Ну а теперь, дорогая, каково тебе среди красавиц? От имени  местных
жрецов - добро пожаловать в элиту.
   Тара расхохоталась:
   - Фу-ты ну-ты.
   - Та-та-та, - лицо Джейсона выразило неодобрение. - Местные жрецы  не
говорят "фу-ты ну-ты". Звучит слишком по-деревенски. Твой словарь должен
быть  городским,  изысканным.  Надо   бы   научиться   парочке   славных
ругательств и.
   - Джейсон! - Джоанна резко оборвала его. - Я не позволю тебе  портить
мою лучшую манекенщицу.
   - Извини, мамочка, - в голосе Джейсона не звучало и нотки покаяния. -
Я совсем забыл, что в твои времена прикрывали ножки рояля, чтобы сберечь
невинность юных дев.
   Джоанна подняла бокал с  шампанским,  наклонив  его  под  критическим
углом.
   - Что, на голову тебе вылить?  Или  на  колени?  На  нос?  По  твоему
выбору.
   Джейсон печально покачал головой: "А ведь с нее и впрямь станется".
   Тара  широко  улыбнулась,  явно  наслаждаясь  этой  игрой  и  сильным
чувством товарищества, которое она испытывала в этом обществе.
   - Все это только благодаря вам, - искренне сказала она. - Это вы меня
всему научили. Ведь мне пришлось начинать с азов.
   Джоанна с симпатией посмотрела на нее.
   - В тот день, когда ты вошла ко мне в кабинет, я сразу поняла, что  в
тебе что-то есть - что-то загадочное, неопределимое. Но что  бы  это  ни
было, ты ни на кого не похожа.
   - Точно, - с энтузиазмом подхватил Джейсон. - Сфинкс! Без возраста  -
зрелость и мудрость на фоне молодости.  Это  замечательный  коктейль.  И
оглянуться не успеешь, как за тобой все волочиться станут.
   - Я видела  твои  замечания  на  полях  договора  с  телевидением,  -
продолжала Джоанна. - Знаешь, это просто поразительно. Я  хочу  сказать,
ты обратила внимание на все то, что и мне пришло в голову.  Как  это  ты
научилась так разбираться в контрактах?
   Тара уклончиво улыбнулась:
   - Наверное, просто интуиция.
   - Так или иначе, если когда-нибудь тебе  надоест  быть  манекенщицей,
работа в конторе всегда найдется.
   - В конторе? - с ужасом переспросил Джейсон. - Полно  тебе,  мамочка,
она едва вылупилась на свет  Божий.  Господи,  твоя  воля!  И  тебя  еще
считают лучшим агентом в Сиднее? - Он прижался к Таре и погладил  ее  по
коленке. - Забудь про старушку-мамочку и пошли ко мне, крошка, - я  буду
твоим Пигмалионом,  твоим  агентом,  твоим  демоном-любовником,  да  кем
хочешь - есть предложения?

Глава одиннадцатая

   Был конец длинного изнурительного дня. В  гримерной  Тара  критически
посмотрела  на  себя  в  зеркало  и  отметила   предательские   признаки
усталости. "Сегодня раньше в постельку,  дорогая,  -  сказала  она  себе
удовлетворенно. -  Сразу,  как  только  вернешься  домой,  легкий  ужин,
хорошую книгу в руку - и на боковую". Она подняла сумку, бросила  вокруг
последний взгляд, не забыла ли чего, выключила свет  и  вышла  в  тихую,
просторную студию Джейсона.
   Тара чувствовала усталость, но была довольна  собой.  После  веселого
утра, когда они  праздновали  ее  успех,  она  приготовилась  к  обычной
дневной съемке. Джейсон, однако же, был все еще под парами - не пьян, но
явно в некоторой экзальтации. Она стояла на пороге и с симпатией следила
за тем, как он, не замечая ее,  двигается  по  студии,  выключая  мощные
осветительные лампы и  приводя  все  вокруг  в  порядок.  Он  подошел  к
велосипеду с моторчиком, который во  время  съемок  служил  штативом,  и
задумчиво взобрался на седло, не выпуская из рук бокала с шампанским.
   Тара подошла и встала прямо напротив него.
   - А, сфинкс, добрый день, -  весело  воскликнул  он.  -  Послушай,  я
теперь знаю твое лицо почти так же,  как  свое  собственное,  и  все  же
что-то главное от меня ускользает. В мягком и  рассеянном  освещении  ты
выглядишь двадцатилетней. Но при ярком солнце... тридцать пять? двадцать
девять?
   Тара стояла не двигаясь.
   - Молчишь, да? Ну да, конечно, ты же сфинкс. Вечная женская  красота,
которая уносит свою тайну в бессмертие. Вот и она, эта девица с  картины
Леонардо, на протяжении столетий держит карты рубашками наружу  -  вроде
тебя.
   Теперь он смотрел ей прямо в глаза. Тара встретила его взгляд и  была
смущена его глубиной.
   - Что я знаю о тебе? Да  ничего.  Мне  кажется,  я  знаю  тебя  целую
вечность, а на самом деле знаю только твои глаза и  потрясающую  улыбку.
Ты для меня загадка, Тара Уэллс, и, похоже, это занимает меня все больше
и больше.
   В смысле того, что Джейсон имел в виду,  ошибиться  было  невозможно.
Тара подавила вздох. Она смутно подозревала, что нечто в этом роде может
случиться, но не была уверена. С такими, как Джейсон, с его  постоянными
шутками и прибаутками ей раньше не приходилось встречаться, так что  она
никак не могла взять в  толк,  всерьез  он  говорит  или  нет.  Она  вся
подобралась, готовая достойно встретить вызов.
   - И отчего это я все время думаю о тебе, - Джейсон слегка улыбался. -
Да отчего же, отчего любой парень думает о девушке  со  времен  Адама  и
Евы, Ромео и Джульетты...
   Пора вмешиваться.
   - Эббота  и  Костелло,  -  непринужденно  подхватила  Тара.  Инстинкт
подсказывал ей, что пора менять тему, пока не прозвучат слова и обоим не
придется болезненно и трудно выпутываться из этой истории.
   -  Знаешь,  кто  ты,   Джейсон,   -   продолжала   она   с   той   же
непринужденностью. - Ты романтик. В  обыкновенной  бедной  работнице  ты
видишь то, чего в ней нет.
   - Ну, это уж моя тайна, - сказал Джейсон с печальной  улыбкой,  какой
Тара никогда прежде не видела на его лице. Ясно было, что он  принял  ее
молчаливый сигнал. Нажимать не будет. Он бодро поднял бокал:
   - За нас - и за секреты, которые хорошо хранят.
   Тара нежно улыбнулась ему и двинулась к двери.
   - Спокойной ночи, Джейсон.
   - Эй, - его голос остановил ее. Она замерла и обернулась.
   - Ты точно не хочешь покататься на моем велосипеде?
   Она покачала головой:
   - Нет, мне пора домой.
   Оставшись в студии один, Джейсон  высоко  поднял  бокал.  Затем,  как
исстари прощались, он медленно перевернул его и разжал  пальцы  -  бокал
упал и разлетелся на осколки.
   Тара шла городскими улицами,  пробираясь  домой  через  толпы  людей.
Успешно   дебютировав   в   качестве   манекенщицы,   начав   неожиданно
зарабатывать много денег, она  переехала  из  затрапезной  гостиницы  на
новую квартиру - в престижном районе  Элизабет-Бэй,  обитатели  которого
наслаждались одним из главных преимуществ жизни  в  Сиднее  -  видом  на
гавань. Ощущая в теле ломоту, а  на  сердце  печаль  -  при  мысли  и  о
Джейсоне, и о превратностях любви, она поднялась на лифте на свой этаж и
вошла в свою новую обитель.
   Сразу же послышалось приветственное "мяу", и  то,  что  некогда  было
комочком свалявшейся шерсти,  а  ныне  стало  большим  упитанным  котом,
выкатилось к двери навстречу ей.
   - А, Макси, привет, малыш. - Она нежно почесала у  него  за  ушами  и
прижала к груди. - Ну как ты? Хорошо день прошел?
   Войдя  в  квартиру,  она  сбросила  туфли  и  со  вздохом  облегчения
протопала через застеленный ковром холл в гостиную.
   - Я открою тебе секрет,  Макси.  По  лицу  мне  можно  дать  двадцать
восемь, но к концу дня, такого, как  сегодня,  мои  ноги  тянут  на  все
сорок!
   Она опустила кота на толстый ковер и подошла к проигрывателю.  С  тех
пор как она сюда переехала. Тара вновь могла наслаждаться музыкой, а  ее
она любила больше всего на свете.  Теперь  после  экспресс-знакомства  с
дискотекой  и  джазом,  ее  музыкальные  вкусы  обогатились  и  уже   не
ограничивались ее любимой классикой. Она надавила на кнопку,  и  потекла
печальная мелодия - дуэт Барбары Стрейзанд  и  Нейла  Даймонда  "Ты  мне
больше не даришь цветов". Вздохнув, она  откинулась  на  спинку  мягкого
просторного дивана и огляделась. То, на что упал  взгляд,  радовало  ее,
приходилось в этом признаться. Единственное, что выделялось  в  изящной,
тихой комнате, был толстый, кораллового цвета ковер, натянутый на  белые
стены. В обстановке господствовало стекло и хром в итальянском стиле,  а
бросавшийся в глаза модерн смягчали длинные занавеси,  с  потолка  и  до
пола, закрывавшие то, что  Тара  уже  окрестила  "замечательным  окном".
Впрочем, это было не столько окно, сколько  четвертая  стена,  поскольку
все  стены  представляли  собой  собственно  зеркальное  стекло,  откуда
открывался беспрепятственный вид на гавань. По сути, этим и привлекла ее
квартира, и она часами могла смотреть на открывающуюся богатую  красками
панораму. Было ли небо чистым  или  затянутым  облаками  -  вода  залива
отражала его цвета с готовностью  верной  любовницы.  Ниспадающие  струи
дождя доставляли ей такое же наслаждение, как и яркое солнце.  Сидеть  у
прекрасного окна и глядеть на расстилающийся вокруг мир -  лучше  отдыха
не придумаешь.
   - У меня был тяжелый день сегодня, Макси, - сказала она, обращаясь  к
равнодушному коту. - Работала, как собака. Это  шутка,  малыш.  Тебе  бы
следовало рассмеяться. - Но Макси никак не реагировал, он  был  поглощен
медленным  перемещением  хозяйки   в   сторону   кухни,   что   означало
долгожданный ужин.
   - Ну так, что скажешь о нашем новом доме? - продолжала она,  открывая
консервную банку. - Дороговато, конечно, но я думаю, мы  заслужили  это.
Заработали. Впервые в жизни я испытываю такое чувство, и  знаешь  -  это
прекрасное чувство. Тебе самому следовало бы его испытать.
   Она любовно поставила тарелку на пол, рядом с котом, который терся  о
ее ноги, предвкушая вкусную трапезу.
   - Так что, поищем тебе работу? Может, займешься дизайном? Или  найдем
тебе подружку, чтобы было с кем провести время, пока я на работе? Только
запомни одно, Макси. Ни за что не оставляй  меня.  Мне  без  тебя  будет
ужасно одиноко.
   Болтая таким образом, она пыталась заняться уборкой  своей  роскошной
квартиры. Домоводство было еще одним занятием, которое  было  совершенно
чуждо Стефани Харпер, но Тару это ничуть  не  беспокоило.  Она  пошла  в
спальню, чтобы снять уличное платье и,  потягиваясь,  вздыхая,  накинула
любимый домашний халат, который в свое время,  может,  и  соответствовал
моде, но сейчас явно из нее  вышел.  "Я  слишком  стара  для  всех  этих
антраша, -  сказала  она  Макси,  -  в  этом-то  и  беда.  Но  если  это
оправдывает себя... - Тара решила не договаривать этой печальной  мысли,
и она так и повисла в воздухе. - Ладно, вернемся к этому попозже".
   Покончив наконец с делами, она вернулась в холл, где  у  двери  кучей
были сброшены сумки. Она отыскала пакет, который купила  в  магазине  по
дороге с работы домой, и, вернувшись в  спальню,  открыла  его.  Плотная
обертка упала на  пол,  и  у  Тары  в  руках  остались  две  увеличенные
фотографии в аккуратных рамках. Тара пристально вгляделась. На первой за
роялем сидела девочка. Голова ее  была  откинута,  и,  словно  в  порыве
вдохновения, она прикасалась к клавишам. На другой -  школьник-футболист
пытался дотянуться до мяча. Сара и Деннис. Долгое время  Тара  буквально
поедала глазами фотографии своих детей. Макси уютно устроился у  нее  на
коленях, но вскоре спрыгнул на пол. недовольно заурчав,  -  ему  на  нос
падали соленые капли. "Осталось недолго, совсем недолго, мои родные",  -
прошептала она, нежно  целуя  холодную  поверхность  фотографий.  И  она
повторила для себя старое заклятье, призывающее  к  терпению:  "Держись.
Держись - и все".
   Много  позже  Тара  вскипятила  чай.  поставила  чашку  на  поднос  и
устроилась за маленьким столиком, который служил ей  письменным  столом.
Тара Уэллс все еще вела дневник. Сегодня она достигла своей первой  цели
- стала шикарной женщиной, к чему и стремилась. Теперь надо осуществлять
план мести. Начинается активная фаза, сказала она  себе,  время  пришло.
Рядом с дневником валялась спортивная газета  "Спорт  ревью".  Заголовок
гласил: "Чемпион и благотворительность". "Грег Марсден,  бывший  чемпион
Уимблдона, - говорилось в статье, - сыграет в  благотворительном  матче.
Деньги пойдут на поддержку травмированных  спортсменов.  Предполагается,
что  это  замечательное  событие  будет  отмечено  присутствием   сливок
сиднейского общества; по окончании матча теннисная "звезда" встретится с
почетными гостями на приеме за бокалом  шампанского.  Марсден,  все  еще
переживающий трагическую и  загадочную  смерть  своей  жены,  наследницы
крупного состояния, Стефани Харпер..."
   Тара  потянулась  за  ножницами.  Она  аккуратно  вырезала  статью  и
фотографию, а потом отделила бланк, который следовало заполнить тем, кто
хотел бы  приобрести  билеты.  Затем  она  бережно  положила  вырезку  в
дневник. С фотографии  на  нее  смотрел  Грег,  красивый,  энергичный  и
порочный. Все осталось по-прежнему. "Месть, месть, месть", -  стучало  у
нее в висках.

***

   На центральном корте Хордерна Грег Марсден демонстрировал  мастерство
высшего класса, которым он заслужил некогда право  играть  в  Уимблдоне.
Мощная подача придавала мячу  такую  скорость,  что,  если  незадачливый
противник и успевал подставить ракетку, она едва не вылетала у  него  из
рук. Удары справа насквозь простреливали корт, мячи ложились буквально в
миллиметре от задней линии, но всегда на площадке.  То  же  самое  можно
сказать о его фантастических  свечах,  когда  мяч  взмывал  над  головой
наивного противника, рвущегося к сетке, и, замирая в  воздухе,  падал  в
дальнем углу; а удар слева был сильнее, чем у многих справа. Каждый удар
был  красив  и  точен,  Марсден  набирал  очки,  а  стадион  возбужденно
приветствовал своего любимца.
   Увы,  все  это  замечательное  представление  происходило  больше   в
воображении Грега, чем в действительности. В голове Марсден  репетировал
свою знаменитую подачу, а на деле мяч медленно перелетал через сетку,  и
противник без труда возвращал его сильным ударом на его сторону.  В  уме
он пробивал мощный неотразимый смеш, а  на  деле  даже  и  обычный  удар
справа или подкрутка не получались. Он знал, что не в  форме,  да  и  не
играл давно, но что будет получаться так плохо, даже вообразить себе  не
мог. Раньше он играл в  клубе  довольно  регулярно  и  даже  однажды,  к
великой своей радости, побил Лу Джексона, восходящую  "звезду"  тенниса.
Он принял приглашение блеснуть в  благотворительном  матче,  потому  что
именно это он и собирался сделать  -  блеснуть.  Он  думал,  что  сметет
мальчишку, которого они выпустили против него, - организаторы специально
выбрали теннисиста, который достаточно хорош для того, чтобы  поддержать
игру, но недостаточно силен, чтобы  справиться  с  чемпионом.  Он  также
думал, что благотворительный матч будет  способствовать  укреплению  его
репутации, а на приеме с шампанским выпадет случай увидеться с  сильными
и богатыми людьми сиднейского общества. Как знать? Может, попадется  еще
одна Стефани Харпер, только на этот раз сексапильная.
   Но уже в раздевалке, где он впервые увидел своего противника, Марсден
почувствовал,  что  дело  может  обернуться  плохо.   Парнишка,   видно,
настроился на игру, он изо  всех  сил  сжимал  ручку  ракетки  и  что-то
бормотал сквозь зубы. А на корте  он  вообще  как  с  цепи  сорвался.  В
течение первых пяти минут Грег вообще ничего не мог с  ним  поделать.  С
самого начала он понял, что поражения не  миновать,  и  теперь  старался
только не проиграть с унизительно разгромным счетом.
   "Сорок - пятнадцать", - голос судьи громко  прозвучал  в  наступившей
тишине. Все следили за двумя игроками, быстро передвигавшимися по корту,
но,  в  общем,  внимание  было  сосредоточено  на  высокой,   источающей
самоуверенность, гибкой фигуре Грега. В отличие от  паренька  по  другую
сторону сетки, Грег остро ощущал присутствие  болельщиков,  женщин  всех
возрастов, жадно следивших за его игрой,  шумно  реагирующих  на  каждый
удар; все болеют за Грега, все желают ему победы. Он посылал  направо  и
налево ослепительные улыбки так часто, как только  мог.  А  главное,  он
хорошо знал это, нельзя выглядеть жалким проигравшим, хотя, если сказать
правду, ничего нет горше поражения.
   Среди  страстных  почитателей  Грега  билось  одно  с