Фридриху волей-неволей пришлось сделать над собой усилие и  об-
рести свое философское спокойствие без посторонней помощи.
   - Раз уж зашла речь о Калиостро, - сказал он, - и только  что  пробил
час, когда принято говорить о привидениях, я расскажу вам одну  историю,
и вы сами поймете, как следует  относиться  к  искусству  чародеев.  Это
приключение - чистая правда, ее рассказал мне тот самый человек, с кото-
рым оно произошло прошлым летом. Сегодняшний случай  в  театре  напомнил
мне о нем, и, быть может, этот случай имеет какую-то связь с тем, что вы
сейчас услышите.
   - А история будет страшная? - спросил Ламетри.
   - Возможно! - ответил король.
   - Если так, я затворю дверь, что за моей спиной. Не  выношу  открытых
дверей, когда говорят о привидениях и чудесах.
   Ламетри закрыл дверь, и король начал:
   - Как вы знаете, Калиостро умел показывать легковерным людям картины,
или, вернее, своего рода волшебные зеркала, в которых по его желанию по-
являлись изображения отсутствующих людей. Он уверял,  что  застает  этих
людей врасплох и таким образом показывает их в самые сокровенные и самые
интимные минуты их жизни. Ревнивые женщины ходили к нему, чтобы узнать о
неверности мужей или любовников. Бывало и так, что любовники и мужья по-
лучали у него самые невероятные сведения о поведении некоторых  дам,  и,
говорят, волшебное зеркало выдало множество тайных пороков. Так или ина-
че, но итальянские певцы оперного театра однажды вечером пригласили  Ка-
лиостро на веселый ужин, сопровождаемый  прекрасной  музыкой,  а  взамен
попросили его показать им несколько образчиков его искусства.  Калиостро
согласился и, назначив день, в свою очередь пригласил к себе  Порпорино,
Кончолини, мадемуазель д'Аструа и мадемуазель Порпорину, обещая показать
все, что им будет угодно. Семейство Барберини также было приглашено. Ма-
демуазель Жанна Барберини попросила показать ей покойного дожа  Венеции,
и так как господин Калиостро весьма искусно воскрешает  покойников,  она
увидела его, сильно перепугалась и в смятении вышла из  темной  комнаты,
где чародей устроил ей свидание с призраком. Я  сильно  подозреваю,  что
мадемуазель Барберини любит "позубоскалить", как говорит Вольтер, и  ра-
зыграла ужас нарочно, чтобы посмеяться над итальянскими актерами,  кото-
рые вообще не отличаются храбростью и наотрез отказались подвергнуть се-
бя  подобному  испытанию.  Мадемуазель  Порпорина  со  свойственным   ей
бесстрастным видом заявила господину Калиостро, что она  уверует  в  его
искусство, если он покажет ей человека, о котором она думает в настоящую
минуту и которого ей незачем называть, поскольку чародей,  должно  быть,
читает в ее душе, как в открытой книге. "То, о чем вы меня просите,  не-
легко, - ответил Калиостро, - но, кажется, я  смогу  удовлетворить  ваше
желание, если только вы дадите мне самую торжественную и страшную  клят-
ву, что не обратитесь к тому, кого я вам покажу, ни с одним словом и  не
сделаете, пока он будет перед вами, ни одного движения, ни  одного  жес-
та". Порпорина поклялась и  вошла  в  темную  комнату  с  большой  реши-
тельностью. Незачем напоминать вам, господа, что эта молодая особа обла-
дает необыкновенной твердостью и прямотой характера. Она хорошо  образо-
ванна, здраво рассуждает о многих вещах, и у меня есть основания думать,
что она не подвержена влиянию каких-либо ложных или узких взглядов. Пор-
порина так долго оставалась в комнате с призраками, что ее спутники уди-
вились и встревожились. Все происходило, однако,  в  абсолютной  тишине.
Выйдя оттуда, она была очень бледна, и,  говорят,  слезы  лились  из  ее
глаз, но она тотчас же сказала товарищам: "Друзья мои, если господин Ка-
лиостро чародей, то это не настоящий чародей. Никогда  не  верьте  тому,
что он вам покажет". И не пожелала объяснить ничего более. Но  несколько
дней спустя Кончолини рассказал мне на одном из моих концертов  об  этом
вечере с чудесами, и я решил расспросить Порпорину, что  и  сделал,  как
только пригласил ее петь в Сан-Суси. Заставить ее говорить оказалось не-
легко, но в конце концов она рассказала следующее:
   "Без сомнения, Калиостро обладает необыкновенными способами  вызывать
призраки, и они до такой степени похожи на реальных лиц, что самые урав-
новешенные люди не могут не взволноваться. Но все-таки он не  волшебник,
и то, что он якобы прочитал в моей душе, было, я  уверена,  основано  на
его осведомленности о некоторых обстоятельствах моей жизни.  Однако  эта
осведомленность была неполной, и я бы не посоветовала вам, государь (это
все еще слова Порпорины, - пояснил король), назначать его министром  ва-
шей полиции, ибо он мог бы наделать немало  оплошностей.  Ведь  когда  я
попросила его показать мне одного отсутствующего человека, я имела в ви-
ду маэстро Порпору, моего учителя музыки - сейчас он в Вене, - а  вместо
него я увидела в волшебной комнате одного дорогого мне друга, скончавше-
гося в этом году.
   - Черт подери! - произнес д'Аржанс, - пожалуй, это  будет  потруднее,
чем показать живого!
   - Подождите, господа. Калиостро, имевший неточные сведения,  даже  не
подозревал, что человек,  которого  он  показал  мадемуазель  Порпорине,
умер. После того как призрак исчез, он спросил у певицы, довольна ли она
тем, что увидела. "Прежде всего, сударь, - ответила она, - я  хотела  бы
понять, что это было. Объясните мне, прошу вас". - "Это не в моей  влас-
ти, - ответил Калиостро. - Вы узнали, что ваш друг спокоен  и  что  труд
его приносит пользу, - этого довольно". - "Увы! - возразила синьора Пор-
порина. - Сами того не зная, вы причинили мне большое горе - вы показали
человека, которого я не могла надеяться увидеть, и выдаете его за  живо-
го, меж тем как я сама закрыла ему глаза полгода назад".
   - Вот, господа, - продолжал Фридрих, - как обманываются эти  чародеи,
желая обмануть других, и как разрушаются их хитроумные планы  из-за  ка-
кой-нибудь пружинки, которой нет в механизме их тайной полиции.  Правда,
до известного предела они проникают в семейные тайны, в  секреты  личных
привязанностей, и так как все человеческие судьбы более или менее  сход-
ны, а люди, склонные верить в чудеса, как правило, не слишком  придирчи-
вы, то из тридцати раз чародеи угадывают двадцать; и хотя в десяти  слу-
чаях из тридцати они ошибаются, на это никто не обращает внимания, тогда
как об удачных опытах громко кричат на всех перекрестках. То же происхо-
дит и с гороскопами. Вам предсказывают целый ряд самых обыденных  вещей,
таких, какие неизбежно случаются со всеми людьми: например, путешествие,
болезнь, потерю друга или родственника, получение наследства,  какую-ни-
будь встречу, интересное письмо и другие самые заурядные события челове-
ческой жизни. Но вдумайтесь, на какие катастрофы, на какие горести обре-
кают людей слабых и впечатлительных ложные откровения этакого Калиостро!
Поверив ему, муж убьет ни в чем не повинную жену; мать, которой покажут,
как где-то вдали умирает ее отсутствующий сын, сойдет с ума от  горя,  а
сколько других несчастий причиняет лженаука  этих  мнимых  прорицателей!
Все это гнусно, и вы должны признать, что я правильно  поступил,  изгнав
из своего государства этого Калиостро, который угадывает так верно и пе-
редает такие добрые вести о здоровье людей, умерших и преданных земле.
   - Допустим, - возразил Ламетри, - но все это не объясняет, каким  об-
разом Порпорина вашего величества увидела своего мертвеца здравым и нев-
редимым. Ведь если она обладает такой твердостью и таким  благоразумием,
как утверждает ваше величество, то это противоречит доводам вашего вели-
чества. Правда, волшебник ошибся, вытащив  из  своей  кладовой  мертвеца
вместо живого, который ей понадобился, но это еще больше убеждает в том,
что он располагает жизнью и смертью, и тут он сильнее вашего величества,
ибо, не в обиду будь сказано вашему величеству,  вы  повелели  убить  на
войне множество людей, но не смогли воскресить хотя бы одного из них.
   - Так, стало быть, мы будем верить в дьявола, дорогой мой  подданный,
- спросил король, смеясь над уморительными взглядами, которые бросал Ла-
метри на Квинта Ицилия всякий раз, как торжественно произносил титул ко-
роля.
   - Почему бы нам и не уверовать в этого  беднягу  -  Сатану?  На  него
столько клевещут, а он так умен! - отпарировал Ламетри.
   - В огонь манихея! - сказал Вольтер, поднося свечу к парику  молодого
доктора.
   - И все же, великолепный Фриц, - продолжал тот, -  я  представил  вам
неоспоримый довод: либо прелестная Порпорина безрассудна,  легковерна  и
видела своего мертвеца, либо она философ и не видела  ровно  ничего.  Но
ведь все-таки она испугалась? Она сама призналась в этом?
   - Она не испугалась, - ответил король, - она огорчилась, как огорчил-
ся бы всякий при виде портрета, в точности воспроизводящего любимое  су-
щество, которое уже невозможно когда-либо увидеть. Но если говорить  на-
чистоту, то я думаю, что она испугалась уже после, задним числом, и что,
выйдя из этого испытания, она утратила частицу своего обычного душевного
спокойствия. С тех пор на нее находят приступы черной меланхолии, а  это
всегда является признаком слабости или нервного расстройства. Я убежден,
что ум ее потрясен, хоть она и отрицает это. Нельзя безнаказанно  играть
с обманом. Обморок, который случился  с  ней  нынче  вечером,  является,
по-моему, следствием всей этой истории. И я готов держать пари, что в ее
помраченном мозгу затаился  смутный  страх  перед  чудодейственным  мас-
терством, которое приписывают Сен-Жермену. Мне сказали, что,  вернувшись
из театра домой, она не перестает плакать.
   - Ну, тут уж позвольте не поверить вам, ваше дражайшее величество,  -
сказал Ламетри. - Вы навестили ее, и, стало быть, она уже не плачет.
   - Вам не терпится, Панург, узнать о цели моего визита.  И  вам  тоже,
д'Аржанс, хоть вы молчите и делаете вид, будто вас это не интересует.  А
может быть, и вам, дорогой Вольтер? Вы тоже не говорите  ни  слова,  но,
вероятно, думаете о том же.
   - Можно ли не интересоваться тем, что считает нужным  делать  Фридрих
Великий? - ответил Вольтер, видя, что король  разговорился,  и  стараясь
быть любезным. - Пожалуй, есть люди, которые не имеют права ничего утаи-
вать от других, поскольку каждое их слово - пример и каждый  поступок  -
образец.
   - Дорогой друг, смотрите, как бы я не возгордился. Да и кто бы мог не
возгордиться, когда его хвалит Вольтер? И тем не менее вы, конечно, под-
шучивали надо мной во время моего пятнадцатиминутного отсутствия. Однако
не можете же вы предположить, что за эти пятнадцать минут я успел  дойти
до Оперы, где живет Порпорина, прочитать ей длинный мадригал и вернуться
сюда пешком, - ибо я шел пешком.
   - Ну, Опера находится совсем близко отсюда, - возразил Вольтер,  -  и
вам - вполне довольно четверти часа, чтобы выиграть сражение.
   - Ошибаетесь, на это требуется значительно больше времени, - сдержан-
но ответил король. - Спросите у Квинта Ицилия или вот у  маркиза  -  ему
хорошо известно, как целомудренны актрисы, и он скажет вам, что требует-
ся куда больше четверти часа, чтобы их покорить.
   - Полноте, государь, это зависит от...
   - Да, это зависит от многого, но хочу надеяться, что мадемуазель  Ко-
шуа досталась вам не так легко. Так вот, господа, я не видел сейчас  ма-
демуазель Порпорину, а только справился у горничной о здоровье ее госпо-
жи.
   - Вы, государь! - вскричал Ламетри.
   - Мне захотелось самому отнести ей флакон с лекарством.  Я  вспомнил,
что оно очень помогало мне при спазмах желудка, от которых  я  несколько
раз терял сознание. Что же вы молчите? Я вижу - вы остолбенели от  изум-
ления! По-видимому, вам хочется рассыпаться в похвалах  моей  доброте  -
отеческой и королевской, но вы не решаетесь, ибо в глубине души считаете
меня смешным.
   - Право же, государь, - сказал Ламетри, - если вы влюблены, как обык-
новенный смертный, то я не вижу тут ничего дурного, и, по-моему, это  не
дает повода ни для похвал, ни для насмешек.
   - Ну, нет, добрый мой Панург, уж если говорить откровенно, я вовсе не
влюблен. Я обыкновенный смертный, это верно, но я не имею чести быть ко-
ролем Франции, и галантные нравы, свойственные такому великому государю,
как Людовик Пятнадцатый, были бы совсем  не  к  лицу  скромному  маркизу
Бранденбургскому. У меня есть дела поважнее, приходится работать не пок-
ладая рук, чтобы моя бедная лавчонка не захирела, и мне некогда почивать
в рощах Киферы.
   - В таком случае, мне непонятны ваши заботы об этой оперной  певичке,
- сказал Ламетри. - Быть может, это причуда меломана? А если  и  это  не
так, то я наотрез отказываюсь разгадать вашу загадку.
   - Так или иначе, знайте, друзья мои, что я не любовник Порпорины и не
влюблен в нее. Я просто очень расположен к ней, потому что однажды, даже
не зная, кто я, она спасла мне жизнь.  Рассказ  об  этом  необыкновенном
приключении отнял бы сейчас слишком много времени - я поделюсь им с вами
как-нибудь в другой раз, а сегодня уже поздно, и господин Вольтер  засы-
пает. Знайте только, что, если я здесь, а не в аду, куда меня хотел пос-
лать некий благочестивый субъект, этим я  обязан  Порпорине.  Теперь  вы
поймете, почему, узнав о ее серьезной болезни,  мне  захотелось  осведо-
миться, жива ли она, и отнести ей флакон с лекарством  Шталя,  не  желая
при этом прослыть в ваших глазах ни Ришелье, ни Лозеном. Итак, я  проща-
юсь с вами, друзья мои. Вот уже восемнадцать часов, как я не снимал  са-
пог, а через шесть мне снова придется их надевать. Молю бога,  чтобы  он
удостоил вас своего святого покровительства, как пишут в конце письма...
   В ту самую минуту, когда на больших  башенных  часах  дворца  пробило
полночь и молодая светская аббатиса Кведлинбургская только что  улеглась
в свою розовую шелковую постель, главная камеристка принцессы, ставя  на
горностаевый коврик ее ночные туфельки, вдруг вздрогнула, и у  нее  выр-
вался возглас испуга: кто-то постучал в дверь спальни.
   - Ты в своем уме? - спросила  прекрасная  Амалия,  приоткрывая  полог
кровати. - Что это тебе вздумалось подпрыгивать и охать?
   - Разве ваше королевское высочество не слышали стука?
   - Стука? Так поди посмотри, кто там.
   - Ах, принцесса, да разве хоть один живой человек осмелится стучать в
дверь спальни вашего высочества в такой час? Ведь всем известно, что ва-
ше высочество уже легли почивать.
   - Ни один живой человек не осмелится, говоришь ты? Значит, это покой-
ник. Так иди открой ему. Вот опять стучат. Иди же,  не  выводи  меня  из
терпения.
   Полумертвая от страха, камеристка неверным шагом побрела  к  двери  и
дрожащим голосом спросила: "Кто там?"
   - Это я - госпожа фон Клейст, - ответил хорошо знакомый голос. - Если
принцесса еще не спит, скажите, что у меня есть для нее важные новости.
   - Скорей! Скорей! Впусти ее! - вскричала принцесса. - И оставь нас.
   Как только аббатиса и ее любимица остались наедине, последняя села  в
ногах постели и сказала:
   - Ваше королевское высочество были правы. Король до безумия влюблен в
Порпорину, но еще не стал ее любовником, и, разумеется, благодаря  этому
пока что она имеет на него огромное влияние.
   - Но каким образом тебе удалось узнать это за какой-нибудь час?
   - Только что, когда я раздевалась, собираясь ложиться спать, моя гор-
ничная рассказала мне, что ее сестра служит  камеристкой  у  этой  самой
Порпорины. Тут уж я начала ее выспрашивать,  выпытывать  подробности,  и
так, слово за слово, узнала, что она несколько минут назад была у сестры
и встретилась там с королем, выходившим от Порпорины.
   - Ты уверена в этом?
   - Моя горничная только что видела короля, как я вижу вас. Он даже за-
говорил с ней, приняв за сестру, а та в эту минуту была в другой комнате
и ухаживала за своей госпожой, больной или мнимой больной - не знаю. Ко-
роль осведомился о здоровье Порпорины с необыкновенной заботливостью. Он
с огорчением топнул ногой, узнав, что она все время плачет. Он  не  стал
просить позволения зайти к  ней,  боясь  ее  обеспокоить  -  таковы  его
собственные слова. Он передал для нее очень  дорогой  флакон,  а  уходя,
приказал, чтобы утром больной сообщили, что в одиннадцать  часов  вечера
он заходил проведать ее.
   - Вот это так приключение! - воскликнула принцесса. - Я просто не ве-
рю своим ушам. А твоя субретка хорошо знает короля в лицо?
   - Кто не знает короля в лицо! Ведь он постоянно разъезжает верхом.  К
тому же за пять минут до его прихода явился паж, чтобы узнать, нет ли  у
красотки какого-нибудь визитера. А в это время сам король, закутанный  с
ног до головы, стоял на улице внизу, соблюдая,  по  своему  обыкновению,
строжайшее инкогнито.
   - Итак, таинственность, заботливость, а главное - уважение:  тут  лю-
бовь, милая фон Клейст, или я ничего в этом не смыслю!  И  ты  прибежала
сюда, несмотря на холод, на темноту,  чтобы  поскорее  сообщить  мне  об
этом! Ах, бедняжка моя, как ты добра!
   - Скажите-ка еще - несмотря на привидения. Известно ли вам,  что  вот
уже несколько ночей, как во дворце снова царит  паника?  Мой  долговязый
егерь - он провожал меня сюда - дрожал как осиновый лист, когда мы  про-
ходили с ним по коридорам.
   - Кто же это? Опять белая женщина?
   - Да, Женщина с метлой.
   - На сей раз не мы затеяли эту игру, милая фон Клейст. Наши  привиде-
ния далеко, дай-то бог, чтобы мы вновь увидели их.
   - Сначала я думала, что это проделки короля, - ему удобно играть роль
привидения, раз у него появились причины удалять со своего пути любопыт-
ных слуг. Но меня удивило то, что все эти бесовские бдения происходят не
по соседству с его апартаментами и не на дороге, ведущей от него к  Пор-
порине. Нет, духи разгуливают вокруг покоев вашего высочества, и теперь,
когда я уже не участвую в этом, признаюсь, это немного пугает меня.
   - Что за странные вещи ты говоришь, дитя мое! Как можешь ты верить  в
привидения? Тебе-то ведь хорошо известно, что это такое!
   - В том-то и дело! Говорят, они очень сердятся на тех, кто им  подра-
жает, и в наказание начинают преследовать их.
   - Если так, поздно же они спохватились -  ведь  они  не  трогали  нас
больше года. Полно, забудь об этих пустяках. Мы с тобой  отлично  знаем,
что такое все эти "страждущие души". По-видимому, какой-нибудь  паж  или
младший офицер, который ходит по ночам читать молитвы у ног самой  хоро-
шенькой из моих горничных. Поэтому старуха, у чьих ног давно  уже  никто
не молится, была так перепугана, что я еле  уговорила  ее  открыть  тебе
дверь. Впрочем, зачем мы говорим об этом? Милая фон Клейст, у нас в  ру-
ках тайна короля, надо воспользоваться ею. Но как, как взяться за дело?
   - Надо забрать в руки эту Порпорину, и поскорее, пока благосклонность
короля еще не сделала ее недоверчивой и тщеславной.
   - Да, да, мы не будем скупиться ни на подарки, ни на обещания, ни  на
лесть. Ты завтра же пойдешь к ней, попросишь от моего имени... ну, ноты,
автографы Порпоры. Должно  быть,  у  нее  есть  много  неизданных  вещей
итальянских мастеров. А взамен пообещаешь рукописные ноты Себастьяна Ба-
ха. У меня есть несколько экземпляров. Начнем с обмена нотами.  Потом  я
попрошу ее прийти и позаниматься со мной. Ну, а уж когда мне удастся  ее
заполучить, я берусь обворожить ее и покорить.
   - Завтра же утром, принцесса, я буду у нее.
   - До свидания, фон Клейст. Поцелуй меня. Ты  единственный  мой  друг.
Иди к себе, ложись спать, а если встретишь Женщину  с  метлой,  посмотри
хорошенько, не выглядывают ли у нее из-под юбок шпоры.


   IV

   На следующий день, проснувшись в изнеможении после тяжелого сна. Пор-
порина увидела на постели два предмета, положенные горничной: флакон  из
горного хрусталя с золотым фермуаром, на котором был  выгравирован  вен-
зель Ф, увенчанный королевской короной, и запечатанный сверток. На  воп-
рос хозяйки горничная рассказала, что сам король приходил накануне ве