енка. Джеффри наконец овладел ее ртом - его язык уже властвовал внутри, наслаждаясь пленительной влагой.
     Поцелуй, поглощая, обжигал. На какое-то время Джеффри оторвался от губ жены. Элизабет хотела возразить, но новый поцелуй не дал ей промолвить ни слова. Теперь ее язык оказался у мужа во рту, познавая несказанную темную тайну.
     Но вот губы барона устремились по ее шее вниз.
     - Ты прекрасна... - прошептал он, потом приподнял Элизабет над водой так, чтобы дотянуться до ее груди, и заставил обвить себя ногами.
     Когда ее сосок оказался в плену его губ, Элизабет вцепилась пальцами Джеффри в плечо и от наслаждения всхлипнула. Колючий подбородок касался нежной кожи и подхлестывал вожделение. Муж, не отрываясь, целовал твердую пуговку, пока она не взмолилась:
     - Ну же, ну! Я так по тебе соскучилась.
     Джеффри поднял глаза и всмотрелся в потемневшие от страсти глаза жены.
     И желание, словно пронизав воздух, отразилось в его зрачках.
     - Какая сладостная пытка... - пробормотал барон.
     В следующую минуту он уже нес жену на руках к берегу.
     - Ты замерзла, - прошептал он. - Я тебя согрею.
     - Мне не холодно.
     Элизабет стояла и смотрела, как Джеффри расстилает на траве плащ. Вскоре свершилось то, чего она так долго ждала. Все ее тело дрожало от предвкушения любви.
     Подготовив ложе, Джеффри повернулся к жене, чувственным движением приглашая лечь. Элизабет медленно подошла к нему... Джеффри провел пальцами по ее животу, чуть касаясь, потом ниже и уже требовательнее. Элизабет, вздрогнув, закрыла глаза. Ей казалось, еще мгновение - и ее тело разлетится на тысячу осколков.
     - Я пригублю твои сладкие соки, изопью нектар, - бормотал Джеффри, и Элизабет почувствовала, что там, где только что была его рука, оказался рот.
     Ее точно пронзила вспышка, превращая тело в текучий пламень. Пальцы мяли траву, и она не ощущала ничего, кроме всепожирающего огня. Обжигающие волны то захлестывали целиком, то откатывались назад.
     - Джеффри! - Крик ее был полон наслаждения и ужаса.
     Муж различил в ее голосе страх и принялся успокаивать ласковыми словами. Обхватил ладонями ее лицо. По щекам Элизабет струились слезы. Джеффри вытирал их и целовал веки.
     - Ничего не бойся.
     - Я теряю голову, когда ты до меня дотрагиваешься, - прошептала Элизабет и по глазам мужа поняла, что доставила ему удовольствие. - В такие моменты тело мне не принадлежит, и это происходит так легко, что пугает. - Она провела пальцем по губам Джеффри, и в ее доверчивом взгляде сквозила полная незащищенность.
     - Я чувствую то же самое, - признался Джеффри и еще сильнее прижался к ней бедрами. - Меня манит твоя нежность, я растворяюсь в ее тепле и теряю себя. Но только не силу. Ты источник моей мощи. Когда мы вместе, я чувствую себя неуязвимым. Дай же мне испить тебя всю. Подожги от своего вулкана.
     Джеффри впился губами в ее губы, и, когда он наконец вошел в нее, желание вспыхнуло испепеляющим огнем, и безумный пламень страсти поглотил обоих. Жаркие языки очищения охватили возлюбленных, и они одновременно испытали радость освобождения.
     ...Открыв глаза, Элизабет увидела преображенное лицо Джеффри. Оно светилось разделенной с ней радостью. Это была любовь.
     Муж уронил ей голову на плечо и удовлетворенно вздохнул. Ему ответил эхом вздох Элизабет, и женщина сжала в объятиях мужа.
     Джеффри, приподнявшись на локтях, целовал ее в щеки, ласково тыкался губами в ухо, говорил такие невероятные вещи и давал такие обещания, что Элизабет покраснела.
     - Когда ты понял, что любишь меня? - спросила она и погладила его по лицу. - Когда я чуть не утонула?
     - Нет, - усмехнулся муж, - Тогда я был слишком зол, чтобы размышлять о любви. - Он перекатился на спину, и Элизабет положила руку на его могучую грудь. - Воины такие вещи не запоминают. Разве важно, когда я понял, что влюблен в тебя?.. - Он уже явно подшучивал над ней.
     Элизабет улыбнулась. Ее восхищали золотистые искорки в глазах Джеффри. Как она могла подумать, что он холоден и упрям?
     - А ты когда влюбилась в меня?
     - Не помню, - отозвалась Элизабет. - Жены воинов не запоминают такие вещи, - усмехнулась она. - Да это и не важно.
     Джеффри стиснул ее в объятиях.
     - Насмешница! Теперь до конца дней придется мириться с твоей глупостью, потому что я люблю тебя всем сердцем.
     - А я думала, что никогда не услышу этих слов, - прошептала Элизабет и, посерьезнев, наклонилась и поцеловала Джеффри в губы.
     - Я ошибался, - ответил он. - Не знал, что такое любовь. Считал, что она лишит меня силы. Но ты наполнила меня новой энергией.
     - Я всегда буду принадлежать только тебе, Джеффри, - отозвалась Элизабет.
     - Знаю, - ответил муж. - Я никогда не усомнюсь в твоей верности, но, видишь ли, я очень ревнив. Я не могу делить тебя даже с дедом и братиком. Раньше я смеялся над мужчинами, которые позволяли ревности властвовать над собой. А теперь того и гляди она овладеет мной самим.
     Глаза Элизабет удивленно раскрылись, и Джеффри улыбнулся опять:
     - В отличие от тебя мне не пришлось испытать теплоты близких отношений в семье. И, наверное, поэтому я хочу быть твоим единственным дорогим человеком.
     - Существуют разные виды любви, - тихо промолвила Элизабет.
     Слова мужа выдали его незащищенность, и она понимала, что этот миг запомнится ей на всю оставшуюся жизнь.
     - То, что я чувствую к деду или малютке Томасу, совсем не та любовь, которую я испытываю к тебе. Надеюсь, со временем и ты привяжешься к ним. Но мое чувство к ним нисколько не умаляет любви к тебе.
     Барон, задохнувшись от страсти, притянул ее к себе и поцеловал в губы, и жена, тоже вспыхнув, прильнула к нему всем телом.

***

     ...Они лежали, наслаждаясь тишиной и покоем. На землю ложились сумерки - надо было собираться в лагерь.
     Обратно шли в полном молчании. И только подходя к шатрам, едва различимым, как шелест листвы, голосом, Элизабет спросила:
     - А ты правда ревнуешь меня к родным?
     - Я это переборю. - Джеффри стиснул руку жены. - Рыцаря отличает верность, и каждый клянется только одному сюзерену, как я - королю Вильгельму, - начал он. - Да, ты отдала себя мне, но я хочу, чтобы ты любила меня больше родных, чтобы всем остальным ты предпочла меня, как я предпочитаю тебя.
     Элизабет сдержала улыбку.
     - Я никогда не буду выбирать между тобой и моей... - у Элизабет чуть не вырвалось "семьей", но она поправилась и сказала:
     - Моими родными. Моя семья теперь ты. А я - твоя. Элслоу же и Томас - наши родственники. Мы все принадлежим друг другу, но не как вассалы своим лордам.
     - Ты права, - отозвался Джеффри. - Тебе не придется выбирать между мной и другими. Я этого не позволю. И никогда не потребую от тебя подобного доказательства верности. Я начинаю понимать твой образ мыслей: важно любить, все остальное не имеет значения.
     - Выходит, ты еще не уверен в моей верности и поэтому оставил Томаса и Элслоу в Монтрайте?
     - Хотел, чтобы ты пока принадлежала только мне, - признался барон.
     Элизабет прижалась к мужу, раздумывая над его словами. Джеффри открыл ей свой внутренний мир, и она поняла, что в его сердце царила любовь и радость. Ему пришлось пройти долгий путь, чтобы осознать свои чувства и выразить их вслух. Но осталось одолеть еще немного: Джеффри был неуверен в себе и, как ни странно, беззащитен. Хотя вскоре все переменится, и разговоры о выборе и доказательствах верности исчезнут сами собой, Никто больше не будет требовать таких ужасных вещей. Никто.

***

     В ту ночь Элизабет снились сны. Сначала - необыкновенно приятные: она увидела себя во всем белом; платье, казалось, струилось по ногам. Элизабет шла по галерее огромного дворца, а землю у ног укутывал красивый туман. Улыбаясь, она отворила дверь и попала в большой зал. Но тут приятный сон превратился в кошмар. Кто-то ее звал, но она не понимала кто. В голосе было такое отчаяние и мука, что сердце Элизабет учащенно забилось. Она побежала на зов, стала протискиваться сквозь толпу не замечавших ее смеющихся людей и добралась до середины зала. То, что она там увидела, наполнило грудь отчаянным криком. В самом центре стоял ее муж. Его руки и ноги были скованы прочными железными цепями. Он не видел жену и смотрел куда-то в другую сторону. Элизабет повернулась и заметила закованного в железо деда.
     Снова раздался крик. Но теперь в нем звучала не мука, а торжество. Кричал Белвейн. Туман у ног окрасился в красное, и сквозь кошмар Элизабет поняла, что его запятнала готовая пролиться невинная кровь.
     Белвейн поднял руку и указал на Элизабет пальцем:
     - Один из них умрет. А выбор - за тобой. Если же ты не выберешь ни одного, убьют обоих. - Он засмеялся дьявольским хохотом, от которого душу Элизабет стиснул смертельный холод.
     Не желая принимать происходящее, она затрясла головой. Белвейн вытащил меч барона и взмахнул им в воздухе.
     Крик Элизабет разбудил Джеффри. Он потянулся к клинку и только тут понял, что жена с ним рядом. Когда он прижимал ее к себе, его руки дрожали.
     - Открой глаза, дорогая, - шептал он снова и снова. - Это был только сон. Я с тобой.
     Элизабет проснулась, как от толчка, вцепилась мужу в плечо и, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце, хватала воздух ртом
     - Ужасно! Ужасно!
     - Не говори ничего. - Муж нежно отвел ее волосы со лба и, наклонившись, поцеловал. - Тебе просто приснился страшный сон. Вот и все. Ты безумно устала. А теперь положи голову ко мне на плечо и закрой глаза. Все будет хорошо.
     - Я боюсь, - призналась Элизабет. - Боюсь, если засну, увижу тот же кошмар.
     - Нет-нет, - успокоил ее муж и прижался к ней. - Ты будешь думать только о нашей любви, - пообещал он, скрепив слова поцелуем.
     Бархатным голосом он говорил ласковые слова, нежные руки поглотили всю Элизабет, и она забыла о кошмаре.

Глава 13

     Элизабет без труда привыкла к новому дому, хотя первый взгляд на владения Джеффри вызвал чувство подавленности - такими массивными показались строения и огромными стены. Каменная крепость была настолько велика, что по сравнению с ней Монтрайт представлялся совсем крохотным.
     Внутри Элизабет встретила холодная неуютная пустота. Но вскоре на всем - и в самом замке, и во дворе - появилась печать ее индивидуальности. Джеффри не препятствовал жене. Лишь однажды, увидев ее на коленях у стены, когда она сажала яркие всех оттенков цветы, он вышел из себя. Но шутливый тон жены быстро успокоил барона.
     Слуги поначалу подозрительно отнеслись к госпоже, но вскоре оттаяли от ее добрых улыбок. Прошло совсем немного времени, и она сделалась всеобщей любимицей, ее приказания выполнялись с неизменной готовностью. Столы теперь украшали свежие цветы, а на вымытых каменных стенах замка запестрели привезенные из Монтрайта яркие знамена. Холодное запустение крепости сменили покой и уют. И обитатели Берклийского замка с благоговением ощутили, что наконец находятся в собственном доме.
     К концу июля Элизабет поняла, что носит под сердцем ребенка Джеффри. Открытие привело ее в восторг, и она несколько дней думала, как сообщить об этом мужу. Конечно, он будет доволен и горд, и это доставит ей еще большее удовольствие.
     Она сидела за обеденным столом и поджидала Джеффри, решив, что откроется ему этим вечером, когда они останутся наедине в спальне. Чувства так переполняли ее, что она едва сдерживалась и часто громко смеялась. Слуги посматривали на нее с удивлением, и Элизабет понимала, что ведет себя странно. Завтра, когда Джеффри будет все знать, она им объяснит, в чем дело, и добрые люди поймут ее и простят.
     В зале начали собираться воины. Баронесса выпрямилась, пытаясь среди них разглядеть супруга. Но тут ее внимание привлек Джеральд. Он спешил к ней.
     - Гонцы от короля Вильгельма, - почти что выкрикнул он. - Желают как можно быстрее увидеть лорда.
     Слова юноши заставили Элизабет нахмуриться.
     - Проводи их в зал, - приказала она. - Я скажу Роджеру, чтобы он разыскал Джеффри.
     Но рыцарь уже шел к ней сам. Элизабет поздоровалась с ним и только после этого сообщила про гонцов.
     - Зачем они здесь? - Женщина не могла скрыть в голосе тревогу.
     - В их появлении нет ничего необычного, - успокоил ее Роджер. - А вот и ваш муж. Он сам вам все расскажет.
     - А меня ты не хочешь поприветствовать? - подходя, улыбнулся Джеффри.
     Элизабет тотчас расцвела в улыбке и запечатлела на щеке мужа торопливый поцелуй.
     - Я помню времена, когда проявление всяких чувств строго запрещалось, - прошептала она на ухо барону.
     - Это было давно, - рассмеялся муж и хитровато скосил на Элизабет глаза. - А потом я понял, если тебя лишить возможности целоваться, ты просто зачахнешь.
     - Это оттого, что я совершенно недисциплинированна, - весело ответила баронесса.
     - Джеффри, - перебил их разговор Роджер, - прибыли гонцы от короля Вильгельма и ждут внизу.
     Барон кивнул, нимало не обеспокоенный новостью:
     - Я полагал, Вильгельм еще в Руане.
     - Должно быть, только что вернулся, - заметил рыцарь.
     Джеффри снова повернулся к жене:
     - Садись за стол без меня, чтобы воины принимались за еду. А мы с Роджером выясним, что за вести принесли нам гонцы.
     Элизабет тоже не терпелось узнать в чем дело, но она поняла, что просить бесполезно. Придется ждать, пока не расскажет муж. С каждым днем барон доверял ей все больше и больше, и она была уверена, что Джеффри не скроет, какой приказ слал им король.
     Появился приходящий из соседнего Норткасла священник отец Харгрейв и предложил Элизабет руку как раз в тот момент, когда Джеффри закрывал за собой дверь. Баронесса вспомнила о своей роли хозяйки и все внимание обратила на старика.
     Принимая благословение, она склонила голову и попыталась сосредоточиться на молитве. Но мысли постоянно возвращались к гонцам. Элизабет прикидывала, с чем бы они могли приехать, но так ничего и не решила. Положенное число дней Джеффри уже отслужил. Король собирал двор только три раза в год, и все три раза барон присутствовал.
     Может быть. Кадастровая книга, наконец предположила она, вспомнив о проводимой Вильгельмом среди своих подданных земельной описи.
     Поскольку у каждого учитывалось точное поголовье скота и наличие монет, верноподданные, ропща, называли Кадастровую книгу "Книгой судного дня". Их рассуждения были понятны и, по мнению Элизабет, верны. Раз будет известно состояние каждого, легче удастся повысить налоги. "Вечная проблема взвинчивания налогов", - размышляла про себя баронесса. Еще от отца она не раз слышала жалобы на несправедливость системы.
     Джеффри и Роджер вернулись в зал, когда начали подавать на стол. По выражению их лиц Элизабет могла судить, что новость оказалась не из приятных.
     - "Книга судного дня"? - шепотом спросила она, когда барон уселся во главе стола.
     Джеффри взял жену за руку, но ничего не ответил. Элизабет переглянулась с Роджером и улыбнулась. Она всегда сидела по правую руку от барона, а верный рыцарь - по левую.
     Один из оруженосцев лорда принес мясо, и Джеффри, отвернувшись, что-то приказал юноше. Воспользовавшись тем, что муж отвлекся, Элизабет подалась вперед, надеясь, что Роджер успеет быстро ответить:
     - "Книга судного дня"?
     Но Джеффри стиснул ее руку и, заметив, что рыцарь собирается ответить, едва заметно покачал головой.
     Его движение не ускользнуло от Элизабет, и она расстроенно вздохнула.
     - Не думаю, что королю бы понравилось, если бы он узнал, что его опись величают "Судным днем", - заметил барон.
     Как только трапеза подошла к концу, Джеффри повернулся к Роджеру:
     - Проследи, чтобы все было готово назавтра. - Отдав распоряжение, он предложил Элизабет удалиться в спальню.
     Жена улыбнулась и охотно согласилась:
     - Мне нужно тебе кое-что сказать.
     - И мне тоже, - отозвался барон. В его голосе не ощущалось ни малейшего волнения, и это заставило Элизабет тревожно нахмуриться. Когда муж скрывал свои чувства, на это всегда находились веские причины. Она подала ему руку и без слов последовала наверх.
     Даже тогда, когда дверь спальни отгородила их от остального мира и супруги остались одни, Элизабет продолжала молчать. Она достаточно изучила мужа и знала: прежде чем заговорить, он будет тщательно подбирать слова.
     Они в молчании раздели друг друга. Для Элизабет стало ритуалом брать меч мужа и ставить в изголовье кровати с его стороны. После этого она забиралась под одеяла и ждала.
     Но на этот раз Джеффри не задул свечей и при свете подошел к кровати. Обнял жену и нежно поцеловал.
     - Мне первой сказать свою новость? - спросила Элизабет.
     - Уж лучше я, - отозвался барон, - чтобы поскорее покончить с моей. - От его почти свирепого тона у Элизабет от страха перехватило в груди.
     Он придавил ее ноги своей тяжестью, обнял за плечи и прижал к груди. Но в лицо боялся смотреть. То, что ему предстояло сказать, причинит жене боль, и ее боль превратится в его.
     - Мне непросто тебе это говорить, Элизабет, - наконец начал он, поглаживая жену по голове.
     Элизабет всем телом дернулась назад, и Джеффри невольно заглянул ей в глаза.
     - Не тяни, - попросила она, с каждой секундой пугаясь все сильнее и сильнее.
     - Вызов к Вильгельму касается Монтрайта, - произнес барон, не спуская глаз с жены. И поспешил закончить:
     - Твой дед обвиняется в измене.
     - Нет! - Короткое отрицание прозвучало, как крик подстреленного животного.
     - Но это еще не все. - Джеффри говорил бесстрастным тоном, и Элизабет заставила себя успокоиться и слушать. - Белвейн подал королю прошение и требует передать опекунство над Томасом ему. Сейчас они все в Лондоне, и завтра я тоже выезжаю туда.
     - И я, - воскликнула Элизабет. - Поедем вместе. Пожалуйста, не оставляй меня одну.
     В ее глазах сквозила такая мука, что барон поспешил с ответом:
     - Хорошо. Поедем. Ты имеешь на это право. В конце концов это твоя семья.
     - Наша, - поправила его Элизабет и заплакала. - Что теперь будет, Джеффри? Как поступит король?
     - Выслушает все стороны и только потом будет решать. - Он почувствовал, что жена дрожит, и крепче прижал ее к себе. - Не терзай себя. Элизабет. Вильгельм - справедливый король. Доверься ему.
     - Я боюсь. - Она уткнулась лицом Джеффри в плечо, и слезы потекли еще сильнее.
     Муж успокаивал ее ласковыми словами, не выпускал из любящих рук, и постепенно рыдания улеглись.
     - Ты мне веришь? - спросил он.
     - Сам знаешь, - всхлипнула Элизабет.
     - Значит, поверишь, если я скажу, что все будет хорошо.
     - Поверю, если скажешь.
     - Даю слово, что никому не позволю нарушить спокойствие в твоей семье.
     - А что будет с тобой?
     Самому Джеффри опасность не грозила, и вопрос Элизабет его удивил.
     - Ничего... А теперь попытайся уснуть. Впереди нас ждет трудный путь. Придется скакать три дня.
     Элизабет не забыла о тайне, которую собиралась поведать Джеффри. Она положила ладонь на живот, как бы защищая от тягот мира новую жизнь, которая зрела у нее внутри. Но мужу решила ничего не говорить. Если Джеффри узнает, что жена вынашивает ребенка, он не позволит ей ехать к Вильгельму. Так что придется подождать. Когда решится дело с Белвейном, она поделится своей радостью с Джеффри. А пока будет оберегать ребенка, как муж оберегает ее.
     Элизабет закрыла глаза и попыталась прогнать все темные мысли. Необходимо было выспаться, иначе не выдержать предстоящих испытаний.
     Ночью ей снова приснился кошмар. Джеффри успокаивал е„, говорил, что все это только сон, что Элизабет расстроена и переутомилась и что причин для страхов нет никаких. Уговаривал уснуть вместе с ним. Но сон к ней больше не шел. Элизабет прижалась к мужу и молилась. Молилась, чтобы ее кошмар не оказался дурным предзнаменованием.

***

     Путешествие до Лондона заняло три дня. В конце пути Элизабет неимоверно устала и, когда они въехали во владения Вильгельма, едва замечала, что т