м из кабинета мы должны были  убеждаться, что
все документы, все бумажки, пусть даже самого безобидного свойства находятся
под крепким  запором. Охранники еженощно усердно осматривали каждую комнату,
и,  если  обнаруживали  какую-то  оплошность,  виновный  получал  письменное
"Предупреждение о нарушении правил бдительности". Пол, клерк GS, деливший со
мной  кабинет,  получил  однажды  такое  предупреждение  за  то,  что  после
вечернего футбольного  матча  оставил на  вешалке рубашку с монограммой. Три
предупреждения  в год  влекли  за собой официальный выговор от  департамента
кадров, что могло означать отстранение от службы за границей.
     Я  включил  свой  терминал  ATHS (Автоматизированная  система обработки
шифротелеграмм) и стал ждать, когда  он прогреется.  ATHS представляла собой
допотопную внутреннюю  сетевую компьютерную систему,  созданную  за  большие
деньги  специально  для МИ-6.  Установка  ее  велась так  медленно,  что она
оказалась устаревшей еще до того,  как начала наконец работать в январе 1990
года.  Она   должна   была   позволять  разведчикам  отправлять  и  получать
телеграммы,  сидя за столом, не тратя времени  на секретарш и  писанину.  Но
текстовый   процессор  был  до  того  сложным,  что   пользовались  им  лишь
компьютерно  грамотные  молодые  офицеры. Система обработки  сообщений  была
столь медлительной и ненадежной, что зачастую проще и быстрее было прибегать
к перу и  бумаге.  Когда прошла чуть ли не вечность, дисплей  прогрелся, и я
прошелся по  нескольким  экранам  в  поисках телеграмм. Их  не было, поэтому
пришлось подумать над другим занятием.
     Вот  так проходили  мои  первые дни  в SOV/OPS. Чувство  новизны  стало
притупляться,  а  медлительная  рутина   после   суматохи   IONEC   вызывала
разочарование.  Каждые  несколько  дней  я опрашивал  какого-нибудь  агента,
большей частью британских бизнесменов с интересами в России, потом до вечера
записывал полученные сведения.  Пока что  я составил  лишь одно малозаметное
донесение СХ. Непохоже было,  что  мой вклад  жизненно важен для  проведения
британской  внешней  политики,  если  только  мы  не  пытались  поддерживать
благосостояние какого-нибудь экспортирующего бумагу государства.

x x x
     Когда  я  начал  работать  в  Восточноевропейском управлении,  перемены
наступали как в  самом управлении, так и в той географической зоне,  которой
мы занимались. Недавно рухнула Берлинская стена, каждый день  приносил новые
вести о развале Советского Союза и о переориентации стран бывшего советского
блока на Запад. Воздействию цунами,  разрушавшего советскую административную
машину,  подвергся  даже  КГБ.  Под руководством Евгения  Примакова  он  был
преобразован  в  две  новые   организации.  СВР,  нечто  вроде  МИ-6,  стала
заниматься  сбором развединформации за рубежом. Контрразведка была возложена
на ФСБ, приблизительный аналог британской МИ-5.
     В Сенчури-хаус  удовлетворение, вызванное крушением Советской  империи,
победой  над старым врагом,  сочеталось  с  осторожностью.  МИ-6 приходилось
пересматривать свою стратегию, одной из первых перемен явилось вступление во
взаимодействие с СВР и ФСБ. Всего несколько лет назад такое  было немыслимо.
Обе  стороны  признали,  что  диалог  будет  взаимовыгодным,  поэтому  глава
московской  резидентуры  Джон Редд был "выдан"  СВР и  программа  регулярных
деловых  встреч  начала  действовать.  Для  разведки  в  России  по-прежнему
приходилось делать больше усилий,  чем в любой другой стране, но масштабы ее
стали  иными.  Небывалая политическая  открытость,  принесенная  гласностью,
привела  к тому,  что  информация, считавшаяся  прежде  разведданными, стала
вполне доступной. Теперь  было легко  узнать  из  газет, что  производит,  к
примеру, такой-то завод на  Урале. То,  что интересовало МИ-6, находилось на
более высоком уровне; на языке разведчиков, "порог" донесений СХ стал выше.
     Поскольку  я был стажером, меня не  посвящали  в самые  тайные  русские
дела, именуемые "совершенно секретными", являвшиеся источником большей части
важных разведданных. Я должен был начинать с самой нижней ступени,  утешаясь
тем,  что   иногда  наиболее   продуктивные  дела  исходят  из  неприметных,
неожиданных источников.
     Именно руководствуясь этой мыслью, Стюарт Рассел,  только что сменивший
Фаулкрука, дал мне первое серьезное  поручение. Рассел служил в Лиссабоне, в
Стокгольме, последнее время - в Москве. Теперь он  находился на том решающем
этапе,  когда требовалось зарекомендовать себя птицей высокого полета, иначе
его  карьера могла  завершиться  какой-нибудь  незначительной  должностью  в
Главном  управлении, или в  какой-нибудь сонной резидентуре  в Африке или на
Дальнем  Востоке  и вынужденной отставкой в пятьдесят  пять  лет.  Он мечтал
возглавить венскую резидентуру,  одну  из  самых крупных и самых важных, где
можно было как-то проявить себя. Но сперва был вынужден разбираться с делами
SOV/OPS после неспособного Фаулкрука.
     Рассел  вызвал меня на  пятнадцатый этаж  в  свой  кабинет,  украшенный
картинами  и  сувенирами, приобретенными  в  заграничных резидентурах.  Сидя
спиной  к  великолепному  виду  на  Ламбетский  дворец  и  на  Темзу,  новый
руководитель  SOV/OPS читал телеграмму  от  Редд а, где  сообщалось о первой
деловой  встрече  с  коллегой  из  ФСБ.  Важнейшей  задачей  в  начинавшемся
сотрудничестве было  установление  взаимного  доверия. Редд  и  его  коллега
пришли  к  нему,  обменявшись  сведениями о разведчиках,  выявленных  обеими
сторонами за последние десять лет.
     - Меня раскрыли, когда я работал там, и прозвали Черно-бурой Лисицей, -
хихикнул Рассел.  Это прозвище отчасти  оправдывалось его густыми,  гладкими
серебристо-седыми волосами, но  и служило признанием его хитрости при отрыве
от наблюдения.
     Бросив телеграмму  в корзину для исходящих  бумаг, Рассел обрисовал мою
задачу.
     - Нужно,  чтобы вы разработали операцию  для изучения  русских  военных
журналистов и вербовки одного, имеющего хороший доступ к военным секретам, -
объяснил он. -  Журналисты,  как  вам известно, обычно  не  бывают  хорошими
агентами. Они стремятся опубликовать все, что знают, и тем самым делают свои
сведения непригодными для СХ. Однако иногда  у них ест хорошие связи с теми,
кто  принимает ключевые  решения,  что  подчас дает  им  доступ к  секретным
сведениям, которые никогда не попадут в печать.
     Рассел ставил передо мной цель: отыскать такого журналиста и сблизиться
с ним.
     - Предлагаю организовать фиктивное информационное агентство в  Лондоне,
использовать его для установления первого контакта, потом посмотреть, к чему
он приведет,  -  посоветовал Рассел.  - И  повидайтесь  с NORTHSTAR:  у него
наверняка  найдется много идей для вас, - добавил он, словно ему  это только
что пришло в голову.
     NORTHSTAR - таково было кодовое имя Михаила  Бутхова,  офицера КГБ, год
назад переметнувшегося в  МИ-6. Он  работал в Норвегии  как  журналист ТАСС,
знал  многих  из настоящих русских журналистов. И  предположительно мог дать
большой список фамилий для раскручивания операции.
     Я взял в  подземном гараже  Сенчури-хаус темно-бордовый  "форд-скерра",
одну  из  множества  столь  же  не  бросающихся в  глаза машин с  подложными
регистрационными номерами, чтобы нельзя  было установить  их  принадлежность
МИ-6.  Путь  до живописной  деревушки Пэнгборн возле самого Рединга  занял у
меня два часа.  NORTHSTAR,  разумеется, был материально вознагражден за свой
переход.  Его  современный четырехкомнатный особняк окружал большой  сад, на
подъездной  аллее  стояли новенький  "ровер-стерлинг"  и красный  спортивный
"ситроен" его любовницы Марии. Судя по царапинам и вмятинам на нем, Мария не
овладела искусством езды по переполненным машинами британским дорогам.
     -  Входите,  -  пригласил  NORTHSTAR  на безупречном английском  с едва
заметным русским акцентом. Провел меня в гостиную и усадил на обитый  черной
кожей  диван.  Комната  была  скудно  обставлена совершенно новой,  безликой
мебелью; главное место в ней занимали дорогостоящий телевизор и магнитофон с
высокой точностью воспроизведения звука.
     NORTHSTAR  узнал  меня,  так   как  приезжал  на  краткую  встречу   со
слушателями IONEC. Поездки в Форт благотворно сказывались  на его  духе, так
как  он страдал  от синдрома бесполезности. Из него  вытянули все мельчайшие
подробности об учебе,  коллегах из КГБ, работе. Пьянящие дни обращения с ним
как с важным лицом, приемы с шампанским, расточительные поездки на встречи с
дружественными спецслужбами в Вашингтон, Париж и Сидней остались позади. Его
полезность Западу и  связанное с ней чувство собственной значительности ушли
в прошлое. Он заскучал и пал духом.  МИ-6 пыталась найти ему  новое занятие,
но  безуспешно.  Опыт работы  в разведке  не особенно ценится,  а  столь  же
увлекательных  занятий  ничтожно  мало.  Так  что, хотя  МИ-6  снабдила  его
прекрасным  домом,  пожизненной пенсией,  убедила русских отпустить  к  нему
любовницу и дочку, он не находил себе места.
     NORTHSTAR  приготовил  кофе  и  повел меня в  кабинет,  где  можно было
поговорить   с  глазу  на  глаз.  На  столе   с  компьютером  и  несколькими
справочниками лежали недостроенная модель истребителя с вертикальным взлетом
и тюбики клея.  Я сел  в обитое черной кожей кресло и обрисовал ему  замысел
Рассела.
     - Почему  не  поручить  это  мне? -  спросил NORTHSTAR,  прежде  чем  я
закончил. -  Я  работал  журналистом  в ТАСС, я  профессиональный разведчик,
русский - мой родной язык. У меня есть все необходимые данные.
     Доводы  его были убедительны,  но русские все  еще страдали  из-за  его
измены.  Если они  узнают, что мы используем его в операции  против них, это
может повредить едва начавшемуся сотрудничеству.
     -  Выясню, можно ли  поручить это  вам,  -  ответил я, -  Но ничего  не
обещаю.
     Возвратясь в Сенчури-хаус, я  написал подробные  предложения  и положил
документ   в   корзину  для   исходящих  бумаг.   Сперва  Рассел   как   мой
непосредственный руководитель пожелает  сделать свои замечания. Затем офицер
Р5, занимающийся продукцией  московской резидентуры, захочет проверить,  нет
ли  тут связи  с другими операциями,  проходящими под  его контролем. SBO/1,
офицер отдела безопасности, наблюдающий за операциями в России, должен будет
высказать   свои  соображения.   R/CEE,   координатор   Восточноевропейского
управления, захочет высказать свое мнение о том, сможет ли эта операция дать
нужные сведения. И, наконец,  главу Восточноевропейского управления  (С/СЕЕ)
нужно будет поставить в известность о том, что делают его подчиненные. Такое
хождение бумаг по инстанциям типично, и зачастую на  принятие решения уходит
несколько недель. В коммерческой организации подобный процесс оказался бы до
невозможности  обременительным, но достоинство  работы,  где  поставлены  на
карту национальная безопасность и жизни людей, заключается в том, что в  ней
обычно исключается принятие  ошибочных решений. Недостаток в том, что,  даже
когда становится  совершенно ясно,  что решение  ошибочно, дать обратный ход
очень  трудно, так как многие офицеры, причастные к  такому решению,  упорно
отстаивают его, каким бы глупым оно ни выглядело задним числом.
     К счастью, это решение было принято быстро. Всего несколько дней спустя
рассыльный  опустил мое предложение в корзинку для входящих бумаг. Каракули,
написанные  разными   людьми,  сводились  к  согласию  позволить   NORTHSTAR
участвовать в операции, но ни  в  коем случае  не  поручать ее ему одному. Я
должен был находиться рядом и руководить всеми его действиями.
     Начать  операцию  было  несложно.  Из  оборудования  требовался  только
аппарат факсимильной связи, его представил технический отдел (TOS). Я назвал
свое информационное агентство TRUFAX (true  - правдивый, истинный - англ.) с
намеком на истинные факты, которые надеялся получать с помощью факсимильного
аппарата,   и   для   привлекательного  созвучия  с  русским  информационным
агентством "Интерфакс". В обычных условиях операции подобного рода велись бы
из Сенчури-хаус с использованием  телефонного номера, относящегося к другому
району, и дивертора  вызова, которые производит британская  фирма "Телеком".
Но NORTHSTAR, как и  других перебежчиков, не пускали в это здание, поэтому я
снял крохотную контору, в которой едва уместился письменный стол, на верхнем
этаже административного  здания на  Кондуит-стрит.  TOS изготовил  маленькую
медную табличку с надписью  TRUFAX, которую смотритель  здания присоединил к
другим  табличкам  на  наружной  двери, а G/REP, отдел типографских  работ и
фальсификата,  снабдил меня  фирменной бумагой  с  изящной  надписью TRUEFAX
наверху. Я взял себе новый псевдоним -  Бен Пресли, получил  соответствующие
паспорт и  водительские права в центральном отделе оснащения (CF). Снабжение
"легендой"  NORTHSTAR  требовало  большей изобретательности.  Любой  русский
журналист, общаясь с ним, наверняка спросил бы его о прошлом и о том, как он
оказался на Западе. Для обсуждения подходящей "легенды" требовалась мудрость
более  опытного разведчика, поэтому я отправился  к  заместителю  начальника
отдела безопасности (SBO/1) Джону Бидду.
     SB наблюдает за безопасностью операций во всех управлениях. Сотрудников
его в разговорах иногда называют "ветеранами", так как после пятидесяти пяти
лет,  обычного  в  МИ-6 возраста выхода в отставку, их  вновь  приглашают на
службу  благодаря  их  богатому  оперативному опыту.  Хотя роль  "ветеранов"
консультативная, пренебречь  их советами может только дурак. Бидд  во  время
"холодной войны" возглавлял Восточноевропейское управление, поэтому его опыт
был особенно ценен.
     Бидд сидел в кабинете  на двадцатом этаже, посмеиваясь своим мыслям. Он
анализировал предложенный техническим отделом план установки подслушивающего
устройства в жилом  лиссабонском  доме,  в  квартире  на верхнем этаже,  где
предположительно  жил   русский   разведчик  из   СВР.  Одна  из   секретарш
лиссабонской резидентуры  снимала  квартиру  тремя  этажами  ниже в  том  же
старом,   ветхом   доме,   и   TOS   предлагал  разместить  в   ее  квартире
звукозаписывающее оборудование. Они нашли способ тайком проникнуть на чердак
над  квартирой  объекта,  где  подобрать  место   для  установки  маленького
микрофона будет  нетрудно. По  техническим  причинам  установить  радиосвязь
между микрофоном  и звукозаписывающим оборудованием было невозможно, поэтому
их  требовалось  соединить  тонким проводом, идущим  с  чердака  в  квартиру
секретарши. Скрыть провод можно было, только пропустив его вниз по изогнутой
водосточной трубе.
     После  испытаний   различных  технических  приспособлений,  оказавшихся
непригодными,   технический  отдел  осенила   идея  использовать  мышь.  Его
сотрудники считали, что, высунувшись из слухового  окна под  покровом  ночи,
они смогут опустить с  помощью удилища мышку,  привязанную к концу лески,  в
верхнюю  часть  водосточной трубы. Потом опустят ее по вертикальной секции к
первому   повороту   трубы  под  прямым   углом.   Оттуда  мышь  побежит  по
горизонтальной  секции к следующей вертикальной и так далее, до самого низа,
где ее снова поймают. Потом провод можно будет привязать к леске и протянуть
через трубу.
     Испытание   этого  способа   на  водосточных   трубах  Сенчури-хаус   с
использованием  трех  белых  мышей,  одолженных  в  Научно-исследовательском
институте  химического  и  биологического  оружия  в  Портон-даун, оказалось
более-менее  успешным.  Одна  мышь,  по  кличке  Микки,  была  нормальной  и
восторженно  носилась по трубам. Вторая, Трикки, пыталась взобраться обратно
по леске, пока  находилась в воздухе, но, очутившись в горизонтальной трубе,
сообразила,  что  делать.  Третья,  названная  Чикки,  оказалась неспособной
путешествовать  по трубам, и ее отправили обратно  в Портон-даун. Микки и на
всякий  случай  Трикки  предстояло  лететь  в  Лиссабон  в  "Геркулесе"  SD,
поскольку  вывозить  мышей  из  страны открыто,  без специальных  экспортных
лицензий  было  запрещено.  Дилемма  Бидда  заключалась  в  том,  этично  ли
использовать животных в шпионских операциях.
     - Думаю, Микки и Трикки повезло  больше, чем Чикки, - хихикнул Бидд,  -
так что, пожалуй, это этично.
     Он вывел каракулями свою одобрительную резолюцию в нижней части плана и
положил его  в корзинку для  исходящих  бумаг. Продолжая  посмеиваться, Бидд
перенес внимание на меня.
     - Чем могу быть полезен, молодой человек? - доброжелательно спросил он.
     Сдерживая  улыбку,  я  объяснил,  что его  помощь  нужна  для  создания
подходящей  легенды для NORTH-STAR, чтобы он мог принять  участие в операции
TRU-FAX. Бидд быстро придумал легенду.
     -  Ему  нужно  говорить,  что  он  отпрыск семьи  российских  немцев  в
Поволжье, - предложил  он. - В последнее время Германия многим из них выдала
паспорта. Нужно придумать ему звучащий по-немецки псевдоним - может, Валерий
Рубен?
     На другой день Валерий Рубен работал в конторе TRUFAX на Кондуит-стрит.
За неделю он  установил контакты  почти с  двадцатью журналистами из Москвы,
Ленинграда и Киева, и на его факсимильный аппарат заструился поток сведений.
К классу СХ они не относились, но это было только начало. Требовалось время,
чтобы установить, у кого из журналистов есть  доступ к  секретам, у кого его
нет.
     NORTHSTAR быстро сосредоточил усилия на одном многообещающем журналисте
из  Москвы,  Павле  Фельгенгауэре,  сорокалетнем,  независимом,  пишущем  на
военные темы. Судя  по  всему,  он обладал данными, необходимыми для ценного
агента.  Главное, он  имел  превосходный доступ  к  секретам, поскольку  был
близок с ельцинским  министром обороны Павлом  Грачевым.  Материалы, которые
Фельгенгауэр  публиковал после  встреч с ним, были дразняще близки к  порогу
СХ, поэтому мы решили напористо сближаться с ним.
     NORTHSTAR подолгу разговаривал с  Фельгенгауэром по телефону из конторы
TRUFAX. В надежде найти  для него мотивировку шпионить на нас, мы постепенно
собрали  сведения  о характере его работы,  стиле  жизни  и устремлениях. Но
сближение  с  ним  по  телефону  шло медленно. Чтобы  добиться  успеха,  нам
требовалось встретиться с  ним  лично, поэтому мы уговаривали его приехать в
Лондон.  Хотя он и принимал  плату за  свои материалы -  мы  переправили ему
почти восемь тысяч фунтов наличными с курьером, - но постоянно находил повод
отменить или отложить заранее условленные поездки за границу.
     В  конце концов,  мы нехотя, разочарованно признали,  что Фельгенгауэр,
скорее  всего,  ведет  с нами  игру,  возможно,  в сотрудничестве  с русской
разведкой.  Мы установили с  ним контакт, но теперь  он просто издевался над
нами, принимая  от нас деньги  и бросая в  ответ подачки  псевдоразведданых,
чтобы поддерживать  к себе интерес. Это была классическая подрывная тактика,
ее не раз использовала  русская  разведка  для  распыления  денежных средств
МИ-6. Рассел, к глубокому разочарованию NORTHSTAR, через три  месяца прикрыл
TRUEFAX. В общей сложности он обошелся нам в  сорок тысяч фунтов и не принес
ни единого донесения СХ. TRUEFAX, видимо, надо было считать "экспериментом".

x x x
     Рассел  тем  временем  преобразовывал  SOV/OPS.  В  отличие  от  других
отделов, регулярно проводивших настоящие секретные операции в своих странах,
SOV/OPS до  сих  пор  ограничивал свои  операции  русскими,  выезжающими  за
пределы  СССР.  Теперь,  когда  КГБ  был  реформирован  и  ослаблен,  Рассел
предложил  усилить его отдел и начинать вести настоящие секретные операции в
самом сердце России. Он переименовал отдел в Восточноевропейское  управление
(UKA),   приведя  его   название  в   соответствие  с   другими   секретными
подразделениями,  расположенными  в  Сенчури-хаус.  Потом   стал  настойчиво
требовать в департаменте кадр