строя.  Командир  дивизии  принял
решение пробиться  ночью  через  действовавшие  вокруг  танки  противника  в
направлении Фастова и соединиться  с  выдвинувшимися  вперед  частями  своей
дивизии. Одна пехотная  рота  находилась  в  голове  этой  небольшой  боевой
группы, другая в хвосте; машины и  тяжелое  оружие  находились  в  середине.
Генерал фон Шелл двигался в голове колонны. С тяжелыми боями около  4  часов
утра 8 ноября ему удалось выйти  из  кольца  русских  танков  и  к  14  час.
достигнуть Белой Церкви,  где  находился  командный  пункт  47-го  танкового
корпуса, в состав которого передавалась  дивизия.  \443\  Между  тем  другие
части  дивизии  под  командованием  полковника  барона   фон   Вехмара   уже
продвигались через Гребенки, Славя на Фастов. Утром  9  ноября  генерал  фон
Шелл  направился  в  эти  части.  Расположенная  восточнее  Фастова  деревня
Фастовец была в руках противника, и ее пришлось атаковать. Части под  личным
командованием командира дивизии к середине дня взяли эту  деревню  и  начали
наступление на Фастов. Противник понес тяжелые потери. 10 ноября наступавшие
достигли пригорода  Фастова,  но  натолкнулись  на  его  восточной  и  южной
окраинах  на  сильное  сопротивление  противника;  пришлось  удовлетвориться
очищением от противника Славя. Но дальнейшее продвижение русских было все же
остановлено.
     Танковая дивизия, недостаточно обученная, слабо  укомплектованная  и  к
тому же  разбросанная  по  разным  районам,  попала  в  чрезвычайно  трудное
положение, в котором ей, несмотря на  личное  участие  генерала  фон  Шелла,
трудно было добиться успеха. Правда, она нанесла противнику большие  потери,
но и сама понесла значительный урон. Из-за недостатка  боевого  опыта  части
вначале нередко поддавались паническому настроению, пока солдаты  и  офицеры
не привыкли к трудной обстановке войны в условиях восточной зимы. В связи  с
недостатком сил командование  (группы  армий,  армии  и  танкового  корпуса)
вынуждено было сразу бросить дивизию в бой,  не  считаясь  с  вышеуказанными
факторами; однако ему можно сделать упрек в том, что оно не  умело  экономно
обращаться с вновь сформированными частями.
     В боях с 24 по 30 декабря 1943 г. эта несчастная дивизия снова попала в
трудное положение: на фронте шириной 40 км она была атакована превосходящими
силами противника и смята. Дивизия понесла  такие  тяжелые  потери,  что  ее
нужно  было  почти  заново  формировать.  Гитлер  и   главное   командование
сухопутных войск решили расформировать ее. Но я  начал  возражать,  так  как
личный состав не был виноват в судьбе \444\ дивизии. Генерал фон Шелл тяжело
заболел  и  вынужден  был  покинуть  фронт.  Он   очень   сильно   переживал
неоправданное поражение своей дивизии, которую создавал с большой любовью  и
умением в течение многих месяцев.
     Недоверие Гитлера привело к тому, что этого генерала  не  назначили  на
новую  командную  должность.  Его   работоспособность,   а   также   большой
организаторский и педагогический талант остались без внимания.
     Чтобы  хоть  что-нибудь  сделать  для   Западного   фронта,   я   отдал
распоряжение о сведении всех учебных частей военных школ  в  одну  "танковую
учебную дивизию". Эта дивизия, проходившая подготовку во  Франции,  получила
новую материальную  часть;  в  нее  были  направлены  специально  отобранные
офицеры; командиром ее был назначен бывший мой начальник оперативного отдела
генерал  Байерлейн.  В  декабре  Гитлер   официально   дал   разрешение   на
формирование этой дивизии. Неожиданная помощь, на которую я не рассчитывал.
     Между тем на фронте беспрерывно шли  упорные  бои.  На  участке  фронта
группы армий "Центр" русским удалось  осуществить  прорыв  в  районе  Речица
между Припятью и Березиной. Завязались ожесточенные бои за Невель и Витебск.
Были потеряны Гомель и Пропойск (Славгород). Только к востоку от Могилева  и
Орши у нас осталось предмостное укрепление на восточном берегу Днепра.
     Законно вставал  вопрос,  имеет  ли  еще  смысл  удержание  предмостных
укреплений  на  Днепре  при  таком  положении,  когда,   пожалуй,   навсегда
исключалось возобновление наступления в восточном направлении. Под Никополем
Гитлер хотел продолжать добычу марганца. Причиной такого  упорства  являлась
его военно-экономическая точка зрения, в целом неверная и, как  мы  считали,
вредная в оперативном отношении. Лучше было отойти за широкие водные рубежи,
выделить резервы, в первую очередь танковые дивизии, и  этими  \445\  силами
вести  маневренные  боевые  действия.   Но   когда   Гитлер   слышал   слово
"оперировать", он приходил в ярость, полагая, что генералы под  этим  словом
понимают  непрерывное  отступление,  и  поэтому  с  фанатическим  упрямством
настаивал на удержании местности даже там, где это наносило большой вред.
     Тяжелые   кровопролитные   зимние   бои   совершенно   выбили   главное
командование сухопутных войск из колеи. Не могло быть и  речи  о  подготовке
сил для Запада, где весной 1944 г. союзные  державы  наверняка  должны  были
высадить десант. Поэтому я считал, что выполнял свой долг,  когда  постоянно
напоминал о своевременном снятии с фронта танковых дивизий для их пополнения
в тылу. Хотя верховное командование вооруженных сил и должно было бы уделять
этому важному театру военных действий самое большое внимание, оно не оказало
мне никакой поддержки. Так  оттягивалось  высвобождение  сил  для  Западного
фронта, пока я, наконец, еще раз не доложил об этом  Гитлеру  в  присутствии
Цейтцлера.
     Речь шла о снятии одной танковой дивизии.  Цейтцлер  доложил,  что  уже
отдан приказе ее выводе. Я вынужден был возразить ему и сказать, что приказы
главного  командования  сухопутных  войск  содержат   обычно   лазейки   для
корыстолюбивых фронтовых генералов. Со стороны начальника генерального штаба
мое замечание встретило гневный протест.  Однако,  например,  последний  его
приказ о снятии дивизии содержал примерно следующие слова: "Снять  с  фронта
как можно быстрее танковую дивизию "X",  если  только  позволит  обстановка.
Боевые группы оставить до особого распоряжения перед фронтом  противника.  О
начале снятия дивизии доложить". Слова "до особого распоряжения" в  приказах
главного командования сухопутных войск всегда печатались в сокращенном  виде
- д. о. р. Из этого можно сделать вывод, что они употреблялись в  них  часто
или почти всегда. Следствием такого приказа  являлось  то,  что  командующий
группой армий или \446\ армией, который должен был по приказу снять с фронта
дивизию, заявлял, что боевая обстановка не позволяет сделать этого. А до тех
пор, пока она, наконец, позволяла, часто проходили недели.
     В боевые группы, которые оставались на фронте, входили, конечно,  самые
боеспособные части дивизии и в первую очередь танки  и  мотопехота,  которые
главным образом и нуждались в пополнении. Следовательно, практически сначала
прибывали в тыл не требующие пополнения  транспортные  колонны,  затем  штаб
дивизии и артиллерия, по своему составу еще способные к  боевым,  действиям.
При такой постановке я не мог приступать к выполнению своей основной задачи,
так как основные боевые части были еще  на  фронте.  Цейтцлер  очень  сильно
рассердился на меня, но мы были не вправе пренебрегать интересами  Западного
фронта.
     До начала вторжения  на  континент  6  июня  1944  г.  кое-как  удалось
собрать, пополнить и обучить десять танковых и  десять  мотодивизий.  Но  об
этом потом. Обучение этих соединений, к которым добавились еще три  танковые
дивизии из резерва, переброшенные из империи во Францию,  я  поручил  своему
старому испытанному сослуживцу генералу барону фон Гейеру,  которому  Гитлер
ни за что не  хотел  доверить  командование  соединениями  на  фронте  из-за
многочисленных разногласий с  ним.  Командная  должность  Гейера  называлась
"генерал танковых частей Запада". В территориальном и оперативном  отношении
он  подчинялся  главнокомандующему  войсками  на  западе  фельдмаршалу   фон
Рундштедту, а по службе в бронетанковых войсках - мне. В  совместной  работе
мы полностью доверяли друг другу, и, как мне кажется, наша  работа  принесла
пользу армии.
     Говоря о  столь  богатом  событиями  1943  г.,  следует  упомянуть  еще
несколько встреч. Я уже говорил  о  том,  что  при  своем  первом  визите  к
Геббельсу я начал с ним разговор об ошибках верховного главнокомандования  и
\447\ просил его склонить Гитлера к проведению реорганизации, в частности, к
учреждению полноправной должности начальника главного штаба вооруженных сил.
Это должно было уменьшить личное влияние  Гитлера  на  проведение  операций.
Правда, Геббельс назвал этот вопрос очень щекотливым, но все же в свое время
обещал оказать мне содействие. Когда министр в конце июня 1943 г. приехал  в
Восточную Пруссию, я снова посетил его и напомнил ему о нашей первой беседе.
Геббельс сразу же  признал  все  растущее  ухудшение  военного  положения  и
произнес в раздумье: "Всякий раз, когда  я  себе  представляю,  что  русские
придут в Берлин, что нужно будет отравить жену и детей, чтобы они не  попали
в руки жестоких врагов, то ваш вопрос  всегда  действует  на  мою  душу  как
какой-то кошмар". Геббельс ясно понимал  те  последствия,  к  которым  может
привести дальнейшее ведение войны нашими старыми методами, но он  не  сделал
никаких выводов из этого. Он никогда не пытался говорить с Гитлером  о  моих
предложениях и повлиять на него.
     Поэтому я попробовал прощупать мнение Гиммлера по  этому  вопросу,  но,
натолкнувшись на его непреодолимое упорство, отказался от обсуждения  с  ним
вопроса об ограничении полномочий Гитлера.
     В ноябре  я  отправился  к  Иодлю  и  изложил  ему  проект  организации
верховного  командования,  согласно  которому   начальник   главного   штаба
вооруженных сил  должен  осуществлять  фактическое  руководство  операциями,
Гитлер же должен быть  ограничен  своим  собственным  полем  деятельности  -
политикой и общими вопросами ведения войны. Когда я  обстоятельно  обосновал
свое предложение, Иодль лаконично ответил:  "Знаете  вы  лучшего  верховного
главнокомандующего, чем Адольф Гитлер?" Его лицо застыло в неподвижной мине,
а вся поза выражала холодный отказ. Я быстро схватил свой проект  и  покинул
его кабинет.
     В январе 1944 г. Гитлер пригласил меня на завтрак. "Мне подарили чирка.
Вы знаете, что  я  вегетарианец.  \448\  Давайте  позавтракаем  вместе".  Мы
завтракали вдвоем в небольшой, скупо освещенной лишь одним окном комнате  за
маленьким круглым столом. Только овчарка Блонди  сидела  в  комнате.  Гитлер
кормил ее кусочками черствого хлеба. Вошел обслуживавший нас слуга  Линге  и
молча, бесшумно  вышел.  Представлялся  редкий  случай  поднять  и  обсудить
щекотливые вопросы. После нескольких вступительных фраз я  перевел  разговор
на военное положение. Я начал говорить о намерении союзных  держав  высадить
весной десант на материке,  заметив,  что  имеющиеся  в  нашем  распоряжении
резервы недостаточны. Чтобы высвободить больше сил, нужно придать Восточному
фронту более устойчивый оборонительный характер. Меня удивляет то, что никто
не думает над усилением фронта надежными укреплениями, никто не заботится  о
создании тыловых оборонительных рубежей. Ведь восстановление старых немецких
и русских укреплений создает, по моему мнению лучшие  условия  для  обороны,
чем объявление открытых мест "укрепленными районами", причем  это  делается,
как правило, в последний момент, когда  уже  ничего  нельзя  сделать,  чтобы
оправдать это название. Своими словами я сразу же  попал  в  осиное  гнездо.
"Поверьте мне! Я являюсь самым крупным  инженером  -  строителем  укреплений
всех времен.  Я  создал  Западный  вал;  я  построил  Атлантический  вал.  Я
израсходовал столько-то и столько-то  тонн  бетона.  Я  знаю,  что  означает
сооружение укреплений. Для востока у нас нет ни рабочей силы, ни материалов,
ни транспортных средств. Уже сейчас железнодорожный транспорт не справляется
со снабжением  фронта  Я  не  могу  посылать  на  фронт  еще  и  эшелоны  со
строительным материалом". Он хорошо держал в голове многие цифры и  козырял,
как всегда, точными данными, которые никто в  данный  момент  не  был  бы  в
состоянии сразу опровергнуть. Но,  несмотря  на  все  это,  я  начал  упорно
возражать. Я знал, что железнодорожная сеть работает плохо лишь к востоку от
Бреста, и поэтому пытался \449\ объяснить  Гитлеру,  что  предложенные  мною
работы по укреплению местности не потребуют никакого транспорта для  подвоза
материалов к фронту; нужно будет подвезти их только к рубежу рек  Зап.  Буг,
Неман, с чем железные дороги могут справиться. Мы можем найти в своей стране
и рабочую силу, и стройматериалы. Продолжать войну: на два фронта с надеждой
на успех можно только в том случае, если хотя бы на одном фронте установится
затишье, пусть даже и временное, но все же позволяющее кое-что  сделать  для
укрепления другого фронта. После того как  вы  хорошо  укрепили  запад,  нет
никаких препятствий для того, чтобы сделать то же самое и для востока.
     Прижатый  к  стене,  Гитлер  ухватился  за  свой  уже  давно  известный
аргумент, что генералы Восточного фронта будут думать только об отступлении,
если он в тылу за их фронтом построит надежные оборонительные  укрепления  и
сооружения. Ничто не могло заставить его изменить это предвзятое мнение.
     Затем зашел разговор о генералах и о верховном командовании. Ясно было,
что моя попытка добиться косвенным путем концентрации военного  командования
в одном органе и ограничить непосредственное  влияние  Гитлера  провалилась.
Поэтому я теперь счел  Своим  долгом  предложить  самому  Гитлеру  назначить
какого-нибудь генерала, которому он  доверяет,  начальником  главного  штаба
вооруженных сил, чтобы наладить успешное  руководство  ведением  операций  и
устранить нагромождение штабов (штаб оперативного  руководства  вооруженными
силами, главные командования сухопутных, военно-воздушных  и  военно-морских
сил, командование войск СС). Но эта  попытка  также  полностью  провалилась.
Гитлер  не  хотел  расставаться  с  фельдмаршалом  Кейтелем.  Он  сразу   же
почувствовал, что его хотят ограничить во власти.
     Так я ничего и не добился. Был ли вообще хотя бы один генерал, которому
доверял Гитлер? После этой беседы мне стало ясно, что на этот  вопрос  можно
\450\ ответить только отрицательно.  Итак,  все  оставалось  по-старому.  За
каждый квадратный метр шли упорные бои. Безвыходное  положение  ни  разу  не
было улучшено своевременным отходом. Но еще не раз  Гитлер,  глядя  на  меня
потухающим взглядом, спрашивал: "Не знаю, почему вот уже  два  года  нам  во
всем не везет?",  однако  не  обращал  внимания  на  мой  неизменный  ответ:
"Измените способ действий".

       Год решающих событий

     1944 год  начался  на  Восточном  фронте  упорными  атаками  русских  в
середине января. Вначале русские были отброшены  от  Кировограда.  24  и  26
января они начали брать в клещи  наши  выступавшие  дугой  позиции  западнее
Черкассы, 30 января последовал удар по нашему выступу восточное Кировограда.
Оба наступления имели успех.  Превосходство  русских  было  значительным.  В
наступлении участвовали:
     перед фронтом группы  армий  "Южная  Украина"  -  34  стрелковых  и  11
танковых соединений;
     перед фронтом группы армий "Северная Украина"  -  67  стрелковых  и  52
танковых соединения.
     Во второй половине февраля на фронте царило относительное  спокойствие,
но 3, 4 и 5 марта русские снова начали наступать и отбросили наш фронт за р.
Зап. Буг.
     Группе армий "Центр" в основном удалось удержать свой  фронт  до  конца
марта.
     В апреле на юге был потерян почти весь Крым (кроме  Севастополя).  Были
форсированы Южн. Буг, а также реки Прут и Серет в верхнем течении. Черновицы
перешли в руки противника. Затем, после  неудавшегося  крупного  наступления
русских в этом районе и  после  потери  Севастополя,  наступило  затишье  до
августа.
     В январе противник начал наступление и  против  группы  армий  "Север".
Вначале ему удалось достичь лишь небольших успехов севернее озера Ильмень  и
\451\ юго-западнее Ленинграда. Однако 21 января он ввел в бой крупные силы и
отбросил наш фронт за р. Луга, а в феврале - за  р.  Нарва.  В  конце  марта
немцы были оттеснены за р. Великая и за озера Чудское и Псковское. Здесь нам
удалось закрепиться.
     До 22 июня на Восточном  фронте  держалось  затишье.  За  время  зимней
кампании было израсходовано очень много сил. Резервов  не  было.  Всех,  без
кого можно было здесь обойтись, нужно было перебросить на Атлантический вал,
который, собственно, и не был валом, а всего  лишь  бутафорским  укреплением
для запугивания противника.
     В это время на мою долю выпало еще одно неприятное  поручение  Гитлера.
Как и всегда, теперь ему нужны были козлы отпущения, на которых  можно  было
бы взвалить вину за отступление и неудачи,  которые  мы  понесли  в  течение
прошедшей зимы. В числе других он привлек к ответу генерал-полковника  Янеке
за  потерю  Крыма.  Он  дал  понять,  что  высказывания  крупных   партийных
работников по этому вопросу утвердили его в возникшем подозрении. Я  получил
задание расследовать дело Янеке, причем мне было указано, что кто-то  должен
стать жертвой за потерю Крыма. При настроениях Гитлера  в  то  время  только
продолжительное ведение расследования могло принести  пользу.  Я  взялся  за
дело весьма основательно, допросив всех, кто  имел  какое-либо  отношение  к
этому делу, и с особой тщательностью  -  партийных  работников.  Янеке  стал
жаловаться на медленные темпы расследования. Но я убежден,  что  оправдание,
которое в конце концов было ему вынесено, принесло ему  больше  пользы,  чем
принесло бы быстрое расследование и доклад о его результатах в  неподходящее
время.
     Как уже упоминалось, еще  в  1943  г.  я  усиленно  занимался  вопросом
обороны Западного фронта. К началу нового  года  этот  вопрос  приобрел  еще
большее значение. В феврале я выехал во Францию для проведения  инспекции  и
беседы с  фельдмаршалом  фон  Рундштедтом  \452\  и  генералом  бароном  фон
Гейером.  Все  мы  придерживались  одного  мнения,  что  при   превосходстве
противника  во  флоте  и  авиации  оборона  будет  очень  тяжелой.  Особенно
отрицательно скажется превосходство противника в  воздухе  на  передвижениях
войск. Видимо, их придется  совершать  быстро  и  только  ночью.  По  нашему
мнению, в первую очередь придется создать  достаточные  резервы  танковых  и
моторизованных дивизий и расположить их на таком удалении от так называемого
Атлантического вала, чтобы можно было перебросить их, как только определится
фронт  вторжения;  предварительно  надо  будет  подготовить  сеть  дорог   и
переправочные средства для наведения мостов.
     При инспектировании войск сразу же выяснилось,  насколько  велико  было
превосходство противника в воздухе.  Авиасоединения  противника  то  и  дело
совершали полеты над нашими войсками, находившимися на учениях, и  никто  не
был уверен, что противник откажется от неожиданного бомбового  благословения
нашего учебно-тренировочного марша.
     Прибыв в  главную  ставку  фюрера,  я  осведомился  о  тех  приказах  и
распоряжениях, которые были отданы главным штабом вооруженных сил  Западному
фронту, и об имеющихся в наличии резервах. При этом выяснилось, что танковые
дивизии, обставляющие основу армии, располагались в  прибрежных  районах.  В
случае  высадки  противника   в   другом   районе,   противоположном   нашим
предположениям, едва ли удалось бы перебросить их с достаточной быстротой  в
новые районы боевых действий. В своем докладе Гитлеру  я  упомянул  об  этой
ошибке  и  предложил  другое  распределение  моторизованных  войск.   Гитлер
возразил: "Избранное распределение основывается на предложениях фельдмаршала
Роммеля. Я не  хот