о  главнокомандующего.  Я  настоял,
чтобы Гитлер принял меня немедленно, так  как  задержка  даже  на  несколько
часов могла катастрофически отразиться на ходе боевых действий. Гитлер и его
окружение были взбешены тем, что я появился  там  в  полночь,  не  дожидаясь
полудня следующего дня. Наконец, меня все же впустили к  нему.  Эта  встреча
настолько важна  для  хода  боевых  действий  в  районе  Сталинграда  и  так
характерна для методов Гитлера, что я опишу ее как можно подробнее.
     Гитлер вышел мне навстречу, протянув руку, с сияющей  улыбкой,  которая
должна была изображать уверенность и надежду. Он пожал мне  руку  и  сказал:
"Благодарю вас. Вы сделали все, что могли. Если бы я был здесь, я не смог бы
сделать большего". Затем, так как выражение моего лица оставалось печальным,
он продолжал с некоторым пафосом в голосе: "Не расстраивайтесь. В  несчастье
мы должны показать твердость характера. Нужно помнить Фридриха Великого".
     Несомненно, он хотел ободрить меня и  надеялся,  что,  если  он  сможет
вселить в меня эту "твердость характера",  я  отброшу  свои  "пораженческие"
аргументы и перестану настаивать на  отступлении  6-й  армии.  Вероятно,  он
также хотел, чтобы я восхитился  твердостью  его  духа  перед  лицом  такого
несчастья. Мне кажется, Гитлер  не  мог  понять,  что  во  время  величайшей
опасности актерская игра не только бесполезна, но, пожалуй, может иметь даже
пагубный эффект.
     Наш разговор начался с  моего  доклада  об  обстановке  северо-западнее
Сталинграда. Я сообщил Гитлеру о последних донесениях  с  фронта  и  о  моих
предположениях относительно развития событий в ближайшем будущем.
     Я представил ему доклады, полученные мною от командующего группой армий
"Б" фельдмаршала фон Вейхса и его начальника штаба генерала фон Зоденштерна,
которые разделяли мое мнение. Свой доклад я закончил заявлением,  что,  если
ход событий не изменится, 6-я армия  неизбежно  будет  окружена.  Это  нужно
предотвратить любой ценой, так как, если 6-я армия  будет  окружена,  мы  не
сможем ни деблокировать, ни снабжать ее.
     Здесь Гитлер прервал меня. Вне себя от ярости он сослался  на  решение,
выработанное им совместно с Йодлем. Оно заключалось всего лишь в  переброске
одной танковой дивизии с Кавказа. Я ожидал этого и заранее приготовился дать
подробный обзор транспортных возможностей  и  назвать  приблизительную  дату
прибытия дивизии в район Сталинграда, а также самый ранний срок ввода  ее  в
бой. Этого можно было  ожидать  не  раньше  чем  через  две  недели.  Трудно
сказать, какая обстановка сложится к тому времени, известно только одно: она
катастрофически ухудшится, если  мы  будем  бездействовать  в  течение  двух
недель. К тому  времени  одна  дивизия,  кстати,  даже  не  полного  состава
оказалась бы совершенно бесполезной и неспособной  оказать  влияние  на  ход
боевых действий. Более того, эта дивизия едва ли смогла бы  вступить  в  бой
как  цельное  соединение.  Вероятно,  отдельные  ее  части  и  подразделения
пришлось бы вводить в бой по мере выгрузки их  с  железнодорожных  платформ.
Мне показалось, что эти заявления, а особенно предположение о дате  прибытия
дивизии произвели на Гитлера некоторое впечатление.
     Но он не хотел отказаться от своего плана. Немного подумав, он  сказал:
"В таком случае мы перебросим с Кавказа две дивизии". Я ответил, что  и  это
не дало бы хороших результатов. Опасность существовала сейчас, и ввод в  бой
двух дивизий именно теперь еще мог бы благоприятно сказаться на ходе  боевых
действий.  Но  перебросить  их  своевременно  с  Кавказа  не  представлялось
возможным. Железные  дороги  не  позволили  бы  перебросить  вторую  дивизию
раньше, чем они освободятся после выгрузки первой дивизии. К тому времени  и
две дивизии не  смогут  восстановить  положение,  и  6-я  армия  определенно
попадет в окружение.
     Гитлер опять вышел из себя и  стал  прерывать  меня,  но  я  продолжал:
"Поэтому  и  есть  только  одно  возможное  решение.  Вы  должны  немедленно
приказать сталинградской  армии  повернуть  фронт  и  атаковать  в  западном
направлении. Этот маневр спасет 6-ю  армию  от  окружения,  нанесет  большие
потери прорвавшимся русским войскам и даст нам возможность использовать  6-ю
армию для создания нового фронта далее на запад".
     Теперь Гитлер  совершенно  потерял  самообладание.  Ударив  кулаком  по
столу, он закричал: "Я не оставлю Волгу, я не уйду с Волги!"
     На этом закончилось наше совещание, от которого  я,  генеральный  штаб,
группа армий "Б" и 6-я армия так много  ожидали.  Я  ничего  не  достиг.  Но
прошлый опыт показал, что, как начальник генерального  штаба,  я  не  должен
терять надежду, а, наоборот, продолжать настаивать на своем, так как,  может
быть, еще удалось бы убедить Гитлера изменить решение. Впрочем, верно и  то,
что, если бы он в конце концов и согласился со мной, его положительный ответ
мог бы оказаться слишком запоздалым. Время истекало, а обстановка ухудшалась
с каждым часом. Таковы были обстоятельства,  когда  я  утром  вошел  в  свой
кабинет. Там меня ждали дурные вести с фронта.

       Перспектива становится еще более мрачной

     В течение последних нескольких часов обстановка на фронте ухудшилась, и
притом значительно быстрее, чем мы ожидали.
     Беспокойство в моем штабе, а также в штабах  группы  армий  "Б"  и  6-й
армии возрастало по мере того,  как  все  явственнее  определялись  масштабы
надвигавшейся на нас катастрофы. В то же время никто в этих штабах не был  в
состоянии изменить ход событий. Только Гитлер мог это сделать, но он яростно
отвергал все благоразумные предложения. А я еще надеялся, что хотя бы теперь
удастся заставить его изменить мнение и  прислушаться  к  словам  начальника
генерального штаба и высших командиров на  поле  боя,  а  не  к  увещеваниям
льстивых советников, которые говорили ему только то, что он  хотел  слышать.
Во имя спасения отчаянно сражавшихся  солдат  у  меня  не  оставалось  иного
выбора, как снова и снова пытаться воззвать к его благоразумию.
     20 ноября русские войска перешли во второе  наступление,  на  этот  раз
южнее Сталинграда. Здесь  они  также  нанесли  удар  по  румынским  войскам,
умышленно выбрав занимаемый ими фронт.  Таким  образом,  для  сталинградской
армии создалась угроза окружения с обоих флангов. Осталось  всего  несколько
часов до того момента, когда клещи противника сомкнутся в тылу нашей  армии.
Ни командующий группой армий "Б",  ни  командующий  6-й  армией  не  были  в
состоянии предотвратить окружение своих войск. Они могли  только  приказать,
чтобы в кратчайший срок из подразделений тылового обслуживания были  созданы
и подготовлены для ввода в бой новые части. Но такие войска  вряд  ли  могли
оказать отборным русским ударным дивизиям более сильное  сопротивление,  чем
боевые части, которые уже  были  разгромлены  русскими.  Небольшие,  слабые,
созданные на скорую руку части, к тому же плохо вооруженные  и  недостаточно
подготовленные, оказались лицом к лицу  с  лучшими  частями  Красной  Армии,
щедро оснащенными танками и артиллерией. Несмотря на всю свою храбрость, эти
тыловые войска были не в состоянии задержать продвижение русских. Они смогли
только замедлить темп русского наступления, но предотвратить  окружения  6-й
армии им не удалось.
     Больших  результатов  вряд  ли  можно  было  ожидать  и  от  контратаки
танкового корпуса "X". Гитлер и его окружение возлагали,  вероятно,  немалые
надежды на это соединение, которое на карте выглядело довольно внушительно и
имело более 100 танков. Однако  внешние  данные  были  обманчивыми.  Они  не
должны были ввести в заблуждение Гитлера, так как он хорошо знал об истинном
состоянии этого корпуса. Однако он опять отказался смотреть правде  в  лицо,
ссылаясь,  как  всегда,  на  то,  что  донесения  с   фронта   носят   якобы
"пораженческий" характер. Корпус состоял из двух дивизий - 1-й  румынской  и
22-й немецкой. Румынская дивизия, еще ни разу не вступавшая в  бой,  целиком
была оснащена трофейными  танками.  22-я  танковая  дивизия  имела  неполный
состав: многие ее машины вышли из строя во время  марша  к  фронту.  Корпусу
предстояло действовать в ужасную погоду - дороги обледенели, непрерывно  шел
снег. Дни стали такими короткими, что видимость  сократилась  до  нескольких
часов в сутки. И в этих условиях ждали, что танковый  корпус  "X"  остановит
лавину русских танков, двигавшихся через огромную, все расширявшуюся брешь в
нашей линии фронта. Те, кто хорошо знал реальную обстановку,  понимали,  что
танковый корпус "X" обречен еще до вступления в бой.
     Как мы и ожидали, контратаку корпуса задержала плохая погода.  Наконец,
он был введен в бой  и  вначале  добился  некоторых  успехов:  в  нескольких
пунктах русские были  остановлены  и  понесли  большие  потери,  особенно  в
танках. Но это, разумеется, не привело к кардинальному изменению обстановки,
на которое так надеялся Гитлер. Двум слабым дивизиям не под силу была  такая
серьезная задача. Для  ее  выполнения  требовалось  много  сильных  дивизий,
укомплектованных  закаленным   в   боях   личным   составом   и   оснащенных
первоклассной боевой техникой.
     Когда Гитлер узнал о провале  контратаки  танкового  корпуса  "X",  его
ярость не имела границ. Повернувшись к фельдмаршалу Кейтелю,  который  ведал
вопросами, связанными  с  поддержанием  воинской  дисциплины  в  вооруженных
силах, он закричал: "Сейчас же пошлите за командиром корпуса, сорвите с него
погоны и бросьте в тюрьму! Это он во всем виноват!"
     Такова была атмосфера на совещаниях у Гитлера. Зная его характер, я  не
удивился, когда он наотрез отказался  выслушать  очередную  мою  просьбу  об
отводе 6-й армии. Он с недоверием и пренебрежением относился к донесениям из
группы  армий  "Б"  и  6-й  армии,  командующие   которых,   сознавая   свою
ответственность, пытались обратить его внимание на серьезность сложившейся у
Сталинграда обстановки. В этих донесениях они  высказывали  предположения  о
возможном ходе событий в зоне боевых действий и требовали отвода 6-й  армии.
Гнев Гитлера усиливал его упрямство.
     Через несколько часов,  полагая,  что  Гитлер  уже  пришел  в  себя,  я
попросил у него личной аудиенции. На этот  раз  я  хотел  добиться  от  него
положительного решения двух вопросов. Во-первых,  я  надеялся,  что  если  я
представлю Гитлеру  фактические  данные  о  реальной  обстановке  и  выводы,
сделанные на основании изучения этой обстановки, и если  при  этом  меня  не
будут прерывать шептуны из его личного окружения, то мне удастся убедить его
отвести  6-ю  армию,  Во-вторых,  я  хотел  доказать  ему,  что   обвинения,
выдвинутые против командира танкового корпуса "X",  не  оправданы  и  должны
быть отвергнуты {Командиром 48-го танкового  корпуса  был  генерал-лейтенант
Гейм. (Прим. ред.)}.
     Гитлер спокойно принял и внимательно выслушал меня. Я рассчитывал,  что
мой доклад увенчается успехом. Когда я обрисовал обстановку и возможный  ход
будущих событий, Гитлер, который на этот раз не прерывал меня,  обещал,  что
он снова рассмотрит свое решение  со  всей  тщательностью  и  хладнокровием.
Затем я вернулся к вопросу о командире  корпуса.  Я  сказал:  "Хотя  военные
трибуналы не входят в компетенцию начальника генерального штаба, я хотел  бы
кое-что  сказать  о  командире  танкового  корпуса  "X".  Жесткое  выражение
появилось на лице Гитлера, но я продолжал: "Я вмешиваюсь в это  потому,  что
считаю данный вопрос оперативным, поскольку он связан с ведением операций на
Восточном фронте. Как начальник генерального штаба, я считаю,  что  генерал,
который  допустил  ошибки,  имевшие  губительные  последствия,  должен  быть
привлечен к ответственности. Но прежде чем судить его, нужно  доказать,  что
он действительно виновен. А с этим генералом дело  обстоит  совсем  не  так:
обвинения против него  целиком  основаны  на  предположениях".  Я  предложил
передать дело в военный трибунал, который занялся  бы  проверкой  фактов.  Я
предложил Гитлеру членами этого трибунала назначить  генералов,  которым  он
полностью доверял. Гитлер подумал и затем сказал: "Хорошо, я это сделаю".
     К сожалению, мои успехи оказались эфемерными. Когда я снова  встретился
с Гитлером, он сказал мне: "Я тщательно рассмотрел обстановку у Сталинграда,
и мое  решение  остается  неизменным.  Отход  6-й  армии  исключен".  Трудно
сказать, самостоятельно ли пришел Гитлер к этому решению или  под  давлением
фельдмаршала Кейтеля и генерала  Йодля.  Но  факт  остается  фактом:  он  не
посчитался с мнением начальника генерального штаба сухопутных сил.
     Что касается командира корпуса, то  Гитлер  нарушил  данное  мне  слово
после  своего  продолжительного  разговора   с   Кейтелем.   Он   подтвердил
первоначальное решение, необдуманно принятое в  пылу  гнева.  В  присутствии
Гитлера  теперь  не  разрешалось  даже  упоминать  фамилию  этого  генерала.
Несколько месяцев командир корпуса провел в тюрьме, а затем был разжалован в
рядовые. Трибунал не заседал, так как на нем раскрылось бы,  кто  виноват  в
провале контратаки танкового корпуса. В  начале  декабря  до  сведения  всех
высших  генералов  был  доведен  приказ  Гитлера,  в  котором  перечислялись
проступки, якобы совершенные командиром корпуса.

       Русские клещи сомкнулись

     На фронте обстановка с каждым часом ухудшалась. К исходу  третьего  дня
этого  грандиозного  зимнего  сражения  стало  неизбежным  соединение   двух
группировок   русских   войск,   наступавших   навстречу   друг   другу,   а
следовательно, и окружение 6-й армии. Штаб 6-й армии находился как раз  там,
где должны были сомкнуться русские  клещи.  Командующий  армией  попросил  у
Гитлера разрешения передвинуть штаб на запад, но эта просьба так и  осталась
без ответа.
     Главное командование сухопутных сил ежедневно составляло  коммюнике,  в
которое Гитлер обычно вносил свои поправки. В первый день сражения коммюнике
гласило: "Противник перешел в наступление, в котором участвуют крупные  силы
пехоты,  поддерживаемые  танками".  На  третий  день   в   нем   говорилось:
"Юго-западнее Сталинграда и в большой излучине Дона Советам удалось прорвать
нашу оборону, так как они безжалостно бросили в бой огромные массы  войск  и
боевой техники".
     Вечером  22  ноября  главное  командование  сухопутных   сил   получило
радиограмму  от  командующего  6-й  армией.  В  ней  сообщалось,  что  армия
окружена. Гитлер по радио приказал 6-й  армии  занять  круговую  оборону,  а
командующему и его штабу остаться в Сталинграде. Итак, окружение наших войск
в районе Сталинграда  завершилось.  На  остальных  участках  фронта  русские
продолжали безостановочно продвигаться вперед.
     На мой взгляд, русское верховное командование основывало свои планы  на
следующих  предположениях.  Как  подсказывал  ему  опыт  прошлых  боев,  6-й
немецкой армии и всем другим частям, окруженным в районе Сталинграда,  будет
приказано стойко оборонять занимаемые  ими  позиции.  Они  не  смогут  долго
сопротивляться и автоматически попадут в  руки  русских.  Поэтому  сразу  же
после завершения окружения русские войска будут стремиться, вероятно,  не  к
ликвидации окруженной группировки, а к предотвращению  ее  деблокирования  С
этой целью они будут стремиться как можно быстрее отодвинуть немецкий  фронт
возможно дальше на запад, чтобы создать таким  образом  максимальный  разрыв
между окруженной армией и основными немецкими силами.
     План  был,  несомненно,  правильным,  и  теперь  русские  приступили  к
реализации его на практике. По  группе  армий  "Б"  противник  наносил  один
мощный удар за другим, и она вынуждена была отступать все дальше и дальше на
запад. Чтобы увеличить масштабы своей победы,  русские  во  второй  половине
декабря атаковали итальянцев, в январе венгров и, наконец, нанесли  удар  по
2-й немецкой армии, находившейся левее венгров. Они продвинулись глубоко  на
запад. Все обернулось именно так, как я  и  предсказывал  Гитлеру  во  время
продолжительной беседы с ним, когда я был только что назначен  на  должность
начальника генерального штаба сухопутных сил.

     "Крепость" Сталинград

     В одном из первых приказов Гитлера, отданном  вскоре  после  того,  как
сомкнулись русские  клещи,  говорилось:  "Войска  6-й  армии,  окруженные  в
Сталинграде, впредь будут именоваться войсками крепости Сталинград".
     Так одним росчерком пера район окружения  превратился  в  крепость,  по
крайней мере в воображении Гитлера. Вероятно, некоторые  наивные  люди  были
обмануты этой хитростью,  но  военные  штабы,  войска,  да,  по-видимому,  и
противник знали, что такое "крепости" Гитлера.
     Это был обычный метод ведения им психологической войны. Призывая к себе
на помощь слово "крепость",  Гитлер  надеялся,  что  одним  выстрелом  убьет
нескольких зайцев. Противник будет обманут,  считая  Сталинград  укрепленным
районом, способным отразить атакующие  русские  войска.  Немецкие  войска  в
Сталинграде будут думать, что они находятся в крепости,  которая,  будучи  в
состоянии выдержать долгую осаду, спасет их от тяжелых  потерь.  Гражданское
население будет введено в заблуждение историческими мемуарами  о  героически
обороняемых  героически  и  деблокируемых  крепостях.  Таким  образом,   мир
забудет, что немецкая армия была окружена вследствие неумелого  планирования
высших штабов, ибо "крепость" Сталинград была крепостью только по названию.
     Гитлер был без ума от своего изобретения. Говоря о нем мне, он сиял  от
удовольствия и, очевидно, ждал, что и я буду в восторге.  Но  я  сказал:  "В
доброе  старое  время  крепостью  называлось  фортификационное   сооружение,
которое было результатом долгих подготовительных работ. Когда  строительство
фортификационных сооружений заканчивалось, в  крепости  создавались  большие
запасы продовольствия и боеприпасов. Сталинград не имеет ни фортификационных
сооружений, ни запасов предметов снабжения.  Кроме  того,  цель  крепости  -
отвлечь большие силы противника своими сравнительно небольшими силами. С 6-й
же армией дело обстоит как раз наоборот".
     Но даже в таком мелком деле, как вопрос с названием, Гитлер не  выносил
критики. Мои замечания только рассердили его,  и  он  остался  верен  своему
изобретению. Генералы и  солдаты  внутри  Сталинградского  котла  по  вполне
понятной причине были раздражены тем, что им присвоено такое напыщенное,  но
ничего не значащее название. Никаких других последствий выдумка  Гитлера  не
имела.
     Район окружения протянулся на 40 километров с запада на восток и на  20
километров - с севера на юг. Это была голая  степь  с  редкими  деревцами  и
кустарниками.  Здесь  находилось  несколько   деревень   и   большая   часть
Сталинграда (меньшая часть города оставалась еще в руках русских). Восточная
граница района окружения проходила по правому берегу  Волги.  Большая  часть
фронта, созданная недавно, в результате прорыва русских с севера и юга, была
совершенно не укреплена. Оборонительные сооружения там должны были строиться
в невероятно  трудных  условиях  снежных  метелей,  сильных  морозов,  почти
полного отсутствия строительных материалов. Физическое напряжение командиров
и солдат достигло крайних пределов. В таких условиях и была создана круговая
оборона.
     В котле находилась основная  масса  20  немецких  дивизий  и  некоторые
подразделения двух румынских дивизий.  Кроме  того,  там  находились  части,
приданные  6-й  армии  главным  командованием  сухопутных  сил,  такие,  как
инженерные, артиллерийские, дивизионы штурмовых  орудий,  части  организации
Тодта, а также штабы пяти армейских  корпусов  и  штаб  6-й  армии  генерала
Паулюса. ВВС были представлены несколькими подразделениями корпуса  зенитной
артиллерии и техническим персоналом.  Запасы  продовольствия  и  боеприпасов
были  невелики,  но  особенно  не  хватало